Донельзя замызганной перчаткой, давно уже утратившей свою первоначальную элегантную свежесть, то есть из белоснежной ставшей невзрачно серой, виконт Зорган обтер потное лицо и козырьком приставил к глазам ладонь. Солнце палило немилосердно, а шестой день пути неуклонно близился к полудню. Слава демонам Нижнего уровня, он еще вчера проследовал мимо последнего солончака, с отвращением вдыхая порожденные им едкие испарения, заставившие эмпира чихать и кашлять. И хоть и прижимал Зорган к носу кружевной платок, пропитанный благоухающей лавандой парфюмерной водой, по слухам являющейся любимым запахом самого принца демонов, но помогало это мало. Тянущиеся вдоль всего побережья Теплого моря солончаки покрыли его лицо тончайшей корочкой склизкого налета, неприятно стягивающего привыкшую к тщательному уходу кожу, и превратили в заскорузлые сосульки шикарные черные локоны, еще неделю назад являвшиеся бесподобным украшением сего сиятельного эмпира. М-да, где же вы, деликатные руки придворного цирюльника, бережно массировавшие властный подбородок всемогущего виконта и ухаживающие за нарочито небрежно уложенной шевелюрой? К тому же Зоргану пришлось признать, что расшитые жемчугом шелка оказались отнюдь не самым удобным дорожным одеянием. Тончайшие чулки уродовали десятки стрелок и затяжек, каблук на правом шагреневом сапоге отвалился и потерялся, а атласный камзол насквозь провонял потом. Несколько ночей подряд Зоргану пришлось спать прямо на земле, подложив под голову не пуховую подушку, а жесткое седло. Нет, виконт дер-Сольен никогда не считал себя неженкой. Он весьма недурно орудовал рапирой и даже ходил в поход, возглавляя отряд кирасиров, но, гоблин побери, он только сейчас понял, сколь многого его лишили, отправив в вынужденное паломничество на остров Ледница. И он поклялся, что убьет кого угодно и когда угодно, но непременно вернет себе утраченную власть, неотъемлемой привилегией которой как раз и являются столь не ценимые им ранее уют, комфорт и достаток. Лучшее, как известно, злейший враг хорошего – но познается это только в сравнении. И видят боги, сейчас у Зоргана появилась возможность сравнивать.

Жаркий муссон, несущий с собой запах солончаков, дул не переставая. Жесткий, жгучий ветер, такой же горький, как и постигшее эмпира изгнание. Зорган снял с головы помятую шляпу, с сожалением взглянул на облысевшее перо и, брезгливо выдернув его из усыпанной алмазами пряжки, вновь торопливо прикрывая напеченную макушку этим потерявшим прежнее изящество убором. Еще только теплового удара ему не хватало. И как это грубые рюнхенцы сумели приспособиться к столь невыносимому климату? Эмпир извлек из кармана небольшое зеркальце, придирчиво рассматривая свое потемневшее от загара лицо.

Меры предосторожности не помогли – он загорел, но краснота уже сошла, сменившись золотистым оттенком, придавшим его и без того смуглой коже еще большую пикантность. Яркую, вызывающую, так и бросающуюся в глаза. Невероятно, но от лишений и тягот последних дней Зорган только похорошел. Его осунувшиеся черты приобрели легкий налет некой роковой загадочности, без промаха бьющей в чувствительные женские сердца. Нет, слава демонам, Зорган не имел причин жаловаться на свою внешность, справедливо считая себя вполне привлекательным мужчиной. Все в нем выглядело безупречным, красноречиво выдавая завзятого сердцееда, способного соблазнить самую неискушенную девицу. И тонкая талия, и могучие плечи, и уверенная, горделивая осанка великолепного наездника. Но главнейшим его сокровищем все-таки являлись густые, черные, будто южная ночь, волосы, крупными завитками спускающиеся ниже лопаток. Более мелкие кудри красиво обрамляли высокий лоб, трогательно курчавясь на чуть впалых висках и эффектно оттеняя большие черные глаза, лучащиеся неуемной энергией и живым блеском. На аристократическом лице продолговатой формы красиво выделялся чуть крючковатый, напоминающий клюв хищной птицы нос, свидетельствуя о проницательности, хитрости и злопамятности. Слегка раздвоенный подбородок намекал на страстность натуры и чрезмерное самомнение. Да, Зоргану есть чем гордиться. При не отличающемся скромностью нравов маркграфском дворе ходило множество чрезвычайно запутанных и фривольных историй, пафосно повествующих о его головокружительно успешных любовных подвигах. Недаром перед эротическими чарами виконта не устояла даже его собственная мать, прекрасная графиня Элейн. Нет, виконт ни в коей мере не страдал эдиповым комплексом, но похотливая вдовушка оказалась настолько удобной ступенькой к трону, что грех было не воспользоваться тем, что само плыло в руки. Настоящей же любви Зорган не познал ни разу…

– Ни разу? – Эмпир покатал на языке это странное слово, пробуя его терпкое послевкусие и недовольно морщась. – Разве ни разу?

