— Наверное, кто-то крепко не желает, чтобы мы сделали это. А что, Вельзевулыч, уж не думаешь ли ты, что в дело вступил твой босс, способный пронюхать о наших планах и о том, ЧТО мы уже сделали? — спросил Афанасьев.

Добродеев покачал головой.

— Не хотелось бы так думать, — сказал он. — Когда босс берется за дело, он не припугивает, как в вашем случае. Если бы он за вас взялся, то у вас уже отсутствовали бы возможности выдвигать теории, как вы сейчас это делаете. Да!.. Вы бы уже ножки протянули и ручки на груди сложили, а в них вставили бы вам свечечку, ну и сами дальше знаете… Нет, вряд ли это он. Впрочем, раз уж вы на меня успели подумать, то на моего босса, что называется, сам…

— …сам бог велел, — весело договорил Колян Ковалев.

Из ноздрей Добродеева вырвались две струйки дыма, как будто он курил. Почтенный инфернал страдальчески сморщился и укоризненно глянул на Ковалева.

— Все понял, Вельзевулыч, — примирительно поднял руки тот, — больше не буду, заметано.

— Да ему больше и не надо, — отозвался Пелисье, — посмотрите, он и так зеленый, как новогодняя елочка. Вы что, месье Добродеев, занедужили?

— Утрясло, — отозвался инфернал. —Я это… автобусы, да!.. плохо переношу! Очень, очень скверно. Особенно когда мост через Волгу переезжали, который между Саратовом и Энгельсом, городом на другом берегу. Меня чуть не стошнило. Позеленел аж!

— Ну, ничего, Астарот Вельзевулыч. Будем считать, что идиому «до зеленых чертиков» ты оправдал. Ну-ну! Не надо дуть губы. Подъезжаем. То есть уже почти приехали.

— Где, где? — влез любознательный Эллер.

— А вон видишь обелиск? Так это там, — пояснили ему.

Кто не знает, место приземления первого космонавта Земли затеряно в широкой приволжской степи, и только высоченная каменная стела в виде взмывающей вверх ракеты выделяет его из всей местности, достаточно глухой и однообразной. Степь да степь кругом, как поется в одной известной песне.

Первое ознакомление с местом посадки Гагарина, первого человека в космическом пространстве, вызвало легкое недоумение, однако же переходящее во все более тяжелые формы. Наверное, дионы не думали, что их победный марш к власти над миром начнется именно с такого места, которое, на их взгляд, трудно было считать величественным. Афанасьев уже было хотел отослать их со всеми претензиями к губернатору Саратовской области, как бог-пенсионер Вотан Борович поднял клешневатую руку, повелевая всем замолчать, и произнес:

— Тихо же, о несносные! Доколе мне это слушать!! Ужели уваженья нету в вас, окаянных берсерках! Немедля умолкните! Слушайте, что я вам скажу. Чувствую я, что в этом месте сила необычайная. Клянусь рогом Хеймдалля, что произойдет сейчас необычайное и великое!

— Да это уж точно, — проворчал Васягин, — если такие ребята, как Вотан Борыч с гвардией, за гуж взялись, то точно что-нибудь выйдет — беда или дело, да только просто так не обойдется!

— У кого Ключи? — спросил Вотан.

— У меня, — сказал Альдаир, выступая вперед и протягивая старшему сородичу массивный металлический сейф. — Здесь сие.

— Вынимай их и клади на землю, о Альдаир, сын Зеурса!

Торжественность минуты требовала того, чтобы Вотан Борович, и так не особенно демократичный в общении, окончательно сбился на высокопарный слог. Шестеро дионов, четверо людей и бледно-зеленый трясущийся инфернал обступили скудный пятачок земли, указанный Вотаном, и пристально следили за тем, как один за другим укладываются на поросшую травой почву Ключи Всевластия. Голова змеи, словно приготовившейся к прыжку, — навершие Моисеева посоха. Кинжал Гая Юлия Цезаря, на котором алели несколько капель крови, вопреки всем законам природы не желающих сворачиваться. Хвост коня хана Батыя. Трубка товарища Сталина со свежим табаком «Герцеговина Флор». Некая часть тела прорицателя Нострадамуса, оказавшегося сородичем Добродеева, то есть инферналом. Топор Линкольна, добытый такими жертвами со стороны все того же Добродеева. Прядь волос Наполеона Бонапарта, полученная главным образом с помошью сержанта Васягина. СЕМЬ.

Предметы, за которыми пришлось нырять в необозримые толщи времен, кружком улеглись на траве. Афанасьев уже хотел было спросить, а что же будет дальше или, может, вообще ничего не будет… Собственно, он не сильно бы огорчился. Однако не успел он открыть рот, как в центре круга, очерченного семью Ключами, появилось слабое свечение. Оно начало усиливаться и принимать форму цветка, похожего на лилию, с ярко-желтыми лепестками и роем искр там, где у обычного цветка — пестик и тычинки.

