ГЛАВА 4
Ночка обещала быть напряженной. И не только потому, что нам предстояла охота на лича, но и потому, что большую часть времени до полуночи пришлось потратить на разборки между практикантами. Марджет никак не могла взять в толк, зачем ей надо было меняться местами с бабкой и куда девать старушку. А Зимовит наотрез отказывался спать на полу у входа. Кроме того, вредная девица закидала всех цитатами из лекций и научных трудов на тему оживших мертвецов вообще, и личей в частности.
— Может быть, раз такая умная, сама возглавишь охоту? — прошипел вконец раздосадованный я. — А я, так и быть, посплю на печи. Утром разбудит… тот, кто останется в живых.
Угроза подействовала. Практиканты угомонились. В избушке наступила тишина. Ее нарушало только шуршание в подпечке домового, да ворчала что-то Марджет, не привыкшая спать на печи. С одной стороны ей жестко, с другой — горячо, с третьей — поддувает… Мы, втроем улегшись на полати — бабку задвинули к стеночке, — какое-то время терпели ее возню и бормотание, потом я приподнялся на локте:
— Слушай, ты или заткнись, или давай к нам, вниз.
— Куда «к вам»? — С печи свесилась растрепанная голова.
— Вот сюда. — Я отодвинулся, освобождая место между собой и Зимовитом. — Тут тепло, мягко и…
Ответить девушка не успела. Снаружи послышался грохот, словно упало что-то большое. Испуганно заржали лошади. Им ответил пес из-под крыльца.
Пискнув, Дорис-Марджет полезла прятаться под одеяло, а дверь содрогнулась и внезапно слетела с петель и рухнула на пол.
В дверном проеме возникла долговязая фигура тощего старика, закутанного в грязно-белый саван, как в плащ.
— А-а-а-а! Вот ты где? — возопила фигура и, воздев руки, ринулась вперед.
Скажу сразу: все могло закончиться по-другому. Мы были го-то-вы! На полу ждала своего часа пентаграмма, активированная человеческой кровью — Марджет пожертвовала несколько капель из вены, под подушкой лежал обрядовый нож, рядом — раскрытая на нужной странице книга заклинаний. Все углы и щели в доме посыпали толченой петрушкой. Даже черного петуха у соседей ухитрились раздобыть. В общем, мы не учли одной мелочи. А именно Зимовита.
Парень лежал с краю полатей и дрых самым бессовестным образом. Ему и так досталось: сначала весь день в седле, потом пришлось накосить травы, вычистить лошадей и задать им корм, затем починить у козы загончик… Черного петуха у соседей тоже пришлось ловить ему.
В общем, человек устал и еле дополз до подушки, уснув сразу, едва лег. И самым бессовестным образом проспал бы до утра, если бы не появление колдуна и наши активные действия.
Пентаграмма должна была сработать по принципу мышеловки, заперев внутри лича. Но, как я уже говорил, справиться с этой разновидностью нежити очень сложно. Колдун проскочил через пентаграмму, которая сработала с опозданием. Вспыхнул мертвенно-желтый свет, запахло вереском и гарью. Получивший магический разряд в спину, лич зашатался и рухнул на нас с Зимовитом, протягивая дрожащие руки вперед:
— А-а-а! Вот я тебя-а-а!
Бедный Зимовит! Он только-только задремал, а тут на тебе — на него падают посторонние мужики и орут благим матом! Спросонья не разобрав, что к чему, студент выматерился, размахнулся и от души врезал личу по уху.
Колдуна смело. Отлетев назад, он рухнул на активированную пентаграмму и отчаянно задергался и завопил так, что уши заложило. Ему вторили перепуганная бабка — шутка ли, мертвые колдуны по избе скачут и орут дурными голосами! — и Марджет, которая, вместо того, чтобы начать начитывать нужное заклинание, принялась визжать.
Естественно, защита пентаграммы без заклинания не сработала, и колдун вскочил на ноги. От его савана и одежды разило гарью, он весь дымился, местами обгорел, а кожа лопалась и отслаивалась, обнажая тухлое мясо. Но и Зимовит тоже разозлился.
— Меня будить! — взвыл он, схватил свой меч и, в нарушение всех инструкций, ринулся на нежить с оружием наперевес.
— Стой! Куда?
Но было поздно. Лича не убить обычным оружием, и меч студента только кромсал мертвую плоть, оставляя длинные зарубки. Колдун пытался уворачиваться, пробовал колдовать, но, поймав защитным амулетом первый разряд боевой магии, парень не упал навзничь, а только разозлился еще больше.
— Да я ж тебя… Пор-рву гада!
Нервы — или что там оставалось у мертвеца — не могли этого выдержать. Марджет наконец вспомнила о своих прямых обязанностях и начала начитывать заклинание, заново активируя пентаграмму. Исполосованный мечом колдун — будь живой человек, кровь хлестала бы ручьями — не мог выдержать двойной атаки и, с легкостью прорвав защитный круг, ринулся бежать.
Он побежал, как самый обычный смертный, закрывая голову руками и голося так, что по всей деревне отозвались воем собаки. Рыча от ярости, впавший в азарт Зимовит преследовал его по пятам.
Я еле успел протиснуться в дверь за пару секунд до того, как из избы стрелой вылетел лич. Где его похоронили, нам узнать не удалось, деревенские обещали показать нам местный могильник при одном условии: если мы согласимся остаться там навсегда, под тремя соседними холмиками. Посему требовалось как можно скорее перекрыть мертвяку пути к отступлению.