Можно обмануть кого угодно, но как обмануть себя? А как же та странная девушка, вихрем ворвавшаяся на главную площадь Эйсенвальда и начисто расстроившая его тщательно продуманную, хитроумно выстроенную комбинацию? О-о-о, она не шла ни в какое сравнение с томными придворными красавицами и ослепительной маркграфиней Элейн. Но вот обнаружилось в ней нечто такое – дикое и необузданное, первозданное и неподдельное, произведшее на виконта неизгладимое впечатление…

Зорган возбужденно прищелкнул пальцами, будучи не в силах подобрать подходящие эпитеты. Черноволосая нахалка подобно стальному щипу вонзилась в его каменное сердце, пробив толстую защитную скорлупу и достав до глубин сладко подрагивающей мякоти. Ни одна женщина до нее не осмеливалась бить виконта, а она… Зорган вздрогнул от возмущения, мгновенно перешедшего в неконтролируемое восхищение и благоговение. Возможно, именно эту подсознательную реакцию и называют некрасивым термином мазохизм, но эмпиру было наплевать. Ведь любовь и ненависть разделены сущей мелочью – всего-то лишь одним кратким шагом!

В неопрятный, сложенный из серого кирпича Рюнге – столицу маркграфства Рюнхен, Зорган въехал уже поздно вечером. В воздухе назойливо витали ничем неистребимые запахи вяленой селедки и жареного лука да забивающий все и вся сивушный дух местного дешевого пива. Так обычно пахнут крайняя нищета и равнодушие к чужим проблемам, возведенные в ранг устойчивой жизненной философии. Крупный портовый город встретил эмпира неясным шумом затихающих, умытых дождем улиц и грохотом захлопываемых ставен, запираемых на все задвижки. Умиротворенно гудел церковный колокол. Над далекими пирсами виднелись громады корабельных парусов, забранных в шкоты, но все же наводящих на мысли о свежем морском бризе. Кургузые старики-пакетботы, доживающие отпущенный им срок, неловко жались к красавицам каравеллам, напоминая больных подагрой сластолюбцев. В пакгаузах спешно сворачивали дневную работу, причудливо мешая отборную ругань со скрипом шкивов и свистом опасно перегруженных шкентелей.

Город готовился отойти ко сну. В узких сточных канавах валялись гнилые рыбьи потроха и целеустремленно бродили стаи жирных коричневых крыс. По части культуры и бытовых удобств Рюнге заметно отставал от старшего брата – белостенного Эйсенвальда, специально бравируя своей бросающейся в глаза пошлостью и грязью. Здесь не ценили изящество, надменно кичась толщиной кошелька и длинной шпаги. Здесь процветали разврат, обман, продажность и двуличие. Но сейчас Зоргана это устраивало, ибо он оказался в своей родной стихии. Виконт устал, а его денежный запас оставлял желать лучшего. Найти бы сносное место для ночлега да прочную одежду взамен изрядно поизносившихся шелков и кружев. Виконт направил запаленного многодневной скачкой коня в сумрачный переулок, слабо освещенный единственным густо закопченным фонарем. Казалось, нищий переулок не таил ничего интересного, но проверенное чутье эмпира не подвело опального владыку и на этот раз. Под внешне неприглядной вывеской «Хромой шкипер» скрывалась вполне приличная харчевня с чистой обеденной залой и сдаваемыми внаем спальными комнатами. Кормили здесь просто, но сытно и недорого. Зорган плотоядно оглядел хозяйку, вышедшую ему навстречу.

– Здравствуй, красавица! – С видом знатока он ощупал взором коренастую фигуру молодой рыжеволосой женщины, мысленно проникая под холщевый чепчик:

«Вдова, тридцати лет от роду, детей нет, мужа убили три года назад в пьяной драке. Любовника тоже не водится. – Зорган скабрезно усмехнулся, радуясь негаданному везению, выпавшему на его долю. – Ее отец внебрачный сын одного мелкого дворянчика, поэтому наша красотка брезгует обычными моряками и торговцами с рынка, ожидая своего принца. Ну что ж, вот я и явился!»

– Добрый вечер, ваша светлость! – расцвела в счастливой улыбке сладкая вдовушка, безошибочно угадав в своем госте благородного дворянина. – Что вам угодно?

– Как зовут очаровательную хозяйку сего достойного заведения? – Магия эмпира без труда подчинила доверчивую женщину.

– Светлена! – польщенно просияла аппетитная трактирщица.

– Я желаю ужин, ванну, комнату и… – тут Зорган весело подмигнул, – тебя, красавица!

Светлена игриво хихикнула, притворно краснея и прикрываясь фартуком, из-под которого с вожделением выглядывали ее бесстыжие карие глаза.

А десять минут спустя, нежась в деревянном корыте с горячей водой и попивая совсем недурственное вино, Зорган уже торжествовал победу. Виконта ждала обильная трапеза и млеющая от вожделения женщина, готовая содержать и ублажать его до тех пор, пока он сам не сочтет нужным покинуть сей гостеприимный кров. Ночь обещала стать бурной и приятной, а к утру истосковавшаяся по мужской ласке Светлена совсем потеряет голову, и превратится в его преданную рабыню. Уж кому, как не Зоргану, знать толк в изощренных любовных утехах! О да, он ловко обеспечил себе комфортный приют на долгое, очень долгое время.

