ГЛАВА 6

Утро выдалось сложным. Сначала большую часть ночи я пыталась максимально удобно устроиться на кровати, что оказалось практически невозможным. Потом в процессе возни напрочь лишилась сна и, пристроив под спину подушку, просидела некоторое время в невеселых раздумьях, переосмысливая разговор с настоятельницей.

Выводы были неутешительными и откровенно пессимистическими: против магии ловкости рук и гибкости ума категорически мало. К тому же если магам станет известно, что я тоже была за Гранью, причем последний раз по доброй воле, поддавшись душевному порыву и желанию вытащить с того света друга, то и мне несдобровать — пока не прибьют, не успокоятся. И к Талейну с такими новостями соваться опасно: во-первых, он не захочет меня видеть, во-вторых, если и увидит — не послушает, в-третьих, если и услышит — не поверит. Скажет: плету интриги во имя мести. Переубедить будет невозможно. Лишь вызову жалость и новые издевательские эпитеты в свой адрес.

Ближе к утру, уставшая и расстроенная, я смогла наконец забыться подобием сна, но едва сомкнула глаза, как была бесцеремонно вырвана из желанного состояния покоя чьим-то нетерпеливым шепотом.

— Сестра, вставай к заутрене! Быстро вставай!

С трудом разлепив глаза, я с недоумением воззрилась на незнакомую монахиню, которая для верности еще и трясла меня за плечо. Круглое лицо с наливными щеками ничуть не смягчало сурового выражения, пухлые губы непрерывно двигались:

— Тебе нужно привыкать к новым правилам! Быстро переодевайся и пойдем! Первый раз я покажу дорогу, потом сама приходи. Запомни, к молитве нельзя опаздывать!

Не переставая бормотать, она скрылась за дверью. Я с тоской проводила ее взглядом, невольно размышляя над несовместимостью округлого внешнего вида служительницы Всевышнего и строгим постом, который должен ею свято соблюдаться. Затем уставилась на черное платье, лежавшее у меня на коленях, — еще одно дело рук суетливой монашки. Вместо традиционного монашеского головного убора к платью прилагалась аналогичного траурного цвета косынка. Помнится, вечером я предупредила настоятельницу, что не буду обряжаться в рясу. С другой стороны, в моей ситуации любой опыт может оказаться полезным. К тому же затевать сейчас скандал мне совершенно не с руки.

Отчаянно зевая, я быстро переоделась и убрала волосы под косынку. При этом нетерпеливая монахиня успела дважды заглянуть ко мне, упрекая в медлительности. Выходя из кельи, я позволила себе мимолетный взгляд в окно. Там царила густая тьма — ни малейшего намека на скорый рассвет. Прошипев под нос что-то нелицеприятное, моя провожатая не глядя схватила меня за руку и потащила по коридору вслед за удаляющимся строем молчаливо шагающих сестер.

Рука была та самая, левая, с повязкой, я принялась ее высвобождать, чем сделала только хуже: цепкие пальцы сжались сильнее, от боли перед моими глазами поплыли разноцветные пятна, поэтому путь в большой зал я не запомнила. Очнулась лишь тогда, когда рука оказалась на свободе, а в нос ударил тяжелый, чуть сладковатый аромат смеси ладана и дыма. Хор сотни голосов протяжно запел «Слава Всевышнему», я же принялась осматриваться.

Белая лепнина на высоком потолке и стенах, белые мраморные статуи святых в нишах. Разноцветная роспись выглядела значительно веселей: добавляла ярких красок в интерьер, изображая сцены из жития святых. Золоченые узоры на стенах ловили на себя блики бесчисленного множества свечей. Высоко вверху под самым куполом в узкие зарешеченные окна равнодушно смотрела ночь. В целом ничего интересного я для себя не нашла.

Монотонное пение вкупе с приглушенным полумраком и теплом подействовали расслабляюще, и я не заметила, как уснула стоя. Проснулась от чувствительного тычка в бок. Провожатая, которая и так не питала ко мне дружелюбных чувств, теперь смотрела волком, явно готовая огреть молитвенником по голове.

