г. Кимовск, Тульская область,
Россия
12 января, понедельник, 1:30
Трифон был счастлив.
Уже потому, что он спал и ему ничего не снилось.
Хотя, с другой стороны, реальность, в которую они с Олегом попали еще вчера, была гораздо неприятнее самых кошмарных сновидений.
А ведь как было дело…
…Увидев чудовищное количество вполне жизнеспособных конечностей, Олег и Трифон только переглянулись и пожали плечами. Причем Трифон видел, что Олега, разумеется, зрелище потрясло, но не до такой степени, как этих паразитов Гену и Юрика. Крепкие перцы вкупе с Гранечкой, увидев шевелящиеся и ползающие руки, принялись нервно икать, лица у них стали цвета мороженых пельменей. И Трифон ощутил себя хозяином положения. Не обращая внимания на дрожащие в руках Гены и Юрика пушки, он шагнул в комнату, причем ползающие по полу руки немедленно освободили ему дорогу, словно вежливые придворные перед монархом. Правда, пара особо назойливых ручек подергала Трифона за штанину: дескать, привет, милый, как дела, мы соскучились без твоего приятного мужского общества. Театр абсурда, одним словом.
Итак, Трифон шагнул в комнату, бросив через плечо Олегу и новоявленным бандитам:
— Проходите, располагайтесь…
Он осмотрелся. Если в квартире и был взрыв, то сейчас она выглядела так, словно после взрыва ее реставрировала не то что школа, а целая академия ремонтно-строительных работ. Чисто, красиво, стильно и аккуратно. Но главное даже не это. На диване мирно сидел скромного и задушевного вида мужичок с мятой газеткой в заскорузлых пальцах. Одет мужичок был по-свойски: в старые потертые джинсы, лохматый свитерок и валенки, подшитые сзади для крепости черными кожаными заплатками. Лицо мужичка имело ту приятную особенность, при которой мужчине можно дать как пятьдесят, так и сто лет возраста. Неизвестный был лысоват, но зато имелась у него высококлассная интеллигентская бородка стильного серебристо-седого цвета.
Мужичок глянул на вошедших ярко-синими глазами и сказал просто:
— Здорово, земляки.
— Здорово, — осторожно ответил Трифон. Присутствие в квартире незнакомца, конечно, настораживало, но не настолько, чтобы голову от страха потерять. Тем более что Трифону уже столько всего повидать пришлось, одни руки чего стоят. — А вы что тут делаете?
Незнакомец усмехнулся в бороду:
— Кроссвордик вот разгадываю. Ты, паря, не знаешь ли, кстати, японского писателя, автора романа «Золотой храм»? Шесть букв, вторая «и».
— Мисима, — вместо задумавшегося Трифона подал голос Олег. И надобно сказать, что Трифон этому тоже не удивился.
Незнакомец обрадовался просто как ребенок:
— Подходит! Вот спасибо! Кстати, хозяин, — обратился он к Трифону, — ты работу-то принимай.
— Какую работу? — удивился тот.
Мужик усмехнулся:
— Забыл уже? Немудрено, впрочем, коли такие чудеса у тебя в квартире творятся. Ты же мне сам заказывал стекло вставить и адресочек дал и размеры. Я пришел и вставил — вот, гляди.
И правда, стекла во всех окнах стояли целехонькие.
— А-а, — протянул Трифон, чувствуя все же некоторую натянутость подобного объяснения. — А как вы вошли? Квартира-то была закрыта…
— Нет, паря, это ты путаешь. Квартира у тебя настежь стояла распахнутая — как не дай бог всякому. Видать, рвануло тут что-то лихо — газ природный али телевизор ламповый. «Рекорд».
— У меня «панасоник», — отвлеченно заметил Трифон.
— Один пес, не люблю я энти телевизоры, всякий от них пустой разговор. Вот кроссворды — гимнастика для ума… Да, так вот. Прихожу я, значится, со стеклом, а в квартире у тебя ну чисто ураган какой прошел. И ни души. Соседка только чуть не со слезами мне рассказывает, как от энтого взрыва у нее со стены ковер слетел. Что делать, думаю. Надо хозяина подождать, ну и работу исполнить — деньги-то плачены, и не мое дело думать, в каком состоянии квартира заказчика находится. Может, это у тебя причуда такая — взрываться по выходным…
Слушавшие разговор Гранечка и крепкие перцы нервно хихикнули. Но с места не двигались, оружием зазря никому не грозили и только посматривали опасливо на кружащиеся вокруг руки… Очень напоминали кроликов в садке, поставленном среди волчьего логова. А мужичок продолжал:
— Стекло в гостиной-то я вставил за час — дело малое! Но ведь и другие окна повылетали. Непорядок. Я и решил: схожу к себе, возьму еще стеклышка да все окошки и починю. Человек мне спасибо скажет.
— Спасибо, — подавленно сказал Трифон. — Я теперь с вами не расплачусь…
— Э, сынок, что такое деньги для хорошего человека? Тьфу, и все! Сочтемся когда-нибудь… Так, работу я сделал. А потом сел на диван раскуроченный, сижу, жду.
— Один? — подозрительно глядя на изобилие рук, спросил Олег.