— Без обмана! — ахнул кто-то.

— Черррт!!!

На этот раз Добродеев был настолько заворожен происходящим, что даже не услышал и не стал сетовать на то, что его народ опять обижают.

Через несколько минут сияние увеличилось настолько и стало таким ярким, что все, включая даже Вотана, были вынуждены отступить на несколько шагов назад. Афанасьев еще успел заметить, что несколько посторонних людей, находившихся кто в пятидесяти, кто в ста метрах от странного свечения, даже не посмотрели в их сторону. И вообще вели себя так, как будто ничего особенного и не увидели.

Может, так оно и было.

Цветок продолжал расти, лепестки распускались и вскоре покрыли собой площадь круга до пятидесяти метров в диаметре, а сам призрачный цветок возвышался над землей на высоте обычной типовой девятиэтажки. Хорошенький такой цветочек!.. На всех он произвел впечатление необычайное. Афанасьеву показалось, что его ноги отрываются от земли, а в голове поселяется легкий шум, похожий на шум моря в раковине. Пелисье начисто забыл русский язык и только бормотал себе под нос что-то вроде «мерси боку, мон ами». На лбу Васягина и Ковалева выступил крупный пот, как в сауне. Но самое грандиозное впечатление магический цветок-гигант произвел на дионов. Толстый Поджо так и вовсе уселся на землю, выпучив глаза, его примеру через несколько секунд последовали Анни и Эллер.

Добродеев же трясся мелкой дрожью, амплитуда которой все увеличивалась.

В том месте, где сходились громадные лепестки, заклубился ядовито-желтый туман, и несколько коротких сполохов огня вспрыгнули и тотчас же снова опали. Короткие, раздваивающиеся вилкой молнии били одна за другой. Из центра цветка стал подниматься столб света, превращающийся в величественную колонну. Колонна поднималась и пронизывала пасмурное предночное небо. Старый Вотан выкатил грудь. Технология вступления в права богов была еще неясна, но что это все — не просто так, было уже очевидно. Эллер даже поднялся с земли и показушным жестом простер обе руки к вырастающей на глазах колонне света.

— Вот это спецэффекты! — шепнул Афанасьев Коляну Ковалеву. — Жан-Мишель Жарр со своим лазерным шоу отдыхает смело!

— У меня что-то сосет под ложечкой, — признался Колян Ковалев. — Такое предчувствие, что сейчас какой-то бугор покатит. Нервишки, после того как дача рванула, никуда!..

Световая колонна увеличилась так, что уже нельзя было оценить ее высоту. С дионами происходило что-то странное. С их пальцев с щелканьем и треском срывались длинные синеватые искры. По телу пробегали быстрые светящиеся сполохи. Вокруг головы Вотана Боровича возникло синеватое свечение, похожее на подсвеченную изнутри грозовую тучу в миниатюре.

Добродеев упал на траву, зажал уши ладонями, зажмурил глаза и уткнулся в землю. Конвульсии панического страха заставляли его содрогаться всем корпусом. В иной ситуации это, быть может, выглядело бы и забавно…

— Работают «отмычки»-то, — пробормотал Васягин. — А ведь изначально все так по-дурацки звучало, а?! Добыть посох Моисея, топор Линкольна… томагавк Чингачгука, уши Чебурашки и хвост крокодила Гены… Ты гляди, Женек! Там какой-то шарик начинает набухать!

Афанасьев стоял дальше всех от громадного цветка. Он видел, как у самой земли, в основании лепестков и световой колонны, возникли округлые контуры светящегося шара, и…

— Это и есть та самая Сфера, Вася, — сказал журналист. — Это та самая Сфера и есть. Ты видишь, что творится? И еще непонятно, что из всего этого выйдет.

Вдруг кто-то тронул Афанасьева за локоть. Женя быстро обернулся, окинул взглядом приблизившегося к нему человека и, не желая терять времени на созерцание столь ничтожного индивида, снова уставился на световую колонну и Сферу, в центре которой пульсировали, оторвавшись от земли и наливаясь силой, семь Ключей Всевластия.

— Скажите, пожалуйста, а это у вас такая поздняя экскурсия? — раздался вкрадчивый негромкий голос.

— Экскурсия, — Афанасьев дернул плечом.

— А где же ваш экскурсионный автобус? Уехал, наверное. Как же вы будете до города-то добираться? Ведь уже темнеет.

— Не ваша забота, — раздосадованно пробормотал Женя.

— Ну и ладно. И не моя. И правда. Хе-хе.

Что-то необычайно знакомое прозвучало в этих коротких фразах, пронизанных единой и очень узнаваемой интонацией, и Афанасьев резко повернул голову, а потом и развернулся всем телом.