Я старательно вытаращилась в спину стоящей впереди «сестры», вполуха разбирая слова в заунывном пении. Но хватило меня ненадолго. Уже через несколько минут голоса стали отдаляться и затихать, а черное пятно перед глазами сменила яркая картинка: плачущий Салем бежал ко мне по знакомому двору, нетерпеливо протягивая руки. Я шагнула было навстречу, чтобы обнять его, прижать к себе и сказать, что очень соскучилась, но неожиданно почувствовала удар по голове. От неожиданности открыла глаза и поняла, что видела сына во сне. В реальности же противная монашка стояла передо мной с победным видом, сжимая в занесенной руке молитвенник, а второй размашисто крестя воздух перед моим лицом и бубня заунывным речитативом:

— Да снизойдет благодать Всевышнего на овец его заблудших, ибо проспят они жизнь свою и не заметят!

Круто развернувшись, она пошла прочь. Полы просторного черного одеяния развевались с тихим шорохом в такт шагам, делая его обладательницу похожей на откормленную ворону. Я озадаченно смотрела ей вслед, тщетно пытаясь перевести на нормальный язык услышанную фразу. Не сумела, окликнула:

— Что?

Ворона замедлила шаг, обернулась. Пухлые губы тронула снисходительная улыбка:

— Голодной, говорю, останешься!

Только тут я сообразила, что осталась в зале в полном одиночестве. Интересно, монашка специально ждала, пока уйдут остальные монахини, чтобы безнаказанно употребить молитвенник по желаемому назначению, или проспала завершение молитвы вместе со мной?

Как ни странно, ранний подъем ничуть не способствовал пробуждению аппетита, поэтому в столовую я пришла без особого энтузиазма. Монахиня, хоть и не стала ждать меня, но шла впереди, оставаясь в поле зрения, что позволило не заблудиться.

Просторная светло-серая комната была заставлена длинными столами, вдоль которых ровными рядами выстроились присутствующие. За узкими окнами светлело небо, но факелы на стенах еще горели, давая неровный чадящий свет. В воздухе пахло овсяной кашей, поэтому вглядываться в бурое содержимое многочисленных тарелок я не стала. Вслушиваться в монотонное бормотание — тоже. Просто заняла свободное место с краю у ближайшего стола и терпеливо дожидалась окончания молитвы. В голове билась лишь одна крамольная мысль: от подобного образа жизни уже через несколько дней можно сойти с ума.

Я не была, подобно монахиням, одержима верой и страстью служения Всевышнему, поэтому откровенно скучала и хотела спать. Окружающая обстановка всецело этому способствовала. Одно дело неслышным шагом скользить в ночи по крышам, подобно бесплотной тени, ощущая азарт от предстоящего дела или удовлетворение от выполненного. И совсем другое — существовать изо дня в день в монотонном ритме, отягощенном хроническим недосыпанием и недоеданием.

Каша на вкус оказалась пресной и клейкой, без добавления соли, не говоря уже об отсутствии сахара или варенья. Кашевар даже мед пожалел, хотя вряд ли этот натуральный продукт запрещен к употреблению даже при условии круглогодичного поста, если таковой, упаси Всевышний, существует.

Проглотив с невероятным трудом склизкий комок, я от души посочувствовала монахиням и до конца завтрака больше не прикасалась к ложке. На меня, правда, также смотрели с нескрываемым сочувствием, причину которого я смогла понять лишь после полудня. Собственно, к концу дня понимание здешнего быта и образа жизни пришло ко мне в полной мере и предстало во всей красе, вселив если не ужас, то вполне натуральную панику.

После скудного завтрака меня вместе с группой монахинь отправили изготавливать свечи. Небольшое здание располагалось среди прочих на широком подворье. Промаявшись несколько часов в жаре и духоте, я до костей пропиталась запахом воска и парафина, посадила пару масляных капель на платье и обожгла палец на пока еще здоровой руке. Выбравшись оттуда, обнаружила солнце стоявшим высоко в зените, но вместо ожидаемой столовой была направлена на бескрайний огород, поделенный на широкие квадраты — грядки.

Ненавистное платье путалось под ногами, мешая перекапывать землю на радость будущим посевам, цеплялось за лопату, пачкая в пыли подол. Я сквозь зубы щедро проклинала бестолковую одежду, пугая святых сестер обширными познаниями нецензурной лексики, но честно перекопала выделенный мне участок.