Уже под покровом ночи мы с тем же многострадальным Зимовитом обошли деревню и кое-где на заборах и стволах деревьев намалевали защитные знаки, используя для этого лошадиную кровь. Открытым оставался только один проход. Там заранее был привязан мой мерин.
Избиваемый студентом лич был уже близко, когда я добрался до места и от души полоснул ножом по конской шее, оставив на темной шкуре длинную царапину.
Мерин у меня серой масти, в ночи кажущейся белой. Кровь из царапины тягучими темными каплями повисла на шее, конь пронзительно заржал, и лич отпрянул, словно налетев на невидимую стену.
— Властью, данной мне, — начал торопливо начитывать я, — светом и тьмой, ночью и днем, призываю тебя…
— Не-е-ет!
Лич дернулся в сторону. Он был в ловушке — защитные знаки тут и там не давали ему уйти.
Привлеченные шумом, в домах закопошились люди. Послышались голоса, за высокими заборами загорелись факелы. Надо было кончать с личем как можно скорее, пока он не кинулся на людей.
— Огнем его!
Из избы выскочила Марджет, держа в одной руке книгу, а в другой — горшок с углями из печи. Увернувшись от очередного взмаха меча Зимовита, колдун в два прыжка добрался до колодца, сруб которого торчал посреди деревни, и головой вперед приготовился сигануть вниз.
— Лови!
Бросив меч, Зимовит в прыжке попытался настигнуть свою жертву и схватил его за ноги. Колдун завыл, ныряя в колодец, и мы с девушкой кинулись спасать парня, пока его не утянуло в иной мир. Я — за одну ногу, Марджет — за другую, упираясь, сопя и пыхтя, ибо колдун оказался неожиданно тяжелым.
Наконец внизу что-то хрустнуло, Зимовит задергал ногами, вырываясь из рук спасателей, и мы кое-как перевалили его через край колодца, сами упав рядом. Студент лежал на спине, уставившись взором в видневшееся между деревьями звездное небо.
— Ушел, гад! — энергично высказался он, добавив пару крепких выражений. Мне захотелось тоже выматериться, так скверно я давно себя не чувствовал. Утешало одно: все-таки личи действительно непобедимы. А мы заставили его удирать!
— Ничего, — следующие слова Зимовита прозвучали бодрее, — он меня надолго запомнит! Да и я его подарочек — тоже.
К груди парень трепетно прижимал пару сапог.
— Это что такое?
Студент сел, при свете звезд внимательно осмотрел находку.
— С колдуна свалились, — объяснил он. — Я так крепко за них держался, что он из сапог вывалился и ушел, а вы меня вытянули… А хорошие сапоги! Почти новые, с подковками. От земли отчистить — и носить можно. Как раз мой размерчик! — Он приложил подошву одного из них к своей собственной обуви.
— Это крайне опасно и безответственно! — заявила Дорис-Марджет, садясь рядом. — Отдай немедленно! У покойников ничего никогда нельзя брать, особенно у таких. Ты что, лекций не слушал? Верни, кому сказала!
— Фигушки! — Зимовит всерьез начал переобуваться. — Во-первых, такие новые сапоги покойнику все равно без надобности. Во-вторых, это не подарок, а честно добытый боевой трофей. А в-третьих… в-третьих, я ему свои отдам, на память!
И действительно швырнул свои сапоги в колодец.
Девушка задохнулась от возмущения и обратила на меня горящий праведным негодованием взор. А что я? Из домов потихоньку начали выглядывать лопушане, и шестое чувство подсказывало мне, что снятые с покойника сапоги могут оказаться нашим единственным гонораром, едва местные жители узнают, что теперь плавает в их колодце.
Тем временем где-то…
В замке наступили нерадостные дни. Заболела Бланка.
Девушка так и не сумела полностью оправиться от потрясения, которое испытала, обнаружив покойницу в своей постели. То есть от померещившейся ей покойницы, ибо, когда на ее крики сбежались люди, в спальне никого не было. Но Бланка с тех пор твердила о мертвой женщине, которая лежала рядом с нею. Не помогали ни увещевания матери, ни угрозы отца, ни насмешки брата. К вечеру у нее начался озноб и жар. Ее так трясло, что леди Анна опасалась самого худшего.
Наутро из города привезли целителя, который пустил бедняжке кровь, поставил припарки, растер грудь и ладони какой-то мазью и оставил целый чан лекарственного травяного настоя, приказав поить больную только этим, разбавляя пополам с вином.
Жар спал, но лучше Бланке не стало. Сон ее был неспокойным — девушка металась, что-то кричала и бредила, выкрикивая бессвязные слова. Целитель приезжал вторично, опять пускал кровь, опять ставил ей припарки и поил какими-то настойками. Но ничего не изменилось.
Леди Анна не отходила от постели дочери. Она же зорко следила за тем, чтобы вокруг не крутились посторонние. Когда дела заставляли ее на время оставить пост возле Бланки, она запирала девушку на ключ. Возвращаясь в покои дочери в очередной раз, графиня заметила стоявшего у окна виконта Ламберта.
— Вы здесь? — холодно поинтересовалась она.
— А где мне еще быть? — вопросом на вопрос ответил тот.
— Где угодно, только не здесь. Замок большой, — неприязненно ответила леди Анна. — И он не ваша собственность, чтобы вы могли бродить, где вздумается!
— Но призраки, которые преследуют леди Бланку… — Заметив, что женщина уже поворачивает в замке ключ, виконт Ламберт подошел ближе.