Мужичок хитро прищурился:
— Спервоначалу-то был один. А потом… — Он поманил к себе Трифона и Олега шишковатым пальцем и таинственно прошептал: — Потом они появились… Руки энти…
— Каким образом? — нервно сглотнул Трифон.
— Ох, да из-за языка моего! — всплеснул руками мужик. — С нонешнего дня зарекся я черным словом ругаться. Ведь как спервоначалу испугался-то! Как было-то? Сижу, кукую, скучаю. Глядь — таракан ползет по плинтусу, раскормленный такой, морда наглая, депутатская. А я их страсть не люблю — тараканов. Я в него прицелиться хотел, ан под рукой ничего нет! И ругнулся я со злости, но от души! И только выматерился — на тебе! — с потолка прямо на этого таракана падает такая вот рука и прихлопывает его намертво!
— А дальше?
— Ну, удивился я! И опять удивление свое нецензурно выразил. И тут — две руки падают! И начинают шевелиться и мусор выносить, стены мыть! Я их матерком — на! — четыре упали!
— А потом — восемь, а потом — шестнадцать… — добавил Олег.
— Истинно так! Я сначала не сообразил этой взаимосвязи-то! — заблестел глазами мужик. — А когда сообразил… Ну сам, поди, видишь, сколько их. Чисто лосось на нересте! Но слова против них не скажу плохого: ишь как они тут прибрались — загляденье. Не хуже поливальной машины — хоть иностранную делегацию принимай!
— Понятно, — потерянно оглядел трудолюбивую колонию рук Трифон. — Выходит, вы, отец, волшебник.
— Что ты, милый! — замахал руками мужичок. — Стекольщик я. Коля меня зовут. Во всем Кимовске меня знают — я всему честному люду окна стеклю… А как с энтими руками получилось — не ведаю. Может, у тебя в квартире аура такая? Реагирующая на неприличную брань?
— Может быть, — рассеянно заметил Трифон. — Олег, видишь, вот так моя рука и выглядела. Точнее, та, которая взяла на себя труд обо мне заботиться. А теперь я и не знаю, тут она или это так, одна видимость.
Одна из рук соскочила с люстры, которую драила до сумасшедшего блеска, и дернула Трифона за косички — видимо, для того, чтобы доказать, что она и еще сотни две ее товарок — не видимость, а вполне осязаемая реальность.
— И что же мне с ними делать? — Трифон спросил это жалобно, тоном этакого многодетного отца. — Куда девать этакую прорву?!
Вот тут, когда разговор пошел в деловом русле, Гранечка со своими перцами вышла из ступора и суровым тоном заявила:
— Мальчики, пакуйте товар.
— Не много ли ты на себя берешь, Аграфена? — мельком поинтересовался Олег. — Хоть бы разрешения спросила у Трифона. Все ж таки эти руки в его квартире прописались…
— Смолкни! — кратко потребовала Гранечка. Чувствовалось, что она снова обрела под ногами твердую почву. — Смолкни и ты, Трифон. И тебе, дед, лучше молчать, дольше проживешь.
— Ой ли, красавица? — приподнял одну мохнатую бровь стекольщик Коля.
— Граня, во что паковать-то? — возмущенно подал голос Юрик. — И они, суки, расползаются. Ой, царапается, подлюка! Щиплется!
— А вы не боитесь, что эти руки окажут вам сопротивление? — насмешливо поинтересовался Трифон.
Гранечка неуверенно ухмыльнулась в ответ, а Гена и Юрик внушительно подняли вверх свои пушки. Тут ринулись к ним несколько рук, умело оружие выхватили, разобрали его на составные и принялись друг дружке перекидывать — вроде как в пинг-понг играть. Патроны так и засверкали в воздухе золотыми рыбками…
— Вот, — с удовольствием сказал Трифон. — Это вам не морковка.
— Я все равно отсюда без товара не уйду, — твердо заявила Гранечка. — Мне эти руки заказал один толковый человек из Гонконга. Он, правда, одну только заказал, но я так думаю, что и от сотни-другой не откажется. И бабки солидные отвалит. Слышь, Олег, Трифон, хотите в долю? Не получилось по-плохому, давайте по-хорошему. Вам семь процентов — и руки мои, идет?
Олег хохотнул:
— Ну ты бизнесменка! Десять.
— Олег, ты что? — изумился Трифон.
— Он все правильно делает, — отрезала Гранечка. — Восемь.
— Девять.
— По рукам. Трифон, простыни есть? И наволочки?
— Олег, как ты можешь… Ну есть.
— Неси.
Трифон мрачно глянул на Олега и отправился в спальню — доставать из шкафа спальные комплекты. «Конечно, — думалось при этом ему, — бандит он и есть бандит. Почуял выгоду — вот и решил руки нагреть. На чужих, между прочим, руках».
В принесенные простыни и наволочки руки упаковались в два счета, несмотря на сопротивление. Видимо, чуяли подсознательно, что с бандитами шутки плохи — за непослушание и нахальное поведение бойких конечностей Гранечка пообещала прострелить Трифону башку. И руки смирились. Трифон и стекольщик Коля безучастно наблюдали за тем, как Граня, Гена, Юрик и даже Олег укладывают руки, уминают их в связке, словно брюкву…
— Кошмар какой-то, — пробормотал Трифон.
