Утром они рассказали Зичвару всё: и каким нелепым образом попали в этот мир, и какая нужда привела их в замок, и почему напали герои. Они ждали новых насмешек, но в отличие от коллеги Зижнола безумный маг веселиться не стал, лишь вздыхал сокрушенно: «Ах-ах, бедные мальчики, бедные несмышленые создания!» А когда повествование подошло к концу, подытожил:

— Так, значит, вы здесь все-таки по наущению ордена! Вот негодяи! Это как раз в их стиле — ради собственной корысти отправить тех, кто обратился к ним за помощью, на верную смерть… Нет-нет! — поспешил успокоить он, заметив, как побелело лицо чувствительного снурла. — Вам троим ничего не грозит! «Верная смерть» — это если бы вы попытались выкрасть кристалл. Но добрые боги уберегли вас от неосмотрительных поступков, свой экземпляр вы раздобыли честным путем, и единственное, в чем вас можно упрекнуть, — вы не сказали мне всей правды с самого начала!

— Да как-то к слову не пришлось, — возразил Кьетт, хотя спутники тыкали его с двух сторон в бока, чтобы, от греха, помалкивал. — Но ведь мы сразу честно признались, что мечтали о кристалле, только постеснялись уточнить, зачем именно он нам нужен! Мы не думали, что это так важно, и не решились беспокоить вас нашими личными проблемами.

— Да, это тоже верно, — чуть поразмыслив, признал маг. — Вы чужие в нашем мире и не в состоянии верно оценить значение некоторых слов и поступков, понять тайный смысл пророчеств. К вам троим у меня нет претензий, я буду по-прежнему считать вас дорогими гостями. Но как же мне быть с другими тремя? Вот с этими. — Он указал пальцем вверх. Там, будто приклеенные спиной к потолку, висели герои. И вид у них, надо сказать, был совершенно не героический. Только серьезность момента заставляла Кьетта с Иваном удерживаться от издевок, ограничиваясь ехидными взглядами. — С одной стороны, — рассуждал Зичвар вслух, — я должен бы их убить, а тела скормить кладбищенским гейрам, поскольку именно такая кара назначена тому, кто посягнет на Священный Кристалл. Но с другой стороны, они ведь посягнули не на подлинный кристалл…

— Как — не на подлинный?! — раздался крик души с потолка. — Мы видели собственными глазами! Это был настоящий кристалл!

— Ошибаетесь, господа герои! — Маг сморщил личико в ядовитой ухмылке, и именно в этот момент стало особенно заметно, что не тридцать лет ему, как кажется с виду, а хорошо за сотню… — Оригинал хранится в таком тайнике, что смертному не добраться, будь он хоть трижды герой! А то, что видели вы, было всего лишь копией! Талантливо сделанной, не спорю, и по магическому потенциалу равной настоящему кристаллу, но все-таки копией! И в этом ваше спасение! Ответите вы лишь за недозволенное проникновение и разбой, эти провинности предполагают неизмеримо более мягкое наказание — всего лишь усекновение правой ноги при помощи затупленного топора!

Надо было видеть лица героев в этот момент! Да что там герои! Бедному снурлу и то стало дурно, как представил! И даже Иван, все еще пылавший ненавистью к врагу, должного злорадства почему-то не ощутил. Пожалуй, он бы поспорил, какое наказание следует считать более мягким! Вряд ли в этом мире одноногий герой так легко найдет средства к существованию! Какая жизнь его ожидает и нужна ли ему такая жизнь?!

И словно в ответ на его мысли с потолка прозвучало:

— Да лучше смерть!

— Правда? — оживился маг. — Вы полагаете? Ну это легко устроить!

— Не на-адо! Пожалуйста! — вдруг разрыдался снурл. Нервы, вымотанные до предела за последние дни, окончательно сдали. — Я прошу, не надо! Ах, ну зачем все так ужасно вокруг?!