«А потом… – виконт саркастично усмехнулся и отпил глоток вина, – я просто подожду. Рано или поздно они тоже приедут сюда, мои враги, так же как и я желающие отправиться на остров Ледница. И тогда-то уж я сумею сделать правильный выбор и попасть на оный с ними или без них! И еще, она тоже прибудет в Рюнге – эта своенравная девушка с саблями, вызывающая во мне столь противоречивые, непонятные и доселе неизведанные чувства. Желание целовать ее сотни, нет, тысячи раз, а затем безжалостно убить, вырезать удивительные девичьи глаза и вставить их в оправу из чистейшего золота. Целовать ее, ласкать и мучить, делать с ней все что мне заблагорассудится…»

Дверь скрипнула, приоткрываясь, и на пороге комнаты появилась хорошенькая трактирщица, облаченная в одну лишь полупрозрачную муслиновую рубашку. Зорган похотливо хохотнул и поднялся во весь рост, открывая жадному женскому взору свое великолепное нагое тело. Трактирщица восторженно охнула и закатила глаза… Виконт без смущения поманил ее игриво полусогнутым пальцем. Светлена, конечно, не дерзкая девушка с саблями, но пока сойдет и она…

Вода из корыта тяжело плескала на пол, повторяя слитные движения двух распаленных страстью тел…

Человек склонен к самообольщению и в первую очередь верит тому, во что ему хочется верить больше всего. Памятуя о сем бесхитростном правиле самообмана, я воткнула в землю заляпанные кровью сабли и протерла глаза, пытаясь избавиться от навязчивого видения. Но видение не пропадало… Удивленно приоткрыв рот, я таращилась на плывущую над болотом женскую фигуру, окруженную сполохами голубоватого пламени. Сначала я приняла ее за призрак, но, после того как незнакомка вскинула раскрытую ладонь, изливая на островок потоки холодного огня, все-таки уверовала в реальность происходящего. Женщина откинула за спину длинные волосы, заплетенные в десяток тонких косичек, нахмурила брови и соединила пальцы в непонятном жесте. Из обхватывающих ее запястья браслетов вырвались две извилистых молнии, ударяя в скопление мерзких тварей. Стало светло как днем… По мокрому мху прыгали огненные шарики, беспощадно настигавшие последних воинов Армии Смерти и сжигавшие их дотла. С умертвиями было покончено.

Стараясь не выглядеть вусмерть заморенной, я попыталась непринужденно опуститься на кочку, но усталость оказалась сильнее меня, и я довольно неграциозно шлепнулась на пятую точку. Кайра замерла как вкопанная, тяжело опираясь на рапиру и не сводя выпученных глаз с парящей в ночном небе волшебницы. Мои губы исказила злорадная ухмылка – а нечего тут голову ломать, и так уже понятно, что удача перестала показывать нам свою тыльную сторону, приведя на помощь не абы кого, а саму легендарную фрау Оссу.

– Вот тебе и лесная старая оса! – непонятно буркнул принц, облегченно приземляясь рядом со мной. – Ай да Логрин, ай да гоблинов сын!

– У тебя, случайно, вина не осталось? – Я попробовала дотянуться до фляжки, висевшей у него на поясе.

– Вода! – Эльф бултыхнул полупустой посудиной.

– Я у тебя выпить просила, а не помыться! – склочно огрызнулась я.

Тайлериан прищурил фиалковые глаза, казавшиеся особенно прозрачными на перепачканном сажей лице.

– Рогнеда, а тебе, случайно, съездить никуда не надо?

– Куда? – не поняла я.

– В челюсть, например! – доходчиво пояснил эльф. – Ну что ты за существо такое – злобное и ершистое? Ведь женщина должна быть мягкой, любезной и обходительной…

– Должна, но не обязана, – непринужденно рассмеялась я, начиная ощущать, как спадает сковывающее меня напряжение.

Принц смотрел на меня осуждающе.

– Не злись, – пошла на мировую я. – Мы выжили, а это главное!

– Самое никчемное чувство – бесполезное осознание собственной правоты в споре с женщиной! – произнес красивый грудной голос. – Не так ли, принц?

Мы дружно обернулись.

К нам шла фрау Осса, утратившая значительную часть своего магического величия и принявшая облик обычной пожилой женщины. Седина в ее косах и морщины на лице не слишком-то вязались с громкой славой знаменитой волшебницы. Но, приглядевшись повнимательнее, я заметила несгибаемую силу воли, таившуюся в глубине ее неожиданно молодых глаз. И эти глаза тут же напомнили мне другую женщину, не так давно изменившую всю мою жизнь с помощью нескольких аляповато раскрашенных кусочков картона. Заметив смену моего настроения, Осса одобрительно улыбнулась.

– Спасибо за помощь, Смотрящая сквозь время! – вежливо поблагодарила я.

Улыбка волшебницы стала еще шире.

– Твоя догадка верна, Светлая Дева! Я самая первая Смотрящая, в прошлом – верховная жрица Храма Розы. Многие годы я ждала вашего появления, дабы попытаться переломить жестокую судьбу и облегчить участь этого многострадального мира…

– И ради этого вы жили в таких невыносимых условиях? – недоверчиво перебила ее Кайра, подразумевая болото.

