23
Дуняшка попарилась от души. Давно ей не было так хорошо. Действительно, все как дома. Деревянные полы, снег за дверью, пьяные голоса за стеной, рассуждающие о бабах… Идиллия!.. Сейчас приберусь, подумала девица, и тут до нее дошло, что она не дома, а за стеной ее любимый барин рассуждает о каких-то бабах!!! Дуняшка напрягла слух.
– Дифи, но нареченную надо же проверить на верность?
– Надо, – согласился Дифинбахий.
– Во-о-от… сейчас пойду… лично… к Банни и проверю!
– Как?
Что-то забулькало, стукнулись кружки.
– Элементарно. Переоденусь, чтоб не узнала, и начну шуры-муры крутить. Если поддастся – все! Не нужна нам такая жена!
– А если нет?
– Тогда нужна.
– Гениально! – восхитился Дифинбахий. – Одеваемся.
– А ты куда?
– Вместе проверять пойдем! Давай на посошок, и двинули.
– Я вам сейчас двину… – прошипела взбешенная Дуняшка.
На этот раз ей ускоритель не потребовался. Она мгновенно замела следы у озера, со злости слегка переборщив с морозом, прибрала в парной, вихрем пронеслась к своей одежде и, уже полностью одетая, с шайкой наперевес ринулась бороться за свое счастье. От неминуемой расправы друзей спасли голоса в «монашеской» келье Даромира. Вляпались, сообразила она, но прежде чем действовать, хватило ума прислушаться. За дверью скрипнула лавка.
– Не волнуйтесь, учитель, – мягко журчал голос Даромира. – Чуть-чуть передохнем, а потом старым испытанным методом…
– Дифи, атас! – дернула племянника за простыню Дуняшка.
– Что такое? – встрепенулся тот.
– Даромир приперся. А с ним еще какой-то старикан. Что делать будем?
– Прятаться, – изрек Арчи, плюхаясь физиономией в бочонок с капустой. – А я вас уже не вижу, – радостно сообщил он оттуда.
– Вот теперь точно вляпались, – схватилась за голову Дуняшка. – Барин совсем окосел.
– Спокойно. – Дифинбахий приподнялся, качнулся, схватился за стол, тряхнул головой, отгоняя пьяный угар. – Тащим его к бассейну.
– Зачем?
– Помнишь фонтан, который барину отгрохали около его особняка в Заболотной Пустоши? С писающими девочками?
– Ну?
– Сейчас так же сделаем. Под статуи замаскируемся. Может, не заметят? Девочка у нас есть…. – Племянник мутными глазами уставился на Дуняшку.
– Что?!! – разъярилась Дуняшка. – Чтоб я тут безобразие изображала? А Арчи куда денем? А тебя?
– Ща…
Гигант перекинул друга через плечо, перенес его к бассейну и усадил на край.
– Давай я буду рыбкой, – промычал Арчи, пытаясь плюхнуться в воду.
– Нет, так мы его не удержим, – сообразил Дифи и, придав другу позу роденовского «Мыслителя», о котором не имел и понятия, шарахнул по нему магией.
Граф Арлийский тут же покрылся гипсовой коркой.
– Думаешь, он без воздуха долго просидит? – задумалась Дуняшка.
– Минут десять и на кой фиг он ему будет нужен? – успокоил ее Дифинбахий.
– Я тебе щас…
– Понял. – Колдун проковырял пару дырочек в гипсовом носу. – По моему, у него ноздри поменьше были.
– Это у тебя пальцы толстые, дурак! – совсем расстроилась Дуняшка.
– Зато дышать легко будет, – успокоил ее гигант. – Теперь займемся тобой.
Дифи явно посетила муза, и он вдохновлено начал ваять. Дуняшка тоже покрылась гипсовой коркой. Она изображала девицу, склонившуюся над каменной розой, торчащей из бассейна, и поливавшей ее водой из кувшин, в который превратилась шайка. Он попытался пальцем попасть ей в нос, но попал не туда, за что и был жестоко искусан.
– Уйди, придурок, без тебя сделала. Займись лучше собой.
– А мне-то во что превратиться?
Гипсовая корка вокруг рта Арчи треснула.
– Изобрази жабу. Как Одуван мечтал. Чтоб вода изо рта в бассейн бе-э-э…
– Отстань, – простонал гигант, – я в жаб превращаться не умею.
– Тогда в писающего мальчика, – хихикнула Дуняшка. – И простыночку для натуральности скинь.
Возможно, Дифи и не пошел бы на поводу у вредной тетки, но время поджимало. Голос ректора раздавался совсем рядом. Гигант застыл в соответствующей позе. Гипсовые щеки Дуняшки стремительно покраснели. Кувшин в ее руках задрожал от с трудом сдерживаемого смеха. Арчи тоже начало пробирать. Его гипсовые веки широко раскрылись, и он хоть и был никакой, но статую оценил по достоинству. А достоинство у нее было – ого-го!
В предбанник вошел Даромир. Бережно поддерживая под локоток абсолютно никакого Альбуцина.
– Мастер, вы немножко не в форме. Может, все-таки хлебнете из фляжки? Это замечательное средство великолепно помогло всему преподавательскому составу.
– Чтоб я пил всякий эльфийский суррогат? – возмутился Альбуцин. – Я за традиционные способы лечения похмелья.
