ГЛАВА 10 В поисках утраченного
Нет айсберга, который не мечтал бы повстречать на своем пути «Титаник».
Вслух о сокровенном
Занесенный ветром парашют одуванчика, лениво покачивая спелым семенем, влетел в раскрытое окно и, исполнив вальс на выскобленном до блеска подоконнике, спланировал на пол. По мне так приземлился он совершенно бесшумно, но дрыхнувший на табуретке рябой кот встрепенулся, навострил рваные уши и подозрительно засопел.
Волокущая хлебную корку серая мышь замерла, мечтая слиться с поверхностью пола.
Кот зевнул, потянулся, оставляя следы когтей на нечистой поверхности табурета, и заснул, накрыв пушистым хвостом мордочку.
Мышь облегченно перевела дух и, прошмыгнув у меня под ногами, скрылась в норке.
Отдыхающий кот и ухом не повел.
– Можно? – легонько стукнув костяшками пальцев по дверному косяку, спросил я.
– Входите.
Распахнув дверь, я вошел.
– Я почти готова,- убирая рыжую волну волос под белый платок, сообщила одна.
– Сейчас-сейчас,- наводя брови, пообещала вторая.
– Ты пришел! – обрадовалась третья.
Их взгляды скользнули друг по дружке и наконец медленно, но неотвратимо скрестились на мне, вопрошая: «И что это значит?»
А я стою и молчу, не в силах вымолвить и слова.
– Он идет со мной!
– Вот еще! Со мной.
– Он хотя и обещал мне, но пусть скажет это сам.
– Ну?! – Девушки требовательно смотрят на меня из-под насупленных бровей.
Назвать какую-то одну – обидеть двух других. И что за этим последует, не предскажет и Нострадамус. Женщины непрогнозируемы, это вам не график развития мира на пару веков вперед составить, здесь каждый следующий миг окутан тайной, для них самих в первую очередь. Не то чтобы я чего-то опасался, но обижать их не хочется. Они такие милые…
– Вы такие красивые,- кое-как справившись с дыханием, выпалил я, любуясь всеми тремя.
Они не похожи одна на другую, но в каждой из них есть что-то, что трудно выразить словами, но неизменно чувствуется сердцем.
Они, несомненно, польщены моим искренним восхищением, но это не умаляет их возмущения моим коварством, оно готово вот-вот вспыхнуть, как степной пожар.
– Я, если помните, рассказывал вам, что вследствие столкновения со Змеем Горынычем потерял память.
– Это ужасно…
– В общем-то не очень. Но все-таки мне хотелось
бы вернуть ее.
– Кого? – насторожились девушки.
– Память.
– А…
– А вы не откажетесь мне помочь?
– Мы попробуем,- пообещали девушки.- А как?
– Я не знаю. Но вместе, может, что-то да и придумаем. Кстати, вы не откажете отужинать со мной?
– С радостью.
– Вы просто чудо, прелестницы.
Спустя полчаса мы дружно вошли в трактир, занимающий весь первый этаж гостиницы, которую наша компания почтила своим присутствием, сняв все свободные комнаты, которых оказалось три. Четвертая служила местом жительства и ведения дел самого хозяина данного заведения. Местные постояльцы, среди которых большинство составляли чумаки, везущие соль из Крыма, устраивались на сеновале, примыкающем к стойлам. И для мошны не так накладно, а она преимущественно в товар вложена, и к этому самому капиталовложению поближе – свой взгляд зорче зрит. Порожняком они здесь не задерживались, поскольку успевали засветло добраться до следующего постоялого двора. Разве что кому-то занедужится или вол захромает.
При нашем появлении головы всех присутствующих дружно повернулись в нашу сторону. Подобная красота не может оставаться незамеченной.
– Процветания вам, почтенные,- произнес я.
Лишь шумная ватага, занимавшая ближайший к пылающему камину угол, разноголосо ответила на приветствие. Прочие с деланно равнодушными лицами молча вернулись к прерванной трапезе.
– Какие гости, какие гости! – стреляя глазками из стороны в сторону, засуетился трактирщик. Росту в нем от силы полтора метра. Заметно выпирающее вперед брюхо обтянуто фартуком, некогда белым, а сейчас покрытым пятнами, по которым можно установить перечень всех блюд, которые готовились в этом заведении за последние два-три месяца.- Пожалуйте за мной.