Удивительно, но господин Мастер его состоянием очень проникся: принялся суетиться вокруг, по головке гладить, утешать…

— Ну полно, полно… Ну не хочешь — не станем их казнить, не плачь! Да пусть себе живут, бог им судья! Найдем, где содержать!

Под потолком задергались, заявили гордо:

— Мы не нуждаемся в снисхождении и жалости!

— А ваше мнение тут вообще никого не интересует, — отмахнулся маг. — Висите смирно и дожидайтесь решения своей участи молча. — Он легко взмахнул рукой, и у героев пропали рты, начисто, прямо в стиле «матрицы» — даже мычать не получалось. Затрепыхались в ужасе — конечности вросли в потолок, пустив корявые корни. Страшным противником умел быть забавник Ха-Цыж! Огромной силы маг!

— Господин Мастер, — начал Кьетт осторожно, — нам так неловко злоупотреблять вашим гостеприимством… Но не умеет ли столь могущественный маг, как вы, возвращать заблудших существ в их родные миры?

— Умеет, а как же! — с достоинством подтвердил Зичвар. — Но возможности таковой не имеет, увы. А жаль… да, очень жаль. Потому что теперь, когда нам стало известно, в чьи руки попадет отсевок кристалла, мы, разумеется, не можем этого допустить… Да! Совершим обмен. Золотой постамент вы можете забрать с собой, но камень придется оставить здесь.

Что ж, к такому повороту событий они уже были морально готовы, его нетрудно было предугадать. Кто согласится добровольно отдать свое главное оружие, или даже его точную копию, в руки врага?

— Значит, домой нам вернуться не суждено? — обреченно вымолвил Влек.

Это был не столько вопрос, сколько констатация очевидного факта. Но маг вдруг протестующе замахал руками, отчего стал похож на большую желтую курицу, Иван не удивился бы, если бы Зичвар закудахтал.

— Ах, юноша, ну зачем все так драматизировать? Я же выразился определенно: умеет, но не имеет возможности! Предоставьте ему возможность, и он с удовольствием вернет кого угодно куда угодно! Хоть к демону на рога!

— Не надо к демону! — поспешил отказаться Кьетт. — А как ее предоставить?

— Кого — ее? — Увлекшись, маг успел потерять нить разговора.

— Возможность, — терпеливо пояснил нолькр. — Вы велели предоставить возможность.

— A-а! Ну конечно! «Перемещение объектов либо субъектов меж слоями бытия осуществляется посредством благорасположенного демона, либо, при отсутствии такового, рекомендуется использовать силу Божественной Сандалии». — Зичвар явно что-то цитировал, не то учебник, не то какую-то инструкцию. — Так вот, с демонами я с некоторых пор перестал ладить, похоже, они почувствовали во мне соперника. А сандалию мы почему не можем использовать, а?

— Почему? — эхом откликнулся снурл.

— Да потому что не владеем оной, к великому нашему сожалению! — Радостный голос Зичвара никак не соответствовал его словам. — В нашем славном мире имеется пять подобных артефактов. Один хранится в личном тайнике знакомого вам негодяя Зижнола, да покроется лишаями и струпьями его тощее тело! Второй — в подвалах семозийского казначейства. Третий и четвертый — в престольном храме Дабозиана Громовержца, и последний, пятый — в замке хейзинского короля Мешнора Двенадцатого. Так вот, от Зижнола вам стоит держаться подальше, он вас знает и обязательно заподозрит неладное, а заподозрив, превратит в насекомых, это его конек. В казначейские подвалы вы бы, пожалуй, сумели проникнуть, семозийцы легкомысленны и беспечны по натуре. Однако я с большой симпатией отношусь к правящей семозийской династии, и мне не хотелось бы их обижать…

— Нам тоже! — Это было бы черной неблагодарностью по отношению к доброму графу Сонавризу — ограбить его племянника. Впрочем, вполне вероятно, что по дядюшкиной просьбе король согласился бы добровольно отдать сандалию пришельцам; вряд ли в отринувшей магию Семозии дорого ценились магические артефакты.

