Леффид Исфантелли опустился в кресло перед вице-консулом Тенденции, старательно спрятав крылья за спиной. Вице-Консул смотрел на него тем особенным пустым взглядом, встречающимся у людей, которые общаются по нейродетекторам.

Леффид поднял руку:

– Боюсь, что придется словами, Леллиус, – сказал он – Я удалил нейродетектор перед карнавалом.

– Очень примитивно, – похвалил вице-консул, хмуро кивнув и снова вернувшись к гонкам.

Они сидели в карусели, подвешенной под широкой трубчатой структурой, изваянной в виде паутины: тысячи видимых каруселей свисали под балдахином, как спелые плоды, и были разнообразно соединены с вторичной паутиной мягкими чувствительными кабельными мостами. Внизу открывался вид на гигантские каменные ступени, покрытые растениями и двигающимися фигурками. Все это очень напоминало античный амфитеатр, правда, повернутый набок: то, что там было горизонтальным, здесь стало вертикальным. К тому же каждый ряд сидений еще и мог вращаться независимо. Движущиеся фигуры назывались изнер-мистретлами. Изнеры были двуногими бескрылыми (и почти безмозглыми) птицами, которые бегали, как страусы. Мистретлыжокеи, сидевшие у них за спиной, принимали решение, куда бежать их скакунам. Мистретлы были крошечными и почти беспомощными, но зато сообразительными обезьянами, и их симбиоз с изнерами начался в незапамятные времена на одной из планет Нижнего Смерча.

Состязание симбионтов изнер-мистретлов на протяжении вот уже тысячи лет считалось центральным событием карнавала. Оно проходило на гигантском стадионе-мандале, трасса состояла из ступеней или уровней, которые вращались на различной скорости. Громадный гоночный круг напоминал медленно движущуюся мишень, во всяком случае, таким он казался из космоса прибывающим туристам. В сущности, за это Тир и получил свое название.

Тир был ступенчатым хабитатом. Все его девять уровней вращались с одинаковой скоростью, но благодаря центробежной силе внешние окружности этой мишени обладали большей гравитацией, чем те, что располагались ближе к центру. Сами уровни или круги были разделены на секции и наполнены газами различных типов, с разным уровнем температур. Сложные системы зеркал и реверсионных полей, закрепленные на оси этого мира, в точности регулировали необходимое количество светлого времени в каждом отдельном секторе.

Разнообразие природных сред с одной стороны и симбиоз цивилизаций – с другой были смыслом существования Тира все семь тысяч лет его жизнедеятельности. Имена строителей-основателей Тира стерлись в памяти поколений и потому не сохранились в летописях. Скорее всего, после завершения своей работы они прошли Сублимацию, воплотившись в виде биомеханических синтрикатов, которые исполняли на орбитале функции блюстителей порядка. Они были индивидуально недалеки, но высокоинтеллектуальны коллективно. Их сообщества имели форму маленького шара, покрытого длинными подвижными иглами. Живых клеток в них было меньше, чем даже в ИИ-стах. Синтрикаты приглядывали решительно за всем, но в центре внимания были всетаки машины. За теми же ИИ-сердечниками, например, велось постоянное наблюдение. Умы уже привыкли к такому обращению, но их аватары пугались слишком пристального внимания и редко вступали в этот мир, оставаясь во внешних портовых доках, где чувствовали себя свободнее. Тир, помимо прочего, являлся государством-символом гедонизма, так что к такой небольшой дискриминации в этом мире относились достаточно терпимо.

Гонки изнер-мистретлов проходили на уровне, расположенном выше того круга, где помещалось посольство Гомомданы, и на три уровня ниже Окружной улицы, где обитал Леффид.

– Леффид, – начал вице-консул Гомомданы. Это был полный, массивный самец, его грузное тело, лишь отдаленно напоминающее человеческое, венчала треугольная голова, в каждом углу которой было по глазу, а струящиеся одежды отливали всеми оттенками голубого. Он слегка повернул голову, и теперь два его глаза смотрели на Леффида, в то время как третий следил за гонками.

– Мы не встречались у Гомомданы прошлым вечером? Я что-то не припомню.

– Мельком, – ответил Леффид. – Только успел махнуть вам рукой, но вы были заняты с делегатом Ашпарци.

Вице-консул зашипел, давясь от смеха.

– У него проблемы с плавучестью из-за нового скафандра: автоматика глохнет после удаления “ИИста”. Давление, не держит. Просто ужасно, когда одно из этих газово-гигантских плавучих существ страдает метеоризмом. Ну, да вы с ним встречались.

