Книга: Русалки — оборотни
Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6

Глава 5

Лунной ночью на кладбище.
Разверзается земля.
И горят во тьме глазища.
Светят пуще фонаря.

Высоко в темном небе ветер гнал прозрачные растрепанные облака, они то и дело окутывали полумесяц серебристой вуалью.
Долгожданной грозы так и не случилось. Тучи, грозно сверкая всполохами зарниц и пугая далекими раскатами грома, прошли над горизонтом, минуя истосковавшиеся по дождю поля и обмелевшую речку. Освободившееся от туч солнце пылало на закате раскаленным малиновым шаром. Лишь только когда алое зарево за дальней грядой леса, что чернел на том берегу, потускнело и смешалось с сумерками, отступила постылая дневная духота. Обрадовались даже деревенские собаки, стряхнули дремоту, вылезли из своих будок и принялись с воодушевлением облаивать всякого встречного-поперечного, не исключая родных хозяев…
Сейчас, глубокой ночью, когда до рассветного петушиного крика оставалось всего ничего, воздух был напоен удивительной свежестью, каким-то весенним ароматом, как будто сама земля дышала — каждым своим листочком, каждой травинкой…
Скинув обувь, Феликс бездумно брел по песчаному приплеску, по кромке воды, еще теплой от впитанного за день солнца. Штаны он предусмотрительно закатал до колена.
Ветви склоненных к реке деревьев сплетались в сложный узор, расчертивший синий бархат неба тонкими трещинками, сетью, в которой запутались колючие искорки звезд. От легкого ветерка ветки трепетали, покачивались. Казалось, они тянулись к плывущему в прозрачной дымке облаков месяцу, дрожа от желания его ухватить. Но тот плавно скользил сквозь темную листву, с недосягаемой высоты любуясь на свое отражение в реке, собранное из мириад мерцающих, переливающихся бликов. Упавшие сквозь сеть ветвей к ногам Феликса лунные зайчики скользили по песчаному дну, разбиваясь на кусочки живой мозаики, изменчивой по прихоти речного течения и ряби волн, устроенных незвано вторгшимся гостем.
Куртинки осоки, росшей на мелководье, казалось, трепетали, потревоженные не поднятой им рябью, — а от сотрясавшего ночной воздух пения сверчков, столь громогласного, что могло бы посостязаться с целым табором цыганок, танцующих под звон своих кастаньет и бубнов. Да что трава — листва на деревьях трепетала от звуков этого дружного хора. Насекомые музыканты заглушали и шелест леса, и нежное воркование реки, раздававшееся при каждом шаге. Почти неслышно было уханье сыча, на мягких крыльях серой тенью пронесшегося над деревьями.
Из густых зарослей мяты вспорхнула разбуженная стрекоза. Шурша слюдяными крыльями, спросонья мечась зигзагами, пронеслась над головой, как стрелой чиркнув по волосам.
Далеко позади, в деревне, скрипнув, захлопнулась калитка. Загавкала собака, но сразу же угомонилась. Снова наступила тишина, монотонно разрываемая, будто старый пергамент, треском сверчков.
Феликс, очнувшись от поглотивших его раздумий, остановился. Оглянувшись назад, тихонько присвистнул. Однако далеко же могут завести мысли. Даже непонятно, что случится быстрее — он вернется в деревню или наступит утро. Уж на востоке, за частоколом ельника, ночь побледнела, разлив на небесный купол бледное бирюзовое сияние.
А домики отсюда казались вовсе игрушечными, меньше табакерки. Ни огонька в окошках не мелькнет, дымок над крышами не вьется. Как есть кукольные…
Впереди берег становился топким, гладкое полотно реки раздваивалось — узким рукавом отделялась заводь. Видимо, старица, пересохшая протока. Выйдя на высокое место, Феликс окинул взглядом пейзаж. Судя по потянувшему запаху застоялой сырости, дальше старое русло совсем превращалось в болото, зарастая зеленью, на радость крикливым лягушкам. Может быть, давным-давно эта протока соединяла реку с озером.
Феликс уже мог достаточно четко п'редставить себе план местности. Дорога от городка (точнее — утоптанная ухабистая колея с пышным окаймлением из лопухов и репейника) шла (точнее — виляла) средь полей, лугов и перелесков, пересекала по шаткому мостику речку, после чего раздваивалась. Одна колея поворачивала и вела вдоль берега к деревне. Другая продолжала прямую траекторию, взбиралась на кручу и углублялась в лес. По одну ее сторону тянулся овраг с высохшей, заболоченной старицей на дне, по другую — гряда леса, скрывавшая подступы к озеру. Дорога озеро огибала, далее проходила мимо усадьбы какого-то барона-немца и выходила к большому селу. Еще дальше располагался монастырский скит, куда и ехал с поклажей из самого монастыря злополучный Фома Лукич.