Мужичок кольнул его взглядом:
— Ты, паря, кошмаров-то еще не видал… Вот, помнится, как-то одной бабенке с улицы Революции 1905 года я окна стеклил, так и навидался и наслушался. У нее, понимаешь, прописался барабашка — стекла колотит почем зря. Она их вставит, через час — на осколочки!
— Ну и…
— Я энтого барабашку на месте преступления поймал, — горделиво ответил мужичок. — Страшненький был, что твой Фредди Крюгер, но я с ним справился, слово у меня есть заветное супротив барабашек…
— Смотрю, у вас для всего есть заветное слово: и для барабашек, и для… воспроизводства рук.
Мужичок хитро прищурился:
— Это верно. Такая вот у меня… харизма. Смотри-ка, — он указал на остальных, — пошабашили. Все до единой руки увязали.
— Ну и черт с ними, — сказал Трифон мрачно.
Гранечка, оглядев упакованный предполагаемый товар, слегка подобрела и сказала Трифону:
— Может, и ты с нами в долю?
— Нет, спасибо, — вежливо покачал головой Трифон. — Не тянет.
— Зря. Думаешь, Триша, вот какая Гранечка сволочь, да? Какая жадная до денег дура? Что ж, жадная. Но не дура. Я ведь давно чуяла, что в твоей жизни что-то нечисто — слишком спокойно ты, шоколадный парнишка, живешь. Слишком уверенно. Даже зависть взяла: я столько лет на гонконгскую мафию пашу как проклятая, и нету у меня уверенности в завтрашнем дне. А у тебя есть!
— Ты работаешь на гонконгскую мафию? — недоверчиво спросил Трифон.
— Да, дорогой, и давно. Потому и имидж у меня такой — забитая дурочка. Это я сейчас осторожность потеряла. Ну да ради такой прибыли и рискнуть не страшно.
Трифон заметил, что Олег в разговор не вмешивается и слушает его безучастно. Наверное, Олега, записного местного бандита, потрясла новость о том, что какая-то Гранечка оказалась крутой ставленницей мафии из далекого Гонконга!
— А откуда ты узнала, что у меня есть волшебная палочка, то есть рука?
— Наводку дали. Из клана старика Пеньчжуя пришло сообщение: русский парень Трифон Оглоедов получил право владения артефактом под кодовым названием «рука». А у русского парня этих рук оказалось просто немерено! Вот это удача! Бинго! Надеюсь, Триша, ты не в претензии за то, что мы тебя немного раскулачили?
— Ни в коей мере, — по-прежнему вежливо отозвался Трифон.
— Вот и хорошо. И все это останется между нами, я полагаю?
— Мы же разумные люди, — светски улыбнулся Трифон. — В милиции мне не поверят, если я заявлю, что кто-то украл у меня кучу шевелящихся конечностей.
— Молодец, Трифон, — похвалила Гранечка. — Я бы за тебя даже замуж вышла…
— Я недостоин. — Трифон был само смирение.
— Это точно, — кивнула Гранечка. — Так, ладно, мальчики, на выход с вещами. А вам — счастливо оставаться. И помни, Трифон, молчание…
— …золото. Удачи, Гранечка.
— Пушки пропали, жалко, — пробубнил Гена.
— Заткнись, — сказала ему Граня. — Не будь жадным. Продадим конечности — куплю тебе атомную бомбу. Вместе с бомбовозом.
И перцы, отягощенные узлами с пиратски захваченными конечностями, ушли, предводительствуемые Гранечкой.
— Олег, как ты мог? — возмущенно воскликнул Трифон, едва за компанией захлопнулась дверь. — Торговался с этой стервой из-за каких-то процентов! Где широта твоей натуры?!
— Моя натура, Трифон, не твоя проблема, — неожиданно весело подмигнул Олег. — Хорошо, что у меня с собой мобила есть. Я должен немедленно сделать пару звонков нужным ребятам и по нужному адресу…
И Олег ушел на кухню:
Трифон поглядел на стекольщика.
— Пойду я, наверно, — с некоторым сомнением сказал тот. — А то засиделся у тебя, а обед скоро…
Трифон понял намек. Загадочный стекольщик явно напрашивался на угощение. В иной ситуации Трифон бы вежливо выставил его за дверь, но сейчас было ему безразлично — дядя Коля ли тусуется в его квартире или весь хор Пятницкого. Возлюбленная пропала, артефакт украден, точнее, нагло отобран, денег нет, жизнь разладилась, уверенности никакой в завтрашнем дне…
— Пойдемте, — сказал он стекольщику. — Я пельмени сварю. Должны вроде оставаться в холодильнике…
Как ни странно, пельменями не побрезговал и Олег. Он вообще выглядел таинственно после того, как сделал свою «пару звонков». Трифон старался не встречаться с ним взглядом, поддерживал какую-то простецкую беседу с Колей-стекольщиком — то про брюкву, то про калийные удобрения. Но все как-то не клеилось, и это страшно Трифона раздражало — как камешек в ботинке.