По правде говоря, легче не стало. Вместо еды или хотя бы воды мне вручили грабли и направили в сад на борьбу с опавшей листвой. В итоге на вечернюю молитву после захода солнца я приплелась смиренной овечкой, поскольку пребывала в полной прострации после богатого на события дня, и громко подпевала монахиням отчаянным урчанием в животе.

Когда же попала в вожделенную столовую, искренне возблагодарила Всевышнего за тарелку тушеной капусты и стакан кислого компота с пирожком. Глотала не жуя, не чувствуя пресного вкуса и не обращая никакого внимания на разом подобревшие лица соседок по столу, которые вопреки заповеди «не суди…» не стеснялись шепотом обсуждать удивительно быструю адаптацию новенькой. А ничего удивительного — у тизарров тоже были проблемы с моим пропитанием, но там меня не заставляли батрачить с раннего утра до сумерек, не разгибая спины. В итоге и калорий мне требовалось намного меньше.

Добравшись до кельи, я вставила факел в кольцо на стене, стянула грязную рясу, оставшись в нижней сорочке, и, забравшись на недоразумение, по ошибке называемое кроватью, свернулась клубочком и блаженно прикрыла глаза. Всякие понятия вроде «низко, жестко, коротко, прохладно, неудобно» уже ничуть не волновали. Сейчас я была абсолютно счастлива от возможности просто лежать и не шевелиться. А еще спать, спать…

Следующий день моего пребывания в монастыре в корне отличался от предыдущего, начиная с того, что я проспала не всю заутреню, а только первую половину. И, с трудом дождавшись окончания, подошла к настоятельнице и попросила позволения порыться в запасах лекарственных трав монастыря. Получив разрешение, после завтрака провела несколько часов в небольшой комнатке, под завязку набитой кадками и мешками с ценным содержимым, решив ударить по магической силе противника своими знахарскими познаниями. Изготовив необходимый состав, покинула комнатку, отчаянно чихая и отфыркиваясь. Травяная пыль мало того что забила мне нос, залезла в глаза, рот и заполнила легкие, но также осела густым слоем на рясе, превратив ее благородный черный цвет в зеленовато-болотный.

Следующим шагом стало разведение костра на заднем дворе, подальше от монахинь. Подвесив котелок, я высыпала травы в воду и, закутав лицо платком, принялась ждать, когда варево закипит. Когда процесс был почти завершен, в поле зрения появилась монахиня — вчерашняя возмутительница моего спокойствия. Изучив мой более чем странный вид, она подозрительно принюхалась к котелку и удалилась, не сказав ни слова. Я с некоторым лукавством посмотрела ей вслед.

Закупорив содержимое в склянку с плотной крышкой, я поспешила в мастерскую свечей. Заполучив в свое распоряжение миску с растопленным воском и паклю, добавила к будущим свечам часть отвара и проворно налепила свечей. Они вышли кривыми и не особенно круглыми, но внешний вид для меня не имел значения. Закончив работу, сняла пропахший платок и вышла наконец на улицу.

Оставив свечи и склянку в келье, я достала из шкафа новую рясу и, не удержавшись, заглянула в соседнюю дверь. Любопытная монахиня спала, приоткрыв рот и наполовину свесившись с кровати. Столь вопиющее нарушение дисциплины, как отдых среди бела дня, волновало ее сейчас меньше всего.

С трудом подавив мстительную усмешку, я быстро ретировалась на подворье и юркнула в баню. Наскоро умывшись холодной водой, сменила пыльную рясу, и наконец почувствовала себя человеком.

Переделав за оставшееся время кучу мелких дел по хозяйству (на заднем дворе монастыря в изобилии водились птица и домашний скот), вечером я вновь воздала должное ужину. Выспавшаяся соседка вяло ковыряла ложкой в тарелке, и периодически во взглядах, обращенных ко мне, читалось многообещающее «убью». Стойко игнорируя ее молчаливые выпады, я закончила трапезу, и в нарушение этикета подчистила тарелку куском хлеба, после чего удалилась с гордо поднятой головой, всем своим видом давая понять, что «нечего лезть куда не просят».