— Наверняка согласился бы, — подтвердил Зичвар, — она там без дела валяется. Но после этого ее можно будет совсем выкинуть. Такое уж загадочное свойство у божественного артефакта, что нельзя его получить в собственность законным путем: ни в дар получить, ни купить, ни выменять. Только кража, шантаж или иное преступное деяние, иначе пропадут чудесные свойства, останется обычная старая туфля… Хотя есть еще вариант — подвиг с риском для жизни…

— Черт возьми, как у вас тут все сложно устроено! — присвистнул Иван.

— Да, — кивнул маг с достоинством, — магия не для тех кто ищет легкие пути… Однако же в храм Дабозиана тоже лучше не соваться, туда не только вам — мне не проникнуть, его хранят сами боги. Остается что?

— Что? — переспросил снурл, он запутался в местных названиях и уже ничего не помнил.

— Остается хейзинский дворец! — бодро отрапортовал Кьетт.

— И-мен-но! — просиял Зичвар. — Именно дворец! Не скрою, Хейзин — место гнилое, не каждому чужаку удается сохранить там жизнь. Впрочем, коренным жителям приходится ненамного легче. Но выбор у нас небогат, не так ли?

Им оставалось только согласиться.

— Вот и славно! — Зичвар захлопал в ладоши, как маленькая девочка, получившая в подарок большую куклу. Вскинул глаза к потолку и вспомнил про героев. — О! А с ними-то что делать, раз не хотите их убивать и калечить? В темницу? На каторжные работы? На галеры?

Вот и ответь ему!

— Ну типа того, — неуверенно пробормотал Иван, прежде ему не доводилось выступать в роли судьи, выносящего приговор, и надо сказать, это был неприятный опыт.

— Типа, типа… именно что «типа»! А беда в чем? Беда в том, что нет в наших землях темниц и галер, да и каторгу мы до сих пор не завели, уж какой год собираемся, да руки не доходят! Чулан есть, но не держать же их в чулане всю оставшуюся жизнь? Он слишком мал для них троих… А? Как вы думаете?

Они молчали. Просто не знали, что отвечать.

— Может, проще их совсем отпустить? — Ах, как нелегко дались жаждущему мести Кьетту Кравверу эти благородные слова! На горло собственной натуре пришлось наступить!

Зря мучился, кстати. Маг его предложения не одобрил, сложил трубочкой тонкие губы, протянул капризно:

— Ну-у, отпустить! Это слишком скучно, это ничему их не научит! Прощение тоже надо заслужить! А поступим-ка мы вот так! — Он звонко щелкнул пальцами, будто развязный клиент в ресторане, только что «официант!» не закричал.

Герои отвалились от потолка, медленно, легко и мягко, как осенние листья, спланировали вниз. Безобразные корни с их конечностей по дороге исчезли, и рты образовались на старом месте. На пол они приземлились и сели уже прежними. Почти. Кое-что все-таки изменилось, а именно — рост несколько уменьшился. Всего-то раз в десять, не больше. Скажем так: если бы дело происходило в нашем мире, гардероб куклы Барби пришелся бы Гамизе как раз впору. Ну и друзья вышли ей под стать. Теперь чулан замка Фазот стал для них огромен — живи да радуйся!

Но что-то не было заметно радости на их крошечных лицах, одно лишь смятение. Мир вокруг изменился до неузнаваемости, и они не могли так быстро осознать, что именно произошло.

— По-моему, это жестоко! — очень твердо, без обычной своей робости сказал снурл. — Да, это жестоко. Слишком. Так нельзя.

Татуированные бровки мага поднялись домиком.

