Глава 9
Добро пожаловать на землю данийскую

– Ваня, не спи! Ваня, не смей спать! – я потрясла за плечо дремлющего адепта.

Петушков с трудом приоткрыл тяжёлые веки, бросил на меня злобный взгляд и перевернулся на другой бок. Я загрустила.

Не дождавшись конца ужина, мы вернулись на постоялый двор, и теперь сидели в засаде в кустах малины напротив грядок, подстерегая наших огородных разбойников. Хмель все ещё дурманил голову, я сладко зевала, и старалась не заснуть. Тянуло все больше к подушке, нежели на подвиги. Где-то далеко закричал филин, я вздрогнула и поёжилась, от реки шла ощутимая свежесть. Сад, утопающий в чернильной ночи, безмолвствовал, где-то совсем рядом с нашим убежищем хрустнула ветка, я подскочила и снова пихнула Петушкова в бок:

– Ваня, я слышала шорохи!

Адепт вяло зевнул и отмахнулся от меня:

– Тебе на пьяную голову кажется! -пробормотал он.

Снова захрустели ветки, совсем рядом с кустом раздались чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. С трудом я разглядела лёгкую тень.

– Ваня! – я опять затеребила адепта. – Они здесь, они грабят наш сад, а ты дрыхнешь!

– Слушай, чокнутая, отстань от меня на пять минут! Надоела уже!

Тут раздался чей-то едва слышный шёпот: «Осторожно! Куда идёшь?»

Ваня встрепенулся, сонный хмель моментально выветрился, и Петушков превратился в слух.

– Там действительно кто-то обчищает грядки! – резюмировал он.

Голоса начали приближаться, воры перестали бояться облавы и спокойно ходили по огороду.

– Вань, наколдуй какое-нибудь чудовище пострашнее!

Петушков кивнул, махнул руками, воздух наполнился ароматом жасмина, и перед нами возникло неясное голубое свечение с размытыми контурами.

– Ваня, это что угодно, только не приведение! – фыркнула я.

Адепт почесал затылок, надул щёки, и снова взмахнул руками. Раздался тихий хлопок, на нас повалил белый молочный дым, он медленно оседал и стелился по земле, а пред нашими очами появилась страшная перекошенная рожа с вывалившимся языком и только тремя зубами, казалось, что худое туловище с торчащими рёбрами сейчас сдует ветром.

– Слушай, а почему у него зуба всего три? – поёжилась я, внезапно узнавая в призраке точный потрёт одного из задушенных пару лет назад Магистров Совета.

– Говорил, в страшной схватке выбили, – хмыкнул Ваня – но мне кажется, они у него от старости выпали, ещё при жизни.

Ваня тихо щёлкнул пальцами, призрак беззвучно полетел по направлению к единственно сохранившейся в неприкосновенности огуречной грядке.

– Вань, а ты уверен, что мы его туда заслали? – поинтересовалась я.

Приведение, между тем, проплыло около деревьев, меня непроизвольно передёрнуло: «Ну, и страшная же, однако, рожа!»

– Куда оно направляется? – зашептала я, наблюдая за призраком через колючие малиновые ветки. – Там же цветник.

В это время сад огласил леденящий душу визг, мы с Ваней довольно переглянулись.

– Бежим! – тоненько завизжал один из налётчиков.

Раздался топот ног и чьё-то тяжёлое дыхание, наше приведение метнулось в сторону высокого забора, который было возможно лишь перелететь, но никак не перелезть. Я, наконец-то, увидела две мечущиеся тени, одна повыше, другая пониже. Воры, зажатые между ограждением и призраком, вжались в каменную стену, практически сливаясь с ней в темноте. Вдруг раздался ещё один протяжный крик, больше походящий на рык умирающего лося, к нему присоединился тоненькое сопрано: «Чур, меня!»

Пленники пробежали мимо оскаленного, с тремя кривыми зубами, торчащими из пасти, приведения, и шустро забрались на высокую, аршинов в шесть, грушу.

Ваня довольно кивнул, хлопнул в ладоши и морок превратился в большой голубой шар, осветивший сад. Мы подбежали к дереву с тоненьким стволом, макушка сиротливо накренилась, на фоне неправдоподобно большой оранжевой луной и тысячи мелких звёздочек темнели две скрюченные фигурки.

– Акробаты, – хмыкнул Петушков, поднимая с земли сломанную тонкую веточку, рассматривая её в призрачном свете энергетического светильника.

– Эй, вы там, наверху, слазьте! – заорал он так, что у меня зазвенело в ушах.

– И не подумаем! – донёсся сверху знакомый голос. И где же я его слышала?

– Тогда скидывай наши огурчики! – потребовал Ваня, потрясая в воздухе кулаком.

– Да, нет никаких огурцов, – раздался второй жалобный голос, несколько хрипловатый, скорее всего сорванный, – только две штуки ирисов срезали!

– Скидывай их! – заорала я. На звук моего голоса сначала завыл Тризорка, а потом и все соседские шавки.

– Ну, уж нет! Это отступные за моральный ущерб!

«Сидр!» – вдруг догадалась я, вспоминая моего неожиданного знакомого. Так вот кто наш огород разоряет.

– Сидор! Я тебя узнала! – заорала я. – Зачем тебе два цветка, на смерть что ли?

– Ах, ты ведьма! Убери своего подельщика! – рядом со мной шмякнулась зелёная груша. Так они ещё и покалечить решили! Я устало вздохнула:

– Вань наколдуй что-нибудь! Не хотят по-хорошему, поговорим, как можем!

Адепт закатал рукава, поплевал на пальцы и плавно взмахнул руками, дерево со страшной силой закачало в разные стороны, гибкий ствол наклонялся практически до земли, так что мы даже смогли разглядеть перекошенные от ужаса лица грабителей, намертво вцепившихся в ветки.

– Эй, Вань, – толкнула я Петушкова под локоть, – хватит, а то грушу сломаем!

Дерево ещё раз дёрнулось и остановилось, сверху послышались проклятья на чистейшем словенском мате.

– Чего делать будем? – деловито поинтересовался Иван.

– Давай, Петушков, – кивнула я, – полезай на дерево! Раз не они к нам, то мы к ним.

– А почему я должен к ним карабкаться, это твоя идея, тебе и воплощать! – возмутился адепт.

– Иван Питримыч, – я упёрла руки в бока и посмотрела на него с чувством глубокого превосходства, – кто я? Глупая необразованная женщина! Кто ты? Сильный смелый маг четвёртой степени! Забирайся! – я ткнула пальцем в ствол дерева.