Одна радость: Олег уговорил свою тарелку и распрощался, деловито бросив Трифону: «Увидимся». И исчез, предварительно забрав у Трифона куртку, потому что не с руки ему, конечно, было идти по городу (хотя бы и до стоянки, куда откатили его машину) в одной пижаме.
Трифон как-то потерянно сидел на стуле. Выключили его, будто иллюминацию на новогодней елке… Кстати, о елке. Трифон даже удивился — сколько его квартира нападений пережила и подозрительных визитов, не говоря уж про взрыв, а елка все так и стоит целехонька. Прямо заколдованная.
— Да, парень, — доевши пельмени, сказал стекольщик. — Чем-то ты здорово угнетенный, как я погляжу. Может, я за бутылкой сбегаю?
— Я не пью, — отмахнулся Трифон. — Нет, выпиваю иногда, но сейчас не хочется. И без того тошно.
— А чем тошно-то? — внимательно и проникновенно поинтересовался стекольщик. — Э, паря, ты не морщись. Мы с тобой не в Америке, чай.
— А что в Америке? — удивился Трифон.
— В Америке человек печальный никогда другому человеку на судьбу не пожалуется. Ежели только тот человек не психиатр…
— Не на что мне жаловаться, — пожал плечами Трифон.
— Ой ли? — прищурился стекольщик.
Трифон хмыкнул:
— До недавнего времени я думал, что у меня вполне приличная жизнь. Пока в ней не появилась… Рука.
— Это какая же?
— Да вот вроде тех, что эти придурки сейчас утащили.
— И чем же эта рука так тебя доняла, что сидишь ты сейчас смурнее ноябрьского вечера?
— Красивое сравнение, — отметил Трифон. — Нет, она особо не донимала, просто… Проникла в жизнь и все нарушила. Вроде нежданного гостя. И пришлось с ней считаться, но даже не это самое паршивое… За ней все, кому не лень, охотиться принялись, как будто эта рука невесть какое сокровище.
— Так, может, она и есть сокровище?
— Но не для меня! — горячо воскликнул Трифон. — Я ведь и без нее прекрасно жил и вполне был счастлив…
— Ну-ну, — принахмурился почему-то Коля. — Вона ты какой молодец. Самостоятельный. Сильный. Красивый. И счастливый.
— Разве это плохо?
— Спору нет, хорошо. Только скучно.
— Ну и пусть. Мне нравится скучать. Кому я мешаю своей скукой?
— А кого радуешь?
— А должен?
— Нет, конечно, — вздохнул Коля. — Только вот что я тебе скажу, паря. Бывает цельное стекло, звенит как родниковая вода и ясное как солнце. А бывает стекло с трещиной. И звук у него не тот, и блеск.
— Это намек? Слушайте, что вы ко мне пристали? Я вам исповедоваться должен в том, что я такой ужасный и скучный эгоист?
— Дурилка ты, — усмехнулся Коля. — Человек-то ты хороший. Только трусливый.
— Это как?! — возмутился Трифон.
— А просто. Жизнь менять боишься, любить боишься, приключений тоже боишься. А когда ты боишься — тебя не уважают.
— Мне этого и не надо.
— Надо, Трифон. Сам себя-то не обманывай. Я ведь тебя, Трифон, признаться, как облупленного знаю.
— Откуда? — изумился Трифон.
А еще он почувствовал, как мурашки у него побежали по коже. Потому что стекольщик вдруг на мгновение показался ему величавым, как средневековый король.
— Откуда вы меня знаете? — повторил Трифон. — Кто вы?
Стекольщик вздохнул и поднялся из-за стола:
— Не могу я тебе этого покамест сказать, Триша. Да и пора мне, засиделся. Но я с тобой не прощаюсь. Явлюсь в самом скором времени. А ты отдохни. И сам с собой побеседуй. На тему счастья и независимости. Или это… кроссворд порешай. На, держи.
И стекольщик сунул Трифону мятую газету.
Вышел вон и дверью…
…не хлопнул.
Остаток дня Трифон провел в каком-то оцепенении. Бродил неприкаянно по комнатам, вспоминал, как рука плескалась в ванной, а Димка принесла банку с капустой. Кстати, капусту он ведь так и не попробовал. И где теперь Димка? Она сказала, что в Москве, но это тоже может быть фантастикой… Как и рука, как и царевич Филимон… Трифон бездумно смотрел телевизор, шла как раз «Ирония судьбы», а потом от нечего делать принялся разгадывать кроссворд. И через некоторое время почувствовал себя таким уставшим, ненужным и почему-то несчастным, что даже не смог ответить на вопрос из четырех букв: «Обычно считается заботливой, если женская, и крепкой, если мужская». Отшвырнул газету и задремал на диване. А потом дремота перешла в крепкий сон. Сон без сновидений. И это-то было счастьем.
Однако всякое счастье когда-нибудь кончается.
Это счастье закончилось в половине второго ночи.
В половине второго ночи сновидение Трифону все-таки явилось.