— Нельзя?! Ты уверен? А мне кажется, неплохо получилось! Эти господа возомнили о себе слишком много, надо их вернуть к действительности, дать почувствовать, какое место в мире они занимают. Но это не навсегда! Да-да, не думайте, будто я жестокое чудовище, неспособное на милосердие! Они отправятся с вами в путь. И если проявят себя хорошо, окажутся полезными — по возвращении я сниму с них заклятие… Вы меня поняли? — Он наклонился к героям, уже сообразившим, какого рода несчастье их постигло.

Ответом ему был писк, полный отчаяния и бессильной ярости.

— Ой! Это нам придется повсюду таскать их за собой?! Всех троих?! — расстроился Кьетт. Герои ему не нравились в любом своем масштабе, и не было ни малейшего желания терпеть их общество постоянно.

Маг на минуту задумался, потом изрек:

— Да! В чем-то ты прав. Трое героев в пути — это слишком большая обуза, достаточно будет и одного. Выбирайте любого, остальные пока поживут в кукольном домике дочери гофмейстера Саза. Там они никому не причинят хлопот, а девочке поручим их кормить. Она будет рада.

Нельзя сказать, что такое решение всех устроило, но один все же лучше трех. По-хорошему, и от него следовало бы отказаться, но не осмелились. Побоялись, как бы самим под раздачу не попасть, не загреметь в кукольный домик. Ведь известно, что психам противоречить нельзя. А психам, облеченным властью, — особенно!

— Давайте девку возьмем, эту, как ее… на «г». Вроде бы ведьма она, может, пригодятся ее навыки? — предложил Иван.

— Не надейся! — злобно взвизгнуло снизу.

— Именно что ведьма! — фыркнул Кьетт. — По характеру. Ты подумай, какие у нас с ней возникнут сложности с… в… — Он не сразу подобрал достаточно деликатные слова. — В плане отправления естественных потребностей! И самим каждый раз куда-то прятаться, и ее выгуливать… Больше хлопот выйдет, чем пользы. Лучше драконьего убийцу возьмем, пусть по ночам крыс отгоняет. Эй, ты ведь справишься с крысой, правда? — Вопрос прозвучал вполне дружелюбно, почти без издевки.

— Я и с тобой справлюсь, ничтожный! — В писке рыцаря прозвучали рыдающие нотки.

Однако Кьетт воспринял угрозу по-своему.

— Вот видите! Даже со мной справится! А ведь я гораздо крупнее крысы! Берем?

— Нет, — отказался снурл. — Не станем этого брать. Он самый противный, спесивый слишком. — Крошечные глазки рыцаря полыхнули яростью, а кому понравится такое о себе услышать? — …Лучше вот того, брюнета. — Он показал пальчиком, в его мире этот жест некультурным не считался.

— Правильно, — одобрил Иван. — Этот хоть не возникает.

— Ну да! — подхватил нолькр. — И еще он умеет петь арии. Если у нас возникнет денежная нужда, посадим его в стеклянную банку, и пусть поет на ярмарках на потеху толпы. А я стану обходить почтеннейшую публику с шапочкой и собирать медяки.

— Он не сможет петь, — резонно возразил Иван. — У него голос стал совсем не тот.

— Подумаешь, голос! Пусть поет фальцетом. Главное, чтобы слух был!

…Маг Зичвар Ха-Цыж слушал их безумный спор с таким блаженным видом, будто на душу его лились целые потоки бальзама и елея.

Окончательный выбор был сделан в пользу Лекко Амезу. Или уместнее сказать «во вред»?

После трапезы им было разрешено выйти из замка, ознакомиться с достопримечательностями столицы.

Да тут было на что посмотреть! На что был странен провинциальный Гемгиз с его хаотичной планировкой, столичная Зениара давала ему сто очков вперед. Она казалась не настоящим городом, а материальным воплощением жутковатого сна, но не лишенным своеобразного очарования.