Ваня плюнул и, кряхтя, полез на грушу, по воздуху развивался его длинный чёрный с заляпанным низом плащ.

– Сидорик, – заорала я, – к вам лезет наш посланник!

– А не пошли бы вы все к лешему! – отозвался испуганный голос.

– Сейчас сам пойдёшь! – пообещал Петушков, забравшийся практически до середины дерева. Тут случилось неожиданное: тонкая хрупкая ветка подломилась под тяжёлым Ваниным сапогом, и Петушков с криком плюхнулся на землю, его плавно накрыл чёрный плащ. С кроны донёсся ехидный голос:

– Не долез твой маг!

В это время Ванятка, отключившийся от удара о землю, начал приходить в себя и тихо застонал. Я бросилась к нему, осторожно приподняла плащ и посмотрела в бледное худое лицо.

– Аська, – процедил он сквозь зубы, – я кажется, ногу сломал. Давай лечи!

Я с готовностью положила руку на неестественно вывернутую голень и приготовилась к боли, которая всякий раз сопровождает мои опыты по врачеванию, но ничего не произошло. Я закрыла глаза и постаралась представить себе рану, но никакой реакции не последовало.

– Аська, ну, давай же быстрее!

– Не отвлекай меня! Я пытаюсь сосредоточиться! – открыла я один глаз. Сколько я ни старалась, ничего не получалось. Казалось, что сила во мне заснула мертвецким сном и радостно храпит, переворачиваясь с боку на бок.

– Вань, – вынуждена была признаться я, – не получается что-то.

– Аська, дура, – простонал он, – распоротый живот лечишь, а дурацкий перелом не можешь. Зови врача.

Следующие полчаса уже втроём: я, Гарий и Мария носились от дома до сада, вызывали доктора, переносили на носилках стонущего Ивана. Воспользовавшись переполохом, воры решили спуститься с дерева и покинуть место преступление, но им помешал огромный лохматый пёс Тризор. Нас он знал и не трогал, а, почувствовав, наконец, чужой запах, с диким лаем сорвался с цепи и кинулся в сторону сада. То-то мальчики повеселятся, если решат спуститься!

Сложнее всего было объяснить доктору, приятному мужчине лет пятидесяти с пенсне на носу и с дурацким полосатым зонтиком в руках, что произошло. На вопрос, а как же Ваня так неудачно, я произнесла следующий текст, с первых слов почувствовав, что несу полную ахинею.

– Ваня упал с дерева.

– Но позвольте, зачем он туда забрался так поздно?

– За цветами…

– В каком смысле «за цветами»?

– Э-э-э, ну мы, в общем, мы ловили воров. Вернее огородных налётчиков. Они все время обдирают помидоры с огурцами, вот мы и решили это прекратить. В этот раз они, почему-то взяли только два гладиолуса.

– Ириса, – простонал с кровати Ваня.

– Ну, ириса. Мы сотворили приведение, оно загнало их на грушу, ну, ту самую высокую.

– Магдалена, – скорбно прошептал Гарий, хватаясь за сердце.

– Что?

– Сорт груши называется Магдалена редчайший, они вырастают высокие и плоды, как сахарные. Деревце одно во всем городе. А эти изверги, все ветки уже поломали…

Я сглотнула, вот и помогли гостеприимным хозяевам!

– Так вот, – продолжала я, – слезать они не хотели, ирисы отдавать тоже не хотели, тогда Ваня полез к ним на переговоры, оступился, упал, очнулся…

– Ах, ну теперь все понятно, – по лицу доктора было видно, что не понятно ему ровным счётом ничего, но хорошее воспитание и деликатность не позволяют спросить, зачем мы, идиоты, вообще, все это затеяли.

– Ну, что же наложим гипс, – ласково улыбнулся он Ванечке.

Сон был лёгкий мимолётный, окутывал меня словно прохладная шёлковая простыня, скользил по уставшим за ночь чреслам, изгонял усталость…

Я резко открыла глаза и упёрлась взглядом в побелённый потолок, что-то меня потревожило, что-то неуловимое заставило проснуться. Я недовольно повернулась набок, стоило мне сомкнуть веки и задремать, как что-то снова вывело меня из блаженного забытья.

– Да, что же это такое! – буркнула я, недовольно взбила подушку и уткнулась в неё лицом.

«Дзинь» – я резко подняла голову. Что это было?

«Дзинь», – снова зазвенело окно.

«Камушки! – догадалась я. – Кто-то кидает камушки в оконное стекло!» Я поднялась повыше, пытаясь рассмотреть кидающего, но из-за густого тумана, идущего с реки в ранний предрассветный час ничего рассмотреть не удалось.

«Дзинь» – жалобно тренькнуло стекло.

«Ну, держись!» – я со злобным выражением лица распахнула створки, в комнату ворвалась влажная прохлада утра. Я уже открыла рот для гневной отповеди, как между глаз ударил маленький камушек. Я дёрнулась, схватилась за голову и упала обратно на подушку. «Может, это наши бравые ребятки спустились с дерева, как обезьяны, и теперь жаждут кровавой мести? – озадачилась я, осторожно выглядывая из окна. – Как же они, – при виде стоящего под моим окном мужчины у меня отвисла челюсть, – прошли кордон в виде Тризорки? – по инерции додумала я».

Такого даже моё живое воображение не смогло бы нарисовать, на изумрудной, мокрой от утренней росы траве стоял Арвиль Фатиа собственной персоны, умытый, побритый, в чистой рубахе, даже небольшие стёклышки очков излучали свежесть. Очевидно, у данийцев званые вечера не перерастают в пьяные дебоши, как у людей.

– Чего надо? – грубо спросила хриплым спросонья голосом, чувствуя раздражение усталого, не выспавшегося человека, пробегавшего полночи по малиновым кустам, перед свеженьким, хорошо отдохнувшим гостем.

– Я хотел предложить утреннюю конную прогулку, – лучезарно улыбнулся Фатиа.

То ли у меня так сильно голова гудела, то ли просто очень хотелось спать, но эта подленькая улыбочка на его пунцовых губах меня добила.

– Хорошо не пробежку рысцой, ты хотя бы знаешь, сколько сейчас времени?

– Половина пятого.

– Сколько? – задохнулась я от возмущения. – Знаешь, изверг, я всю ночь спасала раненого друга и спать легла только два часа назад.

Фатиа пожал плечами, повернулся ко мне спиной и скрылся в тумане. Я облегчённо вздохнула и повалилась на кровать, закрывая горящие огнём глаза.

– Я думал, у тебя много вопросов, на которые я смогу ответить! – раздался с улицы насмешливый голос.