Перед ним стоял тот самый рыжий очкастый тип, которого он не далее как позавчера видел по телевизору в связи со странным «репортажем» о взрыве Ковалевской дачи. Рыжий скромно улыбался, показывая щербинку во рту, впрочем не сильно портившую улыбку. Даже придавала ей какой-то особый шарм. Афанасьев надвинулся на рыжего, которого он превосходил ростом самое малое на голову, и произнес:

— А-а, вы уже тут, любезный? Выследили? Колян, полюбуйся! Вот этот индивид делал репортаж о взрыве твоей дачи.

Родственник хана Батыя оторвался от впечатляющего зрелища и перевел свое внимание на рыжего очкарика. Он прищурился и, схватив того за руку чуть повыше локтя, сильно сжал, так, что бедолага пискнул.

— Отлично, — грозно сказал Колян. — Что, вынюхиваешь, журналюга? Кто же тебя проплачивает? Молчишь? А вот Афанасьев утверждает, что ты говорил довольно прытко, когда взлетала на воздух моя дача, а ты снимал. Ничего, заговоришь. Меня в Орде научили кое-чему, чтоб развязывать самые молчаливые языки. — Он подмигнул Жене и сжал пальцами плечо возмутительного рыжего типа. Раздался протестующий вопль. Более того, голос определенно принадлежал… Васе Васягину.

— Ты что, сдурел? — жаловался сержант. — Сила есть, ума не надо, да, Колян? Ты своими ручищами мне руку сломаешь!!

Ковалев оторопело глянул на сержанта Васягина, не веря своим глазам. Что за чертовщина?.. Ведь он только что ухватил того рыжего и держал очень крепко, куда крепче, чем можно было бы позволить себе вольность вырваться!

— Вася? — изумленно выговорил и Женя Афанасьев.

— Стою, никому не мешаю, наблюдаю спецэффекты, а тут кто-то как вцепится мне в руку! — возмущался Васягин. — Что за безобразие? Ты, Колян, вроде и не пил, а как шальной. Ну что ты так на меня выпялился? Не видал давно? Как приедем домой, я тебя «демократизатором» промеж глаз вытяну, чтоб мозги на место встали!

Пока Васягин произносил свою гневную филиппику, Афанасьев недоуменно крутил головой. Он видел одни и те же знакомые фигуры дионов, инфернала Добродеева, Пелисье… Рыжего очкарика нигде не было. Никуда он не мог деться, потому что спрятаться в чистой степи можно было только за стелой, а до нее было не меньше полусотни метров. Одолеть это расстояние за три секунды (именно в этот промежуток времени исчез загадочный репортер) не смог бы даже рекордсмен мира по соответствующей спринтерской дистанции!.. Снова чертовщина!!!

— Не нравится мне все это, — сквозь зубы процедил Ковалев, растирая побелевшие от напряжения пальцы.

— И мне.

— Смотрите, смотрите! — вдруг донесся до них голос Пелисье.

Дионы же все стояли столь неподвижно, что могли бы подрабатывать на полставки в музее восковых фигур мадам Тюссо.

Посмотреть в самом деле было на что. В огромной световой колонне появилось какое-то упругое, спиральное, темное пульсирование и вдруг обозначились контуры гигантской фигуры. Колян Ковалев видел огромные рекламные голограммы в Лас-Вегасе, Женя Афанасьев не видел ничего подобного, так как в Лас-Вегасе никогда не был… но, конечно, ЭТО была не голограмма. Фигура была около десяти метров высотой, а ее ступни, опиравшиеся на Сферу, отстояли от земли примерно на два метра. Вся световая колонна вздрогнула, по ней прошла ярко-алая волна, и фигура на Сфере облеклась плотью.

— Это еще что за… девочка на шаре? — пробормотал Афанасьев.

— Тогда уж мальчик.

Вопль отчаяния прорезал тишину. Кричавший Добродеев упал на землю и принялся молотить ее кулаками. Женя Афанасьев отупело смотрел на фигуру в столбе света и не верил своим глазам. Перед ним — то ли в самом деле «подросший», то ли увеличенный невиданным оптическим ухищрением — в круге огненных лепестков стоял… рыжий репортер. Только сейчас на нем не было очков, лицо казалось белым, словно обсыпанным мукой. А на плече… а на плече сидел ворон. Да, и конечно… вместо полутора метров с кепкой он был десятиметрового роста.

— Вот он куда делся, — на автопилоте выговорил Афанасьев. — И как он туда попал? И чего так орет Добродеев?

— Да очень просто, — повернулся к нему бледный Пелисье, — проще некуда. Ты, наверное, тоже разволнуешься, когда в самый неожиданный момент появляется твой босс…

Первым опомнился Вотан Борович. Он воздел руки к громадной фигуре и провещал каркающим голосом:

— Эй, Лориер! Ты не устрашишь нас картиной своего мнимого величия!

