Глава 2
Не объясняйте, что любовь слепа и зла.
Я не хочу, я не могу любить козла!
Просыпаясь, я не любила моментально вскакивать с кровати, если только этого не требовали срочные дела в виде стучащих в дом посетителей. Наоборот, я любила понежиться в теплой и мягкой постели, гладя пушистый Тимошкин бок. Это говорящее чудо природы я выкрала два года назад прямо из рук одного чокнутого на всю голову священнослужителя.
В то время, выполняя очередную работу, Лиса (то есть я) шла по улице соседнего города. Впереди меня шел божий служитель, а на тротуаре черный кот доедал рыбью голову. Бедному коту не повезло с окрасом – увидев животное, священник схватил несчастного за шкирку и поднял на вытянутой руке. Глаза служителя выкатились до предела, и он, брызгая слюной, завопил во всю мощь легких, коими природа его явно не обделила:
– Бесовское отродье! Развелись тут! Посреди белого дня шастают, порядочным людям мешают!
Чем мешал людям спокойно сидящий на тротуаре кот, я, как ни пыталась, так и не смогла понять. По-моему, визжащий священнослужитель в этот момент был куда опаснее для окружающих. Видимо, так же считал и кот, потому как, выронив рыбью голову, покрутил лапой у виска и спросил, прищурив глаза:
– Ты че орешь как блаженный? Поставь меня обратно и есть не мешай!
Только его речь возымела прямо противоположный эффект. Толпа, собравшаяся на визг священника, после слов кота отпрянула, а сам служитель, дико вращая глазами, завопил еще громче:
– Демон! Говорящий демон в обличье зверя! Сжечь, утопить, истребить!!!
– Ща рясу облюю! – мрачно пообещал кот, болтаясь в клешне священника.
Потеряв всякую осторожность и моментально послав к черту свои дела, я вышла вперед, напустила притягательные чары на свою личину и сладко улыбнулась разошедшемуся попику:
– Святой отец, не могли бы вы благословить меня? Мне очень нужно! И прямо сейчас!
Тот взглянул в мои зеленые глаза, мгновенно попал под чары, и я тут же, пользуясь его переключенным вниманием, выхватила несчастного котика из его руки и исчезла в портале прямо перед его носом. Так у меня появился уникальный говорящий кот, верный друг и приятный собеседник, к тому же – просто очаровательный представитель семейства кошачьих!
Вот и сейчас я закопалась в одеяло, подтянув Тимошу на подушку и зарывшись носом в его роскошный мех.
Мысли ленивой поступью бродили в моей голове, такие же сонные, как и я сама. В открытое окно долетало пение птиц и светило теплое летнее солнце. Внезапно это утреннее блаженство (благодаря ночным прогулкам я вставала не раньше восьми-девяти часов) нарушил мужской голос, фальшиво вопивший серенаду:
Я-а-а люблю тебя-а-а,
Ты-ы мечта моя-а-а…
Ладно, если бы он ее пел, а то ведь просто орал! Причем медведь, который ему в детстве оттоптал оба уха, услышав эти вопли, повесился бы со страху на ближайшем дереве.
Мой Тимошка приоткрыл глаза и застонал, зарываясь головой под подушку:
– Лайса, заткни ты этого придурка-а! Сделай так, чтобы он больше сюда не ходил! Скажи, что ты уже замуж вышла. – Последние слова кот пробубнил уже из-под подушки.
– Ага, со вчерашнего дня! – рассмеялась я, вставая с постели.
– Согласен с котом! – сообщил мой внутренний голос.
Этот горе-ухажер ежеутренне настойчиво приходил под мои окна вот уже целый месяц. Только отклика в моем сердце не находил никакого, поскольку обладал весьма скудным умом и полным отсутствием всякого юмора. Однажды пообщавшись с ним минут десять по пути на базар, я поняла, что он мне абсолютно не интересен. Чего нельзя было сказать о его подарках.
Работал ухажер кондитером и всегда приносил такие обалденные вкусности в виде пирожных и тортов, что я и мои соседи периодически просыпались только от одного запаха. Исполнив серенаду и, как обычно, не дождавшись моего появления, он грустно вздыхал, ставил подношение на порог моего дома и уходил, чтобы завтра вернуться вновь. Вкусностями я делилась с соседями, чтобы они не возмущались утренними концертами, и все в итоге были довольны. Только Тимошка периодически лез под подушку.
Вот и сейчас все заняли свои обычные места: кот под подушкой, наверняка закрывая уши лапами; я под окном, у стенки, согнувшись от беззвучного хохота; ну а соседи… впрочем, кто их знает. Тем временем серенада подошла к концу, воцарилась тишина.
Подождав на всякий случай пару минут, взъерошенный кот вылез из-под подушки.
– Лайса, иди, забирай торт!
– Почему торт? – удивленно спросила я, вытирая выступившие во время смеха слезы.
– Потому что если я эти пьяные вопли сивого мерина слушал только из-за каких-то там пирожных…
– Тимочка, – согнулась я в новом приступе хохота, – милый, вот тут ты совершенно не прав. Он никак не мерин! Мерины – они уже, понимаешь, ничем не интересуются. И более того – не пьют.
– Ну и пусть! – махнул лапой Тимоша. – В следующий раз я ему на голову из окна выскочу! Будет знать!
Оставив взъерошенного кота воинственно грозить пустому окну, я спустилась на первый этаж, по пути накидывая сарафан на сорочку.
Да, Тимошка оказался абсолютно прав: на ступеньках стоял красивый и ароматный очередной шедевр кулинарного искусства! Я подняла коробку и быстро смылась обратно в дом. Правда, меня это не спасло от соседского бдительного ока, и вслед донеслось звонкое:
– Лайса, мне кусочек отрежешь!