ГЛАВА 17 Традиционная медицина от Яги
Любой недуг исцеляется доведением уровня жидкости в организме до соответствия норме.
1. При избытке -рекомендуется кровопускание.
2. При нехватке – рекомендуется клизма.
Эти два «К» – киты, на которых покоится современная медицина.
Трактат «В здоровом теле - дух в норме», ориентировочно датируется IX-XI вв.
Избушка на курьих ножках неуверенно потопталась около меня, повернулась фасадом в сторону костра, вроде бы как размышляя, и пошла дальше. Наверное, пришла к выводу, что я все же несъедобный. А съедобная сыроежка в сосновом бору лучше ядовитого мухомора в желудке. Если он твой. Да не мухомор – желудок! А если чужой, то возникают варианты.
– Сядь на пенек.- Приплясывая на манер первобытного шамана, Яга кружила вокруг меня, помахивая дымящейся еловой веткой, в которую по непонятным мне резонам вплела пучки сушеной конопли.- Съешь пирожок.
– Так я уже отужинал.
– Тебе память нужна?! – Старая карга топнула протезом.
– Нужна,- согласился я. И, подумав, добавил: – Наверное.
– Тогда делай, что велю.
– Йес, сэр! – дурачась, отрапортовал я. А пирожок съел на полном серьезе.
И тут же громко икнул.
– Прекрати! – взвилась Яга.
– Не… ик!… могу.
– Прекрати, а то съем! – А ведь эта бабка, если что сказала – сделает.
Помогло. Правильно в народе говорят: «Икоту испугом лечат». Здесь главное соблюсти границы и выдержать баланс. Отнесся к делу недобросовестно, с прохладцей – результата ноль, переусердствовал – обеспечил заказом деревянных дел мастера. Во всем мера важна.
Когда я с точки зрения лечащей ведьмы достаточно пропитался дымом, она принялась выделывать различные непонятные вещи.
– Смотри внимательно,- предупредила она, наклонившись вперед и упершись руками в гладкий ствол ясеня, принялась усердно крутить задом.
– О чем ты думаешь, глядя на это? – спросила ведьма.- Дай волю воображению.
– Ни о чем таком я и не думал.- А ему, воображению то есть, только дай волю – оно таких ужасов навоображает… зрелище весьма благоприятствует.
– Говори первое, что приходит в голову.
А что может прийти в голову при виде согнувшейся в три погибели горбатой карги, если добавить к этой картине, и без того отвратной, торчащий из-под юбки протез, обвисшие до пупа груди и безгранично безобразное лицо? И хотя его-то как раз сейчас и не видно, но зрелище и без того удручающее. Хоть бы костер затушила – все не так страшно было бы.
– Мне столько вовек не выпить,- признался я.
– О чем это ты?
– Немного тренировки, и будете вы первой исполнительницей стриптиза в этих краях,- поспешил заверить я Ягу. Женщины всегда так чувствительны к вопросам собственной привлекательности…
– Ты куда зеньки свои бесстыжие пялишь, похабник? – прорычала Костяная Нога.- Ты на бересту смотри, на рисунок, на ей начерченный.
– А… – облегченно вздохнул я, поняв, что с паническим бегством можно погодить…
Присмотрелся, и правда: Яга прижала к стволу дерева небольшой кусок бересты. А филейная ее часть просто от старости трясется… или еще от чего.
На первобытном прообразе бумаги какие-то загогулины, словно обрывки различных кардиограмм, наложенные один на другой.
– Сдается мне, что последствия удара по голове не ограничились потерей памяти. Или ты всегда так туго соображаешь?
– Да бред это полный,- в сердцах выпалил я.
– Правильно,- согласилась Яга, убирая бересту.- А на этой?
Два отстоящих друг от друга нолика, вписанных в вытянутый эллипс.
– Розетка,- быстро ответил я.
– Что за невидаль? – удивилась Яга – костяная нога.- А это?
В центре треугольник, из углов которого выходят лучи, делящие лист бересты на три поля, внутри написаны две цифры, образующие число 21. Параллельно каждой из сторон треугольника прочерчены по два одинаково отстоящих друг от друга отрезка, образующих два треугольника, вершины которых находятся на лучах, исходящих из внутреннего треугольника.
– Что-то знакомое, но… это как-то связано с отсутствием женщин и присутствием пива, соленых бобовых или копченых пресноводных и пары-тройки друзей.