Разум и тело вновь жаждали только одного: спать. Добравшись до кельи, я с блаженным стоном нырнула под одеяло и по обыкновению скрючилась вдвое, отчаянно сожалея, что не обладаю искусством тизарров спать, свернувшись в клубок, подобно змеям.

— Уже наслаждаетесь отдыхом? Я принесла то, о чем мы договаривались.

Услышав знакомый голос, я не удержалась от недовольной гримасы и, протестующе сопя, глубже зарылась лицом в подушку.

— Ваше величество! Лайса! — Крохотное ложе протестующе заскрипело под двойной тяжестью, чувствительный толчок острого бедра плотно прижал меня к стене, вынуждая открыть глаза. — Я принесла адрес и прочие мелочи, которые вам могут пригодиться.

Понимая, что вожделенный отдых летит ко всем чертям, отодвигаясь на неопределенный срок, я с неудовольствием взглянула на настоятельницу, не сразу вспомнив о цели визита. Память соизволила проснуться лишь тогда, когда мне на колени упал сложенный вчетверо лист.

Развернув его, я с любопытством пробежалась взглядом по строкам. Действительно, похоже, целью вероятных возмутителей спокойствия моей семьи был Райлен и только Райлен. Во всяком случае, первый маг не стал отказывать себе в удовольствии и расположился в относительной близости от дворца. Интересно, если он обладает большой силой, то почему Талейн не заметил магического всплеска в пределах города? Не на лошади же этот маг издалека прикатил.

— Полагаю, вам может понадобиться что-нибудь из этого. — Монахиня поставила мне на колени небольшую корзинку. — Как будете готовы, постучите в келью напротив. Я снарядила помощницу, которая проведет вас тайным ходом. Остальным монахиням ни к чему знать ни о нашем разговоре, ни о вашей миссии. Несмотря на замкнутый образ жизни сестер, я бы не стала полностью доверять им. Учитывая тот факт, что многие живущие здесь в миру являются дочерями и сестрами высокопоставленных лиц города, неизвестно, насколько далеко протянулись длинные руки заговорщиков.

Я кивнула, не отрывая взгляда от листа и размышляя над тем, как нелепо буду смотреться в монашеском платье, если окажусь пойманной магом. В этот момент до меня донеслись следующие слова настоятельницы:

— Советую выйти отсюда в платье, а переодеться в переходе.

Недоуменно вскинув голову, я посмотрела вслед монахине, но успела увидеть лишь закрывающуюся дверь. Пожав плечами, подняла плетеную крышку с корзинки и восхищенно ахнула. Внутри лежала небольшая связка амулетов, которые монахини, по-видимому, заботливо прихватили из дворца, не поставив никого в известность. Когда я вытряхнула эти сокровища на кровать, на дне обнаружился мой удобный, привычный и такой родной костюм. На мгновение повеяло домом и теплом, сердце тут же запело от радости, но я довольно быстро вспомнила, при каких условиях покидала этот самый дом, и взяла себя в руки.

Амулеты, свечи, кресало, кремень, а также склянку с ценным содержимым я завернула в костюм и, накинув ненавистную рясу, вышла из кельи. Без стука открыла дверь напротив. Помощницей оказалась уже знакомая мне сестра Климентия, одна из тех монахинь, которых я видела во дворце. Приветливо улыбнувшись, она взяла факел, подошла к стене у кровати и, нажав на невидимый рычаг, поманила меня в открывшийся проем.

В узком коридоре было прохладно, но сухо. Климентия шла впереди, явно торопясь, отчего факел в ее руке подрагивал в такт шагам, рассыпая искры и бросая неровные блики на каменную кладку стен стены и низкий потолок. Казалось, монахиня чем-то напугана.

— Впереди нас ждет засада? — пошутила я, желая разрядить обстановку.

— Нет, что вы! — Монахиня на мгновение обернулась, сбавив шаг. — Просто коридор такой узкий и низкий, что, кажется, еще немного, и он сдавит нас со всех сторон. А у меня, знаете ли, боязнь замкнутого пространства еще с детства.

Я сочувственно присвистнула про себя — монашеские кельи немногим отличались от этого коридора, но вслух сказала другое:

— Может, стоит рассказать настоятельнице о вашей проблеме?

— Матушка Лавиния знает. — Климентия улыбнулась, робко повела плечами. — Но она мне одной доверяет, а я из уважения не могу предать ее доверие.