— Мою дочь? — Леди Анна остановилась в дверях. — Преследуют призраки? Сударь, что вы несете? Да, Бланка что-то говорила о привидениях, но я более чем уверена, что в замке нет…
В это время она приоткрыла дверь.
Поскольку девушка теперь отчаянно боялась темноты, подле ее постели постоянно стояли зажженные свечи. Служанке вменялось в обязанность следить, чтобы ни одна не погасла. Целитель распорядился добавлять в пламя порошок целебных трав, уверяя, что от этого дыма очищается воздух и проясняется разум. Свечи горели и сейчас, озаряя незнакомую фигуру. Высокая женщина стояла в ногах больной и, опустив голову, смотрела в ее лицо.
— О, боги!
Словно только сейчас заметив, что она не одна, незнакомка выпрямилась, одарила людей холодным косым взглядом и исчезла.
Как я и предполагал, лопушане обрадовались результатам ночного колдовства лишь частично. Большинство пребывало в уверенности, что колдун теперь кинется мстить, и лишь немногие оптимисты твердили, что мстить он будет не деревенским, а именно заезжим борцам с темными силами, так что трем некромансерам следовало убираться подобру-поздорову. Хорошо еще, черного петуха забрать позволили.
— Ничего-ничего, — старался подбодрить я студентов. — В данном случае главное не гонорар, а практика. Кто еще из ваших сокурсников сможет похвастаться тем, что видел настоящего самородного лича и сумел уйти от него живым? Да еще и ужин у нас есть!
«Ужин» смирно сидел в холщовой сумке у седла Марджет и лишь время от времени принимался копошиться.
— Что такая кислая, студиозус Крама? — обратился я к девушке. — Петуха жалко? Мы с Зимовитом его сами зарубим, ты только поджаришь.
— Я… — грудь студентки колыхнулась от тяжкого вздоха, — образцы для анализа взять не успела.
— Что? Какие образцы?
— Ну, исследовать ткани лича — как они трансформируются, что он представляет собой в материальном плане. — Она понемногу оживала. — Это же так интересно! Ведь никто не исследовал личей, никто не занимался изучением их физиологии. А вдруг…
— Отставить! — Я живо представил, как неугомонная любительница науки возвращается в деревню и пытается спуститься в колодец за «лабораторным материалом». Да ее там же и прикопают! — У вас тема совсем другая. Личинки упырей и…
— Вот именно что «личинки»! А что, если совпадение названий не случайно? А что, если…
— Студиозус Крама, — пришлось слегка повысить сорванный накануне голос, — давно установлен факт, что название «лич» образовано от слова «личность», но никак не от «личинка»! Вы хорошо слушали лекции?
Девушка потупилась и что-то пробормотала, что можно было истолковать и как «слушала», и как «слышала».
Большая часть следующего дня сильно напоминала классическое «Подайте, люди добрые, кто сколько может. Сами мы не местные!» До заката удалось объехать три деревушки и два хутора, где у ворот мы спрашивали, нет ли где для заезжих некромантов хоть какой-нибудь работы. Работа находилась — а как же, в деревне постоянно надо что-то делать, — но чаще всего гостям предлагали починить забор, наколоть дров, вычистить хлев, помочь убрать ячмень. Упыри никого не беспокоили, нечисть под окнами не шастала, покойники из гробов не вставали, подозрительные тела в овраге не находили. Даже привидения отсутствовали как назло. Лишь однажды нас попросили усмирить разбушевавшегося банника, который вот уже две седмицы мешал людям нормально смывать трудовой пот. То камнями заложит дымоход, то кипяток опрокинет прямо на ноги, то воду из кадки выльет. Парочка коротких заклинаний, небольшая жертва в подполье, вырезанный над дверью охранный знак — и все дела.
За частично убранным полем показалось еще одно большое село. На соседнем холме высилась рощица, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся местным жальником, заросшим деревьями. На развилке стояла часовня, а среди строений три или четыре дома выделялись размерами. У двух обнаружились пристройки — лавка и постоялый двор.
— Богато живут, — потер я руки. — Можно надеяться на заработок. Или хотя бы на хороший ужин.
В мешке Марджет трепыхнулся кандидат в бульон. С некоторой тоской подумалось, что коль так пойдет и дальше, на одно животное черной масти в доме будет больше.
— И вот так всегда? — с некоторым разочарованием протянула девушка.
— Что всегда?
— Ну, всегда приходится рыскать по полям и лесам в поисках работы? — Перспектива всю оставшуюся жизнь проводить в седле студентку явно пугала.
— Нет. Обычно работа сама нас ищет. А мы сидим и ждем, когда что-то появится. А в этот раз…
— В этот раз она нас испугалась, — проворчал Зимовит.
— Ага. Особенно когда она увидела, как ты заборы чинить умеешь.
— Отставить перепалку! — прикрикнул я, прежде чем между студентами вспыхнул спор. — Если и здесь ничего не отыщется, завтра утром возвращаемся в Большие Звездуны.
Откровенно говоря, я так и так собирался домой. Две ночи провести вне городских стен — даже не две, а все три, если учесть, как далеко мы забрались, — это уже опасно для некроманта под домашним арестом. Будем надеяться, что мэтр Куббик меня прикроет. И найденная и нейтрализованная нежить будет отличным оправданием… если, конечно, мы ее найдем.