Будто бы елка, которая стоит у Трифона в гостиной, превратилась из чахлого деревца в высокую и раскидисто-пушистую красавицу. И на каждой ветке у нее висят не шарики-хлопушки, а самые натуральные телевизоры. И все телевизоры работают, передают трансляции разных программ. Трифон вроде и не хочет пялиться, а поневоле смотрит…
Творилось на телевизионных каналах что-то катастрофическое. На одном показывали, как толпы бедно одетых и изможденных людей совершали паломничество в какую-то пустынную местность. Там, среди песков, возвышалось сверкающее золотом изваяние — Рука, и перед этим изваянием люди падали благоговейно, поднимали своих детей, чтоб они увидели это чудо, кричали, что божество явилось на Землю… И все в том же благочестивом духе. А некий старик на белом верблюде занимался тем, что раздавал молящимся маленькие сувенирные руки из дешевого металла и изрекал напыщенные речи о том, что всем стойким в вере и благочестии эта рука принесет огромное счастье, независимо от пола, происхождения и семейного положения.
Другой канал просто захлебывался яростью. В роскошной студии сидел тип явно проповеднического вида. У него был чересчур победоносный голос верующего. Кривя физиономию и брызгая слюной, он вещал, что Рука, явившаяся на Землю, не что иное, как исчадие ада, коварное изобретение демонов. И цель этого изобретения — погубить народы планеты. Эмоциональная речь проповедника была, впрочем, бездоказательна. Зато плакат, висевший над его головой, выглядел внушительно: на нем изображалась рука, перечеркнутая красной краской крест-накрест, и надпись: «Стой, счастье!»
Следующая программа была посвящена проблемам Всемирного женского движения. Феминистки всех стран шагали по площадям мировых столиц и скандировали: «Женщина — это не только руки!» и «Пусть мужчины сами о себе заботятся!» Правда, на канале пошли помехи, и с Всемирного женского движения канал переключился на трансляцию заседания какого-то гей-клуба. Геи возмущенно кричали о том, что налицо дискриминация и унижение сексуальных меньшинств. «Кто сказал, что Рука — именно женская?! По каким признакам это определили?! А может быть, это рука гея!»
Истерический канал сменился другим, показывавшим новости науки. Шла передача из некоего исследовательского центра, где серьезные люди в белых халатах и кислородных масках проводили полное исследование органического артефакта под кодовым названием «Рука». Общий анализ показал, что рука создана из органических материалов неизвестного на Земле молекулярного строения и в ее цепочке ДНК сохранено информации в четыре миллиона раз больше, чем в ДНК приматов и человека. Ученые-биологи и генетики объявили это сенсацией и первой весточкой от далеких братьев по разуму. Но их тут же, на ближайшем научном симпозиуме, опровергли ученые-археологи, выдвинувшие обоснованную версию того, что загадочная Рука является не чем иным, как пропавшей конечностью легендарной Венеры Милосской! Дескать, потому Венера и лишилась своих дланей, что они были жизнеспособны, в отличие от всего ее мраморного тела. Но археологов принялись критиковать за несостоятельность теории. Во-первых, если это рука Венеры, то где находится вторая пропавшая рука? А во-вторых, руки у статуи были обрублены по плечо, тогда как артефакт изображает из себя руку до локтя… Словом, археологи были посрамлены, но тем не менее не сдавались.
Похоже, пришествие в мир Руки сопровождалось народными волнениями и катаклизмами. На одном из каналов хулиганили негры (Трифону даже стыдно стало за соплеменников). Они кричали, что на самом деле эта Рука принадлежит древней негритянской праматери. А на все возражения, что Рука белого цвета, негры яростно вопили, что это расизм и подлые белые братья просто отбелили артефакт при помощи перекиси водорода или хлорки! Ибо всем известно, что белые — самые коварные люди!
Не обошла тема Руки и людей искусства.
По уважаемому искусствоведческому каналу транслировали интервью с известнейшим российским режиссером:
— Каковы ваши творческие планы?
— Ну-у-у, сейчас я предполагаю снять фильм о том, как нужна мужчине заботливая женская рука. Это вечная тема, но только я смогу подать ее в новой и неожиданной интерпретации.
— Браво, а как будет называться фильм?
— «Рука заботы нашей». Очень по-русски и патриархально.
— Расскажите вкратце сюжет.
— Ну-у-у, героиня — женская рука просто неземной красоты. Аристократка — изящная, прекрасная, но, знаете, как все аристократки, изнеженная и легкомысленная. Она приезжает зимой в Россию и в поезде знакомится с кадетом.
— О!
— Или с юнкером, ах, не все ли равно… Он молод, наивен, неопытен. Она — кокетка высшего класса, законодательница мод, светская львица. Он влюбляется в нее безумно и готов на все.
— И она, конечно, тоже?
— Вот здесь — интрига. За ней принимается ухаживать московский генерал-губернатор, известный поклонник женских ручек. Сам император мечтает сделать ее своей фавориткой! Но рука отвергает искательства великосветских повес. Она понимает, что ее захлестнуло искреннее чувство к юному кадету. Ради него она готова оставить свет и отказаться от роскоши… Но тут вмешиваются его родители!
— Какой неожиданный поворот сюжета!
