Замок высился на западной окраине столицы немного мрачной, но очень эффектной громадой. Да, он был исключительно красив, нынешней новостройке не чета. Жалко, что пропадало такое добро! На фоне красного закатного неба контуры сооружения прорисовывались особенно четко, и заметно было, что за сотню лет фланкирующие угловые башенки без ремонта поосыпались, утратили строгость линий.

— И крыша, наверное, течет… — вздохнул снурл, как нельзя лучше выразив этими скупыми словами общее настроение.

Как фортификационное сооружение замок перестал использоваться, судя по всему, не сто лет назад, а гораздо раньше: ров был засыпан почти полностью, осталась канавка не глубже полутора метров, предназначенная исключительно для лилий и лебедей. Под снегом и льдом она стала и вовсе не заметна. Подъемный мост был опущен, и механизмы его не работали. Ворота стояли настежь, и железная решетка, некогда защищавшая их, была снята и прислонена к стене. На ней висели растрескавшиеся цветочные кашпо. За воротами открылась заснеженная площадь с расположенными по бокам приземистыми строениями — замковыми службами. Голые побеги плюща и дикого винограда оплели их до самых крыш, сделав похожими на гигантские шалаши. По центру находился изящный трехэтажный дворец, он был моложе остального замка, лет этак на двести. Его затейливые башенки не выдержали бы даже самого легкого драконьего налета, но это было уже ни к чему, оборонительная магия успела достичь такого уровня развития, что защищала гораздо надежнее каменных стен. Другое дело, стоила такая защита столько, что по карману была лишь самым богатым из королей. Видно, неплохо шли дела в Хейзине три века тому назад.

А позади облупившегося дворца высилось сооружение совсем иного рода. Старый мощный донжон, плосковерхий, сложенный из тесаных валунов, мрачно и подозрительно смотрел на мир крошечными окошками-бойницами. В окошках плясали голубые огоньки. Стало жутко.

— Туда мы не пойдем, — решил Кьетт Краввер, как всегда взявший на себя инициативу в боевой обстановке. — И вообще никуда не пойдем. Останемся во дворе, костерок разведем, пересидим как-нибудь до рассвета. Формально мы находимся внутри замка, должно сработать!

Набрали сушняка, сложили в кучу посреди площади, подальше от заросших построек — все-таки они не затем явились, чтобы замок спалить. Впрочем, это им и не удалось бы. Пламя не желало разгораться, порывы ледяного ветра сбивали его «на корню». Хотя снаружи, за стенами замка, стояла такая чудесная и тихая ночь, что хоть рождественские псалмы пой.

— Придется обойтись без костра, — вздохнул Иван. Чего он только не перепробовал — и собственным телом костерок прикрывал, защитную стенку из снега соорудил, и даже отыскал за поварней старую бочку, попытался разжечь огонь в ней. Но все его старания успехом не увенчались. Похоже, не любило здешнее Зло огня.

— Холодно, — пожаловался снурл, зябко кутаясь в одеяло, предусмотрительно захваченное из хозяйского дома. — Замерзнем совсем до утра.

Иван бросил на Кьетта укоризненный взгляд. «Что я тебе говорил?!» — читалось в нем. Перед самым выходом «на дело» Иван отвел Кьетта в сторонку и предложил снурла с собой не брать. В бою от него толку все равно не будет, а если до худшего дойдет, пусть хоть он в живых останется. «Он не заслужил такого оскорбления! — возразил на это нолькр. — Представь, если бы мы с тобой так обошлись!» Иван представил и спорить не стал. Не напрасно ли?

— Ладно, давайте поищем, в замках обычно бывает храм, — придумал Кьетт. — Там должно быть безопаснее, вряд ли боги позволят Злу хозяйничать на своей территории.

Храм отыскался между донжоном и дворцом. Спутники опознали его по внешнему виду — подобные шестигранные строения, увенчанные маленькими чешуйчатыми куполами, были нередки в Хейзине, да и во всем Ассезане тоже. С виду храм выглядел мирно, как и все вокруг, но стоило открыть застонавшую дверь и, переступив высокий неудобный порог, шагнуть в темноту, как под ногами неприятно захрустело. Кьетт засветил магический огонек, нагнулся посмотреть… Кости! Множество костей и черепов было разбросано по мозаичному полу храма. Среди костей поблескивали дорогие рыцарские мечи и доспехи.

— Н-да, — разочарованно вздохнул нолькр. — Не одни мы такие умные оказались. Давайте-ка убираться отсюда поскорее, очень дурное место!

Иван и Болимс не заставили себя упрашивать.

На улице было неплохо, только ветрено очень, так, что свистело в ушах. Зато светло. С подернутого светлой рябью неба сияла огромная яркая луна в окружении широкого гало, поэтому было не страшно. Только синие огни в окнах — верный признак злых сил — порядком действовали на нервы.

— И что же мы станем делать теперь? Может, на конюшню пойдем? Или во дворец?

— Спешить нам до утра некуда, давайте пока сядем во дворе и подумаем, — предложил Кьетт. — Сюда до нас приходили колдуны и рыцари. Все они погибли, значит, что-то делали не так. Надо представить, что именно, и не повторять их ошибок. Тогда, может быть, обойдется.

— Чтобы думать за колдунов и рыцарей, надо знать их психологию, — возразил снурл с сомнением. А мы от них слишком далеки.

— Не так уж и далеки, — не согласился Иван. — Полезли же мы в храм? Это был типично рыцарский поступок! Непонятно одно: зачем они все в том храме оставались? Разве не видели костей?