Действительно, на праздничном балу в Гомомданском посольстве консул суетился возле какого-то существа или механизма, которое Леффид охарактеризовал про себя как небольших размеров воздушный корабль.

– Бывает и хуже.

Леллиус хрюкнул, кивнув.

– Не желаете освежиться?

– Нет, благодарю вас.

– А я, понимаете, запретил себе все транквилгамбургеры и эйфородринки на время карнавала. Теперь локти, можно сказать, кусаю, что поступил так опрометчиво. – Толстяк покачал головой. – “Примитивизм”. Чего не сделаешь ради общества. Думаю, примитивы – это забавно, но “Путь к простоте” лишает нас развлечений, которых и так немного в жизни. – На мгновение он скосил все три глаза в сторону гонок и издал презрительное “Пс-ст!”, имея в виду какого-то недотепу на трассе.

Одна из пар изнер-мистретлей, прыгая, сбила барьер и свалилась на нижний уровень. Парочка вновь собралась в единое целое и рванула вперед, но теперь только неслыханная удача могла привести ее к финишу первой. Леллиус сокрушенно покачал головой и тупым концом стилоса заровнял на восковой дощечке один из номеров.

– Выигрываете? – поинтересовался Леффид.

Леллиус саркастически хмыкнул. Леффид улыбнулся и вгляделся в соревнующихся:

– Не очень-то у них праздничный вид, – сказал он, пытаясь отвлечь внимание собеседника. – Я ожидал большего.

– Мне кажется, устроители гонок относятся к Карнавалу с тем же мизантропическим сомнением, что и я, – сказал Леллиус. – Сколько длится этот карнавал – два дня?

Леффид утвердительно кивнул.

– А я уже устал от него. – Леллиус задумчиво поскреб стилосом за третьим ухом. – Сначала я думал уйти в отпуск на время праздника, но, конечно, мое присутствие оказалось обязательным. Подумать только! Целый месяц балаганного кривляния, визитов и топтания на сцене. – Леллиус вновь тяжело покачал головой. – Нечего сказать, удовольствие.

– Хм-м, – Леффид придвинулся к собеседнику. – Разве вы не натурал Тенденции “Забудь-Обо-Всем”, а, Леллиус?

– Я вступил в Тенденцию в надежде, что это сделает меня более… – Леллиус на мгновение задумался – … подвижным. Да, именно так, подвижным! Я надеялся, что естественный гедонизм таких людей, как вы, разбудит мою сонную флегматичную натуру. – Он вздохнул. – И по-прежнему не теряю надежды.

Леффид оглянулся по сторонам.

– Мы здесь одни, Леллиус?

Леллиус хмыкнул.

– Мой канцелярист-ассистент Номер Три (а попросту – Кант) сейчас, думаю, посещает отхожие места, – прохрипел он, превозмогая одышку. – Сын от законного брака, вероятно, изобретает новые способы выбить из меня побольше денег. Супруга за полгалактики отсюда – если не дальше, – а моя очередная любовница осталась дома, поскольку не расположена. То есть не расположена к тому, что она называет “скучными гонками в птичнике и обезьяннике одновременно”. Так что, думаю, меня как никого другого можно сейчас назвать одиноким. А почему вы спрашиваете?

Леффид придвинулся еще ближе, сложив руки на маленьком вращающемся столике.

– Сегодня ночью я видел нечто странное.

– Эту молодую штучку с четырьмя руками? – подмигнул Леллиус одним из трех глаз. – Надо думать, и других анатомических деталей у нее оказалось в два раза больше.

– Ваше воображение безгранично, – сказал Леффид. – Если вас интересуют подробности, попросите у нее видеозапись. Ее дрон снимал нас в постели.

Леллиус снова хмыкнул и отпил из жестянки с коктейлем.

– Значит, дело не в ней. Что тогда?

– Мы точно одни? – еще раз уточнил Леффид заговорщическим шепотом.

Секунду Леллиус поглядел на него в недоумении.

– Да, мой нейродетектор отключен. Здесь я больше ничего не желаю ни видеть, ни слышать. Ну?