— Да, это мне всегда удается. Итак, его мать, истерическая женщина из семьи староверов. Отец — безвольный тюфяк, тупой купчина. Они требуют, чтобы их сын разорвал связь с аристократической рукой, ибо они уже сосватали для него невесту — простоватую деревенскую девушку. Сын отказывается выполнить волю родителей, они его проклинают. Вместе с рукой юноша уезжает в Сибирь, бросив училище и похоронив карьеру. Там он тайно с рукой венчается и влачит полунищенское существование. Но их любовь выдерживает все испытания, и под старость лет рука все так же продолжает заботиться о возлюбленном, варит ему щи, печет блины и доит корову. И на финал — крупный план руки. Как изменилась лощеная аристократка! Ее кожа огрубела и покрылась морщинами, ногти кривы, под ними грязь, торчат заусеницы. Но на безымянном пальце сияет обручальное кольцо из самоварного золота, и чувствуется, что рука гордится своим положением и своей непобедимой любовью!
— Браво, великолепно! Но кого же вы предполагаете на эту потрясающую и характерную роль руки? Сможет ли с этой ролью справиться российская актриса, или придется приглашать голливудскую звезду?
— Это пока моя творческая тайна…
…Тут на всех телевизионных экранах разом начинаются помехи, а потом появляется мерзкого вида человек. Лицо его бледно, глаза горят зеленым огнем, а в костлявых пальцах он сжимает оскалившийся череп.
— Горе мне, — холодным и мертвым голосом говорит человек. — Упустил я свою удачу. Не надо мне было посылать тупых пожирателей и бестолковую мумию по твою душу, о Трифон! Надо было самому явиться! Знай, что я — великий маг Фанадель — желаю заполучить явившуюся тебе руку и ради этого не устою ни перед чем! Берегись, Трифон! Я гряду к тебе, чтобы исправить ошибку судьбы. Эта рука должна была принадлежать мне, а не тебе, жалкий человечишка!
И маг Фанадель так стискивает череп, что тот рассыпается в мелкую пыль.
Однако не успевает Трифон во сне испугаться, как в трансляцию вмешивается стекольщик Коля.
— Нишкни, маг, — добродушно, но твердо говорит он. — Нету тут твоей добычи и части. Судьба она не дура, без твоей магии знает, у кого брать, кому дарить. Не трожь Трифона, и я тебя не трону.
— А, это ты… — злобно цедит Фанадель. — Николай. Неугомонный вершитель добрых дел!
— Как же тут угомонишься, когда такие, как ты, по земле разгуливают? Ступай прочь, Фанадель. Трифона я под свою защиту взял. А со мной тебе связываться опасно. Ты это знаешь.
— Ладно! — рычит маг. — Поглядим еще, чья возьмет.
И исчезает. А с экранов елочных телевизоров смотрит на Трифона стекольщик Коля. Смотрит ласково и насмешливо.
— Давай, Трифон, просыпайся, — говорит он. — К тебе сейчас гости пожалуют.
— Еще не хватало! — сонно думает Трифон. — Опять артефакт требовать будут?
— Отчасти да, — соглашается Коля. — Но они больше пообщаться хотят. Они с добрыми намерениями. Так что ты гостеприимно себя веди. У тебя, кстати, метилгидрохинона не найдется?
— Нет, а что?
— Да питаются они им…
— Кто?
— Гости твои, — поясняет Коля. — Ты их не пугайся. Они мирные. На крайний случай пельменями накормишь…
— Дядь Коль, — вежливо говорит Трифон, — а с какой такой радости вы меня под покровительство взяли?
— Нравишься ты мне, — усмехнулся дядя Коля. — Забавный ты. И потом, внучке ты моей очень уж симпатичен, в огонь и воду за тебя готова…
— Внучке? — изумляется Трифон. — Что-то я такой не припомню… Я с ней знаком?
— Еще как… — усмехается дядя Коля. — Ладно, Трифон, покедова. Просыпайся. Гости в дверь стучат. Вишь, звонить стесняются. Делика-а-атные.
Трифон проснулся и долго не мог вспомнить, где он. До того смутило его это длинное сновидение. Потом осмотрелся, не веря глазам, подошел к елке. Нет, телевизоры на елке не висели.
А потом он действительно услышал деликатный стук в дверь. Дернулся, но вспомнил, что во сне дядя Коля назвал гостей мирными и велел не пугаться. Сон, конечно, чепуха, но… Почему-то Трифон этому заскорузлому стекольщику верил.
И пошел открывать.
На пороге стояли двое мужчин и одна дама неопределенного возраста. Облачены они были в длинные кожаные плащи. На симпатичные лица с удивительно правильными чертами падали тени от широкополых шляп.
— Доброе утро, уважаемый Трифон, — вежливо и даже робко сказали джентльмены. А дама просто кивнула.
— И вам здравствуйте, — кивнул Трифон. Пока неприветливо. — Какое утро? Два часа ночи! Я, между прочим, спал!
— Просим у вас прощения за то, что прервали ваш рекреационный цикл, уважаемый Трифон. Но мы были вынуждены это сделать. Портал в вашу зону открывается только в этот временной отрезок.
— Все понятно. Тогда заходите. Чего на лестнице мерзнуть?
Гости культурно прошли в квартиру. Заоглядывались. Потом один сказал:
— Позвольте представиться. Я Ктырр.