Мы ее нашли. Оказывается, в округе завелся то ли оборотень, то ли упырь, и староста решил, что по завершении страды отправит в город весточку. Людей «обаратинь» пока не ест, но куры и кролики пропадают. Несколько раз его видели — ночью мужики замечали крупную собаку, которая разгуливала по проселку. Когда зверя вспугнули в последний раз, он встал на задние лапы, передними перекинул за плечо мешок, который до этого волочил по земле зубами, и бегом умчался в сторону жальника. Кивали на старуху, которая умерла этой весной — дескать, бабка после смерти превратилась в чудовище. Сходили на жальник, раскопали ее могилу, забили в гроб кол, — однако оборотень никуда не делся.
— Вот это и есть настоящее дело! — Несмотря на сумерки, мы решительно направились к жальнику. — Оборотень — раз, упырь — два…
— Не было разговора про упыря, — напомнила дотошная Марджет.
— Потревоженный покойник очень часто становится упырем, если нейтрализовать его берутся не знакомые с правилами люди.
— А разве осиновый кол в грудь не средство нейтрализации упырей?
— Осиновый кол в грудь нейтрализует кого угодно. Даже тебя! Другое дело, что оборотни невероятно живучи, и если не пробить сердце, а просто бросить раненого полузверя умирать, он может через некоторое время зарастить рану. Недостаточно просто вогнать между ребер колышек, этим колышком тело надо пригвоздить к земле, лишив упыря или оборотня возможности встать. Кроме того, надо знать, куда бить. Оборотня бьют в сердце, а упыря?..
— В солнечное сплетение! — отчеканила девушка.
— Правильно. Ибо у упырей мозг мертв, и все функции управления телом берет на себя именно солнечное сплетение. Оно, если так можно выразиться, перерождается в новый мозг во время личиночной стадии. А осиновым колом его разрушают и заодно лишают упыря подвижности.
Рука невольно коснулась груди. Два года назад мне на собственной шкуре пришлось испытать, каково это — перерождаться в упыря при жизни. Благодаря своевременной помощи мэтра Куббика и моей природной живучести — и еще благословению супруги! — я выжил и приобрел некий иммунитет. Теоретически, если опять цапнет какая-нибудь тварь, отделаюсь легким испугом. А ведь тогда от осинового кола в грудь меня отделяло всего ничего!
За разговором добрались до жальника. Был он старым, занимал почти весь холм. Плетень огораживал его только со стороны поля, чтобы не занимать пахотные земли. Могилы были выкопаны как попало — ни дорожек, ни проплешин. Так что пришлось оставить лошадей у плетня и дальше тащиться пешком, взвалив на себя припасы. Деревья приветственно шелестели листвой.
— А что мы будем делать, мастер? — на ходу поинтересовался Зимовит.
— Сначала осмотрим могилу этой бабки и нейтрализуем ее личинку, если в том возникнет нужда. Заодно Дорис…
— Марджет!
— Хорошо — студиозус Крама возьмет образцы тканей для дипломной работы. После этого поищем оборотня. Понятно?
— А если мы его не найдем?
— Ну, по крайней мере, спугнем. На несколько дней он затаится, а потом поселяне пришлют в Звездуны гонца с заказом.
Могилу бабки-«упырихи» нашли быстро. Еще бы не сыскать, когда она оказалась единственная раскуроченная! В этом году на селе умерло мало народа, нашлось всего три свежих холмика, и один из них был засыпан кое-как, а деревянная «домовинка» — маленький сруб-надстроечка — торчал косо.
— Кажется, здесь. — Я огляделся и кивнул студентам. — Приступайте! Студиозус Крама очерчивает защитный круг и готовит нейтрализующие заклинания. Студиозус Ллойда раскапывает могилу и…
— А чего сразу я? — Зимовит сделал шаг назад и на всякий случай спрятал руки за спину.
— Отставить споры! Приступайте!
Сам я присел на соседний холмик, глядя на работу подопечных.
Зимовит хорошо поднаторел на сельхозработах — если не получит диплом некроманта, может смело идти в батраки, а когда встанет на ноги, станет хуторянином. Парень он рукастый, жаль, что умом не блещет. Пока его напарница очерчивала защитный круг, готовила порошок, рисовала пентаграмму, располагая ее по звездам, и листала книгу заклинаний, Зимовит успел раскопать могилку, обнажив простой деревянный гроб. Крышка, как и следовало ожидать, была прилажена кое-как. А поскольку доморощенные некромансеры не рассчитали размер осинового кола, то и закрывалась она неплотно. Просто идеальное условие для вылупления упыря!
— Ну, — я наклонился над домовиной, приподнял крышку, — что и требовалось доказать!
Труп выглядел ужасно. Побелел, распух. Кожа растрескалась, и в разрывах уже копошились черви. Глазницы и рот забиты землей, зубы оскалены, глаза провалились. Марджет ойкнула и отшатнулась, морща нос и борясь с желанием зажать его двумя пальцами. А вот Зимовит даже не дрогнул. Где он успел насмотреться?
— Видите? — Я ткнул пальцем в победно торчащий кол. — Они пробили сердце. Причем даже не пробили до конца, а просто воткнули остро заточенную палку между ребер.
— Ага, — парень протянул руку, — вот сюда бить надо было. На два ребра выше и чуть ближе к грудине.
— Правильно, — кивнул в ответ, сделав зарубку в памяти: выяснить, откуда практикант знает то, что ему знать еще рано. — Значит, что надо сделать?
— Вбить второй кол. В нужное место.
— Вбить два кола — в сердце и солнечное сплетение. Кто скажет зачем? Студиозус Крама?
Девушка все-таки зажала нос и ответила гнусаво:
— Дцобы не вздада даведняка!
— Опять правильно! А что еще надо сделать?