Я сдержала тоскливый вздох и деликатно промолчала. Когда действуешь в ущерб себе, но во благо другого, это уже не просто доверие, это самопожертвование. А бедную монашку того и гляди удар хватит. Вряд ли доверие окажется равноценным сердечному приступу. Лавиния, если уж настолько ценит свою помощницу, могла бы и сама меня проводить. Но, как говорится, в чужой монастырь со своим уставом не лезут.

Дальнейший путь, к счастью недолгий, мы проделали в полном молчании. Коридор окончился небольшим расширением — подобием комнаты и дверью.

— Переодевайтесь, а платье оставьте мне. Путь держите прямо и никуда не сворачивайте. Выйдете к деревне. — Климентия установила факел в держатель на стене и, отвернувшись, принялась утирать пот со лба извлеченным из складок рясы платком.

Быстро сбросив платье, я надела костюм и блаженно зажмурилась от удовольствия. Потом рассовала по карманам свечи, принадлежности для разведения огня, поскольку магия была мне больше недоступна, пузырек и амулеты, вытащила из рясы свой головной платок и передала монахине оставшуюся одежду. Та сунула сверток под мышку и, прислонившись к стене, достала молитвенник.

— Я буду ждать вашего возвращения и молиться! — кротко пояснила мне в ответ на приподнятые в немом вопросе брови.

Благодарно кивнув, я потянула на себя дверь.

Ночь приветственно окутала меня прохладной свежестью и запахом прелой листвы. Дверь тайного хода удачно маскировали густые заросли дикого кустарника, чьи ветви щедро окатили меня влагой от недавно прошедшего дождя. Вокруг шелестел лес, и не было ни души.

Помня наказ монашки, я пошла вперед, отчаянно кляня Талейна за «подарок» в виде лишения меня магических способностей. Параллельно от души благодаря находчивых монахинь за амулеты и костюм. Впрочем, несмотря на присутствие амулетов, чувствовала я себя крайне дискомфортно. Полная луна освещала путь только на открытых местах, под деревьями же приходилось идти в полной темноте, поскольку позволить себе роскошь в виде даже крохотного пульсара-светлячка я была не в состоянии. Несколько раз я поскальзывалась на мокрой опавшей листве, рискуя растянуться во весь рост и угодить носом в лужу. А неожиданно снявшаяся с ветки над головой разбуженная птица напугала если не до смерти, то до состояния паники и нецензурной брани.

«Ваше величество стали трусихой? — не замедлил поглумиться внутренний голос, прислушиваясь к скачущему бешеным зайцем сердцу. — Непорядок, однако. Ведь все самое страшное у нас еще впереди!»

Я не стала огрызаться и спорить. Действительно, неизвестный маг был сейчас в тысячу раз страшней, несмотря на мои амулеты. Обладающий неизвестной величины силой против бессильной меня, он, скажем прямо, являлся смертельной опасностью. Поэтому вперед я шла, абсолютно ни на что не рассчитывая. Хорошо бы послать Талейна ко все чертям, чтобы сам разбирался с бунтовщиками. Но на кону жизнь сына — карта, которую я не могу разменять.

Когда лес и спящая глубоким сном деревня Навитино остались далеко за спиной, на смену страху неожиданно пришла хмельная удаль. Жуткий и ужасный маг вдруг стал мне безразличен, а в душе поселилось стойкое ощущение «где наша не пропадала» пополам с воодушевляющим «дуракам всегда везет».

Городскую стену я миновала благодаря умениям, полученным у тизарров, — переползла, подобно гигантской гусенице. Пришлось пожертвовать раненой рукой, сорвав для наибольшей чувствительности повязку. Чувствительность повысилась в разы, а вместе с ней и боль на обожженной ладони. Благодаря чему на стену я попросту выпала, обезумев от боли и свалившись кулем между двух зубцов, буквально на голову почивающему стражнику, который добросовестно нес службу, растянувшись на камнях и прижимая к сердцу здоровенный лук. Поскольку личины на мне не было и взять ее было неоткуда, детина вытаращил глаза, икнул, обдав меня сивушными парами, и зачем-то поманил пальцем, издав что-то вроде «ути-ути».