Можно было подумать, у нас богатый выбор – в трактире на данный момент пустовал лишь один стол. Именно за ним мы и расположились.
– Вина, самого лучшего,- потребовал я, вдохновленный тяжестью золотых монет, уцелевших после встречи с цыганами, предоплаты за постой и посещения кривоносого портного. К чести которого нужно заметить, что свою работу он сделал прекрасно, хотя в проворстве движения иголка и проигрывала его языку, неустанно повествовавшему о тяжелой жизни, сварливом нраве жены и мелочности тещи. «А вы знаете, сколько она ест? Нет, ну вы мне скажите – знаете? Никто не скажет, поскольку она непрерывно ест. Я ей говорю: «Вы бы, мама, поспали. Устали небось». А она отвечает: «Спать натощак вредно, от этого портится настроение». Можно подумать, оно меня интересует». Так что к тому времени, когда мы покидали его заведение, зажав под мышкой обновки, я знал про его жизнь больше, чем про свою собственную.
Попробовав принесенную хозяином ярко-красную жидкость, благоухающую теплыми виноградными гроздьями, я скомандовал:
– Еще вина и меню.
– К-какое меню?
– Ну… – И правда, что за меню? Сорвалось с языка, я и сам не знаю, что это за блюдо такое.- Не важно. Что у тебя сегодня есть?
– Щи, каша, свекла пареная, вареная…
– А мясо?
– Прикажете курочку отварить?
– Девочки, как вы относитесь к отварной курятине?
– Полезно,- согласилась блондинка.
– Если только чуть-чуть…
– Жилистая небось? – Рыжеволосая красавица, прищурившись, подозрительно смотрит на трактирщика.
– Как можно? – всплеснул руками целовальник, так называют здесь трактирщиков.- Пухленькая, пальчики оближешь.
Получше их помой,- советую я, испытывая неясное чувство неприязни к толстяку.- Значит, слушай сюда. Сперва отваришь курицу, затем половину подашь на стол, а вторую половину натрешь чесноком, обложишь яблоками – и в печь. Зажаришь до золотистой корочки, притрусишь веточками петрушки и принесешь мне.
– Понял.
Посовещавшись с красавицами, я включил в заказ каравай хлеба, овощи, кашу и сыр.
Цедя вино в ожидании основных блюд, мы вели неспешную беседу о том о сем.
– Я даже имени своего настоящего не знаю,- вздохнул я.- Назвался тем, что в голову первое пришло…
– Встречу того змея проклятущего,- грозно свела брови блондинка,- уж он у меня…
Планы мести остались невысказанными, но сдается мне, что этому виду огнедышащих пресмыкающихся грозит вымирание в самое ближайшее время.
Подняв серебряный кубок, на дне которого плеснулось вино, я предложил:
– Давайте повторим процесс знакомства в более подходящей обстановке. А то все в спешке…
– Я – Леля,- без лишнего кокетства представилась рыженькая.- Спешить мне некуда, так что… Если мое присутствие тебе не будет мешать.
– Разумеется, нет.
– Ламиира,- гортанно растягивая двойное «и», выдохнула блондинка.- Можно ласково – Лами. В команде.
– Очень мило.
– Ливия,- мило покраснев под моим взглядом, прошептала синеглазая златовласка.-Я тебя не брошу.
– Благодарю! А я, следовательно, таинственный незнакомец на северном олене. Вот и познакомились.
– Нечего, когда вспомнишь имя, мы еще раз познакомимся.
– Обязательно. А пока зовите Бармалеем.
Оставляя за собой шлейф пара и мясного запаха, из кухни выплыла девчушка лет тринадцати с рябым лицом и огромным деревянным блюдом в руках. Из-под куцего платьица выглядывают босые ножки-щепки со сбитыми коленками и в расчесанных комариных укусах.
Остановившись около нас, она сгрузила на стол тарелку с половинкой отварной курицы, окруженной жаренными с луком грибами, небольшие горшочки с распаренной кашей и резную миску, полную разносолов.
Расставила и замерла, сгорая от желания что-то спросить, но ужасно боясь решиться на столь отчаянный шаг, как первой заговорить с зажиточными господами, которыми мы, по ее (отношение окружения показывает, что не только по ее) мнению, являемся.