— Ну, конечно, видели! — ответил Кьетт. — Поэтому и оставались. Решили, что нашли главное гнездовье Зла, и захотели сразиться. Они же рыцари, значит, всегда лезут на рожон, их хлебом не корми, дай лишний раз доблесть проявить!

— Перед кем ее проявлять-то? Перед костями, что ли? — Нет, недоступна была Ивану рыцарская психология.

Кьетт Краввер усмехнулся. Уж он-то на своем коротком веку немало рыцарей повстречал и кое-что в них смыслил (сохранился еще во Флангальде этот пережиток, совершенно бессмысленный в эпоху грязных и бесчестных магических войн).

— Да перед противником же! Рыцарям посторонние зрители не нужны, им важна лишь собственная честь и всякие архаичные ритуалы. Я однажды собственными глазами из окопа видел, как роганнонский рыцарь вышел против боевого голема и стал ему салютовать по всем рыцарским правилам! — Сказано это было таким тоном, будто глупость такого поступка должна быть очевидна для всех без исключения. Однако это было не так.

— И что? — спросил Иван. Влек спросить постеснялся.

— И ничего хорошего. Боевой голем (на языке Кьетта это слово звучало как «декнавер») — это совершенно безмозглое приспособление для убийства. Магическая машина, и только. Пока рыцарь перед ним расшаркивался, он ему голову снес напрочь. И отшвырнул в мой окоп, прямо мне под ноги.

— Это ужасно! — побледнел снурл.

— О чем и речь!

— А дальше что было? — вдруг заинтересовался Иван.

— Дальше пришлось мне из окопа вылезти и этого голема разнести, пока у подчиненных окончательно не упал боевой дух. Големы — страшная штука, хуже осадной башни с тараном. Если звеном идут — бойцов никакой заградотряд не удерживает, бегут с позиций. А командира под трибунал потом… — Кьетт поморщился, воспоминание было неприятным. Големов Императорской Гвардии поручик фор Краввер-латта боялся не меньше, чем его подчиненные. Но страх перед трибуналом пересиливал. Так что дело заключалось не в каком-то особом героизме, как можно было подумать со стороны, а в выборе меньшего из зол.

— В общем, с рыцарями ясно, — подытожил Иван. — Занимаем выжидательную позицию, сами встречи с врагом не ищем. А с колдунами и магами как быть?

— С колдунами и магами сложнее, — вздохнул Кьетт. — У них чести меньше, а ума больше. Если бы я был колдуном, я бы тогда… — Он медлил, вживаясь в образ. — Если бы я был смелым колдуном, я бы изучил астрал, по нарастанию магических потенциалов вычислил место концентрации основного зла, источник его, так сказать, и чем-нибудь серьезным по нему ударил. Будь я осторожным колдуном — тоже изучил бы астрал, по убыванию потенциалов вычислил самое безопасное место, установил в нем надежную защиту и окопался бы там до утра.

— А что, мне второй способ нравится, — заметил Иван.

— Мне тоже, — вздохнул Кьетт. — Вот только я, к сожалению, не колдун.

— Ты же в военно-магической академии учишься!

— Учусь. Но у меня отделение военное, мы магию постольку-поскольку изучаем, не профилирующая она.

Иван почему-то рассердился:

— Неужели так трудно было на магическое поступить?!

— Вообще невозможно, — спокойно ответил Кьетт. — Магических существ туда не принимают.

— Это еще почему? — Ситуация показалась Ивану абсурдной.

Кьетт пожал плечами:

— Может, искаженная логика, а может, боятся, что мы, обучившись, возжелаем захватить мир, и тогда нас ничто не остановит.

Иван разозлился еще сильнее:

— Вот гады! Если бы ты мог разобраться с потенциалами…

— Боюсь, это нам ничего не дало бы, — вмешался снурл. — Ведь маги успеха тоже не добились, хотя среди них наверняка были и осторожные.

— Ну да, — согласился Кьетт. — Должно быть, это те немногие, что сумели вернуться живыми. Но все они спятили, а нам это тоже не подходит.

— Эт точно! — от души согласился Иван. — Знаете что, давайте вообще ничего не делать! Это будет, по крайней мере, оригинально.

Но его идея не понравилась Кьетту.

— Всю ночь ничего не делать скучно. Давайте хоть песни петь. Про войну.

— Почему про войну? — удивился Влек, ему хотелось про любовь.

— А я других не знаю.

В общем, они пели каждый свое: и про войну, и про любовь, и про славное море — священный Байкал, и про мир во всем мире, кому что на ум взбрело. Точнее, не пели, а немелодично орали, силясь перекрыть порывы ветра, но те становились сильнее с каждой минутой, бросали снег в лицо, валили с ног. Перекрикивать становилось все труднее. Первым сдался Кьетт.

— Нет! — проорал он. — Некрасиво получается, тихо слишком. Ветер все глушит. Идемте куда-нибудь под крышу.

— А там Зло…

— Зло — оно везде! Что же нам из-за него, совсем голос сорвать, что ли? — Вот она, искаженная логика, в действии!

В качестве «крыши» была выбрана пустая конюшня. То есть они думали, что пустая. Показалось им так сначала. Даже по две песни успели исполнить, наслаждаясь гулким звучанием собственных голосов. Но потом луна вскарабкалась вверх по небосводу, заглянула в приземистое окошко, и в ее отраженном свете они увидели то, что нельзя видеть в свете прямом, пусть даже и магическом.

