4
ПРОХОДНАЯ ПЕШКА

Лениво, бочком корабль медленно прошел один конец тензорного поля длиной в три миллиона километров, перевалил через монокристаллическую стену, а потом поплыл, снижаясь, сквозь постепенно сгущающуюся атмосферу плиты. С высоты в пятьсот километров в ночном воздухе стали отчетливо видны две полосы — суша и море, а за ними, под мощной тучей — голая порода, а еще дальше — полоса все еще формирующейся земли.

За своей кристаллической стеной самая дальняя плита была совсем новой, темной и пустой для невооруженного взгляда; кораблю были видны на ней осветительные радары ландшафтных машин, которые двигались с грузом породы, доставленной из космоса. И пока корабль наблюдал, в темноте был взорван огромный астероид; образовался неторопливый поток расплавленной докрасна породы, которая медленно стекала на новую поверхность или улавливалась, а затем удерживалась, формировалась в вакууме, после чего ей позволяли затвердеть.

Соседняя плита тоже пребывала во мраке и вблизи днища своей сплюснутой воронки была полностью покрыта одеялом облаков — грубая поверхность плиты подвергалась искусственному выветриванию.

Две другие плиты были гораздо старше и сверкали огнями. Чиарк находился в афелии; Гевант и Осмолон выделялись, белые на черном — островки снега в темных морях. Старый военный корабль, медленно погружаясь в атмосферу, скользил вдоль гладкого склона стены туда, где начинался настоящий воздух, а потом над океаном направился в сторону суши.

Ярко освещенный морской лайнер громко загудел и выпустил фейерверк, когда в километре над ним прошел «Фактор сдерживания», тоже отсалютовавший с помощью эффекторов. «Фактор» соорудил искусственное сияние, сопровождаемое ревом: подвижные сполохи света в чистом, прозрачном воздухе над собой. Оба корабля затем исчезли во мраке.

Возвращение прошло без всяких событий. Гурдже сказал, что хочет на всем обратном пути спать, — ему был нужен сон, отдых, забвение. Корабль настоял, чтобы Гурдже сначала все обдумал, хотя оборудование для сна было готово. Десять дней спустя корабль смилостивился, и человек, который мрачнел с каждым днем, с благодарностью погрузился в сон без сновидений в условиях пониженного метаболизма.

За эти десять дней Гурдже не сыграл ни одну игру, не произнес и десятка слов, даже не утруждал себя одеванием — большую часть времени он сидел на одном месте, уставившись в стену. Автономник согласился с тем, что погрузить Гурдже в сон — это, пожалуй, самое милосердное, что можно для него сделать.

Они пересекли Малую туманность и встретились с ВСК класса «Предел» «Хватит тонкостей», который возвращался в основную галактику. На обратный путь ушло больше времени, но и спешки особой теперь не было. «Фактор» оставил ВСК вблизи верхних пределов галактического лимба и устремился вниз, минуя звезды, пылевые поля и туманности, где мигрировал водород и образовывались солнца. В не-пространстве, где двигался корабль, Дыры были столбами энергии, протянувшимися от материи до Сетки.

Машина медленно вывела человека из сна за два дня до возвращения домой.

Он сидел, не двигаясь и уставясь в стену. Он не играл ни в какие игры, не интересовался новостями, даже почту не просматривал. По просьбе человека корабль не стал оповещать его друзей, только послал эхосигнал, запрашивая разрешение на подход у Узла Чиарка.

«Фактор» опустился на несколько сот метров и полетел вдоль берега фьорда, тихо проскользнув между заснеженными горами; в его хищном корпусе, когда он летел над темной, спокойной водой, слабо отражался серо-голубой свет. Несколько людей в яхтах или близлежащих домах увидели большой корабль, тихо пролетающий мимо, проводили его взглядом, а он тем временем маневрировал между берегами, водой и рваными облаками.

Икрох был темен, без единого огонька. Его накрыла тень бесшумного корабля, трехсотпятидесятиметровый корпус которого завис над домом.

Гурдже в последний раз окинул взглядом каюту, в которой спал — неспокойно — последние две корабельные ночи, потом медленно пошел по коридору в блистер модуля. Флер-Имсахо следовал за ним с одним небольшим чемоданом, жалея, что человек не переоделся и остался в этом жутком пиджаке.

Машина проводила человека в модуль и спустилась вместе с ним. Лужайка перед домом была безупречно белой и нетронутой. Модуль остановился в сантиметре от ее поверхности и открыл заднюю дверь.

Гурдже спустился на землю. Воздух был ароматный, свежий, ощутимо прозрачный. Гурдже ступал по снегу, хрустя и скрипя ботинками. Он повернулся и заглянул внутрь модуля. Флер-Имсахо вручил ему чемодан. Гурдже посмотрел на маленькую машину.