«Чтоб тебя!» – пробормотала я, знает ведь, чем девушку завлечь.

– Стой на месте, – заорала я, не поднимая головы от подушки, – сейчас иду!

Я свесила голые ноги с кровати и поёжилась. Интересно, это большая наглость заставлять ждать самого Арвиля Фатиа под окнами спальни? – я ухмыльнулась собственным мыслям. Не торопясь, натянула рубаху, порты, поплескала в лицо остывшей за ночь водой из кувшина, вяло провела расчёской по спутанным кудрям и вышла на веранду.

Арвиль стоял, опираясь рукой о перила крыльца, на его смуглом красивом лице застыла улыбка. Во дворе я заприметила двух отменных эльфийских жеребцов.

– Шикуем, господин Властитель, – хмыкнула я вместо приветствия, кивнув на гнедых. Тот улыбнулся ещё шире и дал мне пройти, я, не торопясь, спустилась по ступенькам во двор, от всей души надеясь, что не слишком сильно виляю бёдрами. Не хватало только, чтобы он решил, будто я с ним заигрываю!

– Хорошо выглядишь! – отозвался он, скорее всего, разглядывая именно место пониже спины, обтянутое узкими портами.

– Не мели чепухи! – разозлилась я, ощущая его оценивающий взгляд. – Я даже толком не умылась.

Арвиль легко сел на вороного длинноного жеребца, а мне пришло в голову, что было бы неплохо узнать, как там, на ветках, поживают наши давние знакомые.

– Слушай, у меня тут одно дельце есть, – подала я голос, – ты со мной или здесь подождёшь?

Очевидно, Властитель, вообще, в первый раз в своей жизни кого-либо ждал, а уж безродную пигалицу, тем паче. На лице его заходили желваки, но он молча спешился и обречено кивнул в знак согласия следовать за мной.

Сад пугал и выглядел плачевно. Все, что могло быть помято и поломано, было помято и поломано. Сиротливо темнели остатки малины, глаз радовал помятый куст смородины, наверное, на него вчера упал один из налётчиков. Грядки превратились в земляное месиво, кое-где сиротливо торчали хвостики моркови и свёклы, и завершал картину огромный, распотрошённый качан капусты, особая гордость Гария, но мне показалось, что он сам же на него вчера и наступил, когда спасал Петушкова.

– У вас здесь ураган прошёл? – хмыкнул Арвиль, рассматривая царивший на огороде хаос.

Я вытянула губы трубочкой, вот и помогли гостеприимным хозяевам избавиться от урожая.

– Да, мы тут ночью побаловались, – уклончиво произнесла я, поймав изумлённый взгляд Властителя.

Мы подошли к груше. Под деревом с поцарапанным стволом лежал лохматый огромный Тризор, флегматично дожёвывая сидоркин сапог и грустно поглядывая на его филейную часть, свисающую над землёй.

Лицо Властителя вытянулось от изумления, а глаза под прозрачными стёклышками очков округлились до размера настоящего золотого.

– Орлы, – заорала я, задрав голову, – гнездо ещё не свили?

– Ведьма, – голос Сидорки потерял былую уверенность и казался плаксивым, – убери это исчадие ада, оно нас едва не сожрало!

Я рассмотрела через обломанные ветви, как жалостливо свисают его ноги – одна в сапоге, другая в полосатом носке с дырой на пятке.

– Ася, что здесь происходит? – в полголоса спросил Арвиль, глядя на покорёженную грушу и прилипшие к ней фигуры.

– Воспитываем твоих подданных! – усмехнулась я.

– Это он?! – вдруг заорал сидоркин приятель, узнавший Властителя по голосу.

– Он, он, родименький, пришёл на вас пташек полюбоваться! – захохотала я.

В ту же секунду мне на голову посыпались помятые, завядшие ирисы, не обращая внимания ни на меня, ни на пса, выделывая такие сальто, какие акробатам и во сне не снились, воры покинули поле боя. Они со скоростью света перемахнулись через неприступный забор и скрылись из виду. Тризор ничего не понял, но, догадавшись внутренним собачьим чутьём, что завтрак убежал, обиженно потрусил к своему сараю, таща в пасти остатки сапога. Я согнулась пополам, пытаясь унять приступы хохота.

– Знали б, что они тебя так бояться, посадили бы в засаду, глядишь, Петушков не стал бы колченогим! – между приступами смеха простонала я.

Властитель опешил и тронул меня за плечо:

– Ты что? Успокойся!

Я вытерла выступившие на глаза слезы:

– Ладно, поехали на твою прогулку.

Мы выехали со двора на пустынную улицу, затопленную уже отступающим речным туманом, небо пока серое, но готовое в любой момент вспыхнуть голубизной, ждало восхода солнца. Вся природа затаилась перед новым рождением светила, просыпалась, потягивалась, чистила пёрышки, чтобы враз заполнить предрассветную тишину оглушительным пением. На больших темно-зелёных листьях кустарника дрожали холодные капли росы, сжатые бутоны утренних цветов приготовились раскрыться и одарить мир чарующим ароматом.

Эльфийский жеребец шёл тихо, ладно, я покачивалась в седле, наслаждаясь его ровным шагом. Мы выехали на берег реки, над тихой водой клубился тонкий слой белого тумана, длинная полоска жёлтого речного песка делала плавный изгиб вместе с рекой, и пряталась за поворотом, мокрые кусты плакучих ив горестно склонили тяжёлые ветви к самой земле.

На влажном песке оставались отпечатки конских копыт; я, забыв про усталость, вдыхала полной грудью ароматы раннего утра и любовалась тонкой, ещё несмелой оранжевой полоской восходящего у горизонта солнца, дарующего первые лёгкие лучи.

– Я люблю кататься в это время, – вдруг прервал молчание Арвиль, – сейчас я не Властитель, а просто фатиец.

Я уставилась на него. Ба! Да, у нас комплекс власти! Мне так все надоело, что только в присутствии тишины и пустоты, я чувствую себя по-настоящему счастливым!

– Почему ты так на меня смотришь? – буркнул он, заметив мой ироничный взгляд.

– Как смотрю? – я быстро отвернулась от него.

– Издевательски, как-то!

– Да, что ты! – махнула я рукой. – Просто мне нравится шумное веселье, и мне не нужны тишина и пустота, чтобы почувствовать себя счастливой!

«Я это сказала? Я подумала это или все же ляпнула? Судя по суровому выражению лица Арвиля, всё-таки ляпнула!»

– Тогда почему сейчас от восторга глаза закатываешь? – обиделся он.

– Я не закатываю глаза, я засыпаю! – рявкнула я и пришпорила коня, перегнав Арвиля на два корпуса.