– Красавица, разрешите предложить вам разделить с нами ужин,- обратился я к девчушке.
Густо покраснев, от чего веснушки ярко вспыхнули, отчетливо просматриваясь даже сквозь густой загар, она тихо призналась:
– И совсем я не красавица, я эта… замухрышка…
– Глупости,- уверенно заявил я.
Она шмыгнула вздернутым кверху облупленным носом – видать, обгорела на солнце.
Подбежал обеспокоенный трактирщик:
– Что-то не устраивает дорогих гостей? Только скажите, сей же миг исправим.
– Пахнет изумительно,- успокоил я его.- Мне просто захотелось побеседовать с этой прелестной девушкой. Вы ведь не против?
– Нет-нет. Так я пойду, там на печи…
– Идите,- разрешил я, не испытывая удовольствия от его присутствия.
Когда он скрылся за занавеской, отгораживающей подсобные помещения от общего зала, девчушка собралась с духом и выпалила:
– А вы богатырь?
– Да.- Я не стал ее разочаровывать. Хотя, наверное, еще не имею права в полной мере им считаться. Заявления я не писал…
– Самый настоящий?
– Самый.
– Взаправдашний?
– Даже больше.
– Ух ты! А где ваш меч?
– В комнате остался.- Скосив глаза, я с сожалением посмотрел на остывающие грибы, которые проворно исчезали в тарелках подружек. Там, впрочем, тоже не задерживаясь. Слушать они могут и с набитыми ртами…
– А если тать нападет?
– Какой тать?
– Большущий и злой-презлой.
– Убегу,- признался я.
Она рассмеялась:
– Богатыри не бегают, они ж не зайцы.
– Правильно. Возьму его за ухо и отведу к участковому, на перевоспитание.
– Вы хороший,- решила она и убежала, сверкая босыми пятками.
А тут и моя жареная курочка подоспела. На несколько минут за нашим столом воцарилась тишина, лишь ложки стучат о чугунки да косточки хрустят.
– Ух,- отложив ложку, довольно вздохнула Леля.- Я тут подумала…
– Угу… ням-ням…
– Я знаю одного волхва, может, он поможет…
– Негоже крещеному человеку на поклон к богомерзкому чернокнижнику идти,- насупилась Ливия.
– Он не чернокнижник,- вступилась за волхва рыженькая.
– Они приносят Человеческие жертвоприношения.
– Не приносят!
– Не ссорьтесь,- отодвинув блюдо, попросил я.- Вы обе хотите мне помочь, и, поверьте, я это очень ценю.
– Можно подумать, я не хочу! – обиделась Ламиира, с подозрением принюхиваясь к пластику сыра.
– Когда ты дуешься, у тебя губки еще красивее.
В ответ ослепительная улыбка.
– А у нас, значит, они некрасивые? – насупились рыженькая и златовласая.
– Вы у меня самые прекрасные, самые лучшие и вообще… Мир?
Наполнив кубки вином, я поднял свой, с тостом за прелестных дам, в чьем присутствии расцветает даже такой кактус, как я.
Выпили.
Чтобы избежать дальнейших споров, я объявил следующее решение:
– Каждая из вас предложит свой способ, и я опробую их все согласно очереди.
– А чей первый?
– Напишем на одинаковых кусках бересты и дадим выбрать Добрыне. Какой он первым возьмет, туда и направимся.
Споров не возникло, и мы перешли к десерту.
Время перевалило за полночь, трактир почти опустел. Часть свечей притушили, наполнив воздух сладковатым дымом.
Трактирщик, широко зевая и то и дело протирая слипающиеся глаза кулаками, пристроился в уголочке и дремотно расслабился, дожидаясь, пока последние посетители облегчат кошельки и разбредутся кто куда.
Веселящаяся компания поднялась и, подобрав обессилевших в сражении с алкоголем товарищей, ушла, с трудом просочившись сквозь узкие двери.
Уйди мы сразу за ними, обошлось бы без лишних приключений на мою голову. Причем не в переносном, а в прямом смысле.
Чувствуя приятную винную эйфорию, я разлил по кубкам остатки вина.
И тут события начали развиваться по чужому сюжету
Угрюмо потягивавшие брагу мужики, разом скинув оцепенение, выхватили ножи. Двое заперли двери и подперли их массивным стулом. Еще двое схватили трактирщика и, прижав к горлу нож, что-то потребовали.