– Ладно,- махнула рукой Яга.- Приступим к лечению. Закрой глаза и полностью расслабься.
Я послушно исполнил ее распоряжение.
Бум!
Потирая ушибленный лоб, я поднялся с земли, куда сверзился с пня, подтвердив невозможность совмещения процессов сидения и полной расслабленности.
– Замри! – приказала ведьма.- И рот закрой.
Я послушно замер, пытаясь угадать, какая опасность грозит мне на этот раз.
Не менее послушно замер и костер – погаснув словно по мановению волшебной палочки. Вот только темно не стало – небо озаряют частые всполохи далекой грозы.
Со свистом рассекая воздух, увесистая клюка взвилась вверх и со звоном отскочила от моего лба.
– Имя? Фамилия? Звание?! – тряся меня за грудки, проорал штандартенфюрер СС фон Штирлиц.
– Гитлер капут! – выпалил я.- Семнадцать.
– Чего?
– Мгновений,- уверенно ответил я.
– Чего-чего?
– Весны.
– Кажется, перестаралась,- меняясь в лице, произнес женским голосом штандартенфюрер СС Штирлиц, облаченный в эсэсовскую форму.
Козырек фуражки медленно стек по переносице вниз, превратившись в огромный крючковатый нос, а стилизованный под орла значок вспучился огромной волосатой бородавкой.
– Ты по-русски понимаешь? – спросила Яга, став самой собой. Вот только вместо висячего и плоского пятого размера груди она стала обладательницей протеза
такого же по размеру, но под завязку наполненного и мощно колышущегося от малейшего движения, да еще и протез трансформировался в ручной пулемет, непонятно зачем привязанный к ноге.
– Ты меня слышишь? – прокричал пестрый попугайна ее плече.
– Скажи что-нибудь! – потребовал одноногий пират, чертыхнувшись.- Карамба! Мать вашу…
Закрыв глаза, от чего мечущиеся перед взором светлячки приобрели болезненную яркость и муторное раз ноцветье, я затряс раскалывающейся головой и отрицательно замычал.
– Что бы по этому поводу сказал Гиппократ? – задумчиво произнесла Яга, гладя шершавой ладонью мой лоб.
Постепенно светлячки разлетелись, боль в голове притупилась, и я рискнул приоткрыть один глаз.
Рядом суетилась старая ведьма, бормоча, что, дескать, только гнева всех сил небесных, подземных и земных на ее голову не хватало.
– Что это было? – спросил я.
– Шоковая терапия,- призналась Яга, с облегчением вздохнув.- Вспомнил что-нибудь?
– Не знаю…
– Как тебя зовут? – спросила она, и бородавка на носу шевельнулась, становясь похожей на нацистского орла.
Наваждение длилось краткий миг, затем бесследно исчезло.
– Не помню. Но быть товарищем Бармалеем больше не хочу – надоело.
– Будем лечить,- решила Яга.- Принеси метлу.
– Мы куда-то летим? – спросил я, возвращаясь с магическим помелом, притворяющимся простым инструментом для подметания двора.
– Я иду спать,- сообщила старая карга с костяным протезом.
– А зачем тогда я принес это?
– Местность подметать.
– А?
– Подметешь двор, вишь, избушка весь разворотила в поисках червячков, наносишь в баню водицы… Носи из криницы, она чище будет. Еще череп отполируешь, чтоб блестел,- принялась перечислять Яга, входя в роль Золушкиной мачехи.- Наколешь дров. Но это уже когда я проснусь, а то будешь греметь, сон мой нарушишь…
Чего еще? Хватит пока. Если управишься раньше – можешь подремать чуток. Вон, под кусточком.
– Да вы, мамаша, форменный эксплуататор. Та.м же муравейник рядом.
– А что делать? – развела руками Яга.- Работай. А я пойду перекушу на сон грядущий.
– Рябчиков? Ананасы?
– Сало с чесноком и ломоть хлеба с тмином,- призналась Яга. И ушла, не дав мне процитировать пришедшие на ум стихи Маяковского.