– Догоняй! – закричала я.

Вызов был принят, через мгновение Властитель нагнал меня, он нёсся по кромке воды, поднимая фонтан брызг. Мои спутанные кудри развивались, ветер бил в лицо, на меня попадали мелкие капли. Фатиа пригнулся к шее скакуна, его рубашка пузырилась на спине, он весь отдался этой сумасшедшей гонке; далеко перегнав меня, он остановился. Я настигла его только через некоторое время, его иссиня-чёрные волосы блестели от воды, взгляд горел, порты промокли и прилипли к ногам. Кони в пылу от быстрого бега не могли стоять на месте. Я, пытаясь перевести дыхание, спрыгнула в тёплую, как парное молоко, воду, достающую до щиколотки.

– Я выиграл! – торжественно объявил он, спешиваясь.

– Нос высоко не задирай, – хмыкнула я, – очки потеряешь!

И тут же прикусила язык, в конце концов, передо мной стоял Властитель Фатии, а не друг разлюбезный. Я закатала по колено намокшие порты, и мы медленно плечо к плечу пошли вдоль берега.

Тёплая вода ласкала ноги, высоко в небе вставало ярко-оранжевое солнце, в кустах загалдели птицы.

– Ты сказал, что можешь ответить на мои вопросы, – начала я.

Фатиа усмехнулся:

– Три.

– Чего три? – не поняла я.

– Уже два.

– Ладно тебе! – я слегка толкнула его, а потом ужасно смутилась, чувствуя, что веду себя, как последняя дурочка. «Хорошо, Фатиа, ты хотел вопросов, ты их получишь! У меня их, может, и три, но все такие качественные!» – со злорадством подумала я.

– Чьи вещи летели с балкона, когда мы пришли сегодня на ужин? – выпалила я и сконфузилась окончательно. Я искоса глянула на Арвиля, на скулах того выступили красные пятна, вероятно, такого вопроса он не ожидал. Черт возьми, я сама не ожидала, что спрошу его об этом!

– Это, – он замялся, пытаясь подобрать слова, – это была одна моя знакомая, – он откашлялся, – в общем, она уже покинула Фатию в спешном порядке.

Я кивнула, а потом внимательно посмотрела на него. Властитель шёл, опустив голову, рассматривая камушки в прозрачной воде.

– Что ты делал в Петенках в тот день? – Фатиа бросил на меня быстрый взгляд. Я деланно рассмеялась, – ну, не покупал же себе симпатичную рабыню.

– Симпатичную, так и не купил, – отозвался он.

Я вспыхнула: может, я и не писаная красавица, но ведь видит, что напрашиваюсь на комплимент!

– Не передёргивай! – фыркнула я.

– Скажем так, – после паузы отозвался Властитель, – я подозревал, где могу найти спасительницу маленького Анука.

Я нахмурилась, значит, если он знал, где меня искать, то, вероятнее всего, он все время незаметно присутствовал при наших злоключениях, и, возможно, сам же их и устраивал! Моя уверенность, что похищение организовал Арвиль, все более укреплялась. Хорошо, но тогда, причём здесь Леон Неаполи? Не верится мне, что он случайно появился тогда в Краснодоле.

– Ты задумалась? – я очнулась от горестных размышлений.

– А ты и не подозревал, что я умею думать? – буркнула я.

– Да, нет, – Фатиа зачерпнул в пригоршню воды и выплеснул её в меня, – мне казалось, для тебя это не характерно!

– Что?! – заорала я. Это был бой не на жизнь, а на смерть. Мы, как сумасшедшие, носились по воде, окатывая друг друга фонтаном брызг. Кони без нашего присмотра потрусили к заросшему травой подъёму. В конце концов, до нитки мокрые, тяжело дыша, мы остановились друг против друга, два бунтующих противника, два противоположных мира, один из нас знал ответы, другой не знал, как задать вопросы.

– Что Неаполи делал в Краснодоле? – в лоб спросила я.

Лицо Властителя изменилось, от мальчишеской непринуждённости не осталось и следа, её сменила маска высокомерия.

– С чего ты решила, что Леон был в вотчине Пяти Островов? Он в это время в спешном порядке в соответствии с доставленным ему письмом возвращался в Фатию!

– Наверное, потому что в тот момент, когда он в спешном порядке возвращался в Фатию, я его ударила в глаз и отобрала все деньги! – выпалила я, развернулась и направилась к лошадям. Потом резко обернулась и крикнула застывшему Властителю, – кстати, я удивилась этой встрече гораздо больше него!

Все, сближения душ и родства талантов не получилось! Не того я, очевидно, поля ягода.

Я зло схватила коня за уздечку, травмируя нежные лошадиные губы, и легко села в седло.

– Ася! – Властитель догнал меня, когда я ехала по направлению к дому. – Я хочу тебя кое с кем познакомить.

– Ты уже желаешь меня представить друзьям? – хмыкнула я, подняв брови. – Это хороший знак или я должна испугаться и, схватив тапки, броситься наутёк?

– У тебя не язык, а змеиное жало, – обиделся Арвиль.

– Спасибо.

– Никто со мной ТАК никогда не разговаривал! – добавил он.

– Спасибо ещё раз, – кивнула я.

– Никто не смел! – буркнул он себе под нос, страшась, что я услышу последнюю фразу и начну над ним насмехаться. Я услышала, но на сегодня все порции яда уже закончились. Черти что творится, я, и сама, ТАК ни с кем никогда не разговаривала!

– Смотри туда! – позвал он.

Я вскинула голову и замерла от восторга. Вдалеке освещённая красным солнечным светом высилась огромная гора, на ней блестела небольшая зеркальная площадка. – Это гора Посвящения. Каждый Властитель должен с неё спрыгнуть, только тогда он считается достаточно взрослым, чтобы править.

– А в каком возрасте? – поинтересовалась я, поднимаясь в седле и стараясь лучше рассмотреть отвесную красно-коричневую стену горы.

– В 18.

– А ты когда в первый раз взлетел? – я постаралась не смотреть на Арвиля, понимая, что задаю слишком откровенные вопросы.

– В 15.

– Это как?

Ответа я не получила. Мы въехали в проснувшийся ото сна лес. Солнечные лучи проникали сквозь ветви, изукрашивая траву замысловатыми рисунками. Вокруг галдели птицы, радовались новому дню, уже жужжали шмели и пчелы, собирая цветочную пыльцу из открывшихся, сохранивших ночную влагу бутонов цветов. Мы петляли по едва заметным тропкам, спрятанным за кустами, потом проехали по узкому шаткому деревянному мостку через широкий ручей и оказались перед небольшим лесным озерком.