— Да-да, это тебе снится, — тихо заверила я горе-вояку, нажимая пальцем на сонную артерию. — Сейчас еще стриптиз станцую!

Тот благодарно булькнул и мирно продолжил прерванный отдых. Когда проснется, скорее всего, ничего не вспомнит или сочтет за пьяный бред. Ибо где это видано, чтобы княгиня, пусть даже бывшая, по стенам ползла, словно вор, и сваливалась на голову, подобно спелому яблоку. Хотя в моем случае более уместно сравнение с пыльным мешком, ибо стена грязная, а я вешу намного больше яблока.

По городу я также прошлась привычным способом, предпочтя неровным булыжникам мостовых в основном добротные, а местами и не очень, крыши. Когда же недалеко впереди замаячили до боли знакомые шпили дворца, спрыгнула в тихую улочку и, притаившись в тени, изучила нужный мне дом. К слову сказать, Райлен я знала как пять своих пальцев, поэтому, только взглянув на особняк, сразу вспомнила не только его владельца, но и расположение комнат.

Итак, первое лицо, появившееся в списке заговорщиков, — поставщик вин ко двору князя. Личность далеко не бедная. Интересно, чего ему в жизни не хватает, если связался с заговорщиками? Хотя в лицо я его как раз не знаю. С ним все больше повар общается. А Лису нанимала жена, чтобы вернуть шкатулку с драгоценностями, на которые позарился любовник. В подобном пикантном деле малейшая огласка могла привести к непоправимым последствиям, но все завершилось благополучно: шкатулка вернулась на законное место, а неверная супруга зареклась заводить романы на стороне. Интересно, надолго ли?

Вокруг царила тишина. С улицы казалось, что обитатели особняка спят. Учитывая позднее время, ничем другим нормальные люди заниматься не могли. Хотя ручаться за всех не берусь. Некоторое время я отчаянно пыталась уловить хоть какой-нибудь намек на присутствие магии, затем вооружилась напутствием внутреннего голоса: «Всевышний не выдаст, свинья не съест, а если и съест, то наверняка подавится!» — перемахнула через забор и притаилась под ближайшим кустом. Пытаясь унять бешено колотящееся сердце, принялась медленно считать про себя до десяти. Это чтобы отвлечься от паники. Соваться практически безоружной к магу было полнейшим безрассудством, если не сказать больше. Но я категорически запрещала себе об этом думать.

Несмотря на обуявший меня ужас, реагировать на мое вторжение никак не спешили. Меня не поразила молния, не испепелило на месте заклинанием, и даже не выбежали стражники с собаками. Ждать далее было глупо, и я принялась брать здание штурмом. Обогнула по периметру, выискивая приоткрытое окно, но едва приложила ладони к стене, как получила внушительным разрядом по пальцам. Голубая молния красиво проскочила на уровне глаз, на мгновение показав, что дом словно гигантской паутиной окутан охранным заклинанием, гарантировавшим смертельный исход через поджаривание любому, кто сунется внутрь.

С трудом удержав вопль боли, я юркнула под сень раскидистых кустов, смаргивая непрошеные слезы и осторожно дуя на обожженные кончики пальцев. Неподалеку послышался собачий лай. Сердце предательски рухнуло в пятки.

«Вот и влипли! — мрачно констатировал внутренний голос и вдруг заорал во всю мощь, устроив звуковую атаку, резанувшую по моим барабанным перепонкам на манер взвизгнувшей пилы: — Спасайся, идиотка! Погибнем же!»

Одурев от вопля, взорвавшегося в мозгу, я вылетела оглушенная из-под кустов и врезалась в летевшую на меня собаку. Несчастную псину отбросило вбок и впечатало в стену. Вновь проскочила синяя молния, послышался надрывный скулеж, запахло паленой шерстью, и оскорбленное в лучших чувствах животное забыло обо мне, вылизывая обожженный бок.

Я же не теряла времени даром и предусмотрительно спряталась в тех же кустах, но дальше. Вовремя. Темноту разбавил свет факела, послышались тяжелые шаги, и в поле зрения попали высокие охотничьи сапоги.

— Вот дурень! — добродушно проворчал мужской голос, широкой пятерней потрепав псину по загривку. — Не надоело за мотыльками гоняться? Вроде вырос, а мозги до сих пор щенячьи!

