Аморфия передвинул одну из своих катапульт на восьмиугольной доске перед ведущей башней женщины. Прочные деревянные колеса со скрипом и грохотом провернулись на осях, и в комнате запахло свежей пенькой и древесиной.

Дейэль Гилиан чуть наклонилась вперед в своем резном кресле, одной рукой машинально поглаживая живот, другую не отводя ото рта. Задумчиво сдвинув брови, она лизала большой палец. Каюта на борту ОКБ “Желтуха” в точности воспроизводила башню, где она прожила 40 лет. Большой округлый зал, увенчанный прозрачным куполом. Когда стихали звуковые эффекты игральной доски, комната заполнялась шумом дождя. Экраны на стенах по-прежнему демонстрировали плавающих и парящих существ, которых изучала Дейэль во время своего одиночного заключения. Коллекция антикварных диковин и сувенирчиков была размещена в том же порядке, как в башне на берегу моря. В камине жарко полыхал огонь.

Дейэль задумалась, потом взяла кавалериста и передвинула его по доске, раздался стук копыт, запахло конским потом. Кавалерист остановился перед обозом, который никто не защищал, не считая нескольких ополченцев.

Аморфия, сидя на маленьком стульчике по другую сторону доски, передвинул невидимку.

Дейэль порыскала взглядом по доске. Она колебалась: кавалерия взяла обоз почти без потерь.

Аморфия двинул в бой еще одну невидимку. В первое мгновенье Дейэль показалось, что ничего не случилось. Затем она услышала отдаленный грохот, от которого завибрировал пол под ногами. Башня опрокинулась и провалилась в восьмиугольник, точно под воду. Послышались вопли. Облака каменной пыли затмили воздух.

Аморфия поднял виноватый взор.

– Саперы, – сказал он, пожав плечами.

Дейэль вздернула бровь.

– Хм-м, – произнесла она, оценивая новую ситуацию на доске. После потери одной из главных башен крепости путь в ее земли был открыт. Ничего хорошего это не предвещало. – И что же мне остается? Просить о перемирии? – спросила она недовольно.

– А мне? Просить корабль? – спросил аватара. – Ведь я потерял его при посадке на твою планету.

Дейэль ответила со вздохом.

– Видимо, так.

Аватара посмотрел на доску и произнес:

– 78 против ста, что победа на моей стороне.

Она откинулась в громадном кресле, почти утонула в нем, начинала сливаться с резьбой и скульптурами, мощными горельефами, изображавшими дикое переплетение орнамента растений, животных, людей, горных потоков и разливающихся рек, лесов, стада высокогорных коз и утесов, с которых низвергались вырезанные в дереве потоки воды.

– В таком случае, корабль твой, – сказала она и собралась передвинуть другую башню. На лице Аморфии отразилось плохо скрываемое самодовольство.

– Ты счастлива здесь, Дейэль? – неожиданно спросил он.

– Твоими молитвами.

– То есть?

– Да, благодарю тебя, со мной все в порядке, – отозвалась она.

Она все еще держала башню в руке, не решаясь поставить ее на доску. Помолчав немного, она спросила:

– Итак, что же происходит, Аморфия? Ты, наконец, готов мне рассказать?

Некоторое время аватара молча смотрел на нее.

– Мы приближаемся, причем очень быстро, к зоне военных действий. Можно сказать, на всех парах мчимся в самое пекло.

Он пригнулся, чтобы встретиться с ней взглядом.

– Зона боевых действий? – повторила Дейэль, по-прежнему глядя на доску.

– Это война, – подтвердил аватара.

– Но почему? И с кем? Из-за чего?

– Из-за одной маленькой штучки.

– Штучки?

– Да, штучки, не дающей покоя никому в этой галактике и даже во всей вселенной.

– Что ты имеешь в виду?

– Эксцессия, – лаконично ответил аватара. Он был скуп на слова и экономен в движениях. Таким и полагалось быть настоящему эксцентрику.

– Она расположена здесь. На нашем пути. Можно сказать, мы двигаемся сейчас прямиком к ней. Просто ее не видно. Как фигуру Невидимки.

– И кто же воюет за эту “Эксцессию”?

– Культура и задиры. – И он вкратце обрисовал ей ситуацию.

Дейэль вертела в руках фигурку башни, хмуро рассматривая ее, как будто именно в ней и заключалась причина военного конфликта.

Наконец, разобравшись, что дело совсем не в ней, она решилась спросить – потому что боялась дальнейшей правды, которая могла разрушить ее хрупкий замкнутый мирок:

– И что, эта штуковина. Экс… как ты сказал?

– Эксцессия.

– И что, эта Эк-секс-ия действительно имеет такое важное значение?

Аватара ответил грустным, задумчивым взглядом. Затем пожал плечами. Последнее получилось у него особенно убедительно.