– Я покажу вам. – Леффид одновременно взял из вазочки салфетку и вытащил из кармана рубашки терминал, которым пользовался вместо нейродетектора. Он посмотрел на отметки на инструменте, словно пытаясь что-то вспомнить, затем пожал плечами и сказал:

– Хм-м, терминал: стань, пожалуйста, ручкой…

При помощи полученной таким образом ручки он изобразил на салфетке ряд ромбических иероглифов. Каждый состоял из восьми точек. Закончив, он развернул салфетку перед Леллиусом. Тот внимательно посмотрел на нее и перевел на Леффида вопрошающий взгляд.

– Весьма забавно, – прохрипел он. – И что это значит?

Леффид усмехнулся. Он постучал ручкой по одному из символов.

– Во-первых, это сигнал эленчей, поскольку построен восьмеричным кодом. Первый символ – сигнал 80S. Прочие шесть, почти наверняка, – согласно конвенции – координаты.

– В самом деле? – По интонации Леллиуса нельзя было сказать, что рисунок произвел на него впечатление. – И каково значение этих координат?

– Примерно 73 года отсюда, какое-то место в Верхнем Смерче.

– Ого, – Леллиус хмыкнул несколько громче прежнего, что, вероятно, означало удивление. – Всего шесть знаков для определения?..

– Базируется на последовательности 2-5-6, это легко, сказал Леффид, пожимая крыльями. – Однако самое интересное ГДЕ я увидел сигнал.

– Хм-м? – Леллиус снова глотнул из жестянки и повернулся к собеседнику.

– Я увидел этот сигнал на обшивке легкого крейсера, – понизив голос, сказал Леффид. – Он был вплавлен в броню. – Едва заметно между лезвий…

– Лезвий? – переспросил Леллиус.

Леффид помахал рукой.

– Декоративных. Если бы корабль не подошел так близко к яхте, я бы его ни за что не заметил. И самое интересное, что корабль, скорее всего, не знает о том, что у него светится на броне.

Леллиус некоторое время не сводил взгляда с салфетки.

Затем откинулся в кресле.

– Хм-м, – сказал он. – Ничего, если я включу нейродетектор?

– Не беспокойтесь, – сказал Леффид, – я уже выяснил, что корабль называется “Свирепая Целеустремленность” и прибыл вне расписания в док 807-6. У него небольшая неполадка с двигателем, но не думаю, что это как-то связано со шрамами на его обшивке. Что же касается локации сигнала: это где-то между звездами Кромфалет I/II и Эспери… чуть ближе к Эспери. И больше об этом ничего неизвестно.

Леффид отстучал команду на клавиатуре карманного терминала, и через некоторое время из прибора вырвался луч, мгновенно испепеливший салфетку дотла.

– Итак, – Леллиус выдержал паузу. – Видимо, у эленчей была проблема посложнее, чем та, с которой столкнулся этот корабль задир. – Он покачал головой. – Клановый флот – восемь кораблей – вышел отсюда сто дней назад в экспедицию. В область Смерча.

– Я помню, – подал голос Леффид.

– Имелись, – Леллиус говорил с расстановкой, – некоторые признаки, – так, слухи, – что с экспедицией не все в порядке.

– Ну, – сказал Леффид, опираясь ладонями в стол и собираясь встать с места, – может, это пустяки, но я думаю, стоит обратить на это внимание.

– Хорошо, – прохрипел Леллиус, все так же покачивая головой. – Вовсе необязательно усматривать здесь интерес Тенденции. Последний корабль, который заходил сюда, был судном Саббатиков. Неблагодарный трусливый нахал, моська, но мы могли продать его на Материк.

– Да, старый добрый Материк, – произнес Леффид. “Материк” было обычное в Тенденции обобщающее название для всего, что принадлежало к исконной Культуре. Он улыбнулся. – Ну, что ж…

Он расправил крылья, собираясь покинуть собеседника.

– Не хотите остаться? – иронически прищурился Леллиус. Могли бы заключить пари. Ставлю на то, что вы выиграете.

– Благодарю вас, но я, пожалуй, воздержусь. Сегодня вечером мне предстоит принять гостью, поэтому я должен почистить ножи и перышки.

– Ну, желаю приятно провести время.

– Надеюсь, ваше пожелание сбудется.

– Ах, проклятье! – вырвалось у Леллиуса, когда с нижних ярусов донесся стон трибун: гонка завершилась.

– Не переживайте, – Леффид дружески похлопал вице-консула по круглому плечу и направился к подвесному мосту, который доставил его к основному стволу гигантского искусственного дерева.

– Да, – вздохнул Леллиус, посмотрев на серое пятно пепла, оставшееся на столе от сожженной салфетки. – Скоро здесь начнутся такие гонки – закачаешься!