Глава пятнадцатая,
АРЕСТОВЫВАТЕЛЬНАЯ
В результате пляж наполовину опустел. Голые отдыхающие бросились по улицам, пугая или радуя прохожих, которые приняли невинных жертв Акисиного эгоизма и моральных принципов за участников демонстрации, протестующих против американцев в Ираке. А уж вою было-о-о...
Как только спасительная вода моря прикрыла всех оставшихся, общая паника сразу схлынула, словно волна с отливом. Все сидели по горло в воде такие умиротворенные и довольные, словно этой необъяснимой акции повального раздевания и в помине не было.
— Уф, а я уже думал, что настал конец света, — счастливо признался мой сосед, попрыгивая в воде и бросая заинтересованные взгляды на мою грудь. Я не учла, что море тут очень прозрачное...
— Мистика какая-то, я почти уверен, что это все гаитянские колдуны, — поделился другой сидящий рядом парень, по виду сам чернокожий колдун с Африканского континента. — Позвольте представиться, сеньорита, я Мамбуку с Берега Слоновой Кости!
Я страдальчески прикрыла глаза, игнорируя его заигрывания, меня вдруг обеспокоило, что джиннии на берегу нигде не видно. А вдруг эта взбалмошная особа опять умотала на весь день к родственникам? Я на секунду представила, что осталась совершенно одна, в чужой стране, к тому же находящейся на другом полушарии (вроде бы? Жаль нет карты, уточнить...), без паспорта, без одежды, голая, как последняя дура! Вообще-то сумка где-то на песке валяется, если уже не свистнули предприимчивые пляжные воры, у них сегодня наверняка урожайный день...
Так, главное, без паники, успокаивала я себя. Отыскать российское посольство — это уже полдела, за рубежом не оставят, вернут домой, а там бабушка заступится. Но сначала найти одежду, в таком виде консул мне не обрадуется. Сумасшедшая российская туристка, решит он, к тому же без паспорта, без денег и голая. А может, и наоборот, очень даже обрадуется, вон у моих соседей уже хорошо видно, что моя фигура им нравится!
И тут меня озарило, кто-то другой на моем месте сразу бы сообразил, что она просто-напросто загорает на песочке, ей родная огненная стихия лучший отдых. Из-за чего эгоистка и заставила народ в панике бежать с пляжа и освободить пространство ее целомудренной особе! Не может она, видите ли, загорать рядом с парнями в розовых плавках...
Увидев, что многие потянулись на сушу, правда, очень медленно и нерешительно, подобно нашим предкам зеленым водорослям, наверняка без особого энтузиазма покидавшим привычную водную среду, я тоже устремилась вперед, забыв про стыд и не думая о плотоядно улыбающемся за спиной Мамбуку. Ну его, извращенца! Чувствую себя какой-то стриптизершей поневоле...
Все, будем считать, что я искупалась в Карибском море, хорошего понемножку, не дай бог, приестся раньше времени, а у меня еще много чего впереди. Мне с собой, любопытной, еще жить и жить, а какая может быть жизнь с собой скучающей и пресыщенной?! Вот именно...
— Акиса-а-а!!!
Пляж был огромен, а потому джиннию, разомлевшую на жарком солнышке и не собирающуюся откликаться даже на дикие крики, которые должны были посеять за меня беспокойство в ее сердце, найти было почти невозможно. Кажется, я тоже начинаю выражаться по-восточному? Ой, только не это...
Проблема в том, что я еще и не запомнила место, где ее оставила, но, наткнувшись на останки разгромленного ларька, неподалеку увидела и отступницу. Она, как и предполагалось, безмятежно загорала на песочке. Причем в полном одеянии (меня просто вымораживают ее прозрачные розовые шальвары). И при этом еще довольно щурила глаза, как сытый и выспавшийся котенок...
