ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ,
в которой я раскуриваю трубку

– А почему они были вначале такие маленькие, а потом стали большие? – спросил я.

– Потому что вначале они были сразу в очень многих местах, – объяснил Ворон. – А потом они были только здесь, отдохнули и отправились дальше.

– Подарки раздавать?

– Ну не только… – неуверенно сказал Ворон. И – о чудо из чудес! – признался: – Я не очень хорошо знаю, чем они занимаются в новогоднюю ночь и вообще каков их образ жизни. Это Бабушка с ними дружила, и Лада, конечно, тоже. Бабушка даже в гостях у них бывала, но никого из нас с собой не брала.

– В Лапландии?

– Не знаю. Бабушка просила меня не интересоваться этим вопросом, я и не интересуюсь, – сухо ответил Ворон. В переводе это означало: «Не суй свой нос, куда не следует».

Я перестал совать свой нос, куда не следует, и вместо этого занялся трубочкой.

Нет, безусловно, курение вредит нашему здоровью. И Минздрав СССР не зря предупреждал, как теперь предупреждают Минздравы России, Украины и других стран СНГ: курить вредно!

Но…

Есть еще такая вещь, как положительные эмоции. Которые мы получаем не только от того, что полезно для здоровья, но и от того, что и в самом деле вредит нашему здоровью. Должен отметить, что второе чаще приносит нам положительные эмоции, чем первое.

Хотя в некотором роде я личность исключительная, из этого правила я себя не исключаю.

Ах, трубочка, гениальное изобретение человека!

Процесс набивания и раскуривания трубки достоин отдельного литературного произведения со всяческими изысками и словесными выкрутасами: дефицит времени и места не позволяют мне этого, к тому же мешают узкие рамки избранного мною жанра биографических записок. Поэтому я буду краток.

Итак – вот ваша новая, вишневого дерева трубка. Вы берете ее в руки. Некоторое время вертите ее в пальцах и наслаждаетесь ощущением шероховатости обработанного должным образом дерева – удовольствие первое, осязательное.

Вы ее нюхаете: трубка, пока она не обкурена, сохраняет вкусный и теплый запах вишневого дерева – удовольствие второе, обонятельное.

Вы зажимаете мундштук трубки в зубах, и у вас слюнки текут от предвкушения грядущего наслаждения – удовольствие третье, перспективное.

Потом вы вынимаете трубку изо рта. Вы уже получили все удовольствия от нераскуренной и необкуренной трубки, и, собравшись с силами и мыслями, вы приступаете к следующему важному этапу – к употреблению трубки по ее прямому назначению.

Вы распускаете завязки кисета с табаком и вновь некоторое время предаетесь обонятельному наслаждению – вы вдыхаете благородный, чуть кисловатый запах табачных листьев, возросших на щедрой земле Виргинии, или Каролины, или Болгарии, или Украины, или еще на какой-нибудь благодатной и солнечной территории; собранных потом вручную или при помощи табакоуборочного комбайна; высушенных жарким американским, или европейским, или каким иным солнцем, либо в сушилке подогретым воздухом, или заключенным в оцинкованные трубы острым паром; мелко нарубленных ножом-гильотинкой, или же измельченных на специальной табакодробилке; смешанных с чайным листом, или сорной травой, или оберточной бумагой, изрубленными еще более мелко – какая разница? Эффект достигается в любом или почти любом случае.

Затем вы осторожно, двумя пальцами, берете щепоть табачной высококачественной смеси и помещаете ее в выемку, специально выдолбленную в головке трубки – в чашечку. Вы приминаете табак – только специалисты этого дела могут примять табак правильно, чтобы трубка раскурилась почти сразу, чтобы не пыхтеть долго и упорно, сжигая без счета ставшие с недавних пор дефицитными спички. И это умение, как никакое другое, дается вам после долгих упражнений; и вот вы набили чашечку трубки табаком, и наступает самый ответственный момент – вы начинаете раскуривать трубку.