Практиканты недоуменно переглянулись и синхронно пожали плечами.
— Образцы тканей взять, бестолочи! И уровень эктоплазмы замерить! Дипломную работу я за вас писать стану?.. В общем, так. Зимовит вбивает колья, а студиозус Крама…
— У меня имя есть! — взвилась девушка, от возмущения даже отняв руку от лица.
— Какое? Дорис или Марджет? «Дорис» тебе не нравится, а «Марджет»…
— Это кобыла такая, — буркнул парень, копаясь в сумке с колышками.
Студентка помолчала, повздыхала и определилась:
— Марджет… все равно!
Еще через четверть часа все было закончено. Зимовит поплотнее приладил крышку к гробу, Марджет прочла нейтрализующее заклинание, студенты в четыре руки и две лопаты закопали могилу, и мы направились искать оборотня. Но сначала ненадолго спустились к пруду — умыться и ополоснуть руки и оружие. Хоть сражаться не пришлось, остатки кладбищенской земли смыть надо.
Любой старый жальник, которым пользовались по назначению больше двадцати лет, напоминает рощу. Так что сейчас казалось, что мы идем по лесу. Не хватало только грибов и песен птиц. Впрочем, кое-какие звуки из зарослей все-таки доносились. Даже кладбища полны жизни — кому, как не некромантам, это знать. И некоторые звуки были определенно знакомы…
— В общем, так, — начал я строить планы, — я иду первым. Замыкающим — Зимовит, а Марджет пустим в середину.
— Это почему меня в середину? — взвилась девушка.
— Потому, что ты женщина! А идти впереди — это все-таки мужское дело. А вдруг на нас нападут…
— А вдруг я тоже хочу?
— Напасть? — намахавшийся лопатой Зимовит воспользовался минуткой и прилег на травку. — Давай, атакуй!
— Я серьезно! Я фехтовать умею! И тоже хочу сражаться!
— Это опасно, — стоял на своем я.
— Я имею право…
— Ты — женщина!
— Вот именно! А женщина…
— … тоже человек.
— Ага, — Зимовит с интересом наблюдал за перепалкой, — и трупы — тоже люди. Только бывшие.
— Я — будущий некромант! И этим все сказано! — Марджет притопнула ногой. Ну вот, только женской истерики мне не хватало для полного счастья.
— Когда получишь диплом, тогда и геройствуй сколько влезет! — пришлось повысить голос. — А пока командую здесь я.
— Женой своей покомандуйте! — воскликнула девушка. — Если она у вас есть!
Вот это было неожиданно. Я застыл, хлопая глазами, а эта скандалистка, еще раз выразительно топнув ногой, подхватила свой мешок, поправила меч и решительно зашагала в рощу, из зарослей которой кто-то как раз в эту минуту взвыл гнусавым голосом.
— Чего разлегся? — Я поднял свои вещи. — Пошли догонять эту… некро-атаманшу.
Марджет шагала широко и решительно: голова гордо поднята, вещмешок за плечами, в руке обнаженный меч. Мы, двое не самых слабых мужчин, ее еле догнали, да и то уже в самом сердце жальника. Не то чтобы волновались — просто в случае чего за нее придется отвечать. А подозрительные завывания и шорох становились все ближе…
Вот на дереве мелькнула какая-то лохматая тень.
На дереве?
— Марджет!
— Нет! — Она круто развернулась на ходу. — Вам меня не… е-е-е-е!
Вопль перешел в отчаянный визг, когда лохматая темная тень рухнула сверху.
Оборотень заслонил от нас спиной девушку, и мы сорвались с места. Зимовит успел первым. В гигантском прыжке он настиг полузверя и запрыгнул ему на спину. Треск, хруст, топот, визг, рычание, хриплые крики — все смешалось.
Я задержался всего на миг — вспомнил, что в боковом кармане сумки лежит пара неиспользованных амулетов против оборотней. Сунуть руку в складки ткани, нащупать холщовый мешочек и, рванув зубами завязку, выскочить на открытое пространство было делом нескольких секунд:
— Стоять! А не то…
— Стоит.
Вернее лежит, придавленный коленом Зимовита и придушенно хрипит, ибо студент уже сомкнул на волосатом горле пальцы. Да что же он за тип? Сперва на лича с одним мечом кинулся, теперь вот оборотня голыми руками душит.
— Стоп! Назад! Стоять!.. Фу, место! Отпусти его, кому сказал?
— Не от-пу-щу, — прохрипел не хуже полузадохшегося полузверя студент, методично перебирая пальцами, чтобы сжать потуже. — Я его сей-час…
— Я сам его нейтрализую, — сунул под нос студенту амулет. — Отойди!
— Он… Марджет…
— Жива твоя Марджет! Слышишь? Орет! Так что давай… Да отпусти ты его, кому сказано?
Зимовит нехотя разжал руки, сползая с распластанной на траве жертвы. Оборотень не попытался удрать, так и валялся меховым ковриком, раскидав в стороны лапы-руки и вывалив из пасти язык. Действительно крупный зверь, ростом со взрослого мужчину и с почти такими же пропорциями. Хм… А эта морда мне кого-то сильно напоминает! И где я ее уже видел?
— Привет! Ты, что ли?
Выпученный глаз шевельнулся, нацеливаясь на меня.
— Нет, — прохрипел волкодлак, — моя несчастная тушка!
— Ну извини, — я попятился, делая знак Зимовиту, чтобы тот отошел, — обознались.