Выходит, он нашел устье этой самой старицы, на берегу которой одиноко торчала сухая осина, облитая лампадным маслом, и где он давеча промочил сапоги.
Феликс хотел было уже повернуть назад. Широко зевнул, потянувшись, махнул над головой сапогами… Но захлопнул рот на полувдохе, сунул сапоги под мышку, торопливо протер глаза. Нет, не примерещилось. Морок не думал исчезать — как сияли во мраке два голубоватых огонька, так и сияют. Блестят, подмигивают из лесной глубины, но пропадать не думают. Наваждение? Нежить болотная? Кажется, они совсем близко — добежать, поймать… Как, голыми руками? Даже бабочек сачками ловят или шляпами. А тут болотные огоньки! Будут с кочки на кочку скакать, в трясину заведут да бросят. И все, завязнешь, утонешь, толком ничего не поняв.
Феликс быстро оглянулся на спящую деревню. Как быть? Уж не русалки ли это дразнят, подзадоривают?..
Стараясь не шуметь в попытках на ходу натянуть сапоги, Феликс стал подниматься от берега к лесу, не спуская с огоньков глаз.
Те же, помигав на одном месте, медленно двинулись вперед, тихонько покачиваясь в воздухе, будто осенний листок на ветру, уводя все дальше от селения.
В лесу оказалось гораздо темнее, чем возле речки. Лунный свет лишь неровными мазками выбелил стволы деревьев, ложился на листву, издалека напоминая нежданно выпавший снег. Найти в окружившей темноте путь, не шуметь и не упустить из виду огоньки, порхающие впереди будто два светлячка, было задачей не из легких. Однако внезапно проснувшийся в Феликсе азарт охотника настолько его захватил, что он перестал замечать такие мелочи, как стегнувшая по лицу ветка или уцепившаяся за одежду колючка, — теперь он видел только свою цель, то пропадающую на миг, то вновь выныривающую из темноты.
К счастью, огоньки все-таки двигались не напрямик через бурелом, а по натоптанной тропинке. Конечно, засветло Феликс еще не успел здесь побывать, но от Глафиры уже знал, что где-то в этой стороне есть старое кладбище. Видимо, к нему-то огоньки и направлялись. Сделав такой вывод, Феликс решил не пытаться их поймать, а лучше проследить; что эти светлячки задумали. Скорость их полета была невелика, он нагнал их без труда и теперь преследовал на почтительном расстоянии.
Присмотревшись повнимательней к манере движения огоньков, к тому, как они подскакивают на ходу, Феликс понял, что «светлячки» — это не что иное, как свечки в руках несущих их людей. Вот откуда и «подмигивание», и регулярные исчезновения — они просто скрывались за спинами. А синее пламя наверняка получалось от специальной пропитки фитиля — он читал, что такое возможно. И нет здесь никакого колдовства, и нечистая сила тоже ни при чем. Вот только кому и зачем понадобилось встречать рассвет на погосте? Одно ясно — приличному человеку в такое время, в таком месте со свечой столь подозрительной окраски делать нечего.
Вскоре меж чернеющих стволов на фоне синих промежутков неба показались кресты и треугольная арка ворот. Приблизившись к ограде, огоньки чуть помедлили… И тут произошло непредвиденное — они разделились и стали двигаться вдоль забора в разные стороны! Феликсу почему-то не приходила в голову такая возможность. Он растерялся, но колебался лишь секунду — и бросился вдогонку за тем «светлячком», который показался ближе.
Он слишком поспешил, боясь потерять огонек среди буйных зарослей, слишком близко подошел к таинственному невидимке. Подвернувшийся сучок предательски затрещал под ногой — и «блуждающий огонек» услышал, дернулся, затрепетал. Повернулся на месте, описав в темноте круг, — но Феликс, как ни вглядывался, не сумел рассмотреть в тусклом свете того, кто свечу нес. Впрочем, невидимка его тоже не подметил.
Феликс затаил дыхание, замер.
Помедлив, прислушавшись, огонек стал осторожно двигаться вперед, чертя во мраке зигзаги согласно неровностям местности. Феликс перевел дух и продолжил красться следом.
Но снова наступил на сухую ветку. Громкий треск — и огонек, высоко подпрыгнув, кинулся вдоль кладбищенской ограды, на бегу издавая странные звуки, крайне похожие на недовольное кваканье. Таиться больше не было смысла, и Феликс погнался за трепещущим огоньком, ломая на пути ветки, будто разбуженный среди зимы медведь.