Просторные стойла отнюдь не пустовали! В каждом из них обреталась жуткая призрачная тварь, напоминающая помесь Пегаса с волком и еще с кем-то очень противным. Глядя на них, Ивану вспомнилась какая-то из серий про Гарри Поттера, там тоже были неприятного вида призрачные крылатые кони-скелеты, но те, по крайней мере, предполагались существами относительно добрыми. Для того же, чтобы разобраться в характере здешних «лошадок», достаточно было бросить один взгляд на огромные пасти, усаженные частоколом острейших зубов, синим огнем сияющие глазницы, свирепо раздутые ноздри…

— Боюсь, им не нравится наше пение, — заметил Болимс Влек, пятясь к двери. — По-моему, они смотрят с осуждением.

— Ничего, потерпят! — отмахнулся Кьетт, страшно почему-то не было. — Главное, близко не подходите, а то еще цапнут зубом!

— Спасибо, друг, предупредил! — не удержался от скепсиса Иван. — А я как раз собрался подойти, по холке потрепать!

— Может, лучше отсюда уйти? — занервничал снурл. — Боюсь, разорвут!

— Могли бы, так разорвали уже. Не дотягиваются они, значит. Думаю, здесь самое безопасное место, пока никто не пришел.

— А кто должен прийти? — Влек забеспокоился еще сильнее.

— Хозяева. Поставил же их кто-то здесь! Давайте знаете как поступим? Сядем вон там, у стенки, закроем глаза, и тогда они нас не найдут.

Болимс с Иваном переглянулись. Это была свеженькая идея! Ивану сразу вспомнился Анькин фокстерьер Вениамин, по случаю рождения ребенка сосланный на попечение родителей Анькиного мужа. Веник обладал позитивным характером и живым умом, но очень уж не любил мыться. И если чувствовал, что ему неминуемо грозит эта жестокая процедура, бежал в дальнюю комнату, засовывал голову под низкий диванчик, закрывал глаза и был уверен, что очень надежно спрятался. Притом что его солидная филейная часть оставалась торчать на всеобщее обозрение. Забавно, конечно, но он зверушка все-таки, что с него взять? Странно, что вполне разумный с виду нолькр предложил поступить аналогично! Он, конечно, любитель искаженной логики, но не настолько же!

— Если ты ничего не смыслишь в тайных силах, нечего сравнивать меня со своими домашними питомцами! — Кьетт сделал вид, что оскорбился, хотя на самом деле не имел ничего против фокстерьеров. — Разве вы не видите, что лошади эти — призрачные?

— Видим, и что?

— На призрачных лошадях, чтобы вы, невежды, знали, — тоном сердитого школьного учителя пояснил Кьетт, — могут ездить только призраки. А какой способ спрятаться от призрака самый надежный? Укрыться одеялом с головой! Одеял у нас нет, к сожалению, значит, надо просто закрыть глаза и не открывать, что бы ни творилось вокруг. Призрак видит только того, кто на него смотрит. Он не замечает спящих, слепых, спрятавшихся детей и взрослых с крепкими нервами. Так что не вздумайте подглядывать — сразу засечет!

— Я, наверное, шарфиком глаза завяжу, — жалобно пробормотал снурл. — А то вдруг так страшно будет, что не выдержу? — Ему уже стало страшно. Немало мужества требуется, чтобы взглянуть опасности прямо в лицо. Но встречать ее вслепую — еще хуже! Иван подумал об этом и тоже приуныл. Уточнил на всякий случай:

— А звуки издавать можно хотя бы?

— Да! — подхватил Влек. — А то вдруг я нечаянно закричу?

— Хоть оборись до потери голоса, — утешил Кьетт. — Пока твои глаза закрыты, ты для призрака не существуешь, по голосу он тебя не найдет. Но как только вы друг друга увидели — все. Даже если снова закрыть глаза и вслепую на другое место перебежать, он тебя из виду уже не потеряет. Проверено.

— Кем? — заинтересовался Иван.

— Да уж не мной! Иначе я бы сейчас с вами не разговаривал.

Тут сомнения возникли у Болимса Влека, успевшего добросовестно обмотаться шарфиком.

— Но если все так просто — закрыл глаза и в безопасности, почему об этом никто не догадался до нас? Вдруг мы снова окажемся такими же «умными», как те покойники в храме?!

— Не думаю. Скорее всего, наши предшественники и не догадывались, что будут иметь дело с призраками, а когда выясняли это — было уже поздно. Это нам повезло случайно заметить лошадей…

— Вот именно! Мы лошадей ВИДЕЛИ, значит, и они — нас! Вдруг расскажут хозяевам?

— Не надо переоценивать умственные способности бессловесной скотины, хоть и призрачной! — ответил Кьетт важно. — Давайте уже сядем спокойненько и будем ждать. Других вариантов я просто не вижу.

— Значит, охотиться ты точно не собираешься? — Иван хотел полной ясности. — Призраки для тебя дичь неподходящая?

— Кто же охотится на призраков? Они сами — те еще охотники! — Эту фразу Кьетт произнес случайно, даже не догадываясь в тот момент, насколько она верна.

Ждать долго не пришлось. Сперва истошно заскрипела сто лет не смазанная дверь. Послышались тяжелые шаги, сопровождаемые отборной бранью на старинный манер. Иван хотел спросить, не слишком ли много шуму производит бесплотный призрак, но побоялся, вдруг все-таки услышат? В конце концов, и Кьетт не может знать всего на свете, и мир здесь другой. Что, если и призраки другие? Или это не призраки вообще?

Так или иначе, но обещания Кьетта пока сбывались. Вошедший чужаков не замечал. Судя по звукам, он выводил лошадей во двор, одну за другой, и там становилось все более шумно. Свирепое ржание, собачий брех, оглушительный рев охотничьего рога, лихой посвист и странные выкрики типа «Ату! Куси!», похожие на выстрелы хлопки хлыста, разудалое многоголосое пение, зловещий хохот…

— На охоту, что ли, собираются? — нашел в себе силы прошептать Иван.