— Прощайте.

— Прощайте, Жерно Гурдже. Не думаю, что мы когда-нибудь встретимся.

— Думаю, нет.

Он сделал шаг назад, между тем как дверь начала закрываться, а аппарат — очень медленно подниматься. Потом Гурдже сделал пару быстрых шагов назад, пока не увидел автономника над поднимающейся створкой двери, и крикнул:

— Только одно. Когда Никозар выстрелил из ружья и луч отразился от зеркального поля и убил его — это было случайно или это сделали вы?

Гурдже думал, что автономник не ответит, но перед тем, как дверь закрылась и клинышек света, просачивавшийся сквозь щелку, исчез, Гурдже услышал слова машины:

— Я вам этого не скажу.

Он стоял и смотрел, как модуль возвращается на ожидающий его корабль. Модуль скрылся в корабле, блистер закрылся, и «Фактор сдерживания» почернел: его корпус превратился в идеальную тень, темнее ночи. По всей его длине загорелись огни, складываясь в надпись на марейне: «Прощайте». Потом корабль стартовал, бесшумно устремляясь в небеса.

Гурдже смотрел на него, пока горящие слова прощания не превратились в ряд подвижных звезд, исчезавших среди призрачных облаков. Он посмотрел вниз, на голубовато-серый снег, потом снова поднял голову — корабля уже не было.

Гурдже постоял некоторое время, словно ждал чего-то, затем повернулся и по белой лужайке пошел к дому.

Он вошел внутрь. В доме было тепло, Гурдже сквозь тонкие одежды внезапно пробрала дрожь. Это длилось всего секунду, а потом вдруг включился свет.

— Ух! — Йей Меристину выпрыгнула из-за дивана, стоявшего у камина.

Из кухни с подносом появился Амалк-ней.

— Привет, Жерно. Надеюсь, вы не возражаете…

На бледном заостренном лице Гурдже появилась улыбка. Он поставил чемодан и посмотрел на обоих: Йей со свежим лицом, ухмыляясь, стояла перед диваном, а Хамлис, окутанный оранжево-красным полем, ставил поднос на стол перед слабо потрескивающим камином. Йей налетела на Гурдже, обхватила руками, прижала к себе, рассмеялась, потом отодвинулась.

— Гурдже!

— Привет, Йей. — Он обнял ее.

— Ну, как ты? — стиснула она его. — Жив? Здоров? Мы надоедали Узлу, пока он нам не сообщил, что ты точно возвращаешься, но ты же спал все это время, да? Даже писем моих не читал?

Гурдже отвернулся.

— Нет. Я их получил, но не… — Он покачал головой, опустив глаза в пол. — Извини.

— Бог с ним. — Йей похлопала Гурдже по спине и, обняв одной рукой за плечо, повела к дивану.

Он сел, посмотрел на обоих. Хамлис разворошил валежник в камине, и огонь взметнулся выше. Йей вытянула руки в стороны, демонстрируя короткую юбку и блузку.

— Ну, как, я сильно изменилась?

Гурдже кивнул. Йей, как всегда, была хороша, сочетая в себе мужскую и женскую привлекательность.

— Я меняюсь в обратную сторону. Еще пару месяцев, и я вернусь туда, откуда начинала. Жаль, Гурдже, что ты не видел меня мужчиной. Я была великолепна!

— Он был невыносим, — сказал Хамлис, разливая подогретое вино из пузатого графина.

Йей рухнула на диван рядом с Гурдже, снова обняла его, издавая горлом урчащие звуки. Хамлис протянул им слегка парящие над подносом кубки.

Гурдже с благодарностью выпил.

— Вот не ждал тебя увидеть, — сказал он Йей. — Я думал, ты уехала.

— Я уезжала, — кивнула Йей, отхлебывая вино. — А теперь вернулась. Прошлым летом. Чиарку придается парная плита, и у меня есть кое-какие планы… Я теперь координатор по дальней стороне.

— Поздравляю. Плавающие острова?

Йей несколько секунд смотрела на него пустым взглядом, потом прыснула в свой кубок.

— Никаких плавающих островов, Гурдже.

— Но зато много вулканов, — язвительно сказал Хамлис, всасывая струйку вина из емкости размером с наперсток.

— Ну, может, только один, маленький, — кивнула Йей. Волосы у нее были длиннее, чем ему помнилось, и  иссиня-черные. Но по-прежнему волнистые. Она легонько ущипнула его за плечо:

— Рада снова тебя видеть, Гурдже.

Он пожал ее руку и посмотрел на Хамлиса.

— Хорошо дома, — сказал он, а потом погрузился в молчание, уставившись на горящие поленья в камине.