— Акиса, ну хватит издеваться, верни одежду! Хотя бы мне! О, моя сумка у тебя, — не сдержав признательности в голосе, воскликнула я, хватая расшитую бисером плюшевую сумку. Паспорт был на месте и деньги, что не так уж важно, раз джинния снова рядом, но сумку я уже не выпускала, а для верности даже перекинула через голову. И попыталась хоть что-нибудь ею прикрыть. Много не прикрылось, увы...
— Что ты кричишь, подобно потерявшейся в пустыне ослице? — сонно проворчала Акиса, как обычно не слушая.
— Одежду верни, говорю! — взвыла я, еще раз оглядываясь вокруг, но тщетно — ни одной тряпочки, пляжного полотенца, рваных штанов, презрительно выброшенных каким-нибудь бомжом, в радиусе полукилометра...
Так что, когда на мне оказалось голубое с малиновыми узорами сари, я даже оценивать его не стала (как сидит, как ткань, как фасончик) — в любом случае оно лучше, чем абсолютно ничего! Но тут к нам подкатил целый отряд полицейских. Причем неожиданно так, и именно к нам! Окружили, как бульдоги, и пожилой усатый дядька с более объемными, чем у остальных, погонами смерил нас обличающим взглядом:
— Я комиссар Имрек. Вы быть арестованы по подозрению в произошедшем здесь насильственном оголении нескольких тысяч людей! И, учитывая крупномасштабность преступления...
— Какого еще преступления?! По какой статье? Мы невинные русские туристки и меня тоже здесь раздели, вон тот нахал с Берега Слоновой Кости подтвердит! — нагло запротестовала я, убежденная в нашей безнаказанности. Нет такого закона, и доказательств нет, поэтому и не может местная полиция нас задерживать...
Но как они узнали?! Неужели это опять коварный Яман-баба... Холод пробрался мне под мышки, но абсолютно спокойный взгляд джиннии, обращенный на грозного стража порядка, вернул капельку веры в себя.
— Эй, а где Найда?! — забыв о стражах порядка, закричала я, вдруг с ужасом вспомнив, что не видела ее с тех пор, как мы перенеслись на пляж.
— Спокойно, о вечно вопяшая без повода, собаке уже и искупаться нельзя? — холодно покачала головой Акиса, кивнув в направлении моря, и вновь обернулась к усатому: — Так не пойдет, о добрые стражники, мы лишь мирные путешественницы. Нас сегодня один раз уже обидели, и не спрашивайте, что стало с этим недостойным... Он до сих пор не может сесть!
Что она несет?! Если модельер опомнился, посчитал синяки и обратился куда следует, то теперь нас точно есть за что задерживать. Хотя что-то явно шло не так, грудь джиннии часто вздымалась под пестрым жилетиком, глаза горели, ресницы вздрагивали, а эти прозрачные розовые шальвары... По дрогнувшему лицу комиссара было видно, что Акиса произвела на него впечатление.
— Допустим, сеньорита, я погорячиться. Признаю, что заподозрил вас без серьезного повода, единственно потому, что только вы двое стоите здесь в одежде. Так позвольте целовать вашу ручку в знак примирения, — с вдохновенной кротостью попросил комиссар Имрек. А вот что было дальше-э-э...
Джинния удивленно вскинула брови, но милостиво улыбнулась и протянула руку. Мгновенно на ней защелкнулось кольцо наручников, в следующую секунду второе кольцо защелкнулось на запястье комиссара. Впервые у моей подруги было такое растерянное лицо. В глазах полицейского блеснул лед, он явно наслаждался произведенным эффектом!
Немую сцену оборвала оглушительным лаем мокрая Найда, несущаяся к нам по опустевшему пляжу. Едва добежав, она без предупреждения вцепилась зубами и штанину комиссара.
— Какого черта?! Уберите собаку!
Несколько полицейских одновременно и я бросились ему на помощь.