— А я Ктурр.
— А эту девушку как зовут?
— Простите, Трифон, к сожалению, ее имя нам неизвестно. В нашем обществе она оказалась при весьма таинственных обстоятельствах, о которых предпочитает не распространяться. Мы думаем, что когда-то она была похищена генетическими пиратами с Магелланова Облака, а потом бежала от них… Мы зовем ее Таманса, что на нашем языке означает Пришелица.
— Очень приятно. Мое имя, как я уже понял, вам известно. Да вы не стесняйтесь, снимайте шляпы, плащи, проходите и располагайтесь.
— Простите, Трифон, но мы не можем раздеться. Вы поймете… Для начала — вот. Возьмите это.
И джентльмен, назвавшийся Ктурром, протянул прозрачный пузырек с носиком-пипеткой. В пузырьке колыхалась тягучая на вид сиреневая жидкость.
— Что это? — опасливо спросил Трифон, взяв пузырек.
— Это глазные капли, позволяющие вам увидеть нас в нашем настоящем облике. Видите ли, находясь в вашем пространстве, мы вынуждены соблюдать определенные правила. Одно из этих правил — выглядеть так, как выглядит основное население. Чтобы не вызывать лишнего любопытства.
— А-а…
— Пожалуйста, закапайте по одной капле в каждый глаз. Уверяю, это абсолютно безвредно. Зато вы сразу сможете многое понять, и наш разговор будет предельно откровенным.
— Ладно. Только если я ослепну…
— Помилуйте, мы же гуманные существа!
Трифон снял с пипетки колпачок. Жидкость слегка пахла травами. Трифон вздохнул:
— Ненавижу медицинские процедуры.
…Капли действительно были как вода — глаза от них не щипало и не разъедало. Трифон проморгался, а потом… глянул на своих гостей.
И ухватился за стену.
— Ого!
Гости смущенно переглянулись и развели руками:
— Да, вот так мы и выглядим на самом деле.
Точнее сказать, развели они не руками, а щупальцами. Щупальца были приятного бирюзового оттенка. Да и вообще весь облик гостей разительно сменился. Головы их сплющились с боков, напоминая головы кузнечиков, серебряные глаза занимали пол-лица, поля шляп оказались чем-то вроде крылышек, а плащи превратились в блестящий панцирь, обтекающий продолговатые тела, как гудрон.
Только молчаливая девушка осталась такой, как была. Не изменилась.
— Вы инопланетяне? — спросил Трифон.
— Как вы догадались? — удивились инопланетяне.
— Ну, это нетрудно, — хмыкнул Трифон. — Откуда будете?
— Крабовидная туманность, — сказал Ктурр.
— Издалека, — уважительно протянул Трифон. — Чаю хотите?
— Чаю? — переглянулись пришельцы. — Нет, мы воздержимся. Мы за штурвалом, а чай — это такой наркотик… Вот если б метилгидрохинону пару рюмочек. Или, допустим, пельменей.
— С метилгидрохиноном у меня туго, — сознался Трифон. — Не запасся. А вот пельмени оставались. Я мигом.
Варил Трифон пельмени и размышлял о том, какое это, оказывается, универсальное, прямо-таки вселенское блюдо. Даже далекие братья из Крабовидной туманности к пельменям неравнодушны.
Трифон и братья по разуму пристроились на кухне. Братья аккуратно и вдумчиво поглощали пельмени, а Трифон, чтобы прогнать остатки сна, пил чай. Кстати, как ни странно, но молчаливая девушка от чая не отказалась.
— Вы, наверное, хотите знать, зачем мы явились на Землю, — вежливо склонил узкую голову Ктырр.
— И почему пришли именно к вам, — добавил Ктурр.
— Да, это было бы интересно, — кивнул Трифон.
— Видите ли, — замялся Ктырр. — Мы уполномочены нашим правительством на поиски…
— Священной реликвии?
— Как вы проницательны, уважаемый Трифон! — восхитились гости.
— И эта реликвия имеет форму человеческой руки?
Гости переглянулись. Покачали головами:
— Нет, дорогой Трифон. Реликвия имеет форму щупальца. Вот как у господина Ктурра.
— Или у господина Ктырра.
— Дело в том, что это щупальце когда-то принадлежало нашему национальному герою Кторру, победившему гордурян в битве за Климбазольную пустошь. Жители нашей планеты, достигая совершенноглядения, приносят присягу именно перед Синим Щупальцем Кторра! И вот два периода назад Щупальце исчезло! На планете траур, подняты по тревоге все поисковые силы…
— Я понимаю, это действительно реликвия, — сочувственно сказал Трифон. — Но я ничем не могу вам помочь. Щупальца здесь не было. Вот рука — да, появлялась.
— Как это печально. — Глаза пришельцев горестно посерели. — А мы так надеялись… Просто в галактическом информатории всплыли сведения о том, что житель планеты Земля Трифон Оглоедов стал владельцем уникальной реликвии, и мы подумали: может, это наша?
— Сожалею, — развел руками Трифон. — Но все равно спасибо, что зашли. Девушка, вам налить еще чаю?
