14
На следующий день после смерти Бармалея в его особняк звонили многие. В городе, стране и мире нашлось не так уж мало людей, пожелавших выразить глубокие соболезнования родным и близким покойного. Среди них присутствовали не только организованные преступники, но и прочие сильные мира сего, как-то: банкиры, бизнесмены, депутаты городской, областной и государственной дум, местные и федеральные чиновники, а также родственники и друзья детства. Некоторые из них не только выражали соболезнования, но и с волнением в голосе интересовались, что теперь будет с теми договоренностями, которые были недавно или давно, а порой и очень давно заключены между звонившими и Бармалеем.
В беседах широко использовался эзопов язык, переполненный иносказаниями и умолчаниями. Заинтересованные лица делали вид, как будто покойный был законопослушным бизнесменом, а Серый Волк делал вид, будто и сам он — тоже коммерсант кристальной честности, а вовсе не кандидат на пост главаря мафии. При этом собеседники отлично понимали друг друга, причем соболезнующие уясняли главное — все идет по плану и находится под контролем, Серый Волк твердо держит власть в своих руках и отменять старые договоренности не собирается. А Волк, в свою очередь, приобретал потенциальных союзников в лице бизнесменов и политиков, которым совершенно ни к чему потрясения и катаклизмы в мафиозной среде.
Теперь врагам Серого Волка придется потратить много сил и денег, чтобы переманить на свою сторону бывших партнеров Бармалея. А самого Волка эти партнеры будут поддерживать без всяких дополнительных вложений, на прежних условиях.
Вот что значит первым среагировать на смерть босса и перехватить инициативу раньше, чем остальные успеют сообразить что к чему.
Многие из врагов Волка находились здесь же, в Бармалеевом особняке, где беспрестанно надрывались все телефоны. Однако никого из них охрана во главе с Гоблином к этим телефонам не подпускала, а помощники Серого отвечали на звонки вежливо, но однообразно: «Перезвоните по номеру такому-то». Это был номер личного сотового аппарата Великого и Ужасного, который Волк сразу по прибытии в особняк сунул себе в карман.
После двух часов ночи поток звонков стал иссякать, а еще часа через полтора прекратился совсем, после чего Волк решил, что со спокойной совестью может лечь спать. Враги и недруги разъехались по своим домам, особняк был полон охранников, подчиненных Гоблину, а также собственных телохранителей Серого, так что он не слишком опасался за свою жизнь.
Он уже почти уснул, несмотря на беспокойные мысли, бродившие в голове, когда сотовый телефон Бармалея опять подал голос. Волк лениво дотянулся до прикроватного столика, поднес трубку к уху и недовольно пробормотал сонным голосом:
— Ну?
— Баранки гну! — банально отреагировал на другом конце линии человек, в речи которого отчетливо ощущался кавказский акцент. — Слушай внимательно, да! Я повторять не буду ни разу. Бармалей остался должен три зеленых лимона. Он платить не захотел — ты плати. Понимаешь, да?
Волк не понимал. Во-первых, он еще не до конца вернулся из состояния полусна, а во-вторых, даже в здравом уме и твердой памяти он ничего не мог сказать про три миллиона баксов, которые Бармалей, оказывается, был должен каким-то кавказцам. Хотя Волк был в курсе большинства дел Великого и Ужасного, именно это дело каким-то образом прошло мимо него.
«Так вот за что его грохнули!» — пронеслось в голове Серого. Вообще-то грохнуть Бармалея могли многие и по многим причинам, но теперь Волк уже не сомневался, что виноваты именно эти кавказцы.
Впрочем, почему обязательно кавказцы? Может, там разные люди есть, а человек с акцентом только по телефону звонит. Да и какая разница. Автомат убивает вне зависимости от того, лицо какой национальности нажимает на курок.
Молчание затянулось, и кавказец не выдержал первым:
— Чего молчишь? Боишься, да? Правильно боишься. Только не умри от страха. Сначала заплати, а потом умирай. Сейчас надо три лимона, потом будет больше. Такси едет, счетчик крутится, знаешь, да?
Серый Волк знал. Ему самому не раз и не два доводилось ставить на счетчик должников и получать с них деньги или душу, оторванную от тела. Либо тело, лишенное души — что, впрочем, практически одно и то же. Конечно, ни душу, ни тело в банк не положишь и на базаре не продашь — зато другим наука. Долги надо отдавать.
Сон больше не шел. Чтобы спать после таких предупреждений, надо иметь нервы из закаленной стали, а Волк такими нервами похвастаться не мог.
И что самое странное — невидимый собеседник ни словом не обмолвился, кому, где, когда и как надо отдать эти деньги. Конечно, это было несущественно — ведь у Серого все равно нет трех лишних миллионов долларов. Однако все равно удивительно. Настолько, что Волк подумал даже, а не розыгрыш ли это. Может, друзья-соратники на испуг берут?
Мысль эта не принесла успокоения. Хотелось напиться, но Серый понимал, что нельзя, и решил прибегнуть к другому действенному средству снятия стрессов. Он поднялся, в одних трусах вышел в коридор, приказал дежурному охраннику разбудить Гоблина, а когда тот явился на зов, повелел:
— Найди мне бабу. Только быстро. Одна нога здесь, другая сам знаешь где.
— Позвонить в эскорт? — уточнил Гоблин.
— Какой, на хрен, эскорт?! В доме баб, что ли, нет?
— Есть прислуга и учительница.
— Какая учительница?
— Лену и Толика музыке учит. Лена и Толик были дети Бармалея — те самые, которых папочка прочил в звезды эстрады и кино.
— Молодая?
— Двадцать восемь.
— Рожа и остальное в порядке?
— Нормально. Только она не согласится.
— А кто ее спросит? Жить захочет — все сделает. Тащи ее сюда.
— Наталья Борисовна будет недовольна. Может, лучше девочку с кухни привести. Очень милая девочка, с ней сам Бармалей трахался.
Наталья Борисовна была женой, то есть теперь вдовой Бармалея. Ее недовольство в нынешних условиях было очень нежелательно, однако Серый Волк в плохом настроении становился упрям, как сто ослов, и уперся рогом:
— Сказал, хочу училку — значит, веди! И забудь про Наталью Борисовну. Ты теперь на меня работаешь, а ее наши дела вообще не касаются. Дом и бабки ей отписали — пусть радуется, а серьезным людям мозги парить нечего. Давай действуй!
Гоблин молча пожал плечами и отправился выполнять приказ.