— Еще раз так обознаетесь, и я за себя не отвечаю! — Полузверь с трудом сел и некоторое время яростно кашлял и плевался, восстанавливая дыхание и щупая горло когтистыми пальцами. — Так и убить недолго!
— Извини, — повторил я.
Зимовит наконец отмер и поинтересовался, хлопая глазами:
— Вы что, знакомы?
— Да. И вы тоже знакомьтесь. Зимовит, это — волкодлак. Волче, это — Зимовит, студент.
Оба машинально протянули для пожатия руки — и так же машинально, опомнившись, спрятали их за спину.
— Студент, значит? — оскалился полузверь.
— Практикант, — уточнил тот.
— Угу… заметно. И откуда ты такой взялся, практикант?
— Из Колледжа. И у нас, между прочим, практика.
— А ты что тут делаешь? — опомнился я. Прежде этот волкодлак, старый знакомый мэтра Куббика, обитал поблизости от Больших Звездунов, хоронясь то в лесу неподалеку, то прямо на городском жальнике. А в позапрошлом году с приходом зимы исчез и с тех пор не подавал вестей. Наша сегодняшняя встреча была, мягко говоря, неожиданной.
— Вообще-то я тут живу, — оскорбился волкодлак. — Временно, разумеется. Кто ж такого, как я, долго возле себя терпеть будет?
— А чем тебя Звездуны не устраивали? Мы с мэтром к тебе нормально относились…
— Там цивилизация, — процедил полузверь и с наслаждением почесался. Передней конечностью, как человек. — Ведьмаки чаще появляются… А вы чего в глуши забыли?
— Не поверишь — тебя ловим! — пришлось рассказать всю историю с самого начала. «Обаратинь» хохотал с подвыванием и визгом, упав на спину и болтая в воздухе лапами.
— Ох, насмешили… А я вам, выходит, всю работу испортил? Ну, извиняйте! Смотрю — девица прямо мимо моей норы идет. Сурьезная такая. Дай, думаю, ее немножко того… шугану. А это ваша подружка, оказывается…
Только сейчас вспомнили о Марджет:
— А, кстати, где она?
Мы с тревогой огляделись, но жальник безмолвствовал. Лишь откуда-то сверху доносилось тихое поскуливание.
— Да вот же! — Волкодлак первым разглядел на макушке развесистого явора темное пятнышко. Дерево вымахало огромным, сквозь густую листву в ночной темноте почти ничего не было видно. Если бы не чутье полузверя, девушку пришлось бы искать до утра.
Мы окружили дерево, задрав головы.
— Марджет! Ты там?
— Сижу-у-у… — донеслось тоскливое.
— А как ты там оказалась?
— Не зна-а-аю, — послышался всхлип. — Снимите меня отсю-у-уда! Я бою-у-усь…
— Спускайся! Опасности нет! — Я потрепал волкодлака по плечу. — Это мой старый знакомый. Ошибочка вышла.
— Готов принести извинения, — поддакнул тот. — Слезай!
— Не могу-у-у-у… Стра-а-ашно! Помогии-и-ите! Кто-ни-бу-у-удь!
— А как ты тогда там оказалась?
— Сама не понимаю! По-моему, я сюда вскочила… Что мне делать?
— Ну, для начала попробуй отцепить одну руку и…
— Ни за что! — Слезы исчезли, зато прорвался истеричный визг. — Я боюсь!
М-да, ну и ситуация. Марджет мне здорово напоминала кошку: тоже забралась на самый верх и орет, не зная, как спуститься. А спускать надо. Женщины, в отличие от кошек, при падении на четыре лапы не приземляются.
— Надо ее оттуда снимать, — высказал очевидную мысль Зимовит.
Надо, кто спорит! Время позднее, и только ненормальные рискуют ночевать на чужом жальнике. Тем более что девушка запросто может задремать и во сне свалиться, переломав себе все кости.
— Что тут думать? — Волкодлак энергично поплевал себе на передние лапы и, эффектно встряхнув ими, выпустил когти. — Давайте я за нею полезу и сниму?
Волкодлаки впрямь могут карабкаться по вертикальным поверхностям, бегать по стенам и — если очень надо — даже по потолку. Лишь бы когти можно было вогнать! По деревьям они скачут лучше белок, а был случай, когда один полузверь смог зимой влезть на обледеневшую крепостную стену. Пролаяв что-то ободряющее, спасатель вонзил когти в кору и сноровисто пополз по стволу. Марджет, разглядев, кто к ней приближается, завопила дурным голосом и, судя по шороху ветвей, начала карабкаться еще выше.
— Не подходи! — слышался ее визг. — Мама! Спасите!
— Так тебя и спасают!
— Не хочу-у-у! А-а-а! Я сейчас упаду!
Одолев две трети расстояния, полузверь вынужден был вернуться, пятясь задом.
— Ничего не выходит. — Он энергично почесался и стал выковыривать из-под когтей кусочки коры. — Я — к ней, а она еще выше лезет. Забралась так высоко, как бы под нами обоими ветки не сломались. Ее-то одну выдержат, а двоих — нет.
Марджет уже сама сообразила, куда попала, и заорала еще громче.
Зимовит с досадой хватил кулаком по стволу.
— А может ее того?.. Ну, стряхнуть?
Идея понравилась всем, хотя дерево оказалось мощным и нечувствительным к нашим телодвижениям. Совместными усилиями мы не смогли заставить его даже вздрогнуть. Кончилось дело тем, что, помогая друг другу, мы вскарабкались до первой развилки. Тут ствол был тоньше, трясти его было легче. На головы посыпались листочки, сухие веточки и плохо закрепленное птичье гнездо. Чувствуя, что опора под нею шатается, девушка завизжала еще громче, но и только.
