Глава 10
Меня привели в чувство деликатные, но вместе с тем довольно интенсивные похлопывания по щекам. Уже отнюдь не в первый раз за последние пару дней я осторожно приоткрыла глаза, почти уверовав, что мои недавние злоключения окажутся лишь сном – неприятным, но, к счастью, быстро забывающимся… К сожалению, я ошиблась – и тоже отнюдь не впервые.
Улица опустела, а валяющиеся на земле шляпа и скомканный носовой платок наглядно свидетельствовали о том, что мои несостоявшиеся обидчики уже покинули переулок Кинжалов, причем, судя по всему, они проделали это не задумываясь и с завидной скоростью. А тем человеком, который разделял мое уединение, стал тот самый странный мужчина без лица. Правда, сейчас я не имела сомнительного удовольствия лицезреть его черты (вернее, их полное отсутствие), потому что капюшон плаща незнакомца вернулся на свое прежнее место, придавая моему защитнику вполне благопристойный вид.
– Как ты себя чувствуешь, дитя мое? – заботливо спросил безликий, помогая мне подняться, бережно отводя чуть в сторону и усаживая на кривоватую скамейку, прислоненную к стене дома.
Я с удовольствием уселась туда, куда предложили, и устало оперлась локтями на колени. Невозмутимо улыбнулась своему спасителю, стараясь не выглядеть слишком жалкой, но предательски подрагивающие коленки красноречиво выдавали мою слабость.
– Спасибо, хорошо! – Невероятным усилием воли я постаралась придать голосу всю максимальную твердость, доступную ему сейчас. – Кто же вы все-таки такой? Уж не Неназываемый ли?
– Я! О…
Незнакомец не скрывал самоиронии, а я слушала его и удивлялась, каким же, интересно, образом он может видеть и разговаривать, не имея ни глаз, ни рта.
– Когда-то я являлся всем в этом мире, а сейчас стал никем и ничем, вернее – даже меньшим, чем ничего. Так что, прошу, не нужно имен, называй меня сьерр Никто!
Похоже, он получал огромное удовольствие от своего нестандартного чувства юмора, потому как вложил в придуманное для самого себя прозвище огромную гамму эмоций – от гордости до презрения. Представившись, он отвесил элегантный поклон.
– Очень приятно, – любезно отозвалась я, кажется уже утратившая способность удивляться чему бы то ни было. – А я – Йохана.
– Я знаю твое имя, звезда! – Незнакомец попытался погладить меня по спине, но я вовремя уловила его намерение и предусмотрительно уклонилась в сторону. Еще не хватало, чтобы он заметил мои крылья!..
Сьерр Никто понимающе хмыкнул:
– Не бойся, я знаю о тебе все, а возможно, даже больше, чем ты сама о себе знаешь.
Я скептично покосилась на закутанную в плащ фигуру:
– А докажите!
Из-под капюшона прозвучал сдавленный смешок:
– Больше всего на свете ты мечтаешь вновь встретиться с юношей по имени Арден и вырвать его из рук богини Банрах.
Я некрасиво разинула рот, чуть не став заикой из-за меткости его прозорливых слов.
– Ничего себе фокус! Кто вам об этом рассказал – Джайлз, брат Флавиан?
Вместо ответа меня немедленно наградили вторым, еще более интригующим звуком, чем-то средним между кашлем и фырканьем.
– Все ищешь предателя? – наконец поинтересовался капюшон.
Похоже, сьерр Никто каким-то непостижимым для моего рассудка способом оказался свидетелем трагической сцены, совсем недавно разыгравшейся в переулке Кинжалов.
– Да! – утвердительно кивнула я, буквально сгорая от любопытства и праведного гнева. – И найду рано или поздно!
– Ты жаждешь определенности, – до моего слуха долетел тяжелый вздох, – но этот мир – серый, а посему многим из его обитателей трудно сразу разобраться со своим местом в жизни и однозначно встать на одну из сторон силы.
– На сторону добра или зла? – дотошно уточнила я, дабы избежать ошибки в понимании сущности нашей беседы.
Сьерр Никто повторил мой жест и согласно наклонил капюшон:
– Да, твои спутники пока еще колеблются, но момент их выбора уже близок.
– Мои спутники? – ошеломленно переспросила я. – Но здесь же никого нет, кроме нас с вами! – Я широко развела ладони, подчеркивая пустынность переулка. – Вы ничего не перепутали?