Откровенно безобразными были лишь несколько больших домов, обрамляющих замковую площадь, при ближайшем рассмотрении элементы их декора оказались еще более непристойными, чем показалось с первого взгляда… или это они уже успели измениться, приобрести более конкретные и узнаваемые черты?

— Если это сделано по воле Зичвара, у него точно проблемы в деликатной сфере! — с осуждением изрек Кьетт и, вспомнив, обернулся посмотреть, есть ли у замка труба.

Труба имелась. И не одна. Штук двадцать минимум! Часть их украшала крышу, другие, затейливо изгибаясь, выползали из стен, некоторые были выведены прямо в окна, как во время войны или топливного кризиса. Одна торчала из куриного окорочка, от этого вся нога заметно прихрамывала. Еще одна — из земли рядом с замком, она напоминала перископ. Из каждой валил ярко-оранжевый дым, и замок казался не цитаделью правителя Безумных земель, а огромной фабрикой по производству чего-то ядовитого. Удивительно, как они в первый момент не заметили!

— Ну и что это может значить с точки зрения психологии? Я имею в виду, такое несметное количество труб? — осведомился Кьетт у Ивана. Но тот не смог дать ему внятного ответа, и нолькр остался недоволен. — Психология — очень мутная наука! — заявил он. — Больше при мне даже не упоминайте о ней! Не люблю!

— С нашим удовольствием! — обещал Иван, процитировав собственную бабушку, и нервно хихикнул. Его с утра не покидало ощущение, будто весь окружающий мир потихоньку сходит с ума, и их компания не является исключением.

За рядом отвратительных общественных зданий раскинулся квартал богатых частных особняков. Вот уж где хозяева расстарались, приложили фантазию, чтобы угодить своему безумному правителю! Жилища их были похожи на что угодно — гигантские пни, навозные кучи, огромные сахарницы, обрезки труб, скелеты животных и рыб, старые башмаки, опрокинутые телеги, перевернутые лодки, величавые парусники, тотемные столбы — но только не на жилые дома! Впрочем, многие владельцы не удержались от того, чтобы хоть в мелочах проявить собственные вкусы и предпочтения простых, психически здоровых обывателей. Поэтому уродливые перекошенные окна были завешены идиллическими шторками с кружевами; пред дверями, напоминающими то пещерные лазы, то оскалившиеся пасти, лежали самые банальные коврики с надписями типа «добро пожаловать»; палисадники, производившие впечатление изрытой окопами передовой, обрамлял мирный штакетник. Крыши самых невероятных форм имели вполне традиционный красный или темно-зеленый цвет, а опасно накренившиеся балконы украшали ящики с петунией, портулаком, маргаритками и прочей настурцией. При этом цветы решительно не желали замечать, что на дворе стоит морозная и вьюжная зима.

Трудно сказать, что думали обо всех этих несуразицах снурл с нолькром — впечатлениями они почему-то не делились, а в памяти у Ивана, как ни странно, всплыла картинка из детства. Читала ему баба Лиза сказку про то, как разная мелкая живность заселяла рукавицу, потерянную в лесу, а потом претендующий на жилплощадь медведь чуть всех не передавил. А на обложке была нарисована эта самая рукавичка, но с прорезанным оконцем, пристроенным крылечком и непременной трубой, торчащей из большого пальца… Так вот, если бы это импровизированное сказочное жилище воплотили в реальности этого мира, оно как нельзя лучше вписалось бы в городской ландшафт Зениары, все соседи завидовали бы!

В общем, ассоциация была приятной, и Иван решил для себя, что ему здесь нравится. И даже когда их обхамил пробегавший мимо синий кот в белом накрахмаленном жабо — обозвал «юными бездельниками и ротозеями», хотя это не они на него, а он сам на них налетел, Иван обижаться не стал, в отличие от Кьетта, который крикнул вослед коту: «А вы вообще животное!» Таким важным выглядел зверь, что обратиться к нему на «ты» нолькр как-то постеснялся.