— Мы рады, что вы вернулись, Гурдже, — сказал немного спустя Хамлис. — Но, простите за откровенность, вид у вас не очень. Мы слышали, что последние пару лет вы спали, но тут не только это… Что там с вами случилось? До нас доходили всякие новости. Не хотите рассказать?

Гурдже помедлил, глядя, как прыгающие языки пламени пожирают груду поленьев.

Потом поставил кубок и стал рассказывать.

Он рассказал им все, что случилось, — с первых дней на борту «Фактора сдерживания» до последних дней, когда он на том же корабле покидал распадающуюся империю Азад.

Хамлис слушал молча, и поле его медленно изменяло цвет в широком диапазоне. Йей выглядела все более озабоченной. Она часто качала головой, несколько раз тяжело вздохнула, а пару раз вид у нее становился совсем больной. В промежутках она подбрасывала поленья в камин.

Гурдже отхлебнул тепловатого вина.

— И вот я проспал весь обратный путь — проснулся всего два дня назад. И теперь все это кажется… Не знаю. Будто погребено под снегом. Не свежим… но и не прошлогодним. Не исчезнувшим. — Он раскрутил вино в кубке. Плечи его вздрогнули, он невесело рассмеялся. — Вот и все. — Гурдже допил вино.

Хамлис взял графин, стоявший на углях у края камина, и наполнил кубок Гурдже горячим вином.

— Жерно, не могу передать, как я вам сочувствую. Это все моя вина. Если бы я не…

— Нет, — сказал Гурдже, — не ваша. Я сам в это влип. Вы меня предупреждали. Никогда так не говорите. И не думайте, что за это отвечает кто-то другой, — только я один.

Он резко встал и подошел к окну, выходящему на фьорд. Покрытая снегом лужайка уходила вниз — к деревьям и черной воде, а дальше в горах, на другой стороне фьорда, там и сям виднелись огоньки в домах.

— Я вот вчера, — сказал он, словно обращаясь к собственному отражению в стекле, — спросил у корабля, что же они сделали с империей, как разобрались с нею. Корабль ответил, что ничего они не делали. Империя развалилась сама.

Он вспомнил Хамина, Моненайна, Инклейт, Ат-сен, Бермойю, За, Олоса и Крово и девушку, чье имя он забыл… Он покачал головой, глядя на свое отражение.

— Ну ладно, дело закончено. — Он снова повернулся к Йей, Хамлису и теплой комнате. — Ну а тут о чем говорят?

Они рассказали ему о двойне Хаффлис (малыши уже начали говорить); о Борулал, которая отбывает на несколько лет на ВСК; об Ольц Хап, которая уже успела разбить не одно юное сердце и которую то ли прочат, то ли пророчат, то ли проталкивают на место Борулал; о том, что от Йей год назад родился ребенок и на следующий год она собирается увидеть мать и дитя, когда те приедут погостить; о том, что один из приятелей Шуро погиб во время военной игры два года назад; о том, что Рен Миглан становится мужчиной, а Хамлис упорно работает над справочником по его родной планете; о том, что праздник в Тронце годом ранее закончился катастрофой и хаосом: несколько фейерверков взорвались в озере, волна прошла по наскальным балконам, у двоих мозги размазало по скале, сотни покалечены. Прошлый год и наполовину не был так богат приключениями.

Гурдже слушал, расхаживая по комнате, заново привыкая к ней. Здесь, похоже, ничего не изменилось.

— Да, сколько всего прошло мимо меня… — начал было он, но тут заметил маленькую деревянную рамку на стене и прикрепленный к ней предмет.

Он протянул руку и снял тот со стены.

— Гм. — Хамлис издал звук, довольно похожий на покашливание. — Надеюсь, вы не возражаете… То есть я хочу сказать, я надеюсь, вы не сочтете это слишком непочтительным или безвкусным. Я просто подумал…

Гурдже печально улыбнулся, прикоснувшись к безжизненной поверхности корпуса, который когда-то принадлежал Маврин-Скелу. Он повернулся к Йей и Хамлису, подошел к старому автономнику.

— Ничего страшного, только мне это не нужно. А вам?

— Я был бы не против.

Гурдже вручил тяжелый маленький трофей Хамлису, поле которого покраснело от удовольствия.

— Ах вы мстительный старый негодник, — фыркнула Йей.

— Для меня это много значит, — чопорно возразил Хамлис, прижимая рамочку к своему корпусу.

Гурдже поставил кубок на поднос.

В камине, вспыхнув, развалилось полено. Гурдже присел на корточки и поворошил кочергой оставшиеся дрова, потом зевнул.

Йей и автономник переглянулись, потом Йей вытянула ногу и легонько пнула Гурдже.