Капюшон моего собеседника протестующе мелко затрясся, а его смех перешел в неразборчивое бульканье. Похоже, оригинальное чувство юмора сьерра Никто ничуть не уступало его экстравагантной внешности. Но я категорически не разделяла владеющего им веселья.
– Что тут смешного? – возмутилась я, обиженно сжимая кулаки. – Я одинока и запуталась, мне страшно и голодно, мои силы на исходе…
– Да ну, так уж и на исходе? – ненатурально усомнился мой спаситель. – Как же плохо ты еще себя знаешь, моя дорогая девочка.
– Я вам не девочка! – Мои губы дрожали, язык заплетался, на глаза набежали злые слезы. – А все «дорогие девочки» проживают на улице Сладких Поцелуев… – Я не удержалась от сарказма.
– Куда ты и попала бы, не подоспей я вовремя, – многозначительно уточнил капюшон. – Но, слава Неназываемым, этого не произошло – очевидно, Колокол Судьбы ударил в нужный момент!
– Чего? – совершенно запуталась я, начавшая сильно сомневаться в адекватности своего странного защитника. – Колокол Судьбы?
Сьерр Никто плотнее завернулся в складки своего черного бархатного плаща и уселся рядом со мной. Я с подозрением оглядела его сухощавую угловатую фигуру и опасливо отодвинулась, ибо только теперь заметила – от этого мужчины не исходит запаха живой плоти, а его грудь не движется, что указывает на отсутствие дыхания. Да кто же он такой, Тьма его забери?!
Но мужчина не обратил ни малейшего внимания на мою импульсивную реакцию и заговорил:
– Ты уже побывала в Немеркнущем Куполе, а значит, твой жизненный путь определился. Но чтобы воплотить в реальность пророчество Неназываемых, этого слишком мало. Ты должна найти пропавший Колокол Судьбы и собственноручно откорректировать отзваниваемую им мелодию. И тогда ваше прошлое изменится, будущее покорится твоей воле, а ты сумеешь спасти Ардена!
– Ничего себе задание! – Я шмыгнула своим многострадальным носом, ошеломленная услышанным. – И где мне предстоит искать этот самый Колокол?
Сьерр Никто неопределенно передернул плечами и раздраженно добавил:
– Ты разве не поняла? Я же объяснил: Колокол Судьбы – пропал! Раньше, до начала войны и исхода эльфийских кланов из Блентайра, он висел в Немеркнущем Куполе. Но в день решающей битвы у Аррандейского моста произошло слишком много страшного и печального – одним из таковых событий стало исчезновение артефакта. Ныне в Куполе сохранился лишь излученный Колоколом свет, накопленный стенами святилища. Но скоро город умрет, погребенный под слоем песка, Купол – померкнет, а вместе с тем погибнет и весь наш мир.
– Так научите меня, – я пылко ухватилась за рукав сьерра Никто, начисто позабыв про все свои страхи перед ним, – что следует сделать, чтобы найти Колокол, спасти Ардена и весь мир в придачу!
– Не знаю, дитя, – виновато покачал головой безликий. – Возможно, тебе сумели бы помочь Неназываемые, но они покинули наш неблагодарный мир, преданные и зачарованные.
– Тьма, как много предателей у нас развелось! – взбудоражено вскрикнула я.
– Еще больше, чем ты думаешь, – огорченно поддакнул мой спаситель. – Впрочем, скоро ты сама все о них узнаешь.
– Так ты ничем не можешь мне помочь? – насупилась я, осознав, какой непомерный груз взваливают сейчас на мои хилые плечи.
– Я не имею права вмешиваться в твою судьбу, – жалобно посетовал сьерр Никто, покаянно склоняя голову на грудь. – Я и так уже переступил запретную черту и сильно навредил самому себе. К счастью, в этой части города сохранилось множество старинных артефактов, заложенных в фундаменты домов и позволяющих мне являться сюда во плоти. Мне не разрешено давать подсказки, но я хочу внушить тебе главное правило нашего мира, звучащее так: «Если жизнь тебя бьет, значит, она тебя любит». А еще учти, Йона: выйдя за стены Блентайра, ты будешь вынуждена принимать решения самостоятельно, ибо за пределами города я бессилен.