Постепенно особняки были вытеснены более демократичными доходными домами в три-четыре и даже в пять этажей. Их архитектура была гораздо проще, без изысков. Но владельцы набирали очки расцветкой. Изощрялись, кто как мог, целые картины на стенах заказывали. Впрочем, Иван, привычный к наружной рекламе и граффити родного мира, ничего нового для себя не нашел, в отличие от спутников, которые охали и ахали, ругались или, наоборот, восхищались, в зависимости от сюжета, мастерства исполнения и собственных вкусовых предпочтений. Например, снурл был возмущен, увидев на одной из глухих торцевых стен чрезвычайно натуралистичное изображение дракона, взламывающего изнутри кирпичную кладку и рвущегося наружу из толщи стены.

— Это надо же придумать такое безобразие! В сумерках увидишь — не разберешь, что к чему, с ума сойти недолго от страха! Разве так можно!

— Конечно, можно! — возразил Кьетт. — Смотри, как красиво нарисовано! Дай бог, вернемся домой, я ночью на стене казармы так нарисую… Ну хоть ты ему скажи, скажи! Разве это не прекрасно?! — не встретив сочувствия у Влека, он стал искать его у Ивана.

— Обычно, — пожал плечами тот. — У нас тоже так рисуют. Только картины неподвижные, без магии, а принцип тот же.

— Правда?! Какая жалость, что я у вас не сходил погулять, в комнате провалялся! А что, ваши правители тоже на голову не здоровы?

— Да кто их разберет? — хмыкнул Иван. — Смотришь на них — вроде с виду ничего. А как выкинут что-нибудь эдакое, так и задумаешься, а все ли в порядке у них?

— Что выкинут? — полюбопытствовал Кьетт из вежливости, не очень-то его интересовали на самом деле чужие власти и политика вообще.

— Ну к примеру, переименуют милицию в полицию… — Неудачный был пример, Иван уже приготовился было расшифровывать значение слов, но в языке Кьетта, верно, нашлись аналоги — он не стал спрашивать: «Что это такое?» — а озадаченно спросил: «Зачем?»

— Да говорят, работают плохо, а если переименовать и сократить, то сразу заработают лучше!

— Ну да, — понимающе кивнул нолькр после минутного раздумья. — Искаженная логика! Магию практикуют… Но знаешь, скажу тебе честно: если у нас кого-нибудь переименовать, от этого лучше работать никто не станет, хоть ты тресни! А если и сократить вдобавок — то вообще наоборот! Никакая магия не поможет! Должно быть, у нас очень порочный, испорченный мир!.. А еще что? — Теперь он заинтересовался уже по-настоящему.

— Еще заставили все государство раньше вставать, перевели часы вперед… Вернее, запретили переводить назад… — вдаваться в подробности не хотелось. — Это длинная история с печальным концом. Короче, живем теперь с опережением астрономического графика. На небе полдень — у нас два часа пополудни!

Кьетт что-то прикинул в уме и округлил глаза.

— Но ведь это ужасно! Вот у нас в академии занятия начинаются в восемь утра. Но здание академии стоит на дворцовой площади, а курсантская казарма на северной окраине города — это час ходьбы. А там пока в умывалку попадешь, пока соберешься — это еще время… В полседьмого приходится вставать, а то и в шесть…

— Ну и у нас так же народ встает, — согласился Иван.

— Да! Но ведь у вас это на самом деле ЧЕТЫРЕ ЧАСА УТРА! Ночь, можно сказать! Спать-то когда?!

— Говорят, не имеет значения. Ведь ложишься тоже на два часа раньше.

— В восемь-девять вечера, если по-настоящему считать?! Ну-у не знаю! Может, у вас население привычное, а я лично так рано не засну! Я не курица!.. Нет, я понимаю, на передовой и не такое приходится терпеть — когда приткнешься, тогда и спишь, и радуешься. Но у вас-то войны нет? Тогда зачем такие мучения принимать?!