Тёмная вода, отражала голубое небо и белые пушистые облака, берег зарос осокой и кувшинками, перекрикивались лягушки, по гладкой поверхности плавали дикий утки. Они быстро опускали голову в воду, выныривали, а потом смешно отряхивали пёрышки.

– Красота! – прошептала я, спешилась, подошла к кромке воды и потрогала ледяную воду.

– Что здесь происходит? – раздался голос. Я с ужасом посмотрела в заросли осоки и кувшинок, из воды на меня уставилась длинноволосая женщина, мокрые зеленые патлы с вплетёнными в них водорослями прилипли к лицу, яркие изумрудные глаза блестели от злости, из-под верхней губы торчали верхушки двух тонких длинных клыков, кожа бледная, почти прозрачная. Моё воображение само дорисовало огромный рыбий хвост вместо ног. Помнится, кто-то говорил, что эти дамы очень опасны. Я сглотнула, выдержала секундную паузу, а потом во всю силу своих лёгких заголосила:

– Помогите! Русалка!

Не помня себя, в три прыжка я оказалась в десяти метрах от берега, мелко трясясь и проклиная ту минуту, когда мне пришло в голову довериться Фатиа. Русалка, между тем, так испугалась моего вопля, что ушла с головой под воду и, кажется, не собиралась выныривать обратно. Властитель заливался удалецким смехом, раскачиваясь в седле и вытирая слезы.

– Ты, – заорала я ещё громче, – ты специально меня сюда затащил! Чтобы они мне тут попели, а я бы сама в воду кинулась! Это ход конём! Я раскрыла твой зверский план, я все про тебя знаю! Изувер, запомни: нас много, на моё место придут другие и докопаются до твоих грязных тайн! – Властитель, задыхаясь от смеха, согнулся пополам; я перевела дыхание и собралась продолжить свою обличительную речь, как из воды донёсся спокойный голос:

– Арвиль, где ты подобрал эту истеричку? Она нам всю рыбу перепугала!

Я покраснела от возмущения от шеи до ушей, и даже за ушами. Над водой появились три зеленоволосые головы, все они впились в меня презрительными взглядами.

– Аська, – выдавил Арвиль, – в жизни не видел женщины глупее! Это мои подруги, вы их из Словении выставили, а я их приютил в Фатии.

Весь мой пыл улетучился. Я откашлялась и замолкла. «Ну, что ж, зато поголосила, горло прочистила».

– Арвюша, душка, – позвала одна, самая молоденькая.

Арвюша-душка? Это что-то новенькое!

– Я в Священную Луну замуж выхожу, нам тебя ждать?

Фатиа расплылся в обаятельной улыбке:

– Милая Мария, я всегда рад услужить такой прекрасной даме!

Властитель заигрывает с русалками или мне кажется? Боже, посмотри на мир и ужаснись, куда он катится.

Я уселась на коня, Арвиль махнул рукой:

– Девочки, до свидания!

– Пока, Арвюша, – раздался нестройный хор в ответ.

– Пока, Арвюша, – передразнила я.

– Обиделась что ли? – удивился Арвиль.

– На кого?

– На русалок за «истеричку».

– Да, мне только и осталось, что обижаться на тех, у кого рыбий хвост вместо ног! – зло буркнула я, и пустила коня в галоп.

– Коняшку вечером верну! – крикнула я, не поворачиваясь.

Арвиль даже не пытался меня догнать.

Не смотря на ранний час, город кипел. Фатийцы высыпали на улицы, куда-то спешили, собирались маленькими группками церемонно кланялись, а потом что-то громко обсуждали при этом, яростно жестикулируя руками. Я, вообще, заметила, что данийцы – народ шумный, весёлый и доброжелательный, говор такой быстрый, что приходилось внимательно прислушиваться, чтобы понять, о чём толкует собеседник.

Я тихо ехала по маленьким извилистым улочкам, уставший вспотевший конь лоснился, бока блестели на солнце. Я, наверное, выглядела, как настоящая ведьма: в подвёрнутых до колен портах, ноги в речном песке, рубашка, все ещё влажная, прилипала к телу, волосы высохли на ветру и теперь завивались в тонкие спутанные спиральки. Мне было весело и беззаботно, я смотрела на празднично одетых людей с радостной бесшабашностью.

Главная площадь перед Домом Властителей больше походила на огромный муравейник. Здесь собралась огромная толпа, а в центре, над морем голов, вырастал прекрасный яркий цветок – шатёр. На забор Дома Властителей, воспользовавшись отсутствием стража, забрались мальчишки, пытаясь разглядеть сцену под шатром.

– Что случилось? – крикнула я им.

– Сегодня конкурс, – неохотно отозвался один, не глядя на меня.

– Какой ещё конкурс?

– Рассказчиков, – мальчишка впился любопытным взглядом в фигуру в чёрном одеянии появившуюся на подмостках.

«Ну, конечно, Марлен говорил нам, что спешит на конкурс в Фатию!» – вспомнила я. Значит, он должен быть где-то здесь, он бы точно успел на долгожданное событие, возможно поэт знает, куда запропастился гном. Я выехала на рыночную площадь, где, судя по объявлению, происходила запись участников. Мелкие торговцы, не желающие терять выгодный для заработка день, разложили свои товары. Маленькие лоточки пестрели, украшенные для праздника яркими лентами. В лавке цветочника толпился народ, охапками закупающий розочки для торжественного вручения оных понравившимся сказателям.

На заборе висело огромное изображение четырех страшных рож, я с трудом узнала в них любимцев публики «Весёлых баянов», вечером после конкурса на площадке большого шатра должно было пройти первое грандиозное выступление. Я ещё с минуту полюбовалась на перекошенные лица с глазами навыкате, и почувствовала болезненный укол ностальгии и грусть о Марфе и неугомонной Динарке. Интересно, как они там?

До меня донеслось сдавленное хихиканье, я повернула голову – в сторонке, рядом с прилавком с бусами и серьгами, стояли две девушки. Высокие, с длинными чёрными волосами, распущенными по хрупким плечам. Они смотрели на меня с весёлой улыбкой, скорее всего, обсуждая мой несуразный вид и веселясь от всей души. Я фыркнула и, задрав нос, проехала мимо них.

– Скажите, – услышала я звонкий голосок и удивлённо обернулась, придержав коня, – а это жеребец не из властительских конюшен?

«Какие наблюдательные! – хмыкнула про себя я. – Сумели-таки разглядеть клеймо!»

Я коротко кивнула и заметила, как у хохотушек округлились глаза.