— Тише-тише, она инвалидка, не причиняйте ей вреда! — по старой памяти воскликнула я, оттаскивая Найду за поводок. Но эта собака уже давно (еще с утра) не была той полупарализованной старушенцией, какой притворялась. Она рвалась в бой, она отхватила изрядный кусок комиссарских брюк и всем видом показывала, что перекусает тут всех, пока ее не повяжут и не сдадут в психушку!
Наконец кое-как мне удалось ее успокоить, но пострадавший комиссар еще долго был на взводе, пообещав, что нас, помимо обвинений в использовании запрещенной законом на острове Гаити магии вуду, будут дополнительно судить еще и за разгуливание с бешеной собакой, наверняка являющейся зомби, которую мы специально натаскиваем против наших врагов. Ну и бред! Даже Найда не поверила...
— Вы не шутите, действительно есть такой закон? Нас обвиняют в вуду? Что за вуду такое? — нарочито громко поинтересовалась я и, повернувшись к Акисе, зашептала, но так, чтобы всем было слышно: — Где твоя ящерица, подруга, пора зашить ей рот. Поможет и коровий язык, у меня закончились, но у тебя, кажется, остался один. А еще надо не забыть подложить высушенные бобы к судье в кабинет.
— Но как? — на полном серьезе спросила меня джинния с доверием и надеждой в глазах.
— Через подкуп, разумеется, здесь охранники, как всегда, выручат. А помнишь, что помогло нам на последнем процессе, на Кубе? Мы тогда выиграли дело и неплохо подзаработали, получив кучу денег в качестве компенсации за клевету. Смастерили куклу судьи и одели ее в платье наизнанку, хлопотно правда было, это ведь мне пришлось кроить и шить пиджачки как от Ив Сен-Лорана, которые предпочитал носить товарищ кубинский судья. Это заставило его изменить свой приговор отправить нас матросами на судно по ловле креветок насосами. Одежда наизнанку никогда не подводила!
— Эй, прикажите им замолчать! — неуверенно дернулся самый молодой, но уже с расшатанными нервами полицейский.
— Но самое безотказное средство, конечно, принести в жертву козла, привязав его у здания суда, — как будто не слыша, невозмутимо продолжала я. — Но где найти рогатого? В любом случае надо подкупить охранника, если не козел, то сойдет и наша Найда — она ведь опытный зомби-минер!
Полицейские почему-то почернели в лицах и яростно зашептались. А те, что были ближе, невольно отпрянули, молодой забормотал молитву, но вскоре все опомнились и взяли себя в руки. А суровый комиссар пообещал, что наши спектакли и наивное притворство не спасет нас от долгих лет каторжного труда на банановых плантациях.
Полицейский комиссариат, или участок, находился рядом. Всю нашу троицу сразу посадили в камеру, пообещав утром допросить как следует, и оставили одних. Дело в том, что в этот день был какой-то католический праздник, так что комиссара и полицейских буквально вытащили из-за праздничного стола. Теперь я понимала, почему все стражи порядка смотрели на нас неприязненно: они вспоминали недоеденную праздничную паэлью или фасоль с колбасой и салом (читала, здесь это любят).
Едва комиссар собственноручно запер нас на два замка, я повернулась к джиннии:
— Ладно, все ушли, смываемся незаметно. Честно говоря, я удивилась, почему ты не сделала этого раньше, ты же любишь эффектные исчезновения. А интересно представить их утреннюю реакцию, когда они обнаружат здесь только пыль, мух да следы мышиных лапок, — мечтательно улыбнулась я.
— Мы не можем уйти... Не видишь, что ли, эти железные браслеты, они мешают мне!
Такого разворота сюжета я не предполагала! Неужели джинния все-таки является своего рода нечистью? Я-то привыкла относиться к ней как к равной, только обладающей несколько большими возможностями, а у нее, оказывается, есть свои проблемы...
— Больно? — сочувственно вздохнула я.
— Не очень, я же не какой-нибудь нечистый гуль, но пойми наконец — у меня другая природа, не такая, как у тебя. Ты создана из земли, а я из огня, и железо действует на меня, как ледяные оковы...