— Ага! — каким-то чужим голосом, помертвевшими губами ответил Кьетт. — На охоту! Дикая Охота!

Так вот, значит, какое Зло угнездилось в хейзинском замке, выжив законных обитателей! Иван для верности спрятал лицо в ладонях. Ему вдруг нестерпимо захотелось взглянуть хоть одним глазком… Бывает так, что стоишь на краю высокой крыши, в каком-то шаге от ската соседнего дома, смотришь в пропасть девятиэтажной глубины, и так вдруг захочется сделать этот шаг! Повезет — не повезет, допрыгнешь или нет? И знаешь, что нельзя, но так и тянет! Вот и теперь Иван испытывал похожее чувство. Если бы не боялся подвести спутников, пожалуй, не удержался бы, подглядел… Как не удержались многие до него. Дикую Охоту трудно пережить в одиночку.

В конце концов гвалт на улице сделался невыносимым, стало закладывать уши. Бедный снурл на миг потерял сознание, а когда очнулся — все уже было тихо. Охота умчалась своими призрачными путями, не потревожив мирный сон хейзинцев, представления не имеющих о таком опасном соседстве. Для них оно было абстрактным, неведомым Злом. Охотники искали себе жертвы в других краях.

— К…кончилось? — дрожащим голосом прохрипел снурл. — М…можно открывать?

— Не вздумай! — остановил его Кьетт. — Господа уехали на охоту, но всякие там конюхи, псари и прочая челядь могли остаться в замке! Думаешь, им не захочется нас угробить? До рассвета придется сидеть.

— Я с ума сойду! — простонал бедный снурл.

И сошел бы, пожалуй, если бы был один. Многие до него сходили.

Втроем было легче. Сидели, привалившись к стене, тесно прижавшись друг к другу, но все равно отчаянно мерзли; тихо переговаривались ни о чем, потому что умные речи в голову не шли. Время от времени кто-то из призраков заходил в конюшню, чем-то гремел, чем-то булькал, пьяно бранился, спотыкался и падал, потом уходил на чей-то зов. Снаружи тоже происходило что-то — звякали ведра, молот бил в наковальню, вроде бы даже курица кудахтала. В общем, шла обычная жизнь. Только призрачная. Постепенно Болимс Влек успокоился, даже задремал.

Но успокаиваться было рано — впереди ждало еще одно испытание для нервов и барабанных перепонок — возвращение Дикой Охоты. И оно вышло тяжелее их сборов. Немало грешных душ наловили злые всадники в ту ночь, и все эти души стонали и выли от горя — жутко было слушать их жалобы и мольбы.

— Зато налицо риск для жизни, — не то спутников, не то самого себя уговаривал Кьетт. — Я думаю, артефакту это на пользу пойдет! Сколько мы ради него совершили: фиктивный брак, шантаж — это два преступления, а теперь еще и подвиг! Не удивлюсь, если сила его утроится!

…А потом вдалеке, там, где жили люди, в чьем-то теплом курятнике закричал петух, но в замке крик его прозвучал удивительно громко, будто рядом совсем. Медленно-медленно Иван разлепил глаза. Не так-то легко это оказалось сделать — веки склеились, пришлось пальцами помогать. Пошатываясь, они выбрели во двор.

Утро наступило, и край неба над городом сделался чуть светлее. На площади перед дворцом снег лежал белой пеленой. Они ожидали увидеть его изрытым, но следы виднелись лишь те, что они сами накануне оставили, вели они к храму и конюшне.

— Что, ВСЕ, что ли?! — Иван не мог поверить собственной удаче, он едва ли не разочарование испытывал. — Кончилось? Проклятие снято?

— Да, слишком уж все просто оказалось. — В голосе Кьетта слышалось сомнение. — Неужели все хейзинские рыцари и маги были такими дурнями, что не справились с задачей, которую мы, чужеземцы, решили вот так, едва ли не походя?!

— ЧТО?! ПРОСТО?! — Снурл не верил своим ушам. — Этот кошмар для вас ПРОСТО?!! — Он чувствовал себя ужасно. Затекшее тело болело, будто его всю ночь били палками, окоченевших рук и ног он почти не чувствовал, глаза под шарфом успели воспалиться и отчаянно слезились, к тому же и насморк начинался. Таковы были страдания телесные, о душевных и говорить не приходилось. Хорошо, что седина несвойственна снурлам по природе, иначе не только «шевелюра» на его голове, но и все «редкие волоски на теле» уже стали бы белыми, как перо птицы по имени лунь. — УЖАСНО это было, вот что я вам скажу!

— Ужасно, — признал Кьетт. — Для нас. Потому что мы не герои и не ученые маги. Для них такое дело — пустяк. В общем, ясно только одно: мы счастливо избежали гибели. То ли нам несказанно повезло, то ли охотники по-прежнему остались в замке, просто затаились до ночи, как и положено призракам.

— Чего гадать-то? — сказал Иван очень мрачно, ему страшно захотелось есть, а голодный он всегда бывал не в духе. — Надо пойти отыскать сокровищницу. Сможем туда попасть — значит, снято проклятие, нет — ну нет, ночью еще один заход сделаем.

От последних его слов Болимсу Влеку совершенно расхотелось жить, но у Ивана были свои приоритеты.

— Только в другой раз надо хоть бутербродов с собой взять, что ли! И одеяло купить. Как-то мы непродуманно действовали вчера.