Парочка удалилась. Я же осталась на месте, лихорадочно соображая, как быть, и искренне сожалея, что при всем своем желании не могу стать пресловутым мотыльком.

После нескольких минут уныния, показавшихся мне целой вечностью, неожиданно пришло озарение. Да, забраться по отвесной стене не получится, но всегда возможны варианты.

Стараясь держаться в тени и прислушиваясь к малейшему звуку, я короткими перебежками завернула за угол дома и попала к хозяйственным постройкам. Мне не составило особого труда найти в сарае искомое: веревку и изогнутую железку. Веревка была добротной, в меру длинной, хотя и несколько грубой для ладоней, а в роли железки выступил ржавый, но крепкий крюк.

Вернувшись на место, я с сомнением осмотрела кустарную «кошку», проверила узел и принялась понемногу раскачивать веревку, прицеливаясь к водосточному желобу на крыше.

«Брось, а то уронишь! — заволновался внутренний голос в ответ на производимые мною манипуляции. — Если дашь этой железкой себе по голове, помрем оба!»

С тихим свистом крюк взлетел ввысь и застрял, зацепившись за желоб, — как раз то, что мне и было нужно. Подергав веревку, я натянула перчатки и, стараясь не думать ни о боли в обожженной руке, ни о том, что будет, если случайно дотронусь до стены или попадусь на глаза домочадцам, я полезла вверх по веревке. Сторона дома для этого дела была наиболее подходящей — пряталась в тени, но мой черный костюм никак не гармонировал со светло-серым цветом камней, поэтому шансов добраться до нужного окна у меня было даже меньше, чем никаких. Тем не менее вопреки здравому смыслу, я осталась живой и, что странно, практически невредимой.

«Мало тебе проблем! — занудно втолковывал внутренний голос, пока я ползла вверх по веревке, весьма кстати отвлекая мое внимание от боли в обожженной руке. — Чувствую, очень скоро мы в очередной раз нарвемся на неприятности!»

Отчасти я была с ним согласна, но о неприятностях старалась не думать, ибо другого выхода попросту не видела. Слегка раскачавшись на веревке, подобно большой кошке, приземлилась на подоконник, несколько секунд балансировала, восстанавливая равновесие, а затем мягко спрыгнула в комнату. Там выжидательно замерла и… снова не получила по голове за своеволие. Привычное к темноте зрение определило кровать, на которой спал мужчина. Поскольку женщины — уже знакомой мне хозяйки дома — рядом не наблюдалось, я решила, что попала по адресу, а именно в спальню гостя. Мерный храп полностью заглушил встречу кресала с кремнем, получившуюся искру я заботливо подсадила на фитиль свечи. Устроив своеобразное усыпляющее средство у изголовья, плотно замоталась платком по самые уши и принялась ждать.

Несколько минут спустя храп сменился протяжным вздохом и причмокиванием, затем послышалось мерное дыхание. Не опасаясь более, я методично обыскала комнату и, не найдя ничего похожего на осколок кристалла, решила обыскать спящего. Вышло крайне неоригинально: нужная мне вещь оказалась у него на шее. Величиной с орех, прозрачный, с острыми гранями осколок голубоватого камня мягко светился в темноте.

Мысленно возблагодарив удачу, я сняла шнурок. В голову неожиданно пришла разумная мысль, что маг нарочно не воспользовался своей силой и вошел в город, как простой человек, чтобы остаться незамеченным для охранного магического купола, который реагирует на любой мощный всплеск магии, оставляя без внимания лишь бытовую (куда входят оздоровительные и хозяйственные заклинания), а также мою и Талейна, поскольку сам Талейн является создателем купола. По правилам купол не должен быть виден никому, в том числе и любому другому магу. Этот, похоже, оказался излишне умным — перестраховался. Поэтому сейчас хранил сокровище, как и любой простой смертный, на шее, искренне полагая, что, раз о его приезде никому не известно, охранная молния вокруг дома защитит его в полной мере.