— Но в природе и по фэн-шую как раз-таки огонь плавит металл, а не наоборот, попытайся понять. Возможно, это всего лишь укоренившееся суеверие, часть вашей массовой психологии, что металл подавляет ваши силы.
Она не ответила, лишь ниже опустив голову. Мне стало так ее жалко-о...
— А ты заметила, комиссар как будто знал, что ты джинния и в любой момент можешь испариться. И знал, что руку ты ему просто так не дашь, и поступил очень хитро, пустив в ход всякие там извинения с поцелуями ручек, намеки...
— Да, о позднодогадливая, потому что это был Яман-баба, — с каким-то безразличием в голосе произнесла Акиса.
— Что-о?! Но почему тогда ты всю дорогу молчала? Вчера в музее вы так яростно препирались, чувствовалось, за столетия накопилось, что сказать друг другу. Вот и влепила бы ему все!
— Я не сразу его узнала, но, конечно, заподозрила. И потом, ты, идя впереди с собакой, от которой он намеренно держался подальше, чтобы иметь возможность предотвратить неожиданное нападение, не слышала нашего разговора.
— А о чем вы говорили?
Под окнами раздался невнятный шум, похоже, не все полицейские разошлись. Кажется, я преувеличила их стремление к домашнему очагу. Уже темно на улице, а они все копаются...
— Подожди...
Я запрыгнула на стоящую вдоль стены скамейку, подтянулась на цыпочках и выглянула в забранное решетками окошко. Хоть этаж и второй, но потолки тут низкие, и из окна хорошо видно освещенных фонарем полицейских. Их было двое — сержант и наш многоликий чародей Яман-баба. Я поманила джиннию, но она лишь фыркнула и демонстративно отвернулась, дескать, что толку?
Чародей, насылающий чертят из канализации и арестовывающий честных девушек на пляжах, неизвестно как попавший в доминиканскую полицию, сказал несколько слов подчиненному, тот кивнул:
— Будем следить... не беспокойтесь, господин комиссар, запоры у нас крепкие!
Вот исполнительный тип попался... Сержант отдал честь и вошел в здание, загремели ключи в замке. Яман-баба бросил беглый взгляд на наше окошко, я присела, выдержала пару секунд и осторожно выглянула снова. Злокозненный чародей уже садился в полицейскую машину. И тут произошло неожиданное — его вдруг охватило синее пламя, он сдавленно вскрикнул, зажав рот рукой, а в воздухе зазвучал глухой голос:
— Мы наказываем тебя! И напоминаем...
В ту же секунду джинния, вскочив на ноги, кинулась к окну, но Яман-баба уже стремительно сорвался с места и уехал.
— По-моему, это небезопасно — в горящем виде вести машину. Но, может, я и ошибаюсь...
— Не понимаю почему? — Моя подруга была в полном смятении.
— А что это было?
— Мне надо подумать...
— Тогда поделись хотя бы, что он тебе сказал, когда нас вели сюда, ты как раз собиралась мне рассказать.
Опустилась ночь, на небе засияли звезды. «Замерзшие слезинки райских гурий», как сказала бы Акиса. Но она молчала, гладила Найду и задумчиво смотрела на стену.
Хорошо, что, кроме нас, в кутузке никого, повезло. И не особенно грязно здесь, а если повесить на окно красивый тюль, станет даже уютно. Я уже, забывшись, хотела попросить джиннию наколдовать занавеску. Спать совершенно не хотелось, здесь даже почитать нечего на ночь, наверное, я просто устала сидеть. Как заключенные выдерживают это по многу лет?!
Я с грустью посмотрела на мою подругу по несчастью. Похоже, она глубоко окунулась в свои мысли и выныривать собирается неизвестно когда... А делать что-то надо!
— Конечно, некоторые специалисты-психологи сейчас уходят от аутотренинга, но это самый простой способ. Все равно ничего больше мне в голову не приходит.
