52

Гриша Монахов — известный любитель хорового и индивидуального пения, оставил наконец тему Л.Н.Толстого (известного советского писателя) и приступил к вольной обработке творчества другого литератора эпохи критического реализма — впрочем, не менее известного. Пока Софья, Виктор и Максим в подвале сочиняли ультиматум насчет корабля и десяти миллиардов баксов, Гриша неприкаянно шатался по дому Лехи Питерского и во все горло распевал одну-единственную строчку: «За что Герасим утопил Муму» на мотив всемирно известной песни из фильма «Генералы песчаных карьеров».

Непосредственной причиной перехода от Толстого к Тургеневу стала встреча с одной местной достопримечательностью, случившаяся по пути со станции. Вообще говоря, с достопримечательностями в Дедове было туго, и за неимением лучшего в таковые был записан местный немой. Мама нарекла его Васей, но с тех пор как Вася завел себе собаку, все звали его исключительно Герасимом, а пса, разумеется, Муму, хотя это был кобель устрашающих размеров с громовым голосом и клыками размером с финку. Впрочем, в те времена, когда его прозвали Муму, пес был еще маленьким ласковым щенком, и вот уже лет семь вся деревня и половина дачников ждали, когда же наконец Герасим его утопит. Герасим, однако, не торопился, и недоучившийся филолог Гриша Монахов, как только увидел его впервые, сразу же догадался о причине:

— Барыни не хватает.

— Вот чего не хватает, того не хватает, — согласились друзья и соседи. — С барынями у нас дефицит.

На самом деле пса звали Хлоп-Хлоп или как-то вроде того, поскольку Герасим (то бишь Вася) всегда подзывал его хлопком ладони по бедру, и прочие команды тоже подавал жестами рук.

Несмотря на длительное общение с глухонемым хозяином, Муму хорошо понимал нормальную человеческую речь. Например, пришельцы с Альфы Центавра — вернее, инопланетянка по имени Софья, проходя мимо зверя, сказала ему вежливо: «Пожалуйста, не надо нас есть», и пес послушно не стал никого есть, а ограничился лишь неразборчивым бурчанием себе под нос.

В итоге «центаврийцы» добрались до дома Леши Питерского практически без приключений, после чего Софья, Макс и Виктор почти сразу же убыли в подвал, а Гришу и Лешу с собой не взяли. Игорек, как всегда, отсутствовал.

Леша ушел во двор хлопотать по хозяйству, а Гриша ходить по этому двору боялся, поскольку искренне верил (а может, притворялся, будто верит), что он заминирован всякими потусторонними боеприпасами.

Гриша остался в доме. Ему было скучно, и он бесцельно слонялся по комнатам и распевал «За что Герасим утопил свою Муму», одновременно размышляя, правильно ли он сделал, наняв на работу случайную девушку из конторы по оптовой продаже газет и приему рекламы и объявлений. А также о том, можно ли заниматься любовью в гриме, и что будет, если об этом узнает Софья. Параллельно Гриша без устали твердил себе: «Меня зовут Дима. Меня зовут Дима. Меня зовут Дима, а не Гриша, не Герасим и не Муму».

Имя Дима пришло ему в голову по аналогии с прозвищем Лжедмитрий, которое Гриша носил еще с армии, где некий не в меру умный сослуживец однажды догадался совместить имя Григорий с кличкой Монах, которую Гриша приобрел еще в детстве. Младшие школьники обычно неоригинальны в выборе прозвищ, и если у мальчика фамилия Монахов, то быть ему Монахом — однозначно. В армии люди оказались пооригинальнее и немудрено, поскольку в элитной части, где служил Гриша, были собраны в основном недоучившиеся студенты. Так что прозвище Лжедмитрий привилось и стало основным, тем более что Гриша в те времена (как и теперь) вел жизнь отнюдь не монашескую.

Позже Гриша заинтересовался личностью Самозванца и вообще российской историей, и даже фирму свою назвал именем царя-расстриги — «Димитрий I». Большой удачи в бизнесе это, однако, не принесло. Если вспомнить судьбу самого Лжедмитрия, то ничего странного в этом нет — как вы яхту назовете, так она и поплывет. Но Гриша не особенно огорчался. Новое дело, хоть и связанное с куда большим риском, было ему больше по душе.

