Глава 2
В нашей поликлинике на меня странно посмотрели, когда я спросила, принимает ли психотерапевт.
— У нас в штате нет психотерапевта, — наконец смилостивилась одна из сидящих в регистратуре дам. — Знаете психоневрологический диспансер на улице Клары Цеткин?
— Д-да, примерно представляю себе, где это.
— Вот там есть и психотерапевт и психиатр. Обратитесь туда. Вам телефон диспансера дать?
— Если вам не трудно, — криво усмехнулась я.
Дама продиктовала мне телефон, в то время как остальные регистраторши перешептывались, искоса поглядывая на меня. Я знала, что они думали — такая молодая и уже психопатка. Они ничего не понимали! Они не знали, каково это — пугаться каждой пролетающей мимо мухи или осы.
На следующий день, втайне от мамы, я позвонила в диспансер.
— Можно записаться на прием к психотерапевту? — приглушенным голосом сказала я. Мне казалось, что меня подслушивают стены собственной квартиры. Подслушивают и осуждают. А за этими стенами — мириады ос, пчел, шмелей и пауков. Нет, вот так: И ПАУКОВ!
— Психотерапевт пока в отпуске. Может, вас сразу записать к психиатру?
— Что значит "сразу записать"? — возмутилась я, — Вы считаете меня безнадежно больной?
— Нет, что вы. Просто это у нас в диспансере такая тенденция: все, кто ходит на прием к психотерапевту, потом приходят лечиться у психиатра. Вы, девушка, не волнуйтесь и ничего такого не думайте. Наши психиатры — очень хорошие, талантливые профессионалы. Давайте я вас запишу к Владимиру Сергеевичу Кващенко. На завтра, на два часа дня. Вас устроит?
Поскольку из валеологического центра меня турнули, оставалась масса свободного времени. И я сказала:
— Да, устроит.
Назавтра, в половине второго, я уже толклась у дверей диспансера. Мне было боязно войти — получается, что я отрезаю себя от нормальной психической жизни, и в то же время я понимала: если я не войду, мои страхи перед шмелями и осами просто затопят мое сознание. И на что я тогда гожусь? Превращусь в истеричку, дергающуюся от каждого подозрительного жужжания? Нет, только не это.
Мимо меня пролетела бабочка, шелестя крылышками, и это решило мою судьбу. Спасаясь от бабочки, я рывком распахнула дверь и буквально вбежала в прохладный вестибюль диспансера.
Здесь пахло недавней побелкой и почему-то сосновой смолой. По выщербленным от времени каменным ступеням я поднялась в регистратуру.
— Я вчера звонила, — охрипшим голосом сказала я. — Мне сегодня назначен прием у доктора Кващенко. В два часа.
Регистраторша пролистала свой журнал и сказала:
— Все верно. Поднимайтесь на второй этаж, комната двадцать шесть.
— С-спасибо.
Мне показалось, или регистраторша и впрямь проводила меня сочувственным взглядом?
Двадцать шестой кабинет я нашла быстро. Никакой очереди возле него не было. Да и вообще здесь не было очередей, как я заметила. Не очень-то торопятся люди к психиатрам, по всему видно.
Я деликатно постучала в дверь.
— Войдите! — пригласил меня энергичный мужской голос.
Я вошла.
— Здравствуйте, доктор! — пролепетала я.
— Здравствуйте, Вероника! Вас ведь зовут Вероника?
— Да.
— Присаживайтесь. Располагайтесь поудобнее.
Я села в глубокое податливое кожаное кресло.
— Итак, Вероника, — промолвил психиатр. — Я вас внимательно слушаю.
— Это ужасно, — проговорила я. И слезы полились сами собой, но на сей раз я запаслась платками. — Это нарушает мое душевное равновесие и не дает мне спокойно жить!
— Понимаю, иначе вы сюда бы не пришли. Но что именно не дает вам спокойно жить? Вы еще не назвали причину.
— Я… Понимаете, доктор, я страшно боюсь насекомых. Притом что раньше я на них просто не обращала внимания. Но вот недавно был мой день рождения, мне исполнилось восемнадцать, и именно тогда все и началось.
— Как именно случилось то, что вы стали бояться насекомых?
— Мне в волосы залетела пчела. Она так противно жужжала! И я испытала какой-то первобытный страх. И с тех пор я боюсь всех насекомых, даже комаров и бабочек! Я не могу спокойно жить. В доме я все окна завесила москитной сеткой. На улицу стараюсь не выходить, а уж если выхожу, подбираю волосы так, чтобы в них не могли запутаться насекомые… Вы же видите, какая у меня дурацкая прическа.
