ГЛАВА 19

— Это ты, Парашка? — удивился Виталий, — Ты что тут делаешь?

— Совет хочу тебе дать, воин мой верный, — Девушка задумчиво вертела в руках цветок лотоса.

— Давай, — не стал отказываться царский сплетник.

— Если хочешь заслужить прощения у суженой своей, купи ей цветочек аленький…

— Мм…

Кто-то рядом стонал. Царский сплетник повернулся на другой бок.

— Мм… — Эхо от стенки оглушало, и Виталий сообразил, что стонет он сам.

Юноша лег на спину и с трудом разлепил глаза. Он лежал одних трусах на постели в своей горнице поверх одеяла, солнечные лучи, падавшие из окошка, нещадно палили и без того тяжелую голову. Рядом с кроватью стояли медный тазик и табуретка с кувшином рассола. Около стены сидели Васька с Жучком. Васька баюкал свой хвост, Жучок ощупывал лапой челюсть.

— Кто это вас так? — просипел Виталий, приподнимаясь на локте.

— Один ненормальный постоялец, — сердито прошипел Васька.

— Янка себе еще одного постояльца взяла? — попытался возмутиться царский сплетник, спустил на пол ноги и потянулся к кувшину.

— Да взяла вот недавно одного придурка, на нашу голову, — рыкнул Жучок. — Ты рассольник-то пей, полегчает.

— Спасибо. — Виталий одним махом выдул полкувшина, и в голове слегка прояснилось, — Да я никак вчера перебрал малость.

— Это он называет «малость»! — хмыкнул Васька.

— Во, идиот, — простонал оборотень.

— Э, а я вчера ничего лишнего не наговорил? — насторожился юноша.

— Ну как тебе сказать, — пробурчал Жучок, продолжая ласкать свою челюсть. — Говорил ты вчера мало.

— Это хорошо. А Янке, надеюсь, не грубил?

Жучок с Васькой зачем-то дружно перевели взгляд с Виталика на входную дверь, в косяке которой торчал шампур.

— Не, все было нормально, — успокаивающе махнул лапой Жучок.

— Почти не грубил, — кивнул лобастой головой баню.

— А это? — с ужасом спросил юноша, косясь на шампур.

— А это ты так попросил ее до утра тебя не беспокоить, — пояснил Васька. — Очень доходчиво попросил. Она так быстро ушла, что даже забыла спросить, за каким хреном долгополые приволокли на ее подворье сундучок с золотом, и не успела пожелать тебе спокойной ночи.

— Ой, блин… — схватился за голову Виталий.

— Но это не самое главное, — грустно вздохнул Жучок. — Она тебя уже простила.

— Да? — с надеждой спросил юноша.

— Да. На больных она долго не обижается.

— А что же тогда главное? — приободрился царский сплетник.

— Пришли за тобой, — мрачно сказал Васька. — Мы тут с Жучком тебе кое-что в дорогу собрали, — кивнул кот на узелок, стоявший в углу горницы, — Сухарики, сало, вещички теплые, носочки шерстяные… а вдруг сгодятся? Иди, ждут тебя.

— Кто? — не на шутку испугался юноша.

— Пока стрельцы. А уж куда они тебя потащат, то нам неведомо. Может, в каменоломни, может, в пыточную к Малюте, а может, и сразу на плаху.

— А… а я идти не могу, — Похмельные мозги царского сплетника лихорадочно искали выход из создавшегося положения. На глаза ему попалась грязная куча тряпья, валявшаяся на полу, в которой с трудом угадывался костюм голландского моряка. — У меня чистой одежды нет, вот.

— Одежду тебе выдадут, — успокоил его Жучок, — полосатую, с номером на спине. А пока можешь и в трусах походить.

— Не, в трусах я не пойду, — насупился Виталий натягивая на себя костюм, в котором прибыл в этот мир из Рамодановска. Закончив эту процедуру, юноша обшарил изглоданный костюм голландского моряка, выудил из него амулеты и переложил в свой карман, — Передачи-то хоть носить будете, гады?

— Обязательно! Финансами ты нас хорошо снабдил, грех жаловаться, — кивнул Васька, — так что цветочки на могилку обеспечим.

— Не будь жлобом! — пристыдил друга Жучок.

— Цветочки… да на то, что попы сюда приволокли, на его могилке до конца жизни можно будет танцевать.

— Танцевать? — оскорбился юноша.

— Тризну справлять, — поправился Жучок. — Ты не волнуйся. Мы тебя обязательно помянем и отпоем.