Я задумчиво прикусила губу:
– И это все? На этом напутствии ваша миссия считается оконченной?
– Не совсем. – Сьерр Никто довольно расправил плечи и вытянул из складок своего одеяния нечто небольшое, завернутое в кусок серой замши. – Ты должна обрести знания и стать чародейкой, но негоже тебе, девочка, путешествовать без оружия.
Он развернул сверток, и я восхищенно ахнула.
Скрываемый под замшей предмет оказался вложенным в ножны стилетом, тонким и изящным, по длине равным моей руке от запястья до локтя. Сьерр Никто извлек оружие из ножен, и я очарованно залюбовалась обтянутым кожей эфесом, увенчанным огромным и прозрачным, как вода, алмазом, чеканной гардой и замысловатой вязью сложно переплетающихся рун, покрывающих весь клинок. К сожалению, я не знала языка, на котором была выполнена эта надпись. На ножнах стилета красовалось изображение песчаной бури, взвихрившейся в большой чаше, и этот рисунок почему-то заставил мое сердце забиться сильнее и вызвал бурный приток крови к щекам. Почему картинка показалась мне такой знакомой?.. Я бережно провела пальцем по клинку, отмечая его остроту и безупречное совершенство форм.
– Прими это оружие и всегда носи при себе! – Сьерр Никто привесил стилет к моему поясу. – Ибо оно принадлежало твоему отцу.
– Отцу? – Я судорожно вцепилась в рукоять стилета. – Так вы его знаете? Кто он, где он находится сейчас?
Ответом мне стала тишина. Я недоуменно подняла ресницы… Скамья рядом со мной опустела, а сьерр Никто исчез так же беззвучно, как и появился. Я растерянно пожала плечами, встала и, немного прихрамывая, медленно побрела по переулку.
Пройдя совсем немного, я услышала печальное, ненавязчиво напоминающее о себе поскуливание. Оказалось, это мой белый пес выбрался из ямы под забором, в коей, похоже, отсиживался на протяжении всего нашего нелегкого разговора со сьерром Никто, и теперь несмело трусил вслед за мной, издавая робкое, просительно-извиняющееся похныкивание.
– А, это ты! – Я снисходительно кивнула. – А как же твоя политика невмешательства?
Пес усиленно замахал хвостом, дескать, прояви великодушие, прости дурака!
– Так и быть, прощаю на первый раз! – Я участливо потрепала пса по голове, понимая, что ему и без меня изрядно досталось, рана едва успела зажить, а поэтому на его месте я бы тоже десять раз подумала, прежде чем встревать в новые неприятности. – Пойдем поищем что-нибудь съестное.
Мы прилежно искали в две пары глаз, полторы ноги (ибо я хромала все сильнее) и четыре лапы, но так и не смогли разжиться ни глотком чистой воды, ни заплесневелой хлебной коркой. Еда в Лаганахаре стоила баснословных денег, ведь каждый последующий год выдавался более неурожайным, чем предыдущий, а минувшая зима стала самой холодной за последние пятьдесят лет. Население Блентайра сильно сократилось, и до нашей монастырской обители не раз доходили зловещие слухи о каннибализме, процветающем в самых бедных кварталах столицы. Чудовищные слухи, проверять или опровергать которые почему-то не хотелось.
В теперешние трудные времена люди уподобились хищным животным, исступленно борющимся за выживание. Большинство из них полностью утратили человеческий облик и без сожаления попрали свои прежние моральные ценности, абстрагировавшись от таких, казалось бы, исконных понятий, как честь, совесть, стыд, дружба, ставших для них пустым звуком, бесполезным сотрясением воздуха. Ныне в Блентайре признавали лишь закон силы, власть оружия и произвол наглости. Сильный пожирал слабого, а слабейшему оставалось последнее – тихо забиться в какую-нибудь нору и безропотно подыхать от голода и болезней. И похоже, меня ожидала именно такая участь…
Близился полдень, а мы все продолжали безуспешные поиски еды. Единственной нашей удачей стала чудом не пересохшая грязная лужа, а вернее, щель между двумя досками, заполненная зеленоватой, протухшей водой. Мы с псом в четыре жадных глотка опустошили сей зловонный источник живительной влаги, честно говоря по большей части состоящий отнюдь не из воды, а из вонючей жидкой грязи, даже не осознав, какую гадость пьем.