— Слушай, — выдохшийся я сдался первым, — ты почему не стряхиваешься?
— Потому что крепко держусь! — долетел плачущий голос.
— А ты не держись!
— Но я же тогда упаду!
— Мы этого и хотим!
— Не на-а-адо, — разревелась девушка. — Я сама-а-а-а…
— Что сама? — Три головы задрались к небу.
— Сама-а-а слезу-у-у…
— А ты сможешь?
— Еще не знаа-а-аю…
Минуту спустя наверху послышался шорох. Громко хрустнула какая-то ветка, взвизгнула Марджет… Еще некоторое время спустя шорох возобновился.
Мы втроем вернулись на землю, собрали раскиданные сгоряча вещи, расчистили между двумя холмиками местечко, обеззаразили его — мало ли какая нечисть тут по ночам выползает на запах живых существ, — разожгли костерок. Вытряхнутый из мешка черный петух, привязанный за лапку, нервно переступал с ноги на ногу, косился желтым холодным глазом на огонь, но помалкивал.
Мы уже приготовились, за неимением нормального ужина, поджарить на костре хлеб, когда с дерева сама спустилась Марджет. То есть она повисла на руках на нижней ветке на высоте три локтя над землей и категорически отказалась разжимать руки, пока Зимовит не придержал ее за ноги.
Когда исцарапанная, вспотевшая, взлохмаченная и дрожащая девушка присоединилась к нам, петух слегка занервничал, но у древолазки так дрожали руки, что о запекании на углях птичьей тушки речи не шло. Пристроившись между мною и Зимовитом, Марджет сжалась в комочек и только зыркала исподлобья глазами.
Припасов было мало, но, пошарив по округе, волкодлак с истинно звериной сноровкой отыскал немного грибов и недозрелые орехи. Мы даже выделили горсточку крупы петуху — совсем чуть-чуть, чтобы птица не подумала, будто ее откармливают нарочно.
— Меня, стало быть, ловите? — поинтересовался полузверь, когда с ужином было покончено.
— Да. — Я прожевал последний грибок. — Только я не знал, что ты — это ты. И потом, студенты на практике. У них совсем другая тема дипломной работы. И вообще…
— Вообще, это ведьмачья работа — оборотней шугать, — согласно кивнул мой собеседник. — В прежние времена на это не так строго внимание обращали. Главное, что тварь нейтрализована, а кем — неважно.
— Погоди, — осенило меня, — так это вы с мэтром так подрабатывали?
— Ага, — довольно оскалился волкодлак. — Селяне истинного оборотня от обращенного волкодлака не отличают. Раз на четырех ногах бегает и шерстью оброс — значит, оборотень! И тем более не спрашивают, есть ли у «специалиста» нужный диплом. Взялся тварь уничтожить — хорошо. Года два мы с Рубаном так работали — сперва я народ пугал, а потом он приезжал, меня ловил и получал гонорар. А потом он практику в Больших Звездунах купил. Остепенился. Скоро небось женится…
Я усмехнулся. Госпожа Гражина уже несколько лет обрабатывала моего партнера, желая выйти замуж, но тот оставался глух, нем и равнодушен.
— А ведь это отличная идея! — вдруг встрепенулся волкодлак. — Хотите заработать?
— Что?
— Вас же за оборотнем послали, да? — Он придвинулся ближе. — Вот и покажем им меня! Подадим товар лицом, так сказать! Гонорар пополам.
Он протянул лапу для пожатия, но неожиданно насупился Зимовит:
— Нет.
— Что, такой честный? — обиделся полузверь.
— Нечестно, что половину — тебе, а половину — нам. Делить надо поровну!
— Точно, — кивнул я. — На троих. Марджет, ты в доле? — Девушка кивнула, еще мало что понимая. — Ага! Тогда на четверых.
— Тогда вот как поступим… — Волкодлак поманил нас когтистым пальцем и хриплым шепотом стал делиться планами.
Утром нас встречало чуть ли не все взрослое население деревни, что сначала показалось добрым знаком. Ишь ты, уважают некромантов люди! Можно будет сразу продемонстрировать наши таланты и, получив награду, уехать, не теряя времени. То, что у некоторых мужиков оказались с собой косы и вилы, а кое-кто щеголял заткнутым за пояс топором, не особо удивляло — шла страда, так что рабочие инструменты следовало держать под рукой.
Староста выдвинулся вперед под прикрытием двух рослых парней.
— Ну как? Изловили?
— А то сами не видите? — Я спешился, картинно похлопал по загривку добычи. Волкодлак обвис поперек лошадиного крупа, напоминая рульку домашней колбасы. — Вот он, ваш «обаратинь»!
«Добыча» одарила охотника косым взглядом исподлобья. По причине затыкающего пасть и крепко прикрученного ремнями чурбака ничего не сказала, но невнятно что-то прорычала.
Кто-то в толпе охнул.
— Не бойтесь! — Я обошел мерина со всех сторон, подергал тут и там ремни. — Он связан надежно! Не вырвется!
Волкодлак немного подергался в путах, демонстрируя их прочность. Со стороны выглядело впечатляюще.
— Ой, — то ли девичий, то ли совсем мальчишеский голос взлетел над головами. — А ему так не больно?
— А если и больно, — я потуже затянул один из ремней, — что с того? Он же чудовище!
«Чудовище» протяжно завыло сквозь стиснутые челюсти.
— А ну, цыц! — пришлось слегка садануть по макушке, чтобы не переигрывал.