– Ну не совсем в таких… – зябко передернула плечами магичка. – Но неужели ты, воительница, уверена в том, что благие дела вершатся ради награды и из корысти?

– А разве нет? – подхватил принц. Его вопрос таил подвох.

Осса насмешливо приподняла брови:

– И чего вы желаете в обмен на тяготы ожидающего вас пути?

– Любви! Простого человеческого счастья! – синхронно ответили мы.

– О-о-о, – непритворно огорчилась волшебница, – как же это тривиально! Счастье есть всего лишь удовольствие без раскаяния, высшая мечта эгоистов. А любовь… – в ее гибких пальцах неожиданно появилась уже знакомая мне Колода Судьбы, – любовь тоже бывает разной! Например, вот такой…

Мы недоуменно переглянулись.

– Смотрите! – велела Осса, тасуя порхающие в воздухе картинки. – Ты, Дева, поверила, что тебе выпало обещание любви, но ошиблась и подобрала совсем не ту карту. На самом деле тебя ждет это. – И она перевернула один кусочек картона.

Я отшатнулась. С карты на меня глянула ужасающая, смахивающая на череп образина, покрытая струпьями незаживающих язв.

– Что это? – только и смогла вымолвить я.

– Твое будущее, – криво усмехнулась Смотрящая. – Это знак спутницы Смерти – Чумы! Итог Расклада – полная трансформация твоей сущности, это и есть цена спасения мира!

Я ощутила резкий приступ страха и слабости.

– Ты, красавица, – она подозвала к себе Кайру, – станешь вот этим. – Со второй карты мерзко щерилась не менее отталкивающая морда.

– Это Лепра! – скупо пояснила Осса. – Потрясающая милашка, не так ли?

Кайра витиевато выругалась.

Тайлериану предложили картинку, изображающую закутанного в плащ преждевременно поседевшего мужчину.

– Хранитель порталов! – прокомментировала Осса. – Полностью отрешенный от земных благ и страстей мудрец.

– Но как же любовь?! – хором возмутились мы.

Смотрящая презрительно оттопырила губу:

– Лентяи! – заклеймила она нас. – И с чего вы взяли, что любовь всегда приходит в образе молодых и красивых героев? С чего вы решили, что она дается даром?

Мы подавленно молчали. Наконец я стала первой, кто осмелился нарушить затянувшееся молчание:

– Нас не напугают твои угрозы, Смотрящая сквозь время! Мы не трусы, мы не отступимся от своего раз и навсегда выбранного пути. Мы готовы спасти этот мир и заслужить право на любовь!

Глаза магички полыхнули нескрываемой радостью, смешанной с восхищением и гордостью за нас.

– Тогда благословляю вас, дети мои! – растроганно шепнула она. – Мы не ошиблись, вверив вам хрупкие нити бытия. Отныне вы сами станете творить настоящее и будущего, ибо таково предназначение Воинов Судьбы!

Лучи теплого полуденного солнца шаловливо преломлялись в оконном стекле и вразнобой прыгали по деревянному полу маленького домика. Я сидела на второй ступеньке невысокого крылечка и, задумчиво прищурившись, рассматривала шпиль полуразрушенной колокольни, поднимавшийся над зелеными макушками могучих дубов. Прохладный ветерок лениво играл упругими листьями, покачивая незрелые завязи будущих желудей. От Заповедной рощи исходил отчетливо ощутимый дух священной, природной силы. Силы, переполняющей мое тело и вызывающей желание совершить что-то доброе, светлое и безудержно альтруистичное.

Проанализировав накатившие эмоции, я самокритично хохотнула и в полголоса обозвала себя дурой.

– Эти места на всех по-разному действуют. – Фрау Осса подобрала подол длинной домотканой хламиды и присела рядом, пытливо всматриваясь в мое лицо. – Я называю взращенную монахами рощу натуральным катализатором души, способным до предела обострять потаенные качества и недостатки наших противоречивых натур. Подобные девственные уголки как нельзя лучше подходят для возведения различных религиозных сооружений, словно губка впитывая из окружающего пространства ментальные эманации и накапливая их…

– Хороший здесь становится еще лучше, а плохой хуже? – упростила я, вертя в пальцах упавший на крыльцо дубовый листочек.

Фрау Осса согласно кивнула:

– Все гениальное – просто! Ты выделила самую суть моих расплывчатых слов.

– А что стало с монахами, построившими аббатство? – с интересом спросила я. – Вижу, на монастырском кладбище довольно много надгробных камней, значит, сами они так и не достигли просветления и бессмертия?