Вы снова зажимаете гладкий мундштук в зубах. Теперь вам не до получения третьего, перспективного, удовольствия – вы слишком заняты, чтобы наслаждаться. Вы чиркаете спичкой о боковинку коробка и подносите горящую спичку к трубке – спичка гаснет. Вы мысленно чертыхаетесь – чертыхнуться вслух вам мешает зажатый в зубах мундштук – и повторяете операцию. С третьего раза вам удается поднести спичку к трубке, и вы изо всех сил начинаете пыхтеть – прогонять воздух сквозь табачную смесь в чашечке трубки с целью обеспечения воспламенения. С непривычки, а также вследствие волнения вы забываете, что воздух надо тянуть в себя, вдыхать, а не выдыхать, но вы с силой дуете в отверстие чубука, и табачная смесь вылетает под давлением воздушной струи из чашечки, обсыпая вам грудь и колени. Вы повторяете весь процесс сначала – от момента взятия пальцами щепотки табака и до момента сосредоточенного пыхтения. На третий или четвертый раз вы добиваетесь успеха, табак в трубке начинает тлеть, испуская клубочки синеватого, сизоватого ароматного дымка – удовольствие четвертое, зрительное; вы вдыхаете дым – и, закашлявшись, поперхнувшись дымом, слюной и теми особыми веществами, которые вырабатываются в вашем рту под влиянием табачного дыма, содержащего никотин, оксиды, смолы и прочие вредные химические отравляющие вещества, вы роняете трубку из внезапно ослабевших пальцев, сгибаясь пополам от влекущего вас неудержимо к рвоте кашля. Трубка разбивается надвое или даже на большее количество кусков, и вы с тоской глядите на обломки и сожалеете, что не сдержались, что ваш организм не справился с таким утонченным удовольствием, и ждете следующей оказии, когда вам снова доведется подержать в пальцах новую не обкуренную еще никем трубку вишневого дерева с янтарным мундштуком, внутри которого сидит такая симпатичная искусственная мушка…

Удовольствие от раскуривания трубки может сравниться только с удовольствием от процесса варки кофе по-турецки (с последующим употреблением, разумеется).

Однако мне – в моем котином обличье – часть удовольствий была недоступна. Если обонятельное и вкусовое удовольствия я еще мог с грехом пополам получить то сам процесс ощупывания трубки и набивания ее табаком был для меня недосягаем. Ну как, скажите, я мог повертеть трубку в пальцах и насладиться ее шероховатостью, если как раз пальцев у меня и не было, а были когти и покрытые шерстью лапы с твердыми и не ощущающими почти ничего подушечками? Я даже щепоть табаку захватить своими когтями не мог, и мне помог набить трубку Домовушка, который, как оказалось, когда-то курил, пока не прочел в журнале «Здоровье» о пагубности этой привычки.

Домовушка набил для меня трубку по всем правилам, потом протянул ее мне, даже и спичку зажег. После первой же моей попытки раскурить трубку он отобрал ее у меня и раскурил сам. И покурил немножко, со смаком вдыхая дым, показал, и как пускать колечки. А потом протянул трубку мне. Трепетной лапой я взял трубку, сунул ее в рот, вдохнул дым… – и закашлялся, и упустил трубку из внезапно ослабевших лап, и трубка разлетелась на две половинки: мундштук отдельно, а чубук с головкой – отдельно.

Я чуть не расплакался от огорчения.

– Экий ты… Ерема-кулема, – с досадой сказал Домовушка. – Ну дак ничего… Поправим.

Он соединил две части изолентой. Трубка много потеряла во внешнем виде, зато ею можно было пользоваться. Мы воспользовались – все по очереди, кроме, естественно, Паука, для которого эта трубка была великовата, и Рыба, который считал, что курение несовместимо с его статусом преподавателя (хоть и бывшего). Разумеется, Петух тоже не участвовал в нашем развлечении, потому что, откукарекав положенное число раз, наклевался вдоволь праздничных яств, уселся на спинку кресла и уснул.

Наступил уже рассвет.

И пришла Лада.