— Ну-ну, совсем не дурацкая…
— И совсем не прическа. Я понимаю, доктор, ваша профессия — успокаивать. Так успокойте меня! Сделайте так, чтобы я больше не боялась этих тварей. Может быть, вы меня загипнотизируете?
— Помилуйте, какой гипноз! Ваш случай вовсе не такой запущенный, тем более началось это с вами совсем недавно. Я пропишу вам таблетки, напишу также время их приема, и поверьте, ваша жизнь придет в норму, вы перестанете бояться, тревога уйдет из души…
— Спасибо, доктор! — Я опять прослезилась.
Владимир Сергеевич энергично потер руки.
— Пока не за что, Вероника. Назначу-ка я вам не селективный ингибитор моноаминоксидазы. И еще тиоридазин и трифлуоперазин в качестве психокорректоров.
— Боже мой, доктор, это так ужасно звучит!
— На самом деле в этих препаратах нет ничего страшного. Главное, принимать их вовремя и регулярно.
Владимир Сергеевич принялся писать рецепты. А я между тем увидела, как по створке жалюзи ползет здоровенный таракан.
— Таракан! — истошно завопила я, показывая пальцем на жалюзи. — Огромный!
— Где? — глянул, прищурившись, Владимир Сергеевич.
Я еще раз посмотрела на жалюзи. Таракана там не было.
— Ох, извините меня, пожалуйста.
— Таракана не было, Вероника. Возможно, он существовал только в вашем воображении.
— Не может такого быть! Хотя… Почему не может? Простите меня, доктор. Вы, наверно, считаете меня психопаткой и истеричкой.
— Ничуть. Инсектофобия — а именно так называется ваше заболевание — может возникнуть спонтанно, но вполне поддается лечению. Прогноз здесь благоприятный. Принимайте прописанные препараты и не бойтесь гулять на улицах лишь потому, что там есть осы и пчелы.
Я взяла рецепты и распрощалась с доктором. Теперь мне предстоял долгий и нудный курс лечения, и я почувствовала себя не на восемнадцать лет, а примерно на тридцать пять.
В аптеке на меня косо посмотрели, когда я протянула им рецепты. Я ответила независимым взглядом. Пусть не думают, что я наркоманка какая-нибудь. Взяв лекарства и расплатившись, я пошла домой. Настроение было — проще удавиться.
Вечером мне предстоял разговор с мамой, которая, естественно, увидит лекарства на моем туалетном столике. И несомненно, пожелает узнать, до чего докатилась ее дочка, если ей прописаны психотропные препараты.
И разговор состоялся.
— До чего ты докатилась! — гремела кастрюлями и голосом мама, пока я поглощала салат из тушеной цветной капусты. — Совсем спятила — из-за каких-то насекомых принимать таблетки, которые прописывают безнадежным шизофреникам!
— Мама, я читала к ним инструкцию. Шизофреникам их не выписывают.
— Утешила! — В сердцах мама повесила посудное полотенце не на тот крючок. Потом подошла ко мне, обняла: — Дочка, неужели тебе так плохо?
Я расплакалась, не смогла удержаться:
— Да, мама, мне очень плохо. Я боюсь выходить на улицу, боюсь каждого шороха, мне везде мерещатся эти жуткие насекомые.
— Бедная ты моя, — ласково погладила меня мама по голове. — Может, тебе стоит записаться на курсы или попробовать поступить в институт. Это отвлечет тебя от дурных мыслей и настроений.
— Я это обязательно сделаю, но сначала я должна вылечиться. Курс лечения небольшой — всего три месяца.
— Три месяца?!! — ахнула мама. — Послушай, дорогая моя, ты не можешь находиться в городе целых три месяца. А поездка в деревню? Ты же знаешь, бабушка нас ждет. Мы должны помочь ей с огородом.
— Я не думаю, что прием таблеток может помешать мне посещать огород и вносить посильную лепту в его облагораживание. Да и бабушка меня поймет. Наверное.