Уголки губ магички печально поползли вниз:

– От тебя ничего не укрылось! А насчет бессмертия… – Она криво усмехнулась. – Эти люди попали в неоднозначную ситуацию. Монахи возгордились, сначала утратили стремление к чистоте и святости, а потом и вообще стали поклоняться демонам Нижнего уровня…

– Ага! – дошло до меня. – Но подобные истории обычно не заканчивается так просто…

– Все они превратились в упырей! – Голос волшебницы стал холоднее зимней стужи. – Все без исключения, даже отец-настоятель, весьма неглупый, но излишне амбициозный мужчина. По ночам твари выходят из своих могил и ищут крови неосторожных жертв. Вот тебе и форма бессмертия! Впрочем, от упырей тоже есть польза, лучших сторожей для Заповедной рощи и не сыщешь…

– Ага! – снова отреагировала я. – Как всегда, Добро и Зло взаимосвязаны и невозможны одно без другого… Наверное, я так же сильно завишу от Ветра Инферно, или он от меня…

Магичка испытующе склонила голову на плечо, будто пытаясь понять, чем же я являюсь на самом деле: наивной дурочкой, запросто болтающей о тайных знаниях, или же хитрой стервой, исподволь вытягивающей нужную мне информацию. Пауза затянулась. Потом Осса ласково потрепала меня по щеке и решилась на откровенность:

– За все нужно платить, дочь моя! Хочешь постигнуть сокрытое – докажи, что ты смела и тяжкий груз тайн не сломит твой дух, не заставит склонить шею. Тайное несет страх, ответственность и быстро очерствляет сердце.

– Ну мою шею если и можно сломать, то лишь в области копчика, – самоуверенно заявила я. – Я готова доказать слова делом и выдержу любое испытание! Приказывай, Смотрящая!

Фрау Осса откинулась на резные перила и вперила в меня пронизывающий насквозь взор. А я почти физически почувствовала, как ледяные иглы ее разума проникают в мой мозг: оценивая мысли, взвешивая каждое устремление и прощупывая мельчайшую эмоцию.

– О да, – тихонько вымолвила волшебница, – я не нахожу в тебе каких-либо значительных изъянов и пороков, так, мелкие грешки и шалости. Ты честна и благородна. Скажи, княжна, готова ли ты рискнуть своей жизнью ради тех, кого называешь друзьями?

– Да! – без колебания ответила я. – Друзья – самое дорогое и ценное, что дается нам в этом мире. Родители могут бросить, любимые могут разлюбить. И только истинный друг не предаст и не продаст никогда.

– Хорошо сказано! – сердечно похвалила Осса. – Докажи мне, что ты не боишься ничего, и я в свою очередь открою тебе страшные тайны. Но я потребую почти невозможного…

– Не пугай, пуганые уже, – добродушно поддразнила я. – Да я сама кого угодно до полусмерти напугаю! Хочешь?

– Хорошо! – повторила магичка, удовлетворенно потирая руки. – Тебе представится возможность проверить истинность этого утверждения. Я почти вылечила Витку, но ожоги Лизелотты весьма обширны, и моя магия не помогает. Лиззи умирает и…

– И? – Я выжидательно подалась вперед, не сводя с волшебницы зажегшихся надеждой глаз. – Но ведь есть последнее средство?

– Есть! – тяжело вздохнула Осса. – Мертвый жир, взятый с живого упыря, причем не с какого попало, а с верховного…

– Живой упырь – это как? – не поняла я. – Да они же все мертвые по определению.

– Ты не должна его убивать, – пояснила отшельница. – Вожак упырей должен находиться в сознании, когда ты станешь срезать с него кожу. Но на кладбище слишком много его подопечных, и они растерзают любого, неосторожно зашедшего на их территорию…

– Ну и задачка! – потерла лоб я. – Но, знаешь, у меня возникла забавная идея! Для ее реализации мне потребуется… – Я наклонилась к уху Смотрящей и шепнула несколько слов.

Осса звонко расхохоталась, по достоинству оценив мою просьбу, и пообещала достать все необходимое.

Пышная кладбищенская трава упруго прогибалась под ногами, мгновенно распрямляясь у меня за спиной и вновь принимая безупречно непримятый вид. Словно я тут и не проходила, будто и не впечатались в нее мои неторопливые шаги. А кто по собственной воле согласится пройти по жизни, не оставляя на ней своего следа – дурного или доброго? Кто хочет, чтобы память о нем замело пылью веков, не сохранив даже краткого упоминания в песне или балладе? Кто из нас не мечтает прославиться, внушая уважение уже вскользь произнесенным первым слогом своего овеянного подвигами имени? Кто не хочет стать героем, лишь бы не посмертно? Да чего уж тут притворяться, ведь все только этого и хотят!

Я подставила лицо последним поглаживающим прикосновениям клонящегося к горизонту солнца и невесело усмехнулась. На моем поясе интригующе погромыхивал тяжелый мешок, а на плече вальяжно расселась крыса Грымза, которой отводилась чрезвычайно важная роль в задуманной мною авантюре. Я насвистывала врезавшийся в память мотивчик, размеренно топая в сторону кладбища, а в мозгу крутилась ироничная мысль: «Вот так и становятся героями!» Те, кто выживает, естественно.

Вблизи полуразрушенные монастырские корпуса уже не казались столь величавыми, какими они выглядели издалека. Просто скопище обветшалых зданий, кое-где еще покрытых осыпающейся от старости штукатуркой. Медная звезда, символ богини Аолы, валялась на земле, заржавленная и жалкая. Удручающее зрелище. Но кусты шиповника, сплошь усеянные алыми, похожими на кровавые капли цветками, привносили в обманчиво мирный пейзаж нечто невыразимо зловещее, заставившее меня вздрогнуть.