В теории подвохов не нашлось. На практике же оказалось все не так просто. Едва осколок оказался в моей ладони, тишину нарушило слабое потрескивание. Я предусмотрительно отскочила к стене. Часть кровати, возле которой я находилась еще мгновение назад, разнесло на щепки. Мужика уронило на пол и засыпало, но не разбудило. А в кресле напротив, мимо которого я несколько раз проходила, проявился еще один, не предусмотренный мною персонаж. Узкое худощавое лицо резко выделялось бледным пятном в полумраке, поза «нога на ногу» и ритмичное подергивание мыска остроконечной туфли подчеркнуто демонстрировали вальяжную небрежность. Незнакомец напоминал кота, лениво наблюдающего за глупой мышью.

— План весьма недурен, но имеет свои недостатки! — не вставая, обратился он ко мне ледяным тоном. — Как видишь, на меня твои травки не действуют. Так что будь умницей, отдай кристалл по-хорошему. За это, обещаю, ты выйдешь отсюда живой.

— И через пару метров от дома свалюсь от посланного в спину прощального «подарочка»! — не поддалась я.

— Воровать нехорошо! — Незнакомец растянул тонкие губы в усмешке, живо напомнившей мне оскал голодного вампира. — Кто тебя подослал?

— Не поверишь — сама пришла! — Я отчаянно соображала, что делать, поэтому за речью особо не следила.

— Не поверишь, в этом городе ты первая такая смелая, — в тон мне ответил он и плавным, текучим движением сменил позу. Теперь за мной наблюдал подобравшийся хищник, готовый в любой момент вцепиться в глотку. — Признаюсь, было забавно наблюдать за тобой. Я специально не стал надевать кристалл на себя, передав его хозяину дома и обставив дело, как элемент наивысшего доверия. — Он окинул меня задумчивым взглядом, побарабанил пальцами по подлокотнику. — Мелковата ты, однако. Я, признаться, несколько разочарован. Значит, по городу уже поползли слухи?

— Насчет слухов не знаю, но всезнайки найдутся всегда и везде! — отрапортовала я, старательно подбирая варианты побега и с ужасом сознавая, что их попросту нет.

В унисон моей речи внутренний голос вопил во всю мочь: «Срочно найди решение! Я верю в тебя!»

Я хоть и не верила в себя, но искала.

— Не люблю убивать заведомо слабого противника. — Незнакомец картинно взмахнул рукой, словно отгоняя муху. — Поэтому отдай стекляшку, деточка, и сними с головы этот дурацкий платок. Он тебе не идет.

— Лови!

Решение наконец пришло. Глупое, безнадежное и единственное. Рука взметнулась вверх, голубой огонек мелькнул в воздухе.

Нет, маг не вскочил с кресла и даже не испугался. Но те несколько драгоценных секунд, в течение которых произносилось нужное слово-заклинание и раскрывалась в ожидании ладонь, внимание незнакомца было сконцентрировано исключительно на кристалле — он смотрел вбок, не на меня. Понимая, что другого шанса не будет, я одним прыжком преодолела разделявшее нас расстояние и рассчитывала шарахнуть мага амулетом забвения по голове. От страха промазала и воткнула узкую пластинку прямо в ухо.

Маг издал дикий, полный боли вопль и, обалдело вытаращив на меня глаза, повалился в обморок. Рассмотрев выступившую из уха кровь, которая тут же смешалась с пеплом от сработавшего и рассыпавшегося в прах амулета, я передернула плечами с досады. Затем подобрала с ковра осколок и выскочила из окна. Благо комната располагалась на втором этаже.

Свеча, оставшаяся мирно догорать, гарантировала обоим бедолагам глубокий сон сроком минимум на сутки. Потом, когда проснутся, будет больно, но не смертельно. Зато поймут, что непоколебимая вера в магию порой приводит к плачевным последствиям.

Причем если ранее снотворное не подействовало на мага, не сумев пробить блокирующие щиты, то теперь, будучи в отключке, он свою защиту подрастерял и способен даже подхватить банальный насморк из-за сна на сквозняке. Разумеется, ровно до того момента, как проснется, активирует силу и разозлится. Но тогда я буду уже далеко. И даже если не буду, это неважно, поскольку спящий ныне в щепках меня не видел, а второй, растянувшийся на полу, хоть и видел, но забыл. Пока надумают шерстить город в поисках вора, я успею все закончить. Надеюсь, что успею.