– А для тебя лично? – допытывалась она.

Он покачал головой.

– В этом мире многое неподвластно уму, – сказал он, вставая. – Запомни, Дейэль, запомни, девочка, дорогая, ты можешь оставить меня в любой момент. Корабль сделает все, как ты пожелаешь.

– Пока я остаюсь. И когда?..

– Через несколько дней, – сказал он. – Все будет хорошо, и мы еще увидим небо в алмазах.

Он постоял немного, зачарованно глядя, как она вертит в руках маленькую башенку. Затем кивнул, повернулся и тихо покинул зал.

Она не заметила, как он ушел. Склонившись над доской, она поставила маленькую башенку на восьмиугольник, на самый край доски, где берег граничил с голубой каемкой, изображающей море, поблизости от которого, на расстоянии нескольких ходов, разместился плацдарм Аморфии. Она еще никогда не пробовала ставить башенку в такую позицию, ни в одной из их игр. Так она поступила впервые. Доска ответила на этот ход заунывными протяжными криками чаек, плеском волн, вздымавшихся тяжелыми гребнями. Дохнуло соленым ветром – и вот она вновь очутилась там, у моря, и ветер шевелил ее волосы, и ребенок толкался у нее во чреве, пробуждая к жизни.

Она сидела на прибрежной гальке, скрестив ноги, башня высилась у нее за спиной, солнце гигантским защитным экраном погружалось в темное беспокойное море. Она запахнула шаль и провела рукой по длинным черным волосам. Волосы слиплись, свалились в колтуны. Она не пыталась их расчесать, она думала о том, как долго будет длиться процесс, который ждет ее впереди, – и расчесывать ее будет, конечно. Бэр. Она вспомнила, что он мог заниматься этим с утра до позднего вечера.

Волны с шипением перекатывались на гальку и ракушки: казалось, у ее ног дышало исполинское морское животное.

Положив ладони на колени, она закрыла глаза. Соленый ветер заставлял трепетать ее ноздри, волны приходили одна за другой, и ей казалось, что она растворяется в их мерном колыхании: она чувствовала себя частью огромного зыбкого океана. А там, в его глубинах, в его подводных дворцах, как в колыбели, дышал и двигался ее ребенок, ее возлюбленное дитя.

Ее тело, пройдя череду изменений, защищало и кормило ребенка, снабжая его кровью, воздухом и энергией.

Проверив самочувствие младенца и убедившись, что все в порядке, она вернулась из внутреннего мира во внешний, который был таким же нереальным.

В этом мире рядом с ней был Бэр, и он был мужчиной. Он стоял в воде по колено у самого берега в мокром гидрокостюме. Золотые кудри намокли, лицо потемнело от закатного солнца.

– Добрый вечер, – произнесла она, улыбаясь.

Бэр кивнул, выбрался на берег, точно верный дельфин, сел рядом и обнял ее.

– Ты в порядке?

Она положила ладонь на руку, сжимавшую ее плечо.

– Мы оба в порядке. А как Банда?

Бэр рассмеялся, стягивая розовую кожу скафандра.

– Скилпику понравилась идея побродить по земле. Он сказал, что ему стыдно за своих предков, которые вышли из океана, а потом залезли обратно в воду, так как воздух показался им слишком холодным. Он захотел, чтобы мы сделали ему аппарат для прогулок по берегу. Говорят, он сбрендил, хотя никто не против идеи как-нибудь вместе полетать. Я оставил им побольше экранов и увеличил доступ к архивам. Вот что они передали мне – специально для тебя.

Бэр вытащил из кармана гидроскафандра какой-то предметик и положил ей на ладонь.

– Спасибо! – она бережно держала в руках маленькую фигурку, вырезанную из камня. Это был человек, каким он виделся обитателю морских глубин: ноги-плавники, сросшиеся, как у русалки, чуть утолщенное, как у аквариумной золотой рыбки, тело, покатые плечи пловца, тонкая шея и голая голова, напоминающая наконечник торпеды. Очень похоже. Наверное, она сама так выглядит в гидроскафандре. Живот у нее, конечно, сейчас побольше, а бедра вообще-то не такие широкие. По всей видимости, работа Джистиг: чувствовалась рука мастера.

– Похоже на меня?

– Особенно живот.

– Ах, негодяй! – воскликнула она, хлопнув его по мокрому плечу.

Бэр улыбнулся, лучи заходящего солнца сверкали в каплях, оставшихся на его загорелом мужественном лице. Он взял ее за руку, помог встать.

– Пойдем домой. Или так и останешься ночь напролет разговаривать с морем? У нас же гости, ты не забыла?

Она собралась ответить, но вдруг ощутила себя неуклюжей и беспомощной. Заныла спина.

– Ну что?

И они пошли к башне, поддерживая друг друга.