— Слушайте, а вы мне мозги не компостируете? — насторожился Виталий. — За что меня, собственно говоря, на Плаху? Что я такого сделал?

— А это тебе Гордон лично объяснит, — фыркнул Васька— Иди давай! Там стрельцы в гриднице сидят, с ночи, алкаша, дожидаются. Негоже царя-батюшку заставлять себя ждать! — уже строже добавил он.

— Так меня к Гордону вызывают? — обрадовался юноша.

— Пока к нему. Но узелок с собой все-таки возьми. После того, что ты сегодня ночью учудил, он тебе, конечно, вряд ли пригодится, ну а вдруг?

Виталий подумал и на всякий случай узелочек все же взял…

На этот раз Виталий принимали не в тронном зале. Юноша робко вошел в рабочий кабинет царя Гордона. Царь-батюшка сидел за письменным столом, просматривая какие-то бумаги.

— Здрасте. — Виталий деликатно шаркнул ножкой.

— А-а-а… явился не запылился, — поднял на него глаза царь. — Ну иди сюда. Чего топчешься у порога?

Виталий сделал несколько шажков вперед и замер посреди комнаты, нервно теребя в руках узелок. Ближе подойти он не рискнул и даже дышать старался в сторону, прекрасно понимая, что выхлоп у него с дикого бодуна сейчас жуткий.

— Вещички с собой захватил? — хмыкнул Гордон, — Это правильно. Ну-ка, что у тебя там?

— Да так, ерунда.

— Покажи.

Виталий развязал узел.

— Носочки вот вязаные, сухари…

На пол выпал кремневый пистолет, а сверху на него спланировала записка.

— Во гад! — разозлился царский сплетник, — Подсунул-таки!

— Васька узелок собирал? — рассмеялся Гордон.

— Он, зараза! Ну и Жучок, наверно, лапу приложил. Тут что-то написано…

Гордон не поленился выйти из-за стола, поднял записку. «Будешь, сука, над нами издеваться, мы тебе в следующий раз еще и не то подсунем», — с удовольствием вслух прочитал он, — Да, это в их стиле. Я так понимаю, им тоже вчера от тебя досталось?

— Тоже? — испуганно спросил Виталий. — А кроме них еще кому?

— Да почитай, всему Великореченску. Царь вернулся опять за стол, задумчиво посмотрел на Виталия. Улыбки на его лице уже не было.

— Ну и задачку ты мне задал. Что же с тобой делать? То ли на плаху отправить, как того воевода требует, то ли наградить…

— Лучше наградить. А не напомните за что? — рискнул спросить царский сплетник.

— За то, что царство мне мое вернул.

— В смысле? — опешил юноша.

— Так ты ж его этой ночью с бою взял, — усмехнулся Гордон.

— Не может того быть! — испуганно затряс головой Виталий.

— Да? А кто с двадцатью пятью бойцами и воплями «Бери сволочей на абордаж, а то всем кровя пущу!» на стены лез? А ведь мог и культурно в ворота войти. Стрельцы тебя сразу узнали, дверки услужливо распахнули, так нет, тебе и потребовалось именно через стену! А когда стрельцы попытались тебе объяснить, что это некультурно, ты приказал набить им морду, связать и заткнуть пасть кляпом, так как город, по твоему утверждению, надо брать бесшумно. При этом орал как ненормальный и разбудил весь Великореченск. Вторые ворота в Средний град стража успела закрыть, но ты их все-таки взял, по дороге снеся пару винных лавок. Потом взял Верхний град. Дольше всех держался мой Дворец. Часа полтора. К тому времени, как меня разбудили, воевода от моего имени успел подписать акт о капитуляции, ты приказал своим людям идти искать Кощея в винных погребах. Утверждал, что именно там все террористы обычно прячутся.

— Кошмар! — ужаснулся Виталий, — И где они сейчас?

— До сих пор там сидят. Говорят, что пока все бочки не исследуют, не уйдут. Раз кэп сказал, что Кощей здесь, значит, он здесь!

— Ну а после капитуляции что было?

— А после капитуляции пришел я, и ты милостиво согласился вернуть мне мое государство, если я выпью с тобой на брудершафт.

— И?

— И я выпил. Куда ж мне было деваться? Такими государствами, как Русь, не разбрасываются. Они на дороге не валяются. Кстати, что-то я не очень верю, что ты сплетником у себя в Рамодановске подрабатывал. Ты там случаем не воеводой был?