— А что мне вас устрашать, ребята? — прозвучал в ушах всех негромкий, ясный голос, и рыжий великан за мгновение принял нормальные размеры. Но со светящейся Сферы и не подумал сходить. — Вы и сами кого угодно устрашите. Хе-хе. Особенно Эллер, своей кувалдой привыкший швыряться во встречного и поперечного, а кого кувалдой не достанет — так козлом потравит.

— Лориер, что ты тут делаешь? — спросил Вотан, который единственный из дионов обрел дар речи.

— Да ничего особенного, — сказал тот. — Просто вступаю в новые права. Правда, вы не совсем точно все сделали, но ничего — и так сгодится. Хе-хе-хе.

— Та-ак! — свирепо воскликнул Эллер. — Значит, все-таки наш черт — засланный? Ах ты, скотина! Добродеев!!! Да я ж тебя!..

Что именно хотел сделать рыжебородый дион с несчастным Добродеевым, который и без того катался по траве, осталось неизвестным. Потому что Эллер столкнулся с Альдаиром, тоже рванувшимся к Добродееву разделаться с ним. Оба здоровяка с Аль Дионны схватили несчастного кандидата сатанинских наук и представителя концерна «Vade Retro, Satanas & Со» и стали трясти его так, что из губ Добродеева вылетали звуки, похожие то на насморочный клекот засорившейся раковины, то на визг о-о-очень недорезанного поросенка!..

— Зря мытарите его, — сообщил Лориер. — Он ничего не знал. Он честно вам помогал. Я узнал о вашем прибытии на Землю и нарочно так подстроил, чтоб он… хе-хе… стырил у меня сакральный текст с «отмычками», как метко поименовал это гражданин Васягин. Добродеев искренне мечтает о смене власти, как это говорится у них, у людей. — Он кивнул в сторону Васягина, Пелисье, Ковалева и Афанасьева, кучковавшихся отдельно от дионов и страдальца Добродеева.

— Тогда ответь нам, о Отец Лжи, откуда ты взялся здесь и какими тропами преследовал нас? — без признаков уныния осведомился Вотан.

Лориер почесал под клювом у ворона и спрыгнул со Сферы на землю. Он и сейчас выглядел как незадачливый рыжий репортер, прихрамывал даже и открывал в улыбке щербатый рот, но теперь ни у кого не возникало желания хватать его за руки.

— Все очень просто, Вотан, — сказал он. — Когда много тысяч лет назад вы оставили меня здесь, лишив почти всего могущества, я подумал, что рано или поздно вы вернетесь. Не вы, так ваши потомки. И я готовился. Я пропускал мудрость мира через себя, как песок сквозь пальцы. Когда вы вернулись, я четко знал, КАК можно вернуть тот мир, которым когда-то правили мы, дионы, как боги. Но я лишен возможности проникать в прошлое — лишен вами же еще пять тысяч лет назад. И я сделал так, чтобы вы исполнили все семь миссий за меня. И вы справились!.. Хе-хе!.. Еще бы вы не справились. — Лориер почесал пальцем бровь и продолжал, обращаясь уже к Афанасьеву: — И не надо так на меня коситься! Да, это я сделал вам последнее китайское предупреждение, чтобы не спешили с Ключами! Так вы ж живы! И разве ж вы меня послушали? Вам ясно указано было, что наилучший срок для вложения Ключей в Сферу — это день осеннего равноденствия! А вы, торопыги!.. Не удивлюсь, если из-за вашей поспешности все получится не так, как я хотел и как вам самим лучше было бы! Ну, что смотрите, что смотрите? Хе-хе-хе… Ах, кино американского пересмотрели, что ли? Сатана обретает власть над миром! Ох, какой кошмар, какой ужас! Я, кстати, тоже года три назад был в ужасе от себя. Посмотрел американский блокбастер «Конец света», в главной роли этот — Шварц, нынешний губернатор Калифорнии. Так меня там таким злодеем изобразили, что я на них в суд хотел подавать. Думаю, что за дела? И рожу мне там размалевали… ой-ой! Там, правда, меня играет такой авантажный америкашка, улыбка в пятьдесят металлокерамических зубов. А у меня, между прочим, второе тысячелетие левого клыка нет, и никакая стоматология не может помочь — все пломбы и протезы тотчас же отторгаются! Форменное безобразие, дорогие мои!

Эллер и Альдаир отпустили Добродеева, и тот повалился на траву.

— Значит, он тут ни при чем? Добродеев… он ни при чем?