Все-таки королевский замок — это очень большое сооружение. И если хочешь в нем что-то отыскать, не грех запастись каким-никаким планом или хотя бы устной информацией. Но они этого не сделали по глупости. Действительно, непродуманно собрались: подхватились, побежали, ничего заранее не разузнав, будто боялись, что замок исчезнет. Примерно так они теперь себя ругали, в очередной раз демонстрируя крепость «заднего ума».

Но что проку в пустом самобичевании? Возвращаться в город не хотелось — путь неблизкий. Решили искать сокровищницу самостоятельно.

— Вот увидите, она должна быть в башне! — уверял Иван так азартно, будто кто-то ему возражал. — Донжон — это последний оплот осажденного замка, именно там держали… в смысле держат самое ценное!

— Ясно, что не на конюшне! — хмыкнул Кьетт. — С другой стороны, замок этот уже давно не служит военным целям, сокровищницу и во дворцовые подвалы могли перенести. Надо оба места проверить.

— Нет! Не надо! Я читал, владельцы замков любили устраивать на подступах к своим сокровищницам смертельные ловушки для воров! — вдруг вспомнил Болимс Влек. — Лучшее, что мы можем сделать, — это сообщить местным властям, что провели ночь в замке. А снято проклятие или нет — пусть они сами разбираются.

Конечно, настоящие герои — искатели приключений никогда не согласились бы с таким прозаическим, лишенным всякой романтики предложением. Увы, Кьетт с Иваном были прагматики по натуре, они не стали спорить со снурлом, наоборот, похвалили его за предусмотрительность. В самом деле, даже если никаких ловушек не существует, не сочтут ли владельцы замка вторжение в их сокровищницу мародерством? Что там за него полагается по закону? «Потрошение с предварительным повешением»? Незавидная перспектива! Нет уж, двух преступлений ради одной сандалии вполне достаточно, без третьего можно обойтись! Зачем неоправданно рисковать жизнью, когда она только-только налаживаться начала?

…Хотя начала ли — это с какой стороны посмотреть! Потому что если королевский пир устроен В ТВОЮ ЧЕСТЬ — за ширмой с павлинами уже не отсидишься, твое место — во главе стола, подле королевской семьи, насчитывающей больше десятка женщин, каждая из которых считает своим долгом лично проследить, чтобы твои тарелки и кубки не стояли пустыми. Кьетт Краввер потом искренне удивлялся, как вообще остался жив, и Болимс Влек не мог поддержать его только потому, что связная речь на тот момент еще не успела к нему вернуться…

Да, был большой королевский пир, и амнистия тех каторжников, что «не повинны в душегубстве», и народные гуляния с официальным дозволением петь хором от двух часов пополудни до пяти и драться с кузнецами, «случись у кого такая охота»! Потому что не зря трое чужаков, товарищей молодого супруга принцессы Виссы, провели ночь на конюшне! От векового проклятия своего, королем Моззофом навлеченного, старый замок, хвала добрейшим богам, был избавлен, и доступ к несметным сокровищам его вновь стал открыт! Это ли не радость всенародная? Ведь в Своде законов первой строкой прописано: «Что благо для короля — то благо для подданных его», и кто не радуется вместе со своим королем, тот, стало быть, против закона идет!

…Божественные Сандалии — их оказалось целых две! — победителям Зла вынесли торжественно, на огромном золотом подносе, и вместе с подносом вручили, чтобы не подумали подданные, будто король их неблагодарен и скуп. Слишком уж неказисто выглядел основной дар! На нем ведь не написано, что он божественное происхождение имеет и чудесные свойства! С виду-то просто пара старых разношенных тапок — грубая подметка и две кожаные перемычки крест-накрест. Да еще размер такой, что никому из новых владельцев впору не будут, разве что околдует их кто (владельцев, а не тапки) и вдвое увеличит… В общем, поднос куда богаче смотрелся, действительно — королевский дар! Потому и не стал Кьетт, мысли короля прочитав, скромничать, от этакой тяжести отказываться, и спутников в бок толкнул, чтобы помалкивали. Ведь в чужой бордель со своей бабой не ходят, хозяевам виднее, что и как дарить.

Тем более что поднос недолго у них оставался. На второй, а может, пятый день пира уволок его кто-то, повешения и потрошения не убоявшись. Спасибо еще, на сандалии вор не позарился! Вот это действительно было бы досадно! А золото — да ну его к богам, легко пришло, легко ушло, стоит ли поднимать шум? Так и не сказали никому о потере, и не узнали никогда, какой избежали беды. Ведь по хейзинским законам, вольная или невольная утрата королевского дара трактовалась как неуважение к короне и каралась соответственно.

— Столько хлопот из-за такой дряни! — критически разглядывал трофей Иван, когда глаза его вновь научились фокусироваться на предмете. — Язычество какое-то! Они же того и гляди развалятся. И воняет от них. Божественные ноги до сих пор не выветрились, что ли? Вы понюхайте только! — По доброте душевной он сунул сандалию прямо под нос Влеку, бессильно лежащему на тюфячке, и несчастного тут же стошнило. Ведь был он тохчинирским снурлом, а не русским человеком, которому здорово все, что для других — смерть.

Кьетт Краввер, прошедший пять фронтов, был крепче. Мужественно обнюхал сандалию и возразил:

— Какие ноги? Простая подвальная плесень и старая кожа. Но вообще я согласен с тобой, магический артефакт мог бы выглядеть более эстетично. То ли дело — Священный Кристалл!

— Глупцы видят внешнее, лишь истинно мудрым открывается суть вещей!

Голос был старческим, скрипучим и звучал ниоткуда. А может, и не звучал вовсе, а родился прямо у них в умах.