— Да нет! В газете я работал, клянусь. Кем-то вроде писаря!

— Склонность к бумагомаранию у тебя есть, — кивнул Гордон. — Вместе с актом о капитуляции заставил опись государственного имущества сделать и сдать тебе все, как положено, под протокол, чтоб ничего не пропало. Писцы были в шоке. Такой объем работ за ночь… хорошо я им помог, — Гордон взял со стола лист бумаги и передал ее царскому сплетнику.

«Сим подтверждаю, что я, Государь Всея Руси царь Гордон, принял от Войко Виталия Алексеевича свое государство обратно из рук в руки согласно прилагаемой описи», — прочитал Виталий.

Ниже красовалось размашистая подпись державного.

— А где, собственно говоря, сама опись? — поинтересовался юноша.

— Есть, все есть, — усмехнулся царь, — На все, подлец, расписку требовал! Бюрократ несчастный! На, любуйся. Лично составлял.

Виталий принял еще одну завизированную своей подписью бумагу. Опись поражала лаконичностью:

— Знаешь, что тебя этой ночью спасло от плахи?

— Нет, — съежился Виталий.

— То, что ты приказал своим людям брать дворец Амина бескровно. Всех хватать, вязать и мебель при этом не ломать. И ведь взял, подлец! Кстати, а почему ты нарек мой дворец дворцом Амина?

— Ой, лучше не спрашивайте, — простонал юноша. — Чую, этой ночью я вообразил себя суперменом из группы «Альфа».

— Расскажешь мне как-нибудь на досуге про эту группу. Тем не менее наказать тебя как-то надо. Ночной дебош, погромы…

— Это мелкое хулиганство, — тут же отреагировал Виталий. — Больше чем на пятнадцать суток не потянет.

— Пятнадцать суток чего?

— Исправительных работ. Ну это по нашим, рамодановским, законам.

— А по нашим законам на кол тебя посадить следует. Гм… пятнадцать суток. Тоже не пойдет. А газету кто делать будет? Я ж за тебя перед боярами, считай, подписался. Они уже денежки в казну притащили.

— Это хорошо, — Виталий облегченно вздохнул. Раз зашла речь о газете, значит, плаха отменяется.

— Ты особо-то не радуйся, — хмыкнул Гордон, — Пока ты на подворье Янки Вдовицы отсыпался, боярская дума на экстренное совещание собрались и потребовала тебя смерти страшной предать. Такой хай подняли! Едва тебя отстоял. Дорогой ценой, надо сказать, отстоял. Помнишь их задание насчет браконьеров?

— Помню.

— И как идут дела?

— Ну… у меня еще двенадцать дней есть.

— Ясно. Значит, никак. Так вот: нет у тебя двенадцати Дней. Ночной дебош сократил сроки. Лето нынче хоть и в самом начале, но очень жаркое. Нерест со дня на день начнется. Через два дня браконьеров от Великой реки не отвадишь… — Царь многозначительно посмотрел на Виталия.

— Твой меч — моя голова с плеч?

— Нет. В солдаты забрею. На двадцать пять лет. Пойдешь помощником к воеводе. Воевать его подучишь. Мне тут один городишко штурмом надо взять. Опять же хан на июльском шляхе озорует. Все понял?

— Все. Разрешите исполнять?

— Разрешаю. Узелочек свой отсюда забери и не забудь прислать мне взамен другой.

— Какой другой?

— У патриарха был?

— Был.

— Денежку получил?

— Получил.

— Ну вот. Десятину себе, а остальное мне.

— Царь-батюшка, это нечестно! — завопил юноша.

— Почему?

— Я тебе царство вернул?

— Вернул, — рассмеялся Гордон.

— Так ради этого хотя бы десятина тебе, остальное мне.

— Ну ты наглец!

— С кем поведешься.

Царь почесал затылок, заставив корону съехать на лоб.

— Ладно, тридцать процентов можешь себе оставить.

— Царь-батюшка, издревле на Руси велось: в казну брать не больше десятины. Что ж вы законы-то нарушаете?

— А я что-то говорил про казну? — искренне удивился царь, — Уж не думаешь ли ты, что царь-батюшка за государственный счет жирует?

— Охренеть… Вот налажу газету, я про тебя такое напишу!

— Что? Мою же газету против меня? Да я тебя сразу на плаху!

— А это уже произвол.

— Да, самодур я! Вожжа под мантию попала.

— Царь-батюшка! — взмолился царский сплетник, — Побойся Бога! Ведь на дело святое денежки дадены!