Акиса без особого любопытства поинтересовалась, что это такое. И после моих подробнейших разъяснений (а в качестве примера я рассказала, что именно так избавилась от навязчивого страха перед кухонными тараканами!) отнюдь не преисполнилась энтузиазма.
— Ладно, все равно же делать нечего, напильник к нам сам не придет, поэтому ты хотя бы попробуй. Тверди что-нибудь вроде: «Я легко плавлю металл! Я имею власть над ним, а не он надо мной! Я уже не чувствую наручников!». Можешь от себя еще что-нибудь добавить. Воспользуйся силой самовнушения, представь, что наручники исчезли.
— Хорошо, я попробую, о верящая в сказочные чудеса...
Кто бы говорил! Она сама была слишком рациональна, чтобы способность перемещаться в пространстве, получать предметы из воздуха, исчезать и повелевать стихиями называть чудесами, это для нее была проза жизни. А вот аутотрениг...
Минут десять она честно что-то бубнила себе под нос, а потом не выдержала:
— Ай, сколько можно! Битый час я повторяю эту чушь и даже...
— Смотри, у тебя наручники плавятся! Как же вышло так буквально?! — Вскочив с места, я забарабанила в дверь. — Помогите-помогите!! Нам нужен врач!!! У моей подруги ожог четвертой степени! Потерпи, пожалуйста... Не умирай без меня!
— Вай! Все получилось! — Джинния восхищенно уставилась на свои запястья. — Успокойся, о сострадательная, мы, джинны, не обжигаемся горячим. Как огонь может обжечься?
К моему ужасу, она спокойно разорвала мягкое красное кольцо металла, а со второй руки просто начала стаскивать гибкий браслет, но сталь уже потекла на пол. Никаких ожогов! Кроме обгорелых дыр в полу, естественно... Когда же я окончательно привыкну к ее нечеловеческому происхождению?
— О неожиданно умная, благодарю тебя, что открыла мне такую могущественную магию сама... самовнушения!
В эту минуту с грохотом открылось окошко на двери и показалось заспанное заросшее лицо:
— Че сл-чилось?
— Ничего! — Я быстро заслонила сидящую на скамейке Акису, которая сложила ручки вместе и зажала их между коленками. — Нам просто показалось, что у нашей собаки начался бзик, она, знаете ли, подвержена эпилептическим припадкам, особенно когда ее запирают в четырех стенах, а у вас тут еще и воздух несвежий...
Окошко с грохотом закрылось. А в следующий миг мы трое покинули это негостеприимное место, а вообще... если бы там были на скамейках хотя бы восточные подушечки с кисточками, я бы, пожалуй, осталась переночевать...
Мы вернулись домой усталые и голодные, я сразу повалилась спать, хотя на небе ярко светило полуденное солнце. Когда я проснулась, первое, что увидела, были Найдины задние лапы и хвост у меня на груди, остальную часть туловища она разместила по центру кровати.
— Ай-яй, нельзя так баловать собак, — тут же высказалась джинния. — Мусульманам их вообще нельзя держать в доме.
Она, разодетая в новые синие шальвары и балахонистую с серебристыми узорами рубашку, каких я еще на ней не видела, стояла посреди комнаты, уперев руки в бока.
— Ну, я-то не мусульманка, — отозвалась я, выбираясь из-под Найды. Первая мысль была вообще скинуть эту наглую собаку на пол, но у нее была такая невинная морда и она так крепко спала или притворялась, что спит, что у меня рука не поднялась.
Акиса была полна энергии и решимости:
— Собирайся, всласть поспим тогда, когда добудем тебе мужа! Успели бы вчера, если бы не происки Яман-бабы. И посмотри, видишь, я беру железную вилку! Это еще не все. И вместе с ней становлюсь невидимой! А?! Такое чудо не всякому джинну по плечу!