— Так нет же! — воскликнул экспансивный Отец Лжи, ероша рыжие волосы. — Он делал то, что делал. У него есть редкое качество для инфернала и уж тем более для человека — он честный. Ну да! А с «отмычками» все очень просто. Мне удалось выцедить из всей человеческой истории атрибуты, символизирующие поступательное развитие человечества. Да, символы!.. — продолжал болтливый дион, на нашей планете более известный под именем Люцифер, или Сатана. — Посох Моисея — символ пересмотра отношения к высшей силе, к богам! Кинжал Цезаря — новое государственное устройство! Символ движения вперед, грубая сила, сметающая все на своем пути, сотни тысяч золотоордынцев на конях — хвост коня хана Батыя… Ну и так далее. Что вы, на уроке истории, что ли? А здесь, на месте приземления первого человека, познавшего мировое пространство, — здесь та скважина, в которую вкладываются один задругам Ключи, открывая этот мир заново. Понимаете? Это очень сложно и очень просто! Ну не дуйтесь, родственнички! Все предопределено! Хе-хе. Это еще моя дочка говорила: все предопределено.

— Простите, уважаемый Лориер, — тихо спросил Женя, — если вы живете тут безвылазно пять тысяч лет, то что же…. вашей дочке Галлене не меньше?

Сатана хитро погрозил Жене пальцем:

— А вы, я смотрю, юноша любознательный… хе-хе. Да нет же! Зачем пять тысяч? У нас, дионов, есть такое понятие, как отложенная беременность. Что называется, оплодотворилась, а рожай, когда захочешь. По желанию. Я сам не знаю, сколько дочке лет. Молодая вроде. Лет с тысячу. А у вас на нее планы, молодой человек? Амурр-рчики, так сказать? Это хорошо! Из брака человека и диона всегда вылуплялись такие ор-р-р-ригинальные дитятки. Взять того же Геракла. Правда, он нехороший был, зверюшек убивал вроде немейского льва и гидры. Ему сейчас «зеленые» за такие дела голову намылили бы!.. Но мы отвлеклись. Ну что, дорогие мои?! — воскликнул Лориер, широко расставляя руки, как будто желая обнять всех присутствующих. Хочу вас поздравить! Мы живем в новом мире! Вы еще этого не чувствуете, но скоро почувствуете. А мне пора. Недосуг. Дел много. У меня теперь вообще много дел будет. Да и вам скучать не придется. Ну, коли буду нужен, свяжетесь со мной через Добродеева. Кстати, будем считать, что он защитил степень доктора сатанинских наук. Ну, всем пока. Вам, месье Пелисье, персональное адью!! Хе-хе-с!..

И Лориер, просияв, вспрыгнул на Сферу и растаял в световом столбе. Тотчас же свет угас, а лепестки огромного цветка стали сжиматься, растворяясь в ночном воздухе. Стемнело. Афанасьев машинально наклонился, чтобы подобрать с земли Ключи.

Но на земле ничего не было. Семь Ключей Всевластия исчезли.

Первой заговорила Галлена.

— А папа мил, — сухо сказала она. — В такой вежливой форме пояснил нам, что мы — идиоты и делали то, что он нам заочно велел. Правда, несколько разочаровали его по срокам. Приперлись на это место раньше, чем надо, о чем он давал понять Афанасьеву и Коле Ковалеву.

Пелисье крутил головой.

— И что ж, собственно, изменилось? — осведомился он.

— Непонятно.

— Не вызывает у меня доверия ваш родственник, — обратился к дионам Колян Ковалев. — И твой босс! — Он ткнул пальцем в Добродеева. — Уж больно он бойко говорит. Что называется, Люцифер и Юрий Гагарин — почувствуйте разницу!

— Не чувствую я в себе новой силы, — разочарованно вымолвил тут Вотан Борович, — верно, в самом деле Лориер похитил всю силу, данную нам в Ключах.

— Деррржи вора! — рявкнул стоявший на четвереньках Поджо, доевший взятый с собой в дорогу окорок и перешедший уже на подножный корм, не хуже отсутствующего козла Тангриснира.

Афанасьев глянул на часы и вдруг глухо пробормотал:

— Опять лориеровские штучки! Часы показывают половину четвертого утра. Мы сюда приехали вечером, прошло… ну, полчаса, и сейчас никак не может быть половина четвертого. Впрочем, — добавил он уже со вздохом, — сейчас может быть все что угодно.

— Тут в трех километрах трасса, — заявила Галлена. — Предлагаю дойти до нее пешком, а там поймать машину. О Перемещениях и речи не идет!.. — прикрикнула она, увидев, что Добродеев, несколько пришедший в себя после всех встрясок, открывает было рот. — Я себя чувствую как выжатый лимон. Ни на что не способна. Это, верно, снова фокусы моего почтенного родителя.