Этим же вечером я приняла таблетки согласно инструкции, предписанной мне доктором Кващенко. Приняла, конечно, с некоторой долей страха. Вдруг у меня сразу появятся побочные эффекты, а они, как говорила инструкция, довольно-таки неслабые. Но ничего не происходило. До тех самых пор, пока я не решила встать с кресла и пойти на кухню приготовить маме и себе ужин. Меня зашатало, как пьяного боцмана, танцующего на палубе корабля в девятибалльный шторм. Я прижалась к стенке, и вдруг мне показалось, что стенка резиновая, пружинит под моими прикосновениями.
— Мама! — пискнула я. — Мамочка!
Мама вышла из своей комнаты на мой жалобный писк и кинулась ко мне.
— Тебе плохо, Ника? — заботливо коснулась она ладонью моего лба.
— Таблетки… Я приняла таблетки и теперь даже ходить нормально не могу. Я хотела приготовить ужин…
Тут стенка, за которую я цеплялась, закончилась, и я упала. Мама не успела меня подхватить.
— Господи, да что же это?! — воскликнула моя атеистически настроенная мама и принялась меня поднимать. Я и сама в раскорячку доползла до дивана и постаралась водрузить на него свое бренное тело. Мне казалось, что диван — это болото и я потону в нем. Как же мне было плохо!
Мама проследила за тем, чтобы я прочно утвердилась на диване, а потом наклонила ко мне свое лицо:
— Ника, ты меня слышишь? Ты адекватно воспринимаешь реальность?
— Я тебя слышу, а насчет реальности не уверена. Лампочки так ярко горят в люстре.
— Ника, люстра выключена.
— Значит, у меня глюк.
— Я немедленно позвоню твоему психиатру. Он спятил, если решил прописывать такие лекарства! Ему самому лечиться надо!
— Не надо, мам…
— И не спорь со мной! В твоем мобильнике есть его номер?
— Да, под фамилией Кващенко.
— Замечательно. Лежи, не шевелись. Может, тебе минеральной воды принести?
— Не надо. Ой, мама! Ой, мама!
— Что такое?
— Вон смотри, видишь, она ползет! Вон, по раме картины! ГУСЕНИЦА!!!
Мама пригляделась к тому месту на раме, на которое я указывала пальцем.
— Там нет никакой гусеницы, — напряженным голосом сказала она. — Тебе мерещится.
Я заревела:
— Я так больше не могу! Я лучше покончу с собой!
— Я тебе покончу! — Мама несильно шлепнула меня по лбу и принялась названивать доктору Кващенко. — Доктор? Добрый вечер! Вас беспокоит мать одной из ваших пациенток — Вероники Рязановой. Зовут меня Анна Васильевна, но не в этом дело. Проблема, уважаемый доктор, в том, что моя дочь приняла ваши таблетки, и ей стало плохо. Да, в первый раз. Вы полагаете, она привыкнет и больше ее не будут мучить побочные эффекты? Ну знаете, доктор! Это сколько она должна таблеток принять, пока это случится. Пить как минимум две недели? Да вы не доктор, а коновал, если назначаете людям такие лекарства! Я сама буду лечить свою дочь и к вам ее не пущу. Я еще жалобу на вас в гор здравотдел напишу, так и знайте! Эскулап!
Мама отключила телефон и с жалостью посмотрела на меня.
— Ну что мне с тобой делать? — тихо спросила она.
— Тазик принести. Меня сейчас вырвет…
Мама метнулась в ванную за тазиком и успела вовремя. Меня долго и практически вхолостую выворачивало наизнанку. Со лба капали крупные капли пота, да и вообще я вся взмокла как мышь.
— Бедная моя девочка, — прошептала мама. — Как мне жаль тебя…
Могу поклясться, что до сего времени моя мама таких слов не произносила!
— Мама, я не буду пить таблетки, — сипло сказала я. И сделала попытку встать.
— Ты куда?
— В туалет. Пока у меня был приступ, я чуть не описалась.
— Я провожу.
Мама действительно проводила меня до туалета и даже воспротивилась тому, чтобы я закрыла за собой дверь. Я не возражала. Во-первых, мне все казалось по фигу, а во-вторых, я была настолько слаба, что маме пришлось помочь мне устроиться на унитазе, да еще держать за плечо, чтобы я с него не свалилась.
Вечер закончился тем, что меня опять рвало, так что спать я легла голодной и несчастной. Мама сидела у моей кровати и держала меня за руку. Мне кажется, что в темноте она даже плакала, но не буду утверждать голословно.
Спала я плохо. Мне снились кошмары, заполненные роями пчел и ос, а также полчищами тараканов и прочих мерзких жуков.