– Скажу вам по секрету, – я даже немного перегнулась в седле, чтобы мои слова услышала не вся площадь, – Властитель очень любит ранним утром по берегу реки ездить, за городом, на песчаном пляже.

Для девушек мои слова оказались откровением, они, как по взмаху волшебной палочки, покраснели, а глаза их заблестели с новой силой. «Ну, все Фатиа, – ухмыльнулась я про себя, – конец твои тихим одиноким прогулкам! Теперь за тобой будет носиться табун лошадей с красавицами верхом».

Как раз в это время на рыночную площадь въехал тот, кого я так долго дожидалась. Пантелей держался в седле неестественно прямо, его необычные, почти прозрачные глаза по ястребиному осматривали толпу, а покрасневшее от загара лицо выражало бесконечную муку. Я радостно улыбнулась и повернула к нему, но Пан не замечал меня и целенаправленно двигался через толпу к синему шатру с табличкой «на запись». Сначала я не поняла, что произошло, но когда он повернул коня, то я, к собственному изумлению, увидела нежно прислоняющегося к его спине Марлена. Поэт, измученный долгой поездкой, в пыльной робе, осторожно обнимал гнома за пояс и тихо дремал, счастливо улыбаясь, как ребёнок.

Я едва не расхохоталась в голос и с трудом выдавила из себя:

– Пан! – гном не слышал, он продолжал сосредоточенно ехать к шатру для записей участников. – Па-ан! – уже заорала я.

Толстая старуха в чёрном скорбном одеянии подскочила на месте, затрясла в воздухе кулаком и что-то затараторила на данийском. Я ей примирительно улыбнулась и пожала плечами, мол, «говори, не говори, всё равно, моя твоя не понимать».

– Гном! – уже заголосила я на всю мощь своих лёгких. Пантелей резко повернул голову, Марлен сзади дёрнулся, открыл глаза и, едва не упав, посильнее прижался к Пану.

Пантелей, наконец-то, меня заметил, его лицо просто расцвело радостью, а в глазах появилась надежда на избавление от назойливого пассажира.

– Аська! – мы встретились. – Как я рад тебя видеть! Ты так загорела, похорошела!

– Да, ладно тебе, – махнула я рукой, – ты, где так задержался, мы тебя ждали ещё на прошлой неделе.

– Да, я с ним, – гном качнул головой, имея в виду поэта. Он толкнул Марлена в бок, тот окончательно очнулся и спрыгнул на землю:

– Мы приехали! – радостно воскликнул он, широко зевая. – О, моя королева, – он развёл руки, глядя на меня, – ты стала прекрасна, как ясное солнце, теперь я тебя не отдам никому, но жаль, у меня за душой нет червонца, и я тебя возвращаю ему!

– Кому? – удивилась я.

– А не знаю кому, это я так разогреваюсь. Прощаться плохая примета, – махнул он рукой и молча скрылся за пологом шатра.

– Не понял?! – у гнома отвисла челюсть. – Нет, ты представь себе, я его вёз от самой приграничной деревни, а тебе никакой благодарности! Его то укачивало, то ему спать нужно, то есть!

– А почему ты его на Драконовой реке не оставил? – заинтересовалась я.

Гнома перекосило, он надолго замолчал и задумался, похоже, в продолжение всего пути мысль избавиться от поэта и пришпорить коня даже не приходила ему в голову.

Мы двинулись по направлению к постоялому двору.

– А где Ваня? – перевёл гном разговор.

Меня бросило в жар, я замялась, а потом все же ответила:

– Он болеет, – туманно поведала я.

– Простудился?

– Нет, ногу сломал, – я перевела дыхание. Ну, вот я сказала это!

Гном выпучил глаза:

– Довела-таки парня! – хохотнул он. – Несчастный, наверное, оступился, когда за тобой с топором по двору носился?

– Нет, – сдавлено буркнула я, – с дерева упал.

– Он там привязывал верёвку, чтобы тебя повесить? – изумился гном.

– Нет, за цветами полез! Пан, я тебя умоляю, он тебе сам все расскажет! – взмолилась я с выражением раскаянья и муки на лице.

Убранный постоялый двор радовал глаз своей чистотой, дорожка в сад была посыпана свежим песочком, Тризор снова сидел на цепи, уже потолще. Завидев гостей, пёс зашёлся хриплым лаем, пытаясь наброситься на нас, Пан с опаской покосился в его сторону.

Когда Гарий в элитном эльфийском жеребце распознал скакуна из властительской конюшни, то ему подурнело, наверное, сильнее чем, когда он с утра обнаружил разгромленный под расчёт огород. Он посчитал коня едва ли не небожителем, имеющим неземные корни, и с трясущимися руками начал насыпать в кормушку вместо обычного овса отборную, свежую морковь, скорее ту немногую, что удалось спасти после нашего с Ваней нашествия на грядки, воду Гарий исправно подсластил и едва не напоил коня из ложки. Жеребец, не привыкший к такой диете, заработал несварение, и его поспешно возвратили обратно Властителю с горячей благодарностью от всего маленького постоялого двора и корзинкой груш с поломанной Магдалены.

Ваня лежал в своей комнате, превращённой на время в больничную палату, бледный и осунувшийся со свеженьким фиолетовым синячком под глазом. Нога сиротливо поднята на чугунную дужку кровати, в комнате пахло мятой и тем особенным резким запахом, сопутствующим лежачим больным. Шторы прикрыты, чтобы развесёлый солнечный свет не мешал адепту отдыхать после бессонной ночи. Петушков с мукой в глазах посмотрел в нашу сторону, увидев Пантелея, вошедшего за мной, он, кажется, обрадовался, попытался приподняться, но бессильно упал обратно на поднятые подушки. Гном таким видом приятеля и собутыльника был удручён:

– Ванятка, – просипел он, – выздоровеешь, эта ведьма от нас далеко не уйдёт! Твоя мечта выполниться – мы её порешим!

– Она живучая, – плаксиво пожаловался Иван, – и привык я к ней, скучно без неё будет.

– Да, ладно, ребят, – всхлипнула я от умиления, – скоро приедет Совет, там будет отличный лекарь Сергий Пострелов. Он тебя, Ванечка, на ноги в два счета поставит!

Гному постоялый двор понравился необычайно, особенно веранда с большим круглым столом, мягкими стульями с высокими спинками, широким лежаком и стеной из дикого винограда. Он чавкал и причмокивал, поглощая суп, и закрывал глаза от удовольствия каждый раз, прежде чем отправить ложку в рот.

– Пан, слушай, я хочу тебе кое-что показать, – мне не терпелось похвастаться припрятанным под кроватью волшебным мечом.