Вздохнув, я извлек из-за пазухи мягкие на ощупь комочки наушников, вставил их в уши и, нажав на кнопку воспроизведения, взмахнул метлой, поднимая клубы пыли, мягко сияющие в лунном свете. Какая длинная выдалась ночь…
Первое время музыка звучала как бы на фоне, затем проникла в сознание, и я начал вслушиваться в хорошо знакомые слова:
…бесы просят служить, но я не служу никому: Даже тебе, даже себе, даже тому, чья власть… И если Он еще жив, то я не служу и Ему. Я украл ровно столько огня, чтобы больше его не красть,
Бесы грохочут по крыше, по крыше – такая ночь, Длинная ночь для того, для того, кто не может ждать…
Погрузившись в размышления, я не заметил, как метла выскользнула из пальцев, продолжая усердно мести, выравнивая борозды, оставшиеся после когтей избушки на курьих ножках.
– Входим в доверие к одному из основных олицетворений зла в славянской мифологии? – громко поинтересовался уже знакомый черт, материализуясь из ниоткуда.
Для этого используется перетекающий, а не пульсационный переход сквозь слои подпространства. Вот только что это такое – не скажу, поскольку не помню.
– Тебе больше искушать некого? – спросил я у рогато-хвостатой нечисти, выключая плеер и с сожалением глядя на упавшую наземь метлу.
Но мой вопрос остался без ответа. Черт, крутнувшись юлой, принялся принюхиваться.
– Косячок раздавил? – полувопросительно произнес он.- Дай пару тяг сделать.
– Какой косячок? – спросил я с недоумением, поочередно поднимая ноги в попытке рассмотреть раздавленное тело неизвестного «косячка».
– Зажал,- констатировал черт, поникнув головой. От расстройства у него обвисли не только уши и пятак, но и рога.- Сам накурился, а другим – шиш!
– Не курил я.
– А кто? Яга?!
– Она бабушка спортивная, вредными привычками не обремененная. – Не люблю, когда возводят напраслину, даже на ведьму.
– А запах откуда? – подозрительно сощурившись, спросил черт.- Я же чувствую.
– Да это Яга веник палила, колдуя чего-то.
– Интересный веничек…
– Вон он. Лежит. Обгорелый такой.
Взмахнув хвостом, от чего тот щелкнул, черт запрыгнул на кучу сырого хвороста, поверх которого Яга положила притушенную ветку.
– Вау! – обрадовался рогатый.
Махнув рукой на потерянную для общества личность, я принялся за подметание двора, время от времени выпуская из рук метлу. Она каждый раз падала наземь, ни в какую не желая заводиться. Вот чертяка, сбил весь настрой!
Достав из возникшего на боку кармана общую тетрадь в крупную клетку, значительно исхудавшую от отсутствия половины страниц, черт вырвал из нее половинку листа и принялся заворачивать в нее собранные листочки и веточки.
– Огонька не найдется? – спросил он.
– Минздрав предупреждает,- предостерег я его, надеясь, -что он-то уж должен знать, что за авторитет этот «Минздрав» и почему его нужно бояться курильщикам.
– Нет так нет,- вздохнул нечистый и, шевельнув ро гами, свел их концами. Вспыхнула голубоватая электрическая дуга. Коснувшись ее самокруткой, он растянул огонек и жадно затянулся. Откашлявшись, повернулся ко мне: – Не напрягайся – давай лучше пару тяг. Работа не волк- жрать не просит.
– Не хочу.
– Как хочешь. – Он снова затянулся, закатив глаза и задержав дыхание.
Закончив с подметанием, я пристроил метлу у правой лапы избушки и осмотрелся в поисках ведра, Нужно же чем-то воды наносить?
Черт прикончил самодельную папироску и блаженно растянулся на хворосте, загадочно перемигиваясь со звездами. Кажется, они отвечали на его подмигивание…
Не обнаружив ничего подходящего на роль емкости для жидкости, я решил повременить покудова с ношением воды, а заняться полированием почему-то зубастого оленьего черепа, насаженного на вкопанный в землю столб. Как-то знаком мне'образ оленьей головы с клыками… Что-то такое крутится в голове… Нет! Не могу вспомнить.
При моем приближении череп нехорошо ухмыльнулся. Но я не придал этому значения – а зря! Так как спустя минуту, притупив мою бдительность, он клацнул зубами, норовя укусить. И укусил-таки, оставив кровоточащую рану на большом пальце.
– Сорок уколов в пузо,- предупредил меня черт, с безопасного расстояния рассматривая скалящуюся пасть.- От бешенства.
– У тебя плоскогубцы есть? -скрывая за равнодушной маской внутреннее кипение, спросил я у черта.
– Зачем?
– Нужно,- ласково улыбнувшись черепу прямо в зубы, ответил я.