— Но ему же больно! — настаивал голос.
— И что? Ему и должно быть больно!
— Ы-ы-ы, — внес свою лепту в дискуссию волкодлак и так эффектно задергался в путах, что поверили, кажется, все.
— А ну, прекрати!
— Да что же вы над ним издеваетесь-то? — К первому голосу присоединился другой. На сей раз, несомненно, женский. Какая-то селянка всплеснула руками. — Он же мучается!
— У-у-у, — изобразил нечеловеческие муки полузверь и красноречиво стрельнул в меня взглядом: «А я говорил! Говорил! Говорил!»
— Помучается — и перестанет, — буркнул я, чувствуя, что разговор свернул не в ту сторону. — Так что? Платить за избавление от чудовища будете?
— Да какое же это чудовище? — крикнул кто-то еще. — Собака просто большая.
— Гы! — злорадно попытался оскалиться волкодлак.
— Издеваешься? — прошипел я и сразу почувствовал, что симпатии толпы переметнулись в другую сторону. Мужики перехватили косы и лопаты поудобнее, женщины отошли, чтобы не мешать драке.
— Это ты издеваешься, — проворчал староста, нацелив вилы на нас. — А ну, ребята…
— Мужики, вы чего? — попятившись, окинул взглядом картину. Отовсюду смотрели мрачные, насупленные лица. — Сами же просили изловить оборотня! Мы изловили…
— Изловили они! Пса невинного схватили и мучают! Живодеры! — слова старосты нашли отклик в толпе. Нас стали зажимать в кольцо. — Да ишшо и денег норовят получить! За душегубство!
— Гы-гы-гы! — вставил волкодлак.
— Отпустите его сейчас же! А не то хуже будет!
Под угрозой вил, лопат и топоров три некроманта попятились. Студенты выглядели растерянными, да и я был сбит с толку. Ну похож волкодлак на большую собаку, но что с того? Разве не видно, что передние конечности и голова у него почти человеческие? Разве что нижняя часть лица выдается вперед, напоминая волчьи челюсти, да уши заостренные. И хвоста нету.
— Да не настоящая это собака! И не волк! — в последний раз попытался воззвать к разуму поселян. — Смотрите — он бесхвостый.
— Отрубил, стало быть, хвост? Ах ты…
— Ы-ым! — взвыл волкодлак, первым сообразив, что нас сейчас будут бить. То есть сперва действительно некромантов за то, что издеваются над «бедной собачкой». А потом, когда как следует разглядят несчастную зверюшку, доберутся и до нее. Он ведь связан!
— Бежим!
Вскочить на коней и дать им пятками по бокам было делом пары мгновений. С гиканьем студенты поскакали через поле. Окончательно озверевшие мужики — еще бы, мы пустились вскачь по посевам! — с ревом, потрясая орудиями труда и выкрикивая проклятия, устремились следом, оставляя позади широкую полосу втоптанных в землю колосьев. Я скакал последним — тяжелая туша мешала моему мерину как следует разогнаться.
Отчаянные вопли старосты, первым сообразившего, что погоня губит урожай, остались позади. Не останавливаясь, три всадника пролетели через все поле, пересекли луг, промчались через рощу и только на соседнем поле немного сдержали бешеный бег коней. Я первым осадил мерина и пинком ноги свалил тушу волкодлака наземь.
— Ый! — невнятно сквозь чурбачок в челюстях откликнулся тот. — Ой-о-э!
— Сейчас тебе будет еще больнее! — Я уселся на тушу верхом, доставая обрядовый нож. — Чья была идея? «Давайте меня покажем… Подадим товар лицом!» — передразнил оборотня. — Подали? Нас вместо тебя чуть не порубили!
— А-э-о-у… — начал объяснять тот, с моей помощью освободился от чурбачка и воскликнул: — Так не порубили же!
— А наш гонорар? — хором взвыли студенты.
— А моя репутация? — вторил я.
— Какие вы все-таки, люди, меркантильные существа! — притворно вздохнул волкодлак. — Вас интересует только презренный металл… А где дух авантюризма? Где жажда подвигов и приключений?
— Приключений у меня и без этого было больше чем достаточно, — на память пришла прошлогодняя весна. — И авантюризма было — хоть отбавляй. А теперь и у ребят практика коту под хвост, и у меня проблемы…
— А у тебя-то что за дела? С Рубаном поругался, и он тебя уволил?
Нет, конечно, я помнил, что волкодлак знает моего партнера давно и зовет просто по имени, но все равно покоробило.
— Если бы уволил… Я официально под домашним арестом.
— Чего натворил?
— Всего не перечислить. — Сидеть верхом на волкодлаке просто так было скучно, и я понемногу перерезал один ремень за другим. — Занятие нелицензированной целительской практикой… Попытка выдать себя за другого… Участие — по незнанию — в сокрытии совершенного преступления… Еще я оказался не в том месте не в то время — не убивал я того парня, богами клянусь!
— У-у-у… — Освобожденный волкодлак вскочил, свалив меня на землю, и энергично встряхнулся. — И ты после этого на свободе? Куда смотрит инквизиция?
— В мою сторону. — Настроение испортилось окончательно. — Инквизиторы меня под домашний арест и засадили.
— Да расслабься ты! Отмажем! — отмахнулся волкодлак с самоуверенностью типа, который никогда не имел дела с законом.
— Тебе легко говорить! А я две ночи в Звездунах не ночевал…
И еще одну или две придется провести в дороге, рискуя по возвращении свободой и здоровьем.