– Что они делают?. – растерянно спросила побледневшая Ливия.
– Захватывают трактир,- пояснил я, тщетно пытаясь нащупать рукоять отсутствующего меча, при этом не сводя глаз с медленно приближающейся тройки разбойников.
Последний из грабителей ворвался в подсобку и вытолкал оттуда дородную бабу, руки которой были облеплены по локоть тестом, и нашу конопатую знакомку.
– Отдайте золото, и мы не будем вас убивать,- предложил один из бандитов. Скорее всего атаман. Одежда на нем получше, чем на прочих, да и морда пошире.
– Хорошо.- Ослабив бечевку, я полез в кошель. Глупо рисковать жизнью за золото.
Бумс!!! – Пущенный рукой робкой Ливии кубок свалил с ног одного из разбойников.
Так… Мирного урегулирования не получится.
Бамс! Буме!
Еще два бандита выбыли из игры.
Освободившийся трактирщик героически взвизгнул и рухнул на пол.
Баба втолкнула в подсобку девчушку и сама втиснулась следом. Выставив ухват.
Но бандиты почему-то одновременно двинулись ко мне.
В моем состоянии лучше всего подойдет стиль «Пьяный мастер».
Сделав шаг на подкашивающихся ногах, я споткнулся и упал набок.
Разбойники опешили. На столь легкую победу они не рассчитывали.
Постанывая от боли в ушибленном локте, я хватаю табуретку и, вскакивая на ноги, широко взмахиваю ею. Она задевает по касательной головы ближайших ко мне разбойников.
От удара онемела рука.
Но соотношение сил коренным образом изменилось.
Уцелевшие двое разбойников стали действовать осторожнее, с учетом печальной участи своих соратников. Го один, то другой поглядывает на дверь, но на бегство решается. Вытянув перед собой руки с ножами и раскачиваясь, словно боксеры на ринге, они буром потерли на меня.
Я крепче сжимаю в руках табуретку, то есть нет, теперь уже ножку, потому как сама табуретка, не пережив столкновения с массивными головами бандитов, рассыпалась, и выжидательно замираю. Они ринулись одновременно, с противоположных сторон.
Первого я встретил мощным ударом импровизированной дубины, переломившей поднятый в защитном блоке нож и звучно отскочившей ото лба. Бандит свалился как подкошенный.
Молнией сверкнуло лезвие, вспоров мою новую рубаху, и с зубовным скрежетом пересчитало звенья на кольчуге.
«Нелишняя осторожность»,- подумал я, свалив с ног последнего противника.
Победитель!
Отбросив орудие восстановления справедливости и законности в одном отдельно взятом трактире, я с гордым видом поворачиваюсь.
Что-то темное стремительно летит мне в лицо.
Бомс!
– Ой, промазала… – разочарованно вскрикивает женский голос.
Судя по многообразию разноцветных искорок перед глазами и подкашивающимся ногам – попало точно в яблочко. По лбу или в лоб – мне все едино.
Бомс!
И чье-то тело падает на землю в паре метров от меня.
А мой череп-то покрепче будет, я не свалился как подкошенный, а медленно спланировал на пол.
– Что же я наделала, что же натворила?!
– Милый, ты ранен?
– Холодной воды, быстро!!!
Заботливые женские руки нежно приподняли меня, чьи-то мягкие коленки уперлись в спину, чьи-то жаркие губы коснулись лба.
Холодный компресс опустился на быстро набухающий синяк, источая резкий запах уксуса.
– Не умирай, пожалуйста…
– Поживу пока что,- пообещал я. За что заработал бурю благодарных всхлипов и нежных касаний.
– Какая славная смерть,- проговорил неприятный голос сверху.- Он дрался как лев, пока я, раненый, истекающий кровью, бессильно лежал на полу.
Вот это новость!
Приоткрыв свободный от компресса глаз, я разглядел трактирщика, стоящего надо мной со скорбно склоненной головой и глазами, хватко бегающими по сторонам.
Праведный гнев вспыхнул было в моей груди, но тотчас, не разгоревшись, погас под заботливой лаской подружек.
– Ты чему улыбаешься? – подозрительно поинтересовалась Леля. Видимо, испугавшись необратимых для психики последствий удара.