— Ой! — вскрикнул Влек. — Вы это слышали? Или мне снова кажется спьяну? — В последние страшные дни чего ему только не мерещилось! То огнеглазые призрачные псы гонялись за ним по мрачным подземельям, норовя вцепиться в штанину, то принцесса Висса приглашала на свадьбу в роли посаженого отца, то он вил для нее, принцессы, гнездо из прошлогодней соломы и мотков прекрасного шелка, то змей Игизар предлагал спеть хором про любовь, и он пел… Теперь вот еще голоса начались! Ой! А вдруг не в пьянстве дело? Вдруг это последствия встречи с Дикой Охотой, и он сошел-таки с ума, как многие до него, только безумие не сразу проявилось? Ужас, ужас!

— Слышали, слышали, не хуже тебя, — успокоил Кьетт. — Не переживай. С ума поодиночке сходят, и каждый по-своему. Все вместе только холерой болеют или сыпняком.

Иван хихикнул. Где-то он что-то похожее уже слышал!

— Смех без причины — призрак дурачины! — злорадно выдал таинственный голос и снова был услышан всеми.

— Почтеннейший, не соблаговолите ли вы ответить нам, несведущим чужеземцам, кто вы и что вы и где именно находитесь, потому что мы не в состоянии вас узреть?! — выдал Кьетт, что-то подсказывало ему, что с таинственным невидимкой следует объясняться именно в таком высокопарном стиле. И он не ошибся.

— Учтиво, учтиво! — признал голос, теперь он звучал более благосклонно. — Неплохо сказано, молодой нолькр. Что ж, отвечу вам, чужеземцы. Я — дух Божественных Сандалий.

— О! — сказал Кьетт. — О! — Ему показалось, так будет вежливее всего. Вроде бы не ошарашен он, а восхищен. Жаль, что не все его спутники были такими дипломатами.

— Никогда бы не подумал, что у старых тапок может быть свой дух! Читал я про говорящие мечи и котелки, на худой конец, но чтобы сандалии так себя вели! Удивительно! — фыркнул Иван, за что и был обруган «редким невежей, каковому в приличном обществе не место». Под «приличным обществом» дух, видимо, понимал себя.

А нолькр удивился в свою очередь:

— Мечи — да, это распространенное явление, я сам разговаривал с одним (редкий был зануда, к слову, ничто его не интересовало, кроме свежей крови). Но откуда ты взял про котелки?

— Из японских сказок. Есть такая восточная страна, у них там котелки-оборотни всегда превращаются в барсуков, причем и те и другие разговаривают.

— Странная фантазия! — осудил голос. — Зачем благородному вещественному духу превращаться в дикое животное? Абсурд и нелепица!

Ну с этим Иван поспорил бы! Для него вопрос стоял иначе: зачем приличному животному превращаться в дурацкую кухонную посудину? Но Кьетт ткнул его в бок кулаком, и он решил промолчать, не обострять и без того не простые отношения с маниту — именно так воспринял словосочетание «вещественный дух» его внутренний переводчик. Насколько же верна была подобная трактовка — не нам, профанам, судить.

…А Болимс Влек в общей беседе участия не принимал, лежал тихо-тихо, натянув на голову меховое одеяло. Ему подумалось: раз оно от призраков спасает, может, и от вещественного духа поможет? Просто бедный снурл был еще не в себе после пира, вот и лезли ему в голову разные глупости.

День выдался хлопотным. За сотню лет у духа Божественных Сандалий накопилось множество желаний. Он потребовал, чтобы вместилище его было вымыто с уксусом и тщательно просушено над камином, натерто оливковым маслом, подклеено рыбьим клеем и вдобавок украшено сусальным золотом — ну это уже был чистый каприз! Дух ясно давал понять новым владельцам артефакта: раз вы что-то от меня хотите, извольте ублажать и угождать. Причем лично. После пира «почетным гостям» была отведена чудесная комната в королевских покоях, туда их бесчувственные тела оттащили, там они и обретались, отлеживались уже какой день. И слуги в их распоряжение были предоставлены, по двое на каждого. Уж конечно, эти люди имели куда больше опыта ухода за обувью, но дух (кстати, имя ему было Мазувил) не позволил прибегнуть к их помощи. Слуги лишь принесли затребованные ингредиенты, а мыли, промасливали и клеили Кьетт с Влеком. Иван от этого занятия увильнул, пообещав, что будет золотить. Но когда дошло до дела, дух заявил, что человек слишком небрежен, и тонкую работу его пришлось доделывать снурлу. Справился он с ней неплохо, сам Мазувил это признал, и Влек был очень горд, ведь прежде ему не приходилось использовать сусальное золото.

…За окном успело стемнеть, и во дворце зажгли свечи, когда дух соизволил объявить, что качеством ремонта своего жилья вполне доволен и теперь, в благодарность, готов выслушать, какая именно причина побудила его новых держателей (слова «хозяева» или «владельцы» его категорически не устраивали) жизнью своей рисковать ради приобретения божественного артефакта. Не помочь, обратите внимание, всего лишь выслушать! «Лишь глупцы обещают другим помощь свою, не узнав заранее, в чем именно она должна состоять».

Весь вечер ушел на пересказ долгой истории их путешествия — Мазувил требовал подробностей. Целый век провел он в обществе дурно воспитанных, разнузданных и злобных привидений, не интересующихся ничем, кроме охоты и убийства. Целый век ему не с кем было и словом перемолвиться, узнать хотя бы, что в свете творится. Ни про безумца Зичвара не слышал, ни про разделение мира на земли добрые и безумные… Да и пришельцы из чужих миров в Ассезан не каждый год заглядывают. Понятно, что духу хотелось знать детали — очень неприятно чувствовать себя на сто лет отставшим от жизни. А уж если они, детали эти, увлекательны и забавны — почему бы не послушать?