– Да? – без особого энтузиазма поднял тот взгляд.

– Мы нашли Фурбулентус! – торжественно прошептала я, перегнувшись через стол и приблизившись к нему.

Гном застыл, на его подвижном лице с бешеной скоростью менялись гримасы от изумления до откровенного недоверия.

– Повтори, – он сглотнул, – я, кажется, не расслышал.

– Пойдём, посмотришь, – я поднялась из-за стола и кивнула на дверь.

Когда нас поселили сюда, на постоялый двор, я спрятала меч под кроватью, посчитав, что там самое надёжное место. Если новость о его находке, так взбудоражила Дом Властителей, то, представляя, как на это отреагируют простые обыватели, я решила убрать его подальше с глаз фатийских. Теперь он лежал между старыми пыльными коробками, завёрнутый в тряпицу, и дожидался своего звёздного часа.

– Глянь, – я развернула тряпку. Свет, падающий из окна, попал на крупный синий камень и разбился на тысячи ярких блестящих лучиков, заиграл голубой мозаикой на стенах, обклеенных светлыми обоями, нарисовал замысловатый узор на зачарованном лице гнома.

– Это он, – тихо прошептал он, поднимая дрожащую руку, проводя ею в воздухе над клинком, – меч раздора. Значит, все правда!

– Что, правда? – насторожилась я, моментально заворачивая Фурбулентус старой тканью.

Пантелей внимательно посмотрел в моё хмурое лицо:

– Я так, мысли вслух.

Ответом я не удовлетворилась, но молча кивнула. Вокруг меня в воздухе плавают какие-то страшные тайны, что-то важное, что изменит, возможно, всю мою жизнь! Об этом, похоже, все знают, но тщательно скрывают от меня. Вот теперь и гном. Что он имел в виду? Что, правда? Бабочка?

Я порывисто опустилась на колени и спрятала меч обратно под кровать.

Ваня ужасно мучился и страдал, нога у него болела целыми сутками, кроме того, сожжённая кожа под гипсом чесалась, он осторожно водил костылём по гипсу, надеясь прекратить изматывающий зуд. От всех этих обстоятельств характер у него окончательно испортился, а настроение менялось от плохого до откровенно ужасного. Весь световой день он возлежал, откинувшись на груду пуховых подушек, на лежаке на веранде, дышал свежим воздухом и стонал, закатывал глаза, бормотал себе под нос, капризничал и обвинял весь мир в своих несчастьях.

– Когда же он приедет? – бубнил он чуть слышно.

– Кто? – я перевела взгляд с раскрытой книги «Приключений» на скорченное Ванино лицо.

– Твой Сергий, когда приедет? – заорал он и яростно махнул костылём, я даже пригнулась на всякий случай, не кинул бы его в меня.

– Может, сегодня и приедут, – пробормотал гном, откусывая огромный кусок от хлеба с маслом.

– А ты откуда знаешь? – усомнилась я.

– Я когда сюда ехал, – гном шумно хлебнул горячего и очень-очень сладкого чая, – то задержался по одному делу, и потом перегнал их. – Он что-то долго прикидывал в уме, – я приехал три дня назад, а они уже должны были быть вчера.

– А почему ты не сказал, что даниец, которого мы грабанули в Краснодоле, никто иной, как правая рука Арвиля Фатиа? – неожиданно спросила я, мучивший меня вопрос. – Ты не мог не знать этого!

Гном такой каверзы с моей стороны не ожидал, и, подавившись чаем, зашёлся кашлем.

– Приехали! Приехали! – раздался звонкий голосок. Я выскочила во двор, худенький веснушчатый мальчик стоял у ворот и радостно улыбался, открыв щербатый рот.

– Кто приехал? – крикнула я ему.

– Люди приехали! Все важные такие, – он развёл руками, изображая, насколько оказались важными послы.

– Наконец-то! – раздался вопль Петушкова. – Я спасён!

Я вручила ребёнку большое румяное яблоко, он схватил его и убежал, мелькая грязными пятками.

Возбуждённый Ваня попытался вскочить со своих подушек, но резко поморщился от боли и махнул рукой:

– Ну, вы идите, я вас здесь подожду, – на его худом лице отразилось отчаянье.

– Не боись, братан, – Пан тяжело поднялся со стула, – мы тебя в беде не бросим! Встретишь ты свою делегацию.

«Не бросим в беде» гном представлял себе весьма своеобразным образом. Сначала он хотел дотащить Ивана на себе; с трудом оторвав Петушкова от кушетки, он движением фокусника дал тому костыль, и тут же подставил своё плечо; надо сказать, дохромали они ровно до середины двора под удивлённые взгляды Гария и Марии, и оба выбились из сил. Гном сдался и признал несостоятельность проекта, но тут ему в голову пришла фатальная для Ваньки идея, и из сарая была извлечена старая одноколесная тележка, переделанная из старого корыта, в которой хозяин перевозил сорняки с огорода в компостную кучу. Петушков сомневался недолго, и с готовностью кивнул, соглашаясь доехать до Главной площади на ней.

Я подкатила тележку, гном придерживал скачущего на одной ноге адепта.

– Вехрова, – сквозь сжатые зубы процедил Ваня, – тележку подкати, кому проще хромать мне или тебе?

Я послушно толкнул тележку к ним, большое колесо проехало по ноге гнома, тот обозвал меня непечатным словом, и схватился за ступню, напрочь забыв про Петушкова. Ваня, между тем, балансировал на одной ноге на перевес с тяжёлым гипсом на другой и яростно размахивал костылём. Гипс все же перевесил, и несчастный рухнул лицом вниз на тележку. Я не смогла её удержать и отпустила ручки тележки, Ванятка начал медленно съезжать на пузе на землю. Мы с вовремя опомнившимся гномом одновременно кинулись к нему, пытаясь спасти от новых увечий.

– Аська, – глухо прошипел Петушков, лёжа на дне тележки, – ненавижу.

С огромным трудом он перевернулся и, поёрзав, устроился с относительным комфортом. Я с сомнением посмотрела на скукоженного приятеля и жалко торчащую из корыта тележки загипсованную ногу и прошептала в ухо гному:

– Ты уверен?

– Повозки всё равно нет! – буркнул он.

Мы тронулись в путь, с трудом выехав со двора. На наше шествие высыпала полюбоваться вся улица. Чувствуя себя полной дурой, я схватилась за одну ручку тележки, помогая гному удержать тяжеленного детину. Тележка подскакивала на кочках и колдобинах, Ваня, одной рукой вцепившись в край тележки, другой размахивал и указывал нам дорогу. Его трясло на неровностях, тележка жалобно скрипела, мы с трудом управляли незамысловатым транспортом.