— Браво, но время от времени повторяй установки, а то страх вернется, — посоветовала я, обыскивая холодильник на предмет съестного. Был найден шпротный паштет и плавленые сырки. Я быстренько перекусила, джинния, не нуждавшаяся в пище, но готовая съесть что-нибудь вкусное ради удовольствия или спокойствия Марты Ивановны, отказалась есть со мной без повода.
Заваривая чай, я решилась спросить то, о чем давно хотела спросить:
— Слушай, я читала, существует мнение, ты только не обижайся, что джинны — это и есть шайтаны.
— Мы к шайтанам не относимся, они служат злу, а мы приняли ислам. По крайней мере, многие из нас... Объяснить это трудно, вот если бы ты попала в Ирем, ты больше узнала бы о джиннах, увидев, как мы живем.
— Я не против, мне даже интересно, а нам, людям, можно туда?
— Конечно, нет, — отрезала Акиса, насыпая корм пробудившейся и оголодавшей Найде.
Осталось только полить цветы, и все. Мы отправляемся! И куда? А в Голливуд! К Бену Аффлеку! С самыми приятными фантазиями в голове, предвкушая нечто волнующее и прекрасное, я вышла на балкон полить любимую бабушкину герань. И тут в меня выстрелили... Кто, кто, враги, конечно! Мне едва удалось увернуться...
Да, лучше бы цветы усохли и я получила нагоняй от родного существа, а не шаровую молнию в цветочный горшок от злобного чародея, совершенно чужого мне к тому же! Тем более что его целью была совсем не я...
— Думала, сбежишь от меня, хитрая женщина?! Не знаю, как ты освободилась от кандалов, но больше ты не сумеешь меня одурачить! Я вызываю тебя на поединок, один на один, и обещаю не привлекать моих слуг. Ты уверяла, что у тебя прибавилось могущества, может, так ты избавилась от железных кандалов, посмотрим!
С этими словами Яман-баба завис в воздухе перед нашим балконом и, паря в своем черном балахоне, запустил в меня еще одну шаровую молнию. Ну, прямо как в кино, подумала я, быстро пригнувшись, расскажу Бену Аффлеку — не поверит, он такое вряд ли видел, даже когда в «Армагеддоне» снимался. Огненный шар угодил в стену, хорошо не в стекло (кто бы покупал и вставлял новое?), и рассыпался искрами. За ним последовал второй! Он их просто выпускал из ладони, выкидывая вперед руку.
— Сейчас же прекратите это безобразие! Я вызову милицию!
Но чародей, мерзко улыбаясь, опустился на перила моего балкона.
— Где эта проклятая изменница? Непокорная дочь христиан, уйди с дороги, девица, не видишь, тебе приказывает мужчина!
В этот момент его оглушительно облаяла выскочившая на балкон Найда. Яман-баба быстро подобрал подол, собак он заметно побаивался...
— Прочь, животное! Я в ярости, а когда я в ярости, то способен на страшное. И я выполню то, за чем пришел, даже если мне придется тебя сжечь заживо!
Он поднял руку, чтобы поразить Найду молнией, но та, первой вцепившись ему в подол, принялась с остервенением трепать материю, не обращая внимания на истошные вопли чародея...
Размахивая руками, Яман-баба выпустил пару случайных молний и все-таки попал в окно! Меня осыпало дождем осколков, я едва успела присесть и прикрыть голову руками, защищая лицо. Правда, где потом взять денег на пластику?
— Хочешь со мной сразиться, о жалкий повелитель червей? Так сражайся, а не вреди чужому имуществу! — прикрывая меня спиной, крикнула подоспевшая Акиса.
Она пустила пробную молнию, которая прожгла дырку в балахоне Яман-бабы. И раскрыла свой очередной талант — метать молнии из ладони так мастерски метко, как Человек-паук паутину после пятилетней практики.
Чародей из последних сил вырвался от Найды и, спрыгнув с балкона, завис в воздухе метрах в пяти от нас. Собака надрывалась от лая! Моя джинния столь же храбро шагнула с перил и грозно воспарила над покусанным противником.