— Ну, Гурдже, похоже, ты устал. Хамлису пора домой, проверить, не сожрали ли его рыбки друг друга. Ничего, если я останусь?

Гурдже с удивлением посмотрел на ее улыбающееся лицо и кивнул.

Когда Хамлис ушел, Йей положила голову на плечо Гурдже и сказала, что сильно тосковала без него, что пять лет — большой срок, что он стал гораздо привлекательнее, чем до отъезда… и если он хочет… если он не слишком устал…

Она действовала ртом, и Гурдже видел медленные судороги наслаждения на ее формирующемся теле, заново открывая для себя почти забытые ощущения. Он гладил ее темно-золотистую кожу, ласкал странные, чем-то забавные, недоразвитые, но уже не выпуклые гениталии, отчего Йей заливалась счастливым смехом, а он смеялся вместе с ней, и во время затяжного оргазма они тоже были вместе, были одним целым, каждая чувствующая клеточка обоих тел пульсировала в едином биении, словно охваченная огнем.

Ему было не уснуть, и ночью он поднялся со смятой постели, подошел к окну и распахнул его. В комнату ворвался холодный ночной воздух. Его пробрала дрожь, и он надел брюки, пиджак, туфли.

Йей шевельнулась, издала еле слышный звук. Он закрыл окно и вернулся к кровати, присев в темноте рядом с ней на корточки. Он натянул одеяло на ее обнаженную спину и плечо, легонько провел рукой по кудрям. Йей всхрапнула и шевельнулась, потом задышала ровно.

Он подошел к балконным дверям и быстро вышел наружу, бесшумно закрыв их за собой.

Он стоял на покрытом снегом балконе, глядя, как темные деревья спускаются неровными рядами к мерцающим черным водам фьорда. Горы на другом берегу слегка светились, а над ними в хрустящем ночном воздухе сквозь темноту двигались неясные полосы света, перекрывая звездные поля и плиты на дальней стороне. Облака плыли медленно, и внизу, в Икрохе, царило безветрие.

Гурдже поднял голову и увидел туманности среди облаков, их древний свет лился ровно в холодном недвижном воздухе. Он смотрел, как клубится его дыхание, словно влажный дым между ним и далекими звездами, потом сунул застывшие руки в карманы пиджака, чтобы согреться. Одна рука нащупала что-то более мягкое, чем снег, и он вытащил ее — горстка праха.

Он оторвал взгляд от нее и снова посмотрел на звезды, но словно что-то застило ему глаза — поначалу он даже подумал, что это капля дождя.

…Нет, это пока не конец.

Это опять я. Я знаю, что вел себя нехорошо — до сих пор так и не назвался, но, может, вы уже догадались. Да и кто я такой, чтобы лишать вас удовольствия догадаться без посторонней помощи? И в самом деле, кто я такой?

Да, я все время был там. Ну, более или менее. Я наблюдал, слушал, думал, размышлял и ждал, а еще делал то, что мне приказали (или попросили, чтобы уж соблюсти приличия). Да, я был там, лично или в виде одного из моих представителей, моих маленьких шпионов.

Откровенно говоря, я даже не знаю, понравилось бы мне, узнай старина Гурдже правду, или нет. Так еще и не решил, должен признать. Я — мы — в конце концов решили предоставить это случаю.

Вот, например, предположим, что Узел Чиарка описал бы нашему герою точную форму полости в том корпусе, который некогда был Маврин-Скелом, или что Гурдже зачем-нибудь сам открыл этот безжизненный корпус и увидел своими глазами… неужели он решил бы, что эта маленькая дисковидная полость — случайное совпадение?

Или он стал бы подозревать?

Мы этого никогда не узнаем — если вы читаете это, то он уже давно умер: встретился с автономником-переместителем и был перенесен в багровое сердце системы, и тело его аннигилировалось, стало плазмой в гигантском извергающемся ядре чиаркского солнца, его расщепленные атомы кипят в бурлящих жидких потоках этой могучей звезды, каждая его частица тысячелетиями движется к планетопожирающей поверхности ослепительного бушующего огня, чтобы испариться там и таким образом добавить свою крошечную малость в бессмысленное сияние среди бесконечного мрака…

Да, что-то я начал цветисто выражаться.

Все равно, старому автономнику время от времени такое разрешается, разве нет?

Позвольте мне подвести итог.

Это подлинная история. Я там был. А когда меня не было и я не знал в точности, что происходит (например, в голове Гурдже), то, должен признаться, ни минуты не колебался, чтобы присочинить.

И все же это подлинная история.

Стал бы я вам врать?

Как и всегда.

Спрант Флер-Имсахо Ву-Хандрахен Ксато Трабити («Маврин-Скел»)