Быстро справившись с тщательно продуманными подготовительными процедурами по предстоящему облапошиванию упырей, я ссадила Грымзу на обломок массивной мраморной плиты, сунула в ее загребущие лапки кусочек колбасы, а сама с аппетитом принялась за ломоть ржаного хлеба с салом, обильно посыпанный ядреным чесноком. Характерный едкий запах чеснока поплыл над кладбищем…

Тем временем солнце успело закатиться, и над мрачными надгробиями повисла густая пелена фиолетового полумрака. Я насчитала не менее трех десятков могил, чрезвычайно запущенных и заросших крапивой. Похоже, мне и впрямь придется столкнуться с организованной и многочисленной упыринной общиной, способной сожрать кого угодно, вплоть до средней упитанности дракона. Оставалось надеяться на свою оригинальную задумку да отчаянно импровизировать, причем так, как не снилось даже самому гениальному эльфийскому актеру.

Над волшебным котлом закручивалась спираль черного дымка. Гедрон лла-Аррастиг зачерпнул ее в ладони и, словно воду, вылил на вольт, изображавший девушку, вооруженную двумя чуть изогнутыми саблями. Губы чернокнижника искривились в судорожной улыбке, преисполненной нескрываемого торжества:

– Безмозглая дура! – злобно прошипел эльф, складывая пальцы в магическом жесте призыва темных сил. – Ты чудом избежала гибели в стычке с Армией Смерти, но тут же по собственной инициативе сунула голову в пасть новой, еще более страшной опасности. И на этот раз помощи тебе ждать уже неоткуда…

Его голос дробился под сводчатым потолком, вызывая гулкое эхо, смахивающее на вой шакала-трупоеда. Звуки нарастали и усиливались, переходя в оглушительную какофонию, способную разрушить толстые замковые стены. И вот наступил момент пика, почти рвущего барабанные перепонки.

– Проснитесь! – требовательно воззвал чернокнижник, взмахивая широкими рукавами и становясь похожим на ворона, кружащего над разрытыми могилами. – Властью, данной мне принцем демонов, я приказываю вам пробудиться от сна и убить дерзкую девчонку, осмелившуюся бросить вызов судьбе! Проснитесь, упыри!

Заскучать я не успела. Надгробный камень ближайшей могилы медленно приподнялся и, надсадно кракнув, повалился набок. Я зачарованно наблюдала, как вспучившуюся землю расколола глубокая трещина, из которой высунулась синюшная костлявая лапа, оканчивающаяся кривыми когтями. Следом за ней показался скрюченный торс в болтающихся на нем обрывках коричневой шерстяной рясы и непропорционально увеличенный череп, прикрытый лоскутом от капюшона.

– Фу-фу-фу, – не очень разборчиво проворчал упырь, принимая сидячее положение. – Ну и вонь! Никак, человеческим духом пахнет?

«Человеческим? – Я изумленно запихнула в рот остатки бутерброда. – Вроде бы упырям положено бояться чеснока?»

Одним рывком тварь выкарабкалась из земляной норы, откинула свисающую на лоб ткань и шумно повела приплюснутым носом. Я содрогнулась от омерзения. Упырь имел массивную морду, чем-то смахивающую на волчью, а из его угловатых челюстей выпирали подгнившие желтые клыки. Чудовище остановило на мне взгляд кроваво-красных зрачков и нехорошо усмехнулось.

– Братья, отгадайте, что это: зимой и летом одним цветом? – чуть пришепетывая, ехидно вопросила тварь.

Я потрясенно округлила глаза. Оказывается, не одна я люблю загадки!

– Кровищ-ща! – громогласно прокатилось над кладбищем.

Выбирающиеся из могил упыри окружили меня плотным кольцом, с любопытством наблюдая за нахальной девицей, непринужденно рассевшейся на осколке мрамора. Я чинно сложила руки на коленях и послала тварям свою самую лучезарную улыбку.

– Ты кто? – подозрительно спросил первый упырь. – Жратва? Почему тогда нас не боишься? Да и пахнешь ты как-то странно, невкусно…

– Девушка я! – торжественно провозгласила наглая я. – В самом что ни на есть собственном соку. Добрая, красивая и смелая. Намного смелее вас! И к тому же настоящий лидер.

Упыри возмущенно зароптали.

– А чего это смелее-то?! – донесся до меня чей-то возмущенный тонкий голосок, ломающийся и, похоже, совсем еще юношеский. – Бабы, они лидерами не бывают, на то они и бабы!

– Ага! – насмешливо парировала я. – Знаю я эти ваши мужские лозунги: лидеры мы, а не бабы, потому что мы – не бабы! Так?

– Девушка! – сурово прервал меня первый упырь. – Ты меня не путай и клыки мне не заговаривай, они у меня не болят.

– А мне оно надо? – как можно более стервозно фыркнула я. – Мне и дела нет до ваших кариозных клыков. Я вам не зубная фея, а лекарь-вирусолог. К тому же я всегда выступаю за равные права мужчин, тьфу, то есть упырей и женщин!

– А мы – за разные! – ехидно прилетело из толпы кровососов.

– Чем заразные? – так и подпрыгнула я. – Вот я же говорила, на этих кладбищах сплошные вирусы!

Упыри обиженно засопели, оскорбившись за свои родные могилы.