Пока Гриша распевал и размышлял, троица в подвале трудилась в поте лица. Не то чтобы работа была такой трудной, просто в подвале было жарко. Тут не помешал бы кондиционер, но его в погоне за продуктами высоких технологий купить забыли, и теперь ребята изнывали от духоты. А работать наверху было нельзя — верхний компьютер был занят подбором доступа к каким-то банковским счетам в автоматическом режиме. Корпорации срочно требовались деньги, и задержки с их получением были крайне нежелательны.

Именно поэтому, завидев издали участкового, Леха Питерский, возившийся в саду, пробормотал себе под нос: «Ах, как не вовремя» — и нажал незаметную кнопочку на одной из яблонь.

Программа-взломщик, замаскированная под обычную сетевую «искалку», тотчас же спряталась и принялась сбрасывать на диск промежуточные результаты, чтобы через несколько минут отключиться совсем. На другом компьютере, в подвале, в эту же секунду поверх всех окон всплыла предостерегающая красная табличка с надписью:

— Чьерт побьери! — произнес Виктор с иностранным акцентом, а Макс счел нужным дать руководящее указание:

— Сидеть тихо и не высовываться.

Софья поморщилась. Как надо сидеть, когда идет мент, все знали без подсказок, а начальнические замашки Макса с некоторых пор раздражали не только бывалого моряка Славу.

Участковый тем временем явно вознамерился посетить Лешу Питерского, однако не очень торопился и по пути беседовал с глухонемым Герасимом.

— Твою бы собаку да к нам в милицию, — говорил участковый, показывая пальцем на Муму, который с гулким топотом носился вокруг.

Герасим в ответ важно кивал, причем было совершенно неясно, понимает ли он, о чем ему говорят, или просто делает вид, что поддерживает беседу.

— Слушай, а продал бы ты его мне, — продолжал участковый. — Ну зачем тебе собака? Она же с тобой даже говорить по-человечески не научится.

На этот раз реакция глухонемого свидетельствовала, что он все-таки понимает суть беседы. Во всяком случае, он яростно замотал головой, отказываясь от предложения и заодно намекая на то, что собаке вовсе незачем учиться разговаривать по-человечески.

— Ну, как знаешь, — отступился участковый, и Герасим снова важно кивнул.

Так, за разговором, милиционер добрался до Лешиных ворот, где его уже встречал хозяин.

— О, Михаил Петрович! Как жизнь? Как семья? Как здоровье?

— Хреново, спасибо, — традиционно ответил участковый. — А у тебя как?

— Да все ничего. Гость вот приехал, игрушки новые привез. — С этими словами Леша показал рукой на Гришу, некстати возникшего на веранде.

— Гость — это хорошо. Документики-то у гостя есть?

— Служба прежде всего? Понимаю и ценю, Михаил Петрович. Есть документики, куда же без них.

— Ну коли есть, тогда ладно. Показывать не прошу, верю на слово.

— Заходите, Михаил Петрович, в дом. Чайку попьем, в игрушки поиграем, спутник посмотрим. Боевичок про ихних полицейских.

— Отчего же не зайти, — ответствовал Михаил Петрович, снимая фуражку и зачем-то отряхивая ее об колено.

— «„Мать-мать-мать-мать“, привычно откликнулось эхо», — выругался Виктор фразой из анекдота. Разговор милиционера с Лешей он слышал от начала и до конца дом и двор были не только оборудованы сигнализацией, но и напичканы подслушивающими устройствами, оконечное оборудование которых находилось в подвале.

Приход милиционера путал все планы, связанные с отправкой ультиматума. Пока этот будет сидеть за компьютером, связываться с «Янг Иглом» опасно. По идее, на верхний компьютер ничего просочиться не должно, но это только по идее. А в реальности может случиться все, что угодно. Компьютер — существо странное и непредсказуемое. А компьютерная сеть — это вообще дракон без головы и, как следствие, без мозгов. Если уж у самого Пентагона через посредство Сети угнали сверхсекретный спутник, то что говорить о мелких накладках в локальной сети из двух персоналок кустарной сборки. Лучше не рисковать.