Откуда-то со стороны раздался протяжный свист, вспугнувший дремавшую на дереве птицу. Огонек остановился, невидимка тихонько хихикнул. Феликс услышал, как тот набрал побольше воздуху и дунул со всей силы. Свечка погасла, и невидимка растворился в темноте.
Феликс бросился вперед, но на том месте, где только что мерцал огонек, конечно, уже никого не было. Только шорох в кустах и приглушенное кваканье донеслись издалека, со стороны кладбища. Феликс поспешил на звук, но сразу за зарослями наткнулся на забор. Буквально на ощупь, скользя рукой по струганым доскам, пробежал десяток шагов — и в ограде обнаружилась дыра. Одна доска наполовину сломана, а вторая отведена в сторону. Впопыхах перекрестясь — все-таки кладбище, — Феликс полез в щель. Не преминул зацепиться локтем за торчащий ржавый гвоздь и порвал рукав.
На погосте было тихо. Вообще-то как и должно было быть. Чуть покачивались ветви высоких деревьев, негромко шелестела листва. Благоухал куст шиповника, посаженный у чьей-то могилы. Покрытые двускатными кровельками массивные деревянные кресты, вырастающие из земли стрелами, отбрасывали в белом свете клонящегося к горизонту месяца косые тени на ровные ряды могильных холмиков.
Вслушиваясь в тишину — и впрямь мертвую, — настороженно оглядываясь, Феликс нерешительно двинулся вдоль ограды. Он рассчитывал обойти кладбище кругом и выйти к воротам. По пути, конечно, не мешало бы обнаружить проникшего сюда невидимку.
Свежевырытую могилу, зияющую в земле черным прямоугольным провалом, Феликс благоразумно обошел стороной.
За спиной что-то хрустнуло.
— Ау? — тихо позвал он. — Здесь есть кто-нибудь? Живой?..
Его голос отчетливо прозвучал в гробовом безмолвии. И ни звука в ответ…
Феликс вздрогнул и обернулся. Краем глаза он заметил фигуру, бесшумно метнувшуюся позади него между кустов и нырнувшую в густую тень за поросшим травой холмиком.
— Кто здесь?
Словно ружейный выстрел, тишину разорвало утробное насмешливое карканье. С перекладины высокого креста снялась разбуженная ворона. Надсадно каркая, лоскутом ночной тьмы пронеслась над рядами могил, едва не задев широко раскинутыми крыльями Феликса по голове. Отпрянув от неожиданности, он сделал несколько шагов назад и почувствовал, что теряет землю под ногами. Осыпаясь комьями, она уходила куда-то вниз, влекла, тянула за собой. Беспомощно взмахнув руками, он понял, что проваливается в могилу.
Он упал, ударившись плечом, что-то острое больно воткнулось в ребра. Прерывисто дыша, пытаясь сдержаться, Феликс быстро перевернулся, поднялся на четвереньки и понял… Он провалился не в пустую яму. Под ним лежал мертвец. От него ужасно воняло гнилью и кислятиной. Это его согнутые костлявые локти ткнулись ему в грудь. Это его зловонное дыхание… Покойник страшно захрипел и открыл глаза.
— Вот черт!.. — одними губами выдохнул Феликс и заметался в панике, не зная, куда деться, как выбраться из могилы, которая отсюда, снизу, оказалась невероятно глубокой.
Мертвец сипло закашлялся и замахал руками. Негнущиеся, окоченевшие пальцы потянулись к Феликсу, пытаясь вцепиться в одежду, в волосы, вырвать глаза. Восставший из преисподней захохотал, и смех его, визгливый, режущий слух, разнесся до небес, зазвучал со всех сторон!..
Феликс сумел подняться, ноги дрожали, предательски подгибаясь в коленях. Стараясь не поворачиваться к мертвецу спиной, он попытался выкарабкаться, дотянуться до края могилы, откуда свешивались, покачиваясь и дразня, пучки густой травы. Но земля осыпалась под руками, забивалась за шиворот, слепила глаза.
— Эй, эй!.. — просипел мертвец.
Он сел, прислоняясь к стенке, подтянул тощие коленки руками к покрытому щетиной и грязью подбородку. Феликс обернулся, вжавшись во влажную, пахнущую грибами землю. Нахмурился. Прошептал сквозь стиснутые зубы:
— Мир твоему праху! — И, сам не ожидая от себя такой прыти, бросился на покойника.
Мертвец сжался, съежился, прикрыв голову руками — а Феликс, оттолкнувшись от невольно подставленного плеча, как от ступеньки, вылетел из могилы. И побежал не разбирая дороги — лишь бы подальше от чертова кладбища.
Вслед ему грохотал, надрывался сатанинский хохот, взвизгивая и вторя самому себе.

 

Назад: Глава 4
Дальше: Глава 6