Вот и пришлось рассказывать, недоумевая в душе, чего такого забавного находит дух в их злоключениях, почему начинает противно кудахтать в самых, казалось бы, трагических местах повествования? Но спрашивать его о том не стали, чтобы не серчал.

— Так, значит, молодые создания, хотите вы, чтобы сила Божественных Сандалий вернула вас по домам? — переспросил Мазувил, вдоволь насладившись их историей. — Что ж, для того и предназначены они, чтобы носиться меж мирами, безумец вам не солгал. Вопрос, хватит ли на то его умения, чтобы воспользоваться ими? Не каждому смертному это дано!

— Вроде бы он сильный маг, — без особой уверенности ответил Иван. — Если бы не умел туфлями…

— БОЖЕСТВЕННЫМИ САНДАЛИЯМИ!!!

— Ну да, извини. Если бы не умел Божественными Сандалиями пользоваться, так и не стал бы нас за ними гонять…

— Ах, наивный юноша! Да будет известно тебе, что Божественные Сандалии способны не только переселять смертных в иные миры, но имеют множество других весьма привлекательных свойств, причем ими-то воспользоваться куда легче! Самый посредственный маг с помощью Божественных Сандалий может беспрепятственно, не тратя собственные силы на наведение порталов, перемещаться в любые концы родного мира, уходить глубоко под землю или в пучину вод, парить высоко в небесах… И это далеко не полный перечень возможностей! Так что я на вашем месте задумался бы: не в корыстных ли целях действовал Зичвар Ха-Цыж, отправляя вас на поиски моего артефакта?

В общем, посеял дух Мазувил сомнения в их душах, это ему удалось!

Тогда Кьетт Краввер попробовал зайти с другой стороны:

— Скажи, о почтенный дух Мазувил, а не можешь ли ты сделать это сам, без Ха-Цыжа? В смысле домой нас вернуть? Ведь ты так мудр и могуч…

— Увы, — был ответ. — Вы воспитанные и обходительные юноши, вы симпатичны мне, и я был бы рад вам помочь… Но отвечу так. Знаком ли кому-то из вас музыкальный инструмент под названием «орган», каковой ставят во храмах для услаждения слуха Бессмертных? Имеется ли нечто подобное в ваших мирах? — «Имеется», — подтвердили все трое, изрядно сбитые с толку таким поворотом беседы. — Прекрасно! Тогда вы сможете оценить мою аллегорию! Так вот, орган — это огромный великолепный инструмент с мощным и прекрасным звучанием, которое заставляет смеяться и плакать самих богов! Звуки его порой решают судьбу целых народов и царств. Да, орган воистину могуществен, среди прочих инструментов ему равных нет! Но что он может один, без органиста? — Тут дух выдержал театральную паузу. — Вот так же и я, дух Божественных Сандалий: силен и слаб, могуч и беспомощен. Будут ли деяния мои подобны сладкозвучной кантате или воплям мартовских котов — все зависит от того, в чьих руках окажется мое вместилище, завладеет им опытный чародей или рыночный пройдоха…

«Вот это самомнение! — мысленно присвистнул Иван. — Сам туфля-туфлей, а с целым органом себя сравнивает!»

— Кстати о пройдохах! — Дух вдруг перебил сам себя. — Помните главное условие? Заполучить силу Божественных Сандалий возможно лишь неправедным путем! Вы не сможете просто передать их Зичвару из рук в руки, они станут бесполезны для него, да и вам он тогда не поможет! Хотя лично я, дух Мазувил, очень сомневаюсь в его намерениях вам помогать!

Снурл похолодел. Картина запланированного преступления представилась ему очень ясно.

— Вы думаете, он нас ограбит и убьет? Или сгноит в замковой темнице? Специально для нас построит и сгноит. А сам завладеет вашим вместилищем и заставит вас себе служить.

— Боюсь, ты недалек от истины, молодой снурл, — подтвердил дух. — Подозреваю, что безумцу наскучило коротать век в отведенных ему пределах, он стремится вырваться в большой мир и ради этого готов на любое преступление. Но, строго говоря, ему необязательно идти на крайние меры. Достаточно просто отказать вам в помощи — это уже полноценный обман. Условие будет соблюдено.

— Не понимаю, зачем вообще нужно такое аморальное условие? Кто его только придумал? — сердито высказал накипевшее Иван.

Дух усмехнулся:

— Это условие божественного проклятия. Боги, да будет вам известно, вещами своими направо и налево не разбрасываются, в мир смертных таковые попадают исключительно неправедным путем. А потому каждый смертный, желая воспользоваться силой магического артефакта, вынужден расплачиваться зато, первое преступление, приведшее данный артефакт в мир, — множить Зло и брать на душу грех. Каждый новый владелец подобной реликвии — преступник, и он же — жертва будущего преступления. Такова божественная кара, ее нельзя избежать. Правда, для тех, кто чист душою и смел, боги милостиво предусмотрели другой вариант — честный подвиг. Однако немногие идут на него, ведь украсть, отнять, убить куда как проще!.. Я ответил на твой вопрос, юноша из породы людей?

— Ответил! — кивнул Иван. — Хорошо, что в моем мире все устроено иначе!