Девушка опять не отказалась. Пришельцы грустно доели пельмени, тщательно вылизали за собой тарелки двумя парами лиловых языков и спросили:
— Уважаемый Трифон, вы позволите, мы у вас еще немного побудем. Портал в нашу систему откроется только… через двадцать восемь земных часов. Поверьте, мы вам не помешаем.
— Да я только рад буду! — искренне сказал Трифон. — Все-таки не каждый день принимаешь гостей из Крабовидной туманности. Расскажете мне о ваших традициях, истории, кулинарных пристрастиях… Кстати, вот что интересно: ваша спутница выглядит совсем как земная девушка…
— Это да, — согласился Ктырр. — Щупальца не приложу: что с нею делать? У нас в туманности она страшно скучает. И семейной жизни у нее там никакой быть не может…
— Почему? — удивился Трифон. — Девушка вроде симпатичная.
— По нашим традициям супруга должна прийти в дом своего мужа и повелителя с двумя парами розовых щупалец. А где у этой девушки щупальца? Кто ее без щупалец возьмет? И еще у нашей самки должны иметься восемнадцать языков, иначе чем же она будет кормить и воспитывать потомство!
— О, как все сложно. Ну, оставьте тогда девушку на Земле.
— Трифон, вы настоящий Кторр! Это очень благородно с вашей стороны! Нет, все же мы не зря к вам сюда порталились!
— Что делали?
— Э-э, перемещались…
— Понятно. Слушайте, пришельцы, может, я схожу в дежурную аптеку за метилгидрохиноном? Сидеть долго… — предложил Трифон.
— Ничего, мы потерпим. Все равно мы на диете, — деликатно щелкнул языком Ктурр.
— Мы можем вам спеть песни, самые популярные в нашей туманности, — предложил Ктырр. — У нас это традиционно любимое времяпровождение. Особенно после употребления пельменей. Мы от этой пищи немного… э-э…
— Пьянеете? — изумился Трифон.
Пришельцы переглянулись и обменялись приятным мелодичным свистом. Потом сказали:
— Пожалуй что пьянеем. Согласно вашей градусной системе, как после двух поллитровых емкостей с напитком, получаемым в результате брожения солода и хмеля.
— Ну, это немного, — улыбнулся Трифон.
— А после песни мы можем рассказать о том, как наш национальный герой Кторр победил гордурян…
— Соглашайтесь, Трифон, — подала голос таинственная девушка. — Они поют здорово.
— Мы еще постараемся интерпретировать нашу песню под ваше восприятие. — Пришельцы были очень любезны. — Вот. Одна из любимых. Крабовидная лирическая!
Девушка предупредительно поаплодировала, и пришельцы запели слаженными голосами на ультракороткой частоте:
Каким ты был, таким ты и остался,
Бесстрашный рыцарь звездных трасс.
Куда летал, в каких мирах шатался,
С чем прилетел на этот раз?
Кому грозил своим ты лучеметом,
Спалил кого огнем из дюз?
А я б была твоим вторым пилотом,
И был бы прочен наш союз!
Свою судьбу с твоей судьбою
Связать я так и не смогла…
А я б прошла галактику с тобою
И всю Вселенную прошла!
Я б не боялась ни огня, ни газа,
Во всех мирах была б твоя.
И любы мне твои четыре глаза,
И возбуждает чешуя.
Твой длинный хвост среди планет мотался,
А нынче мой сгубил покой!
Каким ты был, таким ты и остался,
Но ты и дорог мне такой!
— Внушительная песня, — искренне сказал Трифон. — Очень задушевная.
— О да. Ведь она посвящена интимным переживаниям нашей национальной героини, воительницы Ктарр, пустившейся на рискованные приключения ради того, чтобы отыскать во Вселенной своего партнера по перемещениям…
— Да, — Трифон вздохнул, — и у вас со счастьем напряженка…
— Счастье? — удивились инопланетяне. — А, это из гедонистических теорий. Недостижимая и аморфная цель каждого мыслящего субъекта.
— Почему недостижимая? — смутился Трифон. — Некоторые иногда достигают…
— Это им кажется, — мягко сказал серебряноглазый Ктурр. — Это иллюзия.
— Но иногда лучше жить иллюзией, — тоненько вздохнул Ктырр.
— Только надо выбрать себе иллюзию посимпатичнее, — добавил Ктурр и почему-то посмотрел на печальную и никому не нужную девушку без щупалец.
Спать не хотелось. Пришельцы оказались очень общительными существами и даже сверх меры болтливыми. Они рассказали Трифону про выращивание каменных деревьев, про брачную церемонию в аристократических семействах, при которой мать невесты добровольно погружается в анабиоз на весь период заключения брачного контракта, про недавно прошедший в сопредельной галактике конкурс красоты (на нем победило двуполое существо из созвездия Гончих Псов)… Словом, часов в девять утра Трифон понял, что он не может ударить в грязь лицом перед инопланетными гостями и на него возложена почетная миссия хотя бы кратко ознакомить их с достижениями земной цивилизации.
Возможностей для этого у Трифона было, конечно, немного, но все-таки…
— Дорогие инопланетяне, — сказал Трифон. — А знаете ли вы, что такое самовары?…