Яман-баба мигом взлетел до ее уровня. Ой, мамочки, что будет-то... Соседи, наверно, облепили все окна.
— Я поражу тебя, отступница!
— Вах, лучше сначала расскажи, что значит: «Мы наказываем тебя! » Кто тебя так наказывает, трус?!
— Кто ты есть, чтобы задавать вопросы мужчине? Я не унижусь до ответа женщине... — Он запустил в ход новые молнии, но Акиса не отступала:
— И это твое могущество, о ничтожнейший из всех чародеев, с которыми мне приходилось иметь дело?
Но огненных шаров стало слишком много, они буквально пестрили в воздухе, и у джиннии загорелась штанина шальвар. Увидев, что натворил ее недруг, Акиса обомлела... Если до этого было заметно, что все происходящее ее скорее развлекает, то теперь она впала в неуправляемую ярость. Да самая кроткая женщина тоже взбесилась бы, если бы ей вдруг прожгли новые колготки...
Шаровые молнии полетели в Яман-бабу с удвоенной силой, но тот не отступал:
— Я изгоню твою душу из тела, изолью на твою голову чашу мучений, о непокорная беглянка!
Огонь и в самом деле не причинял дочери джиннов ни малейшего вреда, но даже отсюда было видно, как оголяются ее ноги все выше и выше, уже горели обе штанины, и шортики все укорачивались, как у Шерон Стоун в «Копях царя Соломона» по мере развития сюжета фильма. Акиса одной рукой старалась тушить на себе огонь, а другой ей по-прежнему приходилось отстреливаться молниями.
— Твое коварство и бесстыдство не уступают самому прародителю пороков! Я честная девушка, и тебе воздастся за то, что ты подверг меня такому унижению!
Но этот злобный тип не отступил пристыженно, а хладнокровно продолжал нападать, пока, на свою беду, не оказался под самым нашим балконом. Я поозиралась вокруг в поисках горшка посолиднее и положила глаз на большой глиняный с алое. Бабушка делает из его листьев притирания для поясницы, но честь подруги сейчас важнее. Ладно бы чародей просто пытался убить джиннию, это как-никак предусмотрено его ролью злодея, но он же еще над ней издевается!
Я выбрала удобную позицию и скинула горшок вниз ему на голову, снаряд полетел точно в цель, а потом... упал на тротуар и разбился. А куда еще он мог упасть? В школе на уроках физкультуры только каждый пятидесятый брошенный мною мяч попадал в корзину. Главное, чтобы здесь набралось пятьдесят горшков. В крайнем случае, можно попросить у соседей...
Я сбросила второй, с полувысохшим кактусом, не жалко, и — о чудо! наверняка Аллах, помогающий нам, направил мою руку, как заметила бы Акиса, — горшок попал Яман-бабе прямо в голову, разбившись вдребезги... И — никакого эффекта! Он и ухом не повел, продолжая нападать на мою подругу. Нет, я так больше не играю, это нечестно...
Вот тут во двор вошел Миша, причем в форме. И как он умеет появляться в нужное время? Наш спаситель будто даже обрадовался творимому на его глазах беспределу и решительно пошел на Яман-бабу.
— Гражданин, немедленно прекратите свои злодейские выходки, иначе мне придется принять меры. Вы понимаете, что совершаете уголовно-правовой рецидив? А на вас ведь еще висит хулиганство в краеведческом музее и побег с нанесением телесных повреждений сотрудникам охраны. Они не подали заявления, но предупреждаю в последний раз...
— Твое счастье, что по долгу службы мне не дозволено причинять вред слуге закона! — злобно воскликнул Яман-баба, смерив Мишу убийственным взглядом. А потом резко развернулся и, сверкая мускулистыми ногами сквозь рванину черного одеяния, стремительно вылетел со двора.
Честно говоря, я надеялась, что они как-то пообщаются, подерутся, что ли, и мой сосед обязательно победит. По крайней мере, я бы за него болела...