– Жизни,- загадочно ответил я.
– Да… весело.
– Вы хорошие…
– Нет! Мы лучшие,- улыбнулась Ламиира.
– Ты сможешь дойти до постоялого двора?
– Еще минутку…
– Голова кружится?
– Нет. Понежусь.
– Так он живой,- как-то не очень радостно воскликнул трактирщик и принялся складировать бандитов, предварительно отправляя содержимое их кошельков себе за пазуху. Нужно полагать, в качестве компенсации за моральный ущерб.
После того как бандиты оказались под замком в подполье – утром их сдадут властям,- я расплатился за ужин.
– Надеюсь, драка как увеселительное мероприятие в счет не входит,- отсчитывая оставшиеся после портного медяки, пошутил я, одноглазо глядя на трактирщика.
На лбу начала набухать шишка, да и подбитый глаз затянуло.
– Совершенно бесплатно,- млея от собственной щедрости, барским жестом отмахнулся трактирщик. И, склонившись к самому моему уху, прошептал:
– Я видел, как вы изволили обратить внимание на Фроську…
– На кого?
– На сиротку.- Он кивнул в сторону конопатой девчушки-служанки, интересующейся богатырями.
– Милое дитя,- не понимая, куда он клонит, ответил я.
– Конечно-конечно,- мелко закивал целовальник.- Послушная… так изволите… я пришлю?
– Что? – Наверное, удар негативно повлиял на мысленные процессы, протекающие в моей голове, поскольку я никак не мог вникнуть – что он там лепечет?
– Прислать на ночь Фроську?
– Зачем?
– Оно очень послушная. Сделает все, что велите.
– И что же я могу ей повелеть?
– То дело не моего разумения. У вас, богатых господ, свои пристрастия.
– Но она еще девочка! – возмутился я.
– К сожалению, нет.-Целовальник шумно вздохнул.- В этом случае ей цена была бы в целый золотой.
От человеческой мерзости и подлости в моей душе вспыхнула ярость.
– Сколько?
– Всего одну маленькую серебряную монетку… это ведь не много за полную ночь удовольствий?
– А если не за ночь? Если ты больше ее никогда не увидишь?
– Но… если труп… все знают…
– Сколько?! – сдерживаясь из последних сил, прорычал я.
– Три! Три золотых монеты.
Расплатившись, я поманил девчушку пальцем:
– Ты пойдешь со мной?
– Да,-отвечает она, бледнея.-Я сделаю все, что велите.
– Что здесь происходит? – вклинилась Леля.
– Кажется, вакансия в его постели на эту ночь уже занята,- сделала вывод из увиденного и услышанного Ламиира.
– Но… но она ребенок.- Ливия с надеждой заглянула мне в глаза.
Словно не слыша их, я улыбнулся перепуганной сиротке:
– Моим девушкам нужна помощница, думаю, ты прекрасно справишься.
Фрося обернулась к трактирщику, который недоуменно вытаращился на меня.
– Он больше тебе не хозяин. Идите.
– Прекрасно! – Подхватив под руку бывшую служанку, сориентировавшаяся в ситуации Ламиира проследовала к дверям – Мне всегда так нравилось, когда
кто-то расчесывает по утрам мои волосы. Ты ведь умеешь?
– Да,- неуверенно ответила Фрося, послушно следуя за длинноногой блондинкой.
– Мы подождем тебя на улице,- сказала Леля.
Ливия немного задержалась у двери, достала из-за спины тяжелую кружку и поставила ее на стол.
– Извини,- одними губами прошептала она и вышла, притворив за собой дверь.
Что она собиралась с ней делать? Я обращаю взгляд на трактирщика и вижу, как в его глазах вспыхивает страх.
– Пощадите. – Он падает на колени.
– Встань!
– Не убивайте…
– Встань!
Он, жалобно скуля, поднимается, ноги его дрожат.
Почему я такой жестокосердный? Почему мне не жалко его?
Его жирные губы лопнули под моим кулаком, корявые зубы пропороли кожу на моих костяшках.
Стряхнув с кулака гнилую кровь, я вышел на улицу, оставив за спиной воющего подлеца, одной рукой прижимающего к груди три золотые монетки, а второй размазывающего кровавые сопли.