– Помедленнее! – орал адепт. – Смотри колдобина! – Ваня подпрыгнул и ударился челюстью о коленку, – нет, – простонал он, – вы меня решили угробить!

За нами увязались мальчишки, хохочущие и делящиеся своими разумениями, сможем ли мы доехать до Дома Властителей «на этом колесе». Ближе к центру дорога стала лучше, Петушков расслабился и стал вытягивать шею, чтобы рассмотреть, когда же мы доберёмся до площади, но тут дорога пошла под горку, и тележка начала набирать скорость. Где-то на середине улицы мы с гномом отчаялись совладать с ней. Петушков ни на шутку перепугался, глаза у него стали бешенные, размером с золотой, его подбрасывало и швыряло в разные стороны, он голосил диким голосом, что мы изверги и убийцы, и что нам это зачтётся на страшном суде. В конце концов, на особенно глубокой яме, когда стала просматриваться площадь, тележку сильно качнуло, мы её выпустили из рук, а Ваня продолжил свой путь в свободном полёте. Мы со всех ног бросились за ним, но, казалось, тележке приделали крылья, она набирала скорость, виляла и уходила от наших рук. Издавая нечеловеческий вой, адепт вжал голову в плечи, схватился за края тележки, так что было видно одну макушку, ноги болтались выше головы, мне даже показалось, что гипс сейчас улетит к кому-нибудь во двор. На одной особенно глубокой колдобине тележка сдалась, и единственное колесо отвалилось. На долю секунды я обрадовалась, решив, что адепт сейчас остановится, но не тут-то было. Бесколесый поддон, цепляющийся железными ручками за дорожные камни, нёсся вперёд, к центру площади.

Мы с гномом застыли, едва дыша, в переулке. С первого взгляда стало понятно, что приветствие двух цивилизаций в самом разгаре. Послы Совета Словении приклонили головы и обменивались мечами с Властителем. Над площадью стояла благоговейная тишина, любое произнесённое слово, разносилось эхом и отражалось от стен. Толпившиеся в стороне законопослушные граждане безмолвствовали и, затаив дыхание, наблюдали за красивым действом. На лицах всех присутствующих застыло выражение торжественности. И тут в это благолепие с громким матом и жутким скрежетом железа о камни площади въехал адепт Петушков Иван Питримович, маг четвёртой степени. Он пронёсся рядом с ошарашенными Советниками, и остановился аккурат перед Фатиа, передающего меч в руки Магистра Леонида.

Пауза была достойна театральных подмостков, растерянное выражение лица Магистра сменилось диким ужасом, у Властителя отвисла челюсть, а глаза стали больше и круглее, чем у самого перепуганного Петушкова.

Я тут же решила про себя, что Ваню точно лишат лицензии, и мы с ним в компании гнома Пантелея Аушвидского сгниём на самой дальней каменоломни в Словении. Аминь!

– Магистр Леонид, – выдавил из себя Ваня, скорченный в корыте, – здрасьте! Я вижу, нас не ждали?

Я почувствовала приступ истерического хохота, но смех застыл на устах, когда в мою сторону метнулась сотня взбешённых взглядов, но самый страшный из них был тот, из-под очков, ехидно прищуренных глаз. Я решила скрыться в кустах, и уже сделала шаг к ним, как Фатиа решил спасти ситуацию и, бесцеремонно пихнув меч в руки Магистра, широко улыбнулся:

– Господа, к чему условности? Мы все же почти братья!

Оба Совета едва не потеряли сознание от такой фамильярности, а Леонид сильно побледнел и схватился за сердце. Не обращая ни на кого внимания, Арвиль повернулся в мою сторону и крикнул:

– Асия Прохоровна, подходите, не стесняйтесь!

Я самым решительным образом возжелала умереть, прямо здесь и прямо на этом месте, но злосчастное провидение меня не услышало. Я дышала и сгорала от стыда, расплачиваясь за глупую идею гнома.

Не чувствуя под собой ног, под испепеляющие взгляды я прошествовала к Стольноградской делегации и скромно встала в сторонке.

– Здравствуйте, Советник Леонид, – выдавила из себя я и покраснела ещё сильнее от собственного писклявого голоса.

– Здравствуй, Асенька, – с натугой процедил он сквозь зубы. Меня сразу бросило в жар, на лбу выступили блестящие капли пота, а потом вдруг залихорадило. Это начало конца, завтра буду копать могилу на земле Фатийской у стен Дома Властителей, а перед самоубийством напишу записку и в своей смерти обвиню Арвиля Фатиа!

Ванятка сидел в остатках тележки, не в состоянии подняться на ноги и сбежать, дабы утопиться в каком-нибудь симпатичном омуте на реке и смыть с себя страшный позор.

– Аська, что за представление? – услышала я над ухом знакомый голос. – Я даже не узнал тебя!

Я скосила глаза, передо мной стоял Сергий в отлично сидящем дорогом камзоле, наверное, лучшим в его гардеробе. Он похудел с нашей последней встречи и относительно похорошел. Знала бы, что разлука на него подействует таким образом, давно бы куда-нибудь уехала.

– Я загорела! – прошипела я в ответ, раздражаясь от одного его цветущего вида. У меня жизнь рушиться, а он тут такой красивый приехал!

– Ты похорошела! – сделал он комплимент, я удивлённо подняла брови, это что-то новенькое. – И сразу поглупела! – прошипел он.

Вот спасибо, друг любезный, уважил! Я фыркнула и отвернулась от него.

Магистр нудно продолжал затянувшееся приветствие; я широко зевнула, зевнул Сергий стоящий рядом, зевнул белобрысый Советник Властителя, даже сам Властитель порывался зевнуть, но статус и манеры не дозволяли обидеть разговорившегося гостя. Наконец, Леонид закрыл рот; Арвиль шустро поклонился и, предложив чувствовать себя, как дома, стремительно удалился в Дом.

Все начали разбредаться с площади, к Магистру поспешил белобрысый и радостно пожал ему руку, пальцем тыча в мою сторону.

– Асия, – накинулся на меня через некоторое время Леонид, когда Ваню увезли с площади на постоялый двор, – что случилось с адептом Петушковым?

– Он упал с дерева, – выдавила я из себя и окончательно сконфузилась.

– Зачем он туда полез? – встрял в разговор Сергий. Магистр удивлённо оглянулся на него.

– За цветами, – я запнулась, – он за ирисами туда полез.

У Магистра отвисла челюсть:

– В Данийе растут цветочные деревья?

– Угу.