— Так ты ж, пройдоха, наверняка с тройным запасом цену зарядил.

— Ни полушки с этих денег в карман не положу, — твердо сказал Виталий.

— Да? — Царь был искренне удивлен и, как показалось юноше, расстроен, — Гад ты! Теперь и мне совесть не позволит из этих денег что-то взять. — Гордон сердито посмотрел на Виталия, — Ну раз так, то я хоть душу сейчас на тебе отведу, по самодурствую, — И царь-батюшка начал откровенно наезжать, — Ты что же творишь в моем царстве-государстве, подлец? Что, вражина, делаешь? Я тебя здесь кем поставил?

— Царским сплетником.

— Вот именно. Сначала от дыбы отмазал, потом от плахи, поверил тебе, а ты, вместо того чтоб делом заниматься, бандитский беспредел устраивать начал?

— Ну я…. — Ты что здесь устроил? — рявкнул царь, — Тебе что, жалованья мало? Решил хлеб у Кощея отбить? Паству его под себя подмять?

— Что? Никола настучал? — расстроился Виталий.

— Никола тебе теперь в пояс кланяется. Тридцать процентов — это тебе не пятьдесят. Но ты же ведь царский сплетник! Должен был моими глазами и ушами быть, а когда дело с газетой с мертвой точки сдвинется, то и рупором! А ты вместо этого, сразу, как должность получил, в первую же ночь устроил драку с поджогом в Нижнем граде, а во вторую стрельбу у Вороньей горы. И ведь с кем дуэль затеял? С Кощеем! Да ему на твои пули начхать, даже если ты их неделю в святой воде вымачивать будешь. Он бессмертный! А о последствиях ты не подумал? Ты хоть знаешь, чем все это может закончиться?

— Прибьет меня Кощей, и все дела, — пожал плечами юноша.

— Прибьет — это полбеды. А если сейчас опять передел собственности начнется? Ты даже представить себе не можешь, сколько мне сил стоило навести в Великореченске относительный порядок. Еще и года не прошло, как я комендантский час отменил, а теперь опять снова-здорово?

Ты знаешь, сколько на тебя за одну ночь жалоб накатали? Мордобой, разорение винных лавок…

— И где все эти жалобы?

— К утру обратно забрали. Кое-кто за тебя хорошо похлопотал.

— И кто этот «кое-кто»?

Царь в упор посмотрел на царского сплетника:

— Кощей. Его братва до утра пострадавших обрабатывала.

— Что? — ахнул юноша. — Да я ж на него… Зачем ему это?

— Вот и я о том: зачем ему это? Кого припугнули, кому денежек ссудили, кому скидку на добровольно-принудительные взносы Костлявому сделали. Одним словом, ты этот беспредел кончай. Мне Кощея с Доном вот так хватает, — чиркнул себя пальцем по горлу Гордон, — Бояре воду мутят, купцы достали, а теперь и ты еще со своей бригадой. Кстати, откуда ты их выкопал?

— Да вот решил работников себе нанять. Дел по организации газеты невпроворот…

— Ну надо же! Врешь и не краснеешь. Так, сейчас идешь, вытаскиваешь этих уродов из моих подвалов и начинаешь работать по специальности. Чтоб через два дня у меня был первый экземпляр газеты.

— Царь-батюшка, не успею! — всполошился Виталий.

— Не успеешь сделать газету, тогда успеешь примерить испанский сапог. Мал юта будет очень рад. А то он уже на себе эксперименты ставить начал.

— Но как же…

— Ничего не знаю! И чтоб задание бояр выполнил. Да, и по ночному рейду — говори всем, что тайный приказ мой выполнял. А то как-то перед народом неудобно. Скажешь, что проверял войска на бдительность и боеспособность, которая оказалась ни к черту! Все! Аудиенция закончена. Иди!

Виталий начал заталкивать пистолет обратно в узелок.

— Не забудь заодно узнать у Васьки, зачем пистолет тебе подсунул, — хмыкнул царь.

— Тут только два варианта, — вздохнул царский сплетник, — Либо самому, в случае чего, застрелиться, либо тебя, царь-батюшка, завалить.

— Что?!! Вон с глаз моих долой, паршивец!

Юношу как ветром сдуло. Гордон покачал головой:

— Обнаглели холопы. Однако главного я так и не узнал с чего бы это Кощей к нему такой добрый стал? Что этот бессмертный гад задумал? С Василисой, что ли, потолковать? Она у меня премудрая. Глядишь, чего и присоветует…