Предложение Галлены было принято. Дионы, люди и зеленовато-бледный инфернал пошли по направлению к трассе, где можно было поймать попутку и доехать до города. Афанасьев шел и думал, что за истекшие с момента прибытия на Землю два с лишком месяца дионы сильно переменились. Куда подевалась самоуверенность?.. Куда улетучились бравада и склонность показывать свою силу по поводу и без повода?.. «Не все так просто, уважаемые кандидаты в боги, — подумал Женя и посмотрел на идущего рядом Альдаира. — Не так ли?» Альдаир ничего не ответил. Или же он просто не МОГ прочитать мыслей Афанасьева так, как раньше.

«Поистрепались», — добавил про себя журналист.

Наконец показалось шоссе. Галлена первой выскочила на обочину и огляделась по сторонам.

— Саратов в той стороне, — отозвался Афанасьев, указывая пальцем. — Значит, машины с той стороны ловить будем.

Уже светало. Ночь, которой никто так и не заметил, таяла. Нарождалось молодое утро. Афанасьев снова взглянул на часы. Двадцать минут пятого. Однако даже такое раннее время не могло объяснить одной странности. А именно: за те несколько минут, что они стояли на проезжей части, мимо них не проехало НИ ОДНОЙ машины.

— Так, — сказал Пелисье, — ни за что не поверю, что нас откинуло в дальнее прошлое, когда еще не было машин.

— Запросто.

Афанасьев наклонился и, мазнув рукой прохладный асфальт, буркнул:

— Только не надо. Бывал я в глубоком прошлом. Нет там таких асфальтовых дорог. И указателей с дорожными знаками тоже нет. Ничего и не изменилось.

— Кроме того, что ни одной машины мимо не проехало, — проговорил Альдаир мрачно.

— Может, рано еще… — предположил Эллер.

— Да какая разница, рано или поздно! — вмешался Афанасьев. — По шоссе круглосуточное движение, это ж вам не общественный транспорт!

— Кстати… — вдруг подал голос Вотан. — Видит мое око, что в той стороне стоит механический зверь, именуемый грузовиком. Зверь-грузовик сей весьма больших размеров.

— А и правда, — щурясь, согласился Афанасьев. — Грузовик. На обочине. Интересно. Пойдем взглянем.

— Пойдем, — не особенно оптимистично отозвались остальные.

Дионы тяжело переживали поражение. Наверное, это усугублялось неопределенностью того, в чем, собственно, заключалось это поражение. В чем они проиграли? Как это отразилось на окружающем их мире?..

В этом пораженческом настроении они и подошли к «КамАЗу», брошенному на обочине дороги. Мотор слабо фырчал. Дверь кабины была распахнута. В ней никого не было. Горела одна фара. Вторая была разбита, тут же рядом валялось и то, чем, скорее всего, эту фару и разбили. Монтировка.

— А где водитель? — Афанасьев заглянул в кабину:

— Он, наверное, где-то здесь. Ключи в зажигании, двигатель работает, дверь нараспашку. Может, по своим делам выбежал? Тогда где его напарник? Ведь они попарно ездят. Водии-и-ила!! — позвал он во всю силу своих легких.

— Сам виноват, — сказал Альдаир. — Нам нужна эта машина. Садимся и едем. Кто умеет ею управлять?

— Я сяду, — произнес Пелисье. — В свое время мне довелось проехаться в знаменитом авторалли Париж-Дакар. Не участником, конечно. Один знакомый пилот в классе грузовиков дал порулить. Ну и придурок этот водитель!.. — вырвалось у Пелисье. — Тут под сиденьем канистра с солярой стоит, двадцатилитровая, а на крышке валяется недокуренная сигарета. Так и сгореть можно.

— По всему видно, что водитель и его напарник просто-напросто бежали из кабины, — тихо констатировал Афанасьев.

Вся компания загрузилась в машину и отправилась в сторону Саратова. Велико было их удивление, когда там и сям стали попадаться другие брошенные автомобили — легковые, грузовые, даже один рейсовый междугородный автобус. Людей нигде не было. Впрочем, нет: один раз на повороте им удалось застать какого-то типа, по-воровски кравшегося по обочине. Как будто боялся, что его застигнут врасплох и поймают. И это на пустынном предутреннем шоссе-то!..

При приближении грузовика он обернулся, увидел свет единственной фары и с дикими воплями бросился бежать, потом покатился под откос и скрылся в придорожных кустах. Кто-то из путешественников еще успел заметить, как сверкнули из зелени дико выкаченные глаза, и «КамАЗ» пролетел мимо.

— Ты видел выражение его лица, когда он убегал от нашего грузовика? — спросил сидящий за рулем Пелисье у своего соседа, Афанасьева.

— Да уж. Наверное, приблизительно с той же миной убегал сэр Чарльз Баскервиль, когда за его спиной появилось черное исчадие ада, чудовище со светящимися глазами и огненной пастью, — заметил Женя. — Собака Баскервилей.

— Вот именно… чудовище.

Оба переглянулись. Сумасшедшая мысль, смутная догадка начала угрюмо вызревать в их мозгах. Неужели?.. Неужели?!