— А этого на самом деле вообще никто не понял.

Тут уж и снурл присоединился к беседе, до этого он сердито молчал, потрясенный окружающим безобразием.

— Но куда же смотрят ваши боги?! Почему они позволяют смертным так грубо вмешиваться в установленный ими распорядок?

Вот и ответь ему!

Поэтому Иван был даже рад, когда новая столичная достопримечательность заставила его спутников сменить тему.

Это был высоченный мост, переброшенный через узенькую сточную канавку, — красивый, выгнутый элегантной дугой… Зачем было такой громоздить там, где пары дощечек хватило бы? В поисках ответа на этот вопрос они поднялись наверх… и с удивлением обнаружили, что мост никуда не ведет — обрывается метрах в трех над землей! «Спасибо, машин в этом мире нет, — подумалось Ивану. — А то въедешь на такой вот мостик с разгону, затормозить не успеешь — и с приветом!»

— Достроить не успели, — догадался Влек.

— Да, похоже, и не собирались достраивать! — Более наблюдательный Кьетт указал на низенькую, по щиколотку, кованую оградку, обрамляющую оборванный конец сооружения. — А может, здесь подъемный механизм есть, как у замковых мостов? То задерет край, то на землю опустит? — С этими словами он полез под мост. Механизма не было. Магических проявлений тоже не улавливалось.

— Сумасшествие! — развел руками снурл. — Иначе не назовешь!

А Иван снова не особенно впечатлился. Потому что в собственном мире видел нечто похожее — здоровенный автомобильный мост, переброшенный через крошечную речку, въезд имел, но съезда не было: поперек, на манер ограждения, лежала бетонная плита, за ней сразу шел обрыв. Правда, тот мост действительно был недостроен самую малость. Говорят, не успели просто — реформы в стране начались, денег не хватило. Так и стоит он долгие десятилетия, мост в никуда… Если в нормальном мире возможно такое — чего ждать от безумного? Надо все принимать как есть, не задумываясь и не удивляясь.

Они еще долго бродили по городу, много видели странного и необъяснимого: фонари, разгуливающие взад-вперед на тонких голенастых ногах; тени, существующие отдельно от хозяев; свободные от снега зеркальные тротуары, на которые страшно ступить; перевернутые улицы: смотришь со стороны — полное впечатление, что там все вверх ногами, а изнутри этого совершенно не замечаешь… Абсурд полный! Для чего это надо было устраивать?

На все расспросы горожане беспомощно разводили руками, улыбались чуть виновато, но по-доброму, будто детской шалости: «Так уж у нас устроено, ничего не поделаешь! Привыкли». Это были самые обычные, нормальные люди, смысла окружающих чудес им тоже не дано было постичь.

Закончилось их городское путешествие возле рынка, только-только открывавшегося, — здесь было принято торговать по вечерам, благо в магических светильниках нехватки не было, они освещали базарную площадь так ярко, что сумерки казались полуднем. Торговцы спешили занять свои места, везли, несли, волокли свое добро. Столкнувшись нос к носу с корзинщиком, Кьетт проявил к его товару неожиданный интерес и, после краткого ознакомления, вдруг приобрел небольшую плетеную корзиночку с двумя откидными крышками, похожие в нашем мире обычно используют для пикников, но отнюдь не в дальних, полных опасностей и невзгод путешествиях!

— Зачем тебе эта ерунда? — наконец Иван чему-то удивился! — Уж не заразился ли ты здешним сумасшествием?!

— Ничего подобного, я совершенно здрав рассудком! — гордо возразил нолькр. — Должны же мы будем в чем-то носить нашего героя? Корзиночка как раз подойдет! Надо только тряпицу на дно постелить, чтобы ему помягче было, не ободрался о прутья… — Да, что ни говори, а Кьетт Краввер как никто умел позаботиться о ближнем!