– Ну и малахольная же девка нам на этот раз попалась! – заржал любитель загадок. – Чего ты там про лидера вякала? Значит, станешь лидирующим блюдом нашего сегодняшнего ужина. Да мы сейчас тебя загрызем, даже косточки не останется!

– Фи, – брезгливо сморщила носик я, – как же это грубо, банально и примитивно. Вот поэтому вас трупоедами и называют!

– Мы не трупоеды! – многоголосо возмутились упыри. – Мы дети Тьмы, воинство ночи. Мы элита черных сил, самые умные и сильные.

– Не верю! – кокетливо протянула я, томно потягиваясь. – А я-то мечтала, что мою дворянскую кровь будут пить лишь избранные чудовища!

– А мы и есть избранные! – еще ближе подступали упыри, оголодало щелкая клыками.

– Не верю… – вредно тянула я.

– Ха! – насмешливо хмыкнул первый упырь. – Так я и знал, что в бабах-стервах есть эта маленькая сморщенная штучка!

– Это какая? – недогадливо захлопали глазищами его братья.

– Изюминка! – томным шепотом подсказала я.

Упырь довольно осклабился.

– Ой, да это еще что! – бурно всплеснула руками я. – Вот я одну загадку уже пятнадцать лет отгадать не могу.

– Какую? – заинтересовались упыри.

– Сколько упырей может войти в один церковный склеп?! – возбужденно выпалила я и тут же опечаленно добавила: – Уверена, что нисколько! Слабо им в освященное место залезть!

– И не слабо вовсе! – возмущенно взревели твари. – Мы не трусы!

– Ну да, помню, помню, – саркастично промурлыкала я, недоверчиво складывая губы бантиком. – Мы не бабы и бла-бла-бла…

– Братья, айда! Докажем этой дуре, что мы самые крутые! – героически взмахнул лапой первый упырь. – Пусть сама убедится!

– Да-да, мы круче всех! – слаженно проскандировала толпа тварей. – Самый лучший богатырь – это шустренький упырь!

– Пока не увижу – не поверю! – Я скрестила руки на груди и демонстративно отвернулась.

Упырь-заводила возмущенно сплюнул сквозь клыки и решительно зашагал к развалинам церкви. За ним потянулись все остальные. Шествие замыкала я с Грымзой на руках.

Странная делегация приблизилась к прочной железной двери, ведущей в глубь церковного склепа.

– А ты вон там, в сторонке, постой! – приказал вожак. – Что-то я тебе не доверяю, психованная!

– Да пожалуйста! – высокомерно задрала нос я, отходя на десяток шагов.

Упыри начали медленно, один за другим, спускаться в склеп, передергиваясь и поохивая от энергии священного места, жалящей их почище роя лесных пчел. Последним в подвал сошел говорливый упырь:

– Ну, убедилась, дурочка?! – торжествующе крикнул он. – Мы все сюда вошли, еще и место свободное осталось. А сейчас мы снова выйдем наружу и выпьем твою кровь!

– Ага! – буркнула я. – Размечтались! – и махнула рукой.

Грымза спрыгнула с каменного бордюрчика, красиво опоясывающего вход в склеп, и выдернула вбитый за дверью колышек, удерживающий веревку установленного мной противовеса. Железная дверь с грохотом захлопнулась. Я молнией метнулась к склепу и задвинула массивный засов. В зарешеченное окно подвала тут же высунулось несколько растопыренных лап, бешено полосующих воздух выставленными когтями.

– Дрянь хитрая, выпусти нас отсюда немедленно! – обреченно орали упыри. – Это место жжется словно огонь!

– Вот еще! – жестоко хохотнула я, выхватила сабли и подошла к решетке. – Жаль, что я не успела загадать вам свою вторую загадку. Сколько упырей может поместиться в один гроб?

– И сколько?! – испуганно взвыли кровососы.

– Ну это смотря как нарубить! – оповестила я, взмахивая клинками…

И тут наконец-то произошло то, на что я и рассчитывала.

– Отец! – похоронным хором заревели плененные упыри. – Приди, спаси нас!

Самое красивое могильное надгробие, высеченное из серебристого мрамора, взметнулось вверх, разлетаясь на сотни мелких осколков. Из открывшегося провала начал подниматься кто-то огромный, закутанный в бесформенный черный балахон…

Тварь обладала поистине монументальными габаритами, возвышаясь надо мной на добрых полметра. Не иначе при жизни отец-настоятель отличался внушительной мужской статью, ничуть не уступавшей его расхваленным фрау Оссой умственным способностям, которые я и собиралась проверить. Великий упырь распахнул бездонную пасть и издал рык, заставивший полечь густую кладбищенскую траву. У меня чуть ленточку с волос не сдуло. Грымза сердито пискнула, зажала лапками уши и привычно юркнула в нагрудный карман моего кафтана. Похоже, с отцом-настоятелем мне придется разбираться один на один. Я хмыкнула, вложила сабли обратно в ножны и отвесила упырю галантный поклон. Тварь прихлопнула пасть и воззрилась на меня довольно благожелательно.

– Приветствую ваше сиятельное упырство! – пафосно выдала я, упирая руки в боки и принимая донельзя горделивую позу. – Я Рогнеда, знаменитая лекарка! Прослышала я о поразившей вас заразной болезни и срочно прибыла в это замогильное место, дабы милостиво избавить страждущих пациентов от мук нестерпимых!