По мере того как грузовик приближался к городу, брошенных машин оказывалось все больше. На крыше салона изуродованной «копейки» плясало несколько молодых людей, издававших радостные воинственные вопли. Когда «КамАЗ» проезжал мимо, их как ветром сдуло: они бросились в лесополосу и скрылись из виду.

— Опять, — уронил Афанасьев. — Так… кажется, я знаю, какую шутку сыграл с нами любезный господин Лориер, он же Люцифер.

Розовое, подрумяненное утро вкатилось в Саратов. Одновременно с утром в город вкатился грузовик, ведомый угрюмым Пелисье. Странные звуки наполняли просыпающиеся городские кварталы…

— У меня в Саратове есть один знакомый, прекрасный человек, интеллигент. Если он не сумеет ответить на мой вопрос, то нам уже никто не ответит, — сказал Женя Афанасьев.

— Надеюсь, он не такой прекрасный человек и интеллигент, как вон те двое? — спросил Пелисье и кивнул на двух собачников, которые, верно, вышли в придорожный парк выгуливать своих четвероногих питомцев.

Собачники были одеты в стариковские брючки и синенькие рубашки, в очках и шляпах. Однако эти мирные характеристики вчистую перекрывались той позой, в которой находились оба дедули: они стояли на четвереньках друг против друга и рычали, оскалив не бог весть какие зубы. Их псы вели себя гораздо культурнее и миролюбивее хозяев и смотрели на тех, кажется, с недоумением. Дескать, что вытворяете, хозяева-баре?

— А тот? — раздался голос Альдаира, и все увидели, что близ троллейбуса, уронившего «рога», стоит ремонтник и колотит монтировкой по фаре единицы общественного транспорта. При этом из его широкой груди вырывается какой-то воинственный рев, из которого только при большом желании можно было вычленить кое-какие слова. Альдаир, заметивший победителя троллейбусов первым, проговорил:

— Кажется, я понял, что он говорит. Он кричит, что ему удалось… ВЫКОЛОТЬ ГЛАЗ ЧУДОВИЩУ. Неведомому рогатому чудовищу с железными боками.

— Черрт!.. — простонал Женя. — Вот этого я и боялся. Не надо ни к кому ехать. Все ясно. Останови машину.

Пелисье послушно тормознул. Афанасьев вышел из кабины и предложил своим спутникам из числа тех, что не уместились в кабину, вылезать из фуры. Последним появился Вотан Борович. Он мрачно скрестил руки на груди. Потом разлепил губы и изрек:

— Я чувствую запахи молодости. Тут пахнет так, как бывало, когда я еще был молод. Мир тоже помолодел.

Васягин огляделся по сторонам и сказал:

— Да ничего не изменилось. Ничего не помолодело. Мне приходилось бывать в Саратове в командировке. По обмену опытом с саратовской милицией. Так ничего тут не изменилось. Там Театральная площадь, там — областное правительство. Вон, видите, стоит памятник Ленину, а там, за площадью, за сквером, — театр имени этого… как его… Чернышевского. И запахи точно такие же. Какие тут могут быть ароматы? Там неподалеку местный Вечный огонь коптит.

— Ты не понял…

— А что я не понял? Если ты о тех двух типах, что лают друг на друга, то они, наверное, с утра похмелились, да так, что опомниться не могут. В трезвяк их, и дело с концом, а того детину, что троллейбус ломал, — за порчу имущества и хулиганство…

— Ничего-то ты не понял, человек, — прервал его Вотан Борович. — Эти люди… они стали такими, как пять или шесть тысяч лет назад, по вашему счету.

— Н-недопонял…

— А что тут недопонимать? — осведомился Афанасьев. — Нет, я все-таки дойду до своего друга. Еще раз проверю. Если подтвердится, то… В общем, кто со мной.

— Я, — вызвался Пелисье.

— Идем. Вы пока подождите здесь. Я… это… через пять минут. Он в том доме живет. Что носом клюете? Ну? Подъем! С добрым утром!

Афанасьев отсутствовал не пять, а все десять или даже пятнадцать минут. Вернулся он с таким веселым лицом, что все подумали: тревоги беспочвенны, все в порядке! Еще веселее был Пелисье. Он ухмылялся и время от времени тыкал пальцем в свои заплетающиеся ноги, при этом испуская булькающий смех.

Оба были пьяны. Оставалось только понять, как у них хватило времени и, главное, желания налакаться столь основательно.

— В-весело живем, братва! — воскликнул Женя, а Пелисье навернулся через бордюр и растянулся на травяном газоне. — Теперь даже Вася Васягин станет светочем познания!!!

Васягин выкатил грудь. Ему явно польстили слова Афанасьева, хотя смысл, в них вложенный, был прямо противоположен тому, что извлек из них сам сержант.