– Я бы не сказал, что это похмелье, – пробормотал Даромир, – но у меня здесь неплохая банька и все что надо для успешного выхода из запоя… э-э-э… я хотел сказать – устранения похмельного синдрома. И никакого алкоголя. Рассольчик, огурчики, капуста, а потом парком и веничком старые косточки пропарим.
– Да-а-а… банька – это хорошо-о-о… – расплылся Альбуцин, уставившись на флягу. – Уважаешь ты своего учителя. Знаешь, что ему надо.
Даромир обалдело посмотрел на заваленный объедками стол, молниеносно сориентировался, сделал пасс рукой, организовав перемену блюд. Из фляги потянуло душистым деревенским квасом. Со стороны бассейна донесся пьяный голос Арчибальда:
– Чё творит, гад!
Альбуцин перевел взгляд на скульптурную группу.
– По-моему, ты переборщил. Банька в деревенском стиле, а статуи в античном.
– Какие статуи? – подпрыгнул Даромир, обернулся и обнаружил источник безобразий. – Ах э-э-эти…
Он сразу их узнал, несмотря на гипсовую корку, из-под которой на него хлопали две пары невинных мутных глаз и одна пара трезвая, но очень испуганная.
– Да, вы правы, учитель, – согласился Даромир, – ваятель явно переборщил с натурой. Ох, он у меня огребет! По полной программе, ручаюсь!
– Ну зачем так строго. Человек старался, украшая ваш скромный быт. Демократичней надо, демократичней. Я даже отсюда вижу глубокий философский смысл в этой композиции.
– Какой? – скептически хмыкнул Даромир. – Поясните, учитель.
Альбуцин, покачиваясь, приблизился к скульптурной группе:
– Вот посмотрите только на эту скорбную фигуру Его мутный взгляд созерцает тихую водную гладь в поисках смысла жизни и, по-моему, не находит.
– Не волнуйтесь, учитель. – Архимаг благожелательно похлопал по гипсовому плечу Арчибальда. – Чуть позже я помогу ему найти смысл жизни… Ну скажем в виде уборки территории Академии без помощи магии.
Увлеченный Альбуцин его не слышал, так как уже изучал следующее творение неведомого ваятеля.
– А это единение с природой. Здесь так и сквозят нежность и забота. Из кувшина этой прелестной девы льется чистая родниковая вода, к которой так хочется припасть устами… – вдохновенно произнес Альбуцин, поглаживая статую.
– Учитель, – заволновался Даромир, оттаскивая. Альбуцина от Дуняшки. – Не пора ли в баньку?
– Уважаю баньку…
Даромир обозрел напоследок скульптурную группу, определил среди нее самого трезвого, а это, естественно, была Дуняшка, и прошипел:
– Чтоб духу вашего тут не было!
– Почему? – возмутился Альбуцин. – Я хочу после баньки еще полюбоваться на эту дивную композицию. – Придворный маг короля Гиперии поплелся раздеваться.
– Вот и стойте теперь, пока мы париться будем, – усмехнулся Даромир и наложил на всех обездвиживающие чары.
Друзья грустно проводили магистров глазами в парную. Им оставалось только терпеливо ждать и жалостливо (язык слушался плохо) мычать, сетуя на свою горькую судьбу. До них доносились уханье, аханье, свист веника и пара.
– Вот теперь можно и макнуться, – донесся разморенный голос Альбуцина. – Люблю я это дело с разбегу.
Пользуясь случаем, Даромир выскочил в предбанник, поправляя полотенце на чреслах.
– Ох я вам…
Со стороны озера раздался глухой удар и сразу же – трехэтажный мат на добротном гиперийском языке.
– Вы что натворили? – испугался Даромир.
В ответ послышалось только жалобное мычание.
– Тьфу! – Даромир поспешно снял заклинание.
– Ой, я, кажись, прорубь заморозила, – пискнула Дуняшка.
– Твою мать!
Даромир схватил топор, с испугу позабыв про магию, и кинулся на помощь Альбуцину.
– Чтобы духу вашего тут не было! – проорал он через плечо, скрываясь в парилке.
Гипсовая корка затрещала. Гигант кинулся к одежде, волоча за собой так до конца и не протрезвевшего Арчибальда.
– Дуняшка, прибери здесь все по-быстрому, – распорядился он, натягивая на друга мантию, – а я Арчи потащу.
Не успели они скрыться в соседней комнате, как из парной вывалился распаренный Альбуцин.
– Хорошо протрезвляет. А по-моему, у нас здесь статуи были?
– Это вам привиделось, – успокоил учителя Даромир. – Их отродясь здесь не было.
Альбуцин посмотрел на мокрые следы трех пар ног ведущие в апартаменты ректора, похлопал глазами на вихрь, после которого следы начали исчезать.
– Да, похоже.
– Может, вам еще раз макнуться, учитель? – намекнул Даромир. – Похмелье штука сложная…
– Нет, я лучше старым, испытанным методом… – задумчиво почесал шишку на голове Альбуцин, извлекая из воздуха кувшин гномьей водки. Душевно хлебнул и грохнул его об пол.
До пола кувшин не долетел.
– Не разбился, – удивился Альбуцин, провожая глазами вихрь. – Может, и впрямь завязать?