– Э-э-э? – всерьез озадачился упырь, недоуменно почесывая под капюшоном балахона. – Ы-ы-ы?

– Вот-вот, и я о том же, – поторопилась поддержать я. – А ваши братья этот плачевнейший диагноз мертвячий, мною компетентно поставленный, подтвердили полностью! Так что, будем лечить? – В поисках поддержки я обернулась к подвальной решетке, откуда торчали скорбно выставленные упыриные лапы. – Или проще вас добить, болезные, чтобы зря не мучались? Если нет, то требую фигурального согласия на экстренное лечение…

Похоже, упыри не совсем уловили суть моих мудреных речей, но поняли главное – в случае несогласия я нарублю из них неплохое чахохбили.

– Офигеть! Фигасе! Фигу! На фиг?! – нестройно донеслось из подвала.

– О! – наставительно подняла палец я. – Что и требовалось доказать! Недаром я всегда утверждаю, что возможности медицины безграничны. Ограничены возможности пациентов!

– Э? – еще эмоциональнее выдал настоятель, усиливая нервное почесывание макушки.

– Так что, будем лечиться или помрем спокойно? – продолжала напористо приставать я, наступая на шокированного моей наглостью упыря.

– Предпочитаю нестандартные методы лечения сколиоза путем торжественного отправления ритуальных услуг! – басовито долетело из-под черного капюшона упыря.

Грымза насмешливо присвистнула и покрутила пальчиком у виска, намекая на умственное расстройство, поразившее настоятеля.

– Ну это ты, подруга, зря! – мягко попеняла я крысе. – Он пытался довести до нашего сведения, что горбатого могила исправит. Весьма точное замечание. Кстати, я предлагаю вам именно нетрадиционные методы лечения! – вежливо обратилась я к твари. – Испытаем?

Упырь хмыкнул весьма неопределенно, но, тем не менее, уселся на обломок плиты и выжидательно замолчал.

– Значит, так. – Я расхаживала перед ним с видом ученого лекаря, читающего свою коронную лекцию. – Медициной доказано, что вампиризм является не чем иным, как вирусом, передающимся строго через кровь и слюну пациента. Дабы излечить сию опасную заразу, требуется ввести в пораженный организм некоторую порцию естественного антисептика, такого как освященная вода, серебро или осиновый кол…

Внимательно слушающий меня настоятель протестующе всплеснул лапами:

– Наблюдаю бинарный характер высказываний индивидуума, уже утратившего свою социальную активность по геронтопризнаку!

– А это еще бабушка надвое сказала! – перевела я для озадаченной Грымзы. – Неправда ваша, уважаемый! Я гарантирую положительный результат. Смотрите сами. – Я извлекла из привешенной на пояс сумки бутылочку с освященной водой, откупорила и брызнула ее на лапу упыря.

Обожженная плоть задымилась, тварь взвыла от боли.

– Вот! – бурно возликовала я. – Реакция есть, но концентрация вируса в организме слишком велика, нужно более сильное снадобье!

– Налицо явный дуалистический принцип использования сельскохозяйственных орудий на гидроповерхности! – хмуро парировала тварь.

– А это вообще вилами на воде писано, – расшифровала я. – Фи, негоже столь могучему упырю бояться лекарских примочек. Ну как, проявите смелость и рискнете воспользоваться безотказным средством?

Настоятель нерешительно пожал квадратными плечами.

– Ага! – поощрила я. – Попытка не пытка! – С этими словами я выхватила из сумки остро отточенный осиновый кол и вогнала его в грудь упыря.

Тварь душераздирающе застонала и завалилась навзничь, судорожно скребя землю длиннющими когтями. На ее губах выступила пена, глаза закатились под лоб. Похоже, упырь впал в кому.

– Ну помереть он, может, от этого и не помрет, но помается изрядно! – оценивающе проворчала я, вытаскивая из голенища сапога тонкий ножичек и аккуратно срезая часть упыриной шкуры вместе со слоем подкожного жира. – Это я ему как лекарь, хм… как честный шарлатан обещаю!

Уже отойдя на некоторое расстояние от кладбища, я снова обратила внимание на слезные рыдания упырей, несущиеся из прочно запертого подвала. Я улыбнулась – поделом им, немало они безвинного народу загубили… Но тут я случайно вспомнила слова волшебницы, коротко обмолвившейся о том, что лучше сторожей Заповедной рощи ей не сыскать. Я разочарованно вздохнула.

– Беги назад, – попросила я Грымзу, – и перегрызи вторую веревку. Тогда прикрывающая окно решетка поднимется, и упыри выйдут на свободу.

Крыса шустро умчалась выполнять поручение.

– Вот так-то! – ликующе прищелкнула пальцами я. – Как это прозвучало бы в исполнении отца-настоятеля: антитезисные свойства умственно неполноценных субъектов в контексте выполнения государственных нормативных актов. А в моей вольной интерпретации это означает: дуракам закон не писан! Или еще проще! – Мой голос эхом разносился над почтительно затихшим кладбищем: – С женщинами не спорь, хуже будет!