— В общем, приходим мы в гости. Антон Анатольевич — интеллигент, к которому мы, собственно, и шли, — был дома. Ох, лучше бы он вышел за хлебом!.. Впрочем, какой там хлеб. Ы-ым-мм!.. Я как на него посмотрел, так мне сразу и дурно стало. В общем, всяким я его видал, но чтобы таким!..

— А меня еще отправили в психушку, — обиженно сказал Пелисье заплетающимся языком, — а этот Антон Анатольевич оказался сущим дикарем. Когда мы пришли, он охотился на ревущий пылесос!.. Ох, что там было!.. Еле сбежали. Дикарь, полный дикарь! Хорошо, у него в прихожей стояла литровая бутылка… О-ох!!

И Пелисье сел на землю и заплакал, а потом принялся смеяться и икать вперемежку. Это была форменная истерика.

— Теперь мне понятно, что сделали мы… с помощью этих Ключей, — пробормотал Женя. — Недаром Лориер намекал… Он… он говори-и-ил!.. Молодой мир… обретение Всевластия…

— Но что? Что?

— А очень… очень просто! Не знаю, как это произошло, но все человечество сейчас отброшено в своем развитии на тысячелетия назад! И-ык!.. Понятно, почему были брошены машины на шоссе. Потому что люди, те, что ими управляли… вдруг обнаруживали себя в утробе какого-то диковинного страшилища — автомобиля! У людей — пещерные представления о жизни! Тот ремонтник, что колотил монтировкой по троллейбусу и выбил фару, — он ДЕЙСТВИТЕЛЬНО думал, что перед ним огромное железное рогатое чудище! В-вот… вот так!!

Все молчали. Потом заговорил Вотан:

— Ты верно сказал, человек. Я чувствую то же. Во времена моей молодости люди были такими, какими они стали сейчас.

— Пять, шесть, семь, а то и десять тысяч лет назад! — простонал Афанасьев, а сидящий за его спиной на газоне Пелисье растянулся на траве во весь рост и стал ожесточенно колотить ногой по бордюру. — Никого, ничего!.. Был такой ученый Вернадский, у него — учение о ноосфере, о том, что вся культура и все знания, накопленные человечеством, отражены в природе, записаны в ней, как файлы записываются в компьютер и сохраняются на жестком диске! А мы… видно, Вернадский прав, а мы — мы стерли всю эту информацию. Теперь нет ни Пушкина, ни Эйнштейна, ни Христа, ни Цезаря, ни Толстого, ни Гомера, ни Горация… даже Акунина с Марининой и «телепрачкой» Андрюшей Малаховым… и тех нет! Никто не помнит, никто ничего не…

— Погоди, — сказал Колян Ковалев. — Ты говоришь, что… что люди теперь такие же тупые, как несколько тысяч лет назад?

— Да не тупые! Не тупые! Просто… просто у них представление о мире, какое было у человека много, много тысячелетий назад!!! Понимаешь? В их мозгу теперь не уложится, скажем, что такое телевизор или сотовый… для тебя специально, Колян, объясняю! Помнишь, как в Древнем Египте воспринимали твой CD-плеер? Так там еще культура высокая! А здесь, в европейской части России, пять тысяч лет назад жили дикие и неотесанные троглодиты, мало чем отличающиеся от обезьян. И теперь они здесь… везде… повсюду!

— А мы? — тихо спросил Колян. — Мы, значит, уцелели. Как-то… спаслись от этого… стирания информации?

— Ну да, — подтвердил Афанасьев.

Пелисье завопил с газона отчаянным голосом:

— А дядя полетел в Париж. Дядя Толя — он полетел в Париж! Понимаешь, в Париж? На самолете! У него там… какие-то дела, что ли!

— И что?

— А ты не понимаешь?

— Погоди… Ах ты, черррт! Значит, пилот и весь экипаж самолета… внезапно разучатся управлять и даже не поймут, где они находятся… перепугаются, и тогда… И по всему миру…

Воцарилась тишина. Откуда-то долетали дикие вопли, грохот разбиваемого стекла, а потом зазвенел боевой клич, от которого кровь застыла в жилах.

Афанасьев окинул взглядом дионов, так и не ставших богами; инфернала Добродеева, цвета зеленого газона, в поту и ужасе; Пелисье, Ковалева и Васягина. И изрек:

— Как бы не пришлось, чтоб разгрести все то, что мы наворочали… как бы не пришлось добывать ЕЩЕ семь «отмычек» Всевластия… или сколько там?

Никто не ответил.

— Пойду-ка я в какой-нибудь ларек круглосуточный забреду, — предложил Женя. — Денег у меня хотя и нет, но сильно сомневаюсь, что там их с меня кто-то потребует…

— Я с тобой, — сказали в один голос Пелисье, Васягин, Ковалев, Эллер и Добродеев, а потом, после короткой паузы, присоединились и остальные…