— Ах, это тебе только кажется! — загадочно вымолвил дух. — Сила и власть нигде и никогда не даются даром, за все надо платить…

Но разговоры разговорами, а что делать дальше, надо было решать. Доверие к Зичвару Ха-Цыжу было порядком подорвано. Однако других вариантов у них просто не имелось. К тому же и злые намерения его не были доказаны. Даже если и имелась у безумного мага своя корысть, еще не значило, что пришельцам будет отказано в помощи. Ведь сандалии можно сначала просто выкрасть, безо всяких там темниц или убийств, чтобы условие было формально соблюдено, но потом все-таки исполнить обещанное. Что бы там ни говорил дух Мазувил (тоже, кстати, личность малознакомая и непроверенная), но впечатление злодея-душегуба господин Мастер не производил и резкой перемены отношения к себе пока не заслуживал. Очернить за глаза можно кого угодно, но стоит ли огульно верить домыслам, не подкрепленным фактами?

В общем, сошлись на возвращении в столицу Безумных земель. На этом особенно настаивал герой — там остались его верные друзья, там ждало избавление от чар. Но и дух Мазувил, узнав об их решении, возражать не стал:

— Рискуете вы, а мне все равно, кому служить.

— Тогда завтра же выйдем в путь! — возликовал рыцарь. — Его величество дарит нам трех прекрасных коней, так что до внешнего рубежа доберемся меньше чем за…

— О-о-о! — вдруг простонал дух. — Какая карета?! Какие кони?! Да стоило ли вам рисковать жизнью ради моего божественного вместилища, чтобы потом передвигаться по свету со скоростью хумских черепах, тяжело больных подагрой?!

Тут Ге-Минрезо собрался было запальчиво возразить, что самый последний из деревенских дурачков — и тот способен понять разницу между подагрической черепахой и скакуном из королевских конюшен, а уж многомудрому вещественному духу и вовсе негоже путать такие вещи. Он уже и рот раскрыл, чтобы все это и еще кое-что высказать, но Иван Степной, которому совсем не улыбалась очередная прогулка верхом, его опередил:

— Вы можете предложить что-то лучшее?

Дух, по обыкновению своему, был велеречив и многословен.

— Надеюсь, вы не сочтете себя оскорбленными, узнав, что я отношу каждого из вас к категории магов весьма и весьма посредственных? Однако на простое перемещение во внутреннем пространстве этого мира ваших совместных усилий должно хватить. Тем более что от первоначальной силы рубежей уже мало что осталось, мы преодолеем их легко.

…Вот так и получилось, что уже на следующее утро все четверо (или пятеро, если считать Мазувила за отдельную личность) возникли посередь столицы Безумных земель на памятном мосту в никуда.

Да, это оказалось совсем нетрудно, и совместных усилий не понадобилось, Кьетт справился самостоятельно. Собственные силы ему действительно расходовать не пришлось. Всего-то и требовалось от него — прочесть нужную формулу, очень точно представить себе место прибытия, уловить колебание астрального поля сандалий и войти с ними в резонанс, а портал открывал уже сам Мазувил.

— Я решил, портал будет вам привычнее, — объяснил дух. — Можно было бы обойтись без него, единственно сверткой пространства, но это потребовало бы от каждого из вас дополнительных навыков и действий, и не уверен, что все с этим справились бы! — Тут он бросил многозначительный взгляд на Ивана. Похоже, он нарочно старался его задеть. Но тот сделал вид, что ему наплевать.

— Да мне чем проще, тем лучше! Я в магии не силен, ее в нашем мире вообще нет!

— Что?! — По голосу было ясно, что дух потрясен до глубины души, если можно так сказать. — Как — нет магии? Совсем?!

— Потенциалы очень низкие, — пояснил Иван важно.

— Тогда тебе нет смысла рассчитывать на мою помощь, — изрек дух драматически. — Я не смогу вернуть тебя туда ни при каком раскладе. При всем своем желании — не смогу! Не в моей власти!.. Мир без магии! Экий фокус! Кто бы мог вообразить такое?..

Вот это был удар! Иван где стоял, там и сел — на каменную тумбу, непонятно чего ради водруженную посреди площади. У него буквально руки опустились, и увесистая корзина с героем упала в снег. Герой издал негодующий писк.

— Заткнись, — велел Иван грубо. — И без тебя тошно! — Он чувствовал себя обреченным.

Однако Кьетт Краввер так быстро отступать перед трудностями не привык.

— Почтеннейший Мазувил, но как же так?! Ведь при всей скудости потенциалов того мира Иван, человек без малейших навыков колдовства, и то сумел произвести две сложные магические манипуляции — сначала вызвать меня, потом переместить сюда нас обоих! Ему хватило на это сил! Так неужели вы, столь могучий и опытный дух…

Но могучий и опытный не стал его дослушивать, раздраженно перебил:

— Его, с позволения сказать, «удачу» можно объяснить просто. Забрел к ним по чистой случайности какой-нибудь бог, на такое чудо — мир без магии — поглазеть, ну и увеличил потенциалы своим присутствием. Временно, разумеется.

— А вы…

— Бог! — вдруг радостно воскликнул снурл. — Вернее, демон! Тот жутковатый парень, помните, мы вызывали? Он сказал, что гостил пару дней у брата! Значит, это его потенциалами успел воспользоваться Иван! И он обещал нам помочь, если что… У меня где-то и волосы его остались… — Снурл полез в мешок. — Вот! Нашел! Иван, не переживай, мы его вызовем как-нибудь, и он тебя обязательно вернет!

— Если у вас такие связи в божественных кругах, — сухо заметил дух, — не понимаю, зачем вам понадобилась моя скромная персона? Почему бы ему не распределить по домам всех троих, раз уж он так к вам добр?

— Он говорит, что не умеет найти наши миры, потому что неполноценный по природе. Он убийца просто, — пояснил Кьетт.

Тут дух издал хриплый кашляющий звук, как будто что-то ел и подавился. А потом простонал ошарашенно:

— Невероятно! Вы не перестаете меня удивлять, юные создания! — и больше эту тему обсуждать не стал.