Несколько раз мы проходили мимо призывно распахнутых дверей самых непотребных харчевен, откуда вырывались отвратительные миазмы дурно приготовленной пищи, которая казалась сейчас слаще нектара и желаннее амброзии. Правда, мой голод уже притупился до какой-то странной степени, превратившись в тупую, ноющую боль, ставшую для меня почти привычной и родной. Я шаталась и спотыкалась, мои глаза застилал багряный туман, во рту держался горький привкус желчи.
Пес уныло брел за мной, повесив хвост и прижав уши, а его похожий на тряпку язык висел почти до земли – распухший, давно не смачиваемый слюной. Мы оба чувствовали – близится тот момент, когда мы уже не сможем идти дальше и просто свалимся в ближайшую придорожную канаву, безучастно ожидая приближения Тьмы, способной заключить нас в свои черные объятия и избавить от страданий. Мы почти призывали смерть, устав бороться за жизнь.
Пару раз на протяжении своего скорбного пути, ведущего неизвестно куда, я останавливалась и оценивающе рассматривала чудесный кинжал, подаренный сьерром Никто. Подозреваю, что любое старинное оружие обладает собственной историей, судьбой и характером, а возможно, даже душой. От моего стилета так и веяло теплой, дружественной энергией, а еще – запахом невероятных странствий и приключений, достойных быть воспетыми в балладах и легендах. Но, и в этом я не сомневалась ни на миг, клинок также впитал в себя и память о жутких испытаниях, выпавших на долю ее бывшего владельца – моего отца!..
«Каким он был?» – Этот невысказанный вслух вопрос вяло крутился в моем затуманенном голодом мозгу. Судя по всему, отец принадлежал к касте воинов, причем занимал довольно высокое положение, ибо подобный клинок – пусть даже не меч, а всего лишь стилет – стоит бешеную кучу золотых риелей. Держать при себе подобное оружие – несусветная глупость и довольно опасное занятие, ведь немалая часть жителей Блентайра промышляет исключительно грабежом и разбоем. А поэтому один вид моего чудесного оружия способен подействовать на них как приманка и может стоить мне головы. Первой мыслью было вышвырнуть эту штуковину подальше, а второй – продать и на вырученные деньги купить еды. Но, выдвинув узкое лезвие из ножен, я залюбовалась волшебной игрой света на клинке, по которому вилась причудливая вязь непонятных слов.
Я пристально посмотрела на стилет, вспомнила его безликого дарителя и предпочла все-таки оставить клинок у себя. Едва приняв сложное решение, я внезапно осознала, что с этого самого момента перестала сомневаться в своем предназначении, ибо убедилась в очевидном и поверила в свое благородное происхождение. Легенды обрели реальность, ведь как ни крути, но против фактов не попрешь. Стоит только взглянуть на мой стилет, как сразу же становится понятно: его выковали эльфы, а значит, мои родители тоже принадлежали к одному из эльфийских кланов. Ну, во всяком случае, отец. А еще я поняла, что хочу разузнать об участи своего бесследно сгинувшего родителя ничуть не меньше, чем отыскать Ардена или стать настоящей чародейкой.
Итак, круг моих насущных задач расширился, а вот сил на их выполнение у меня оставалось все меньше и меньше…
Ребекка нехотя приоткрыла правый глаз, затем – левый, сладко потянулась и зевнула, показав четыре небольших, но чрезвычайно острых клыка, совершенно незаметных под сомкнутыми губами. Пожалуй, то была единственная неприятная черта, дарованная частью нечистой крови, струившейся в венах этой симпатичной, мускулистой, медноволосой девушки: нечеловеческой формы зубы, унаследованные ею от деда, великого воина ночного народа лайил.
В остальном Ребекка ничем не отличалась от обычных людей, ну разве что выгодно выделялась среди них своим высоким ростом, прекрасными зелеными, чуть раскосыми глазами, смуглой кожей и пышными рыжими локонами, спускающимися до самой талии. Чистокровные лайил выглядят совсем не так привлекательно – они обладают удлиненными, хищно выступающими вперед челюстями, кроваво-красными зрачками и жесткими черными волосами, сильно смахивающими на шерсть.
Впрочем, до Ребекки неоднократно доходили вполне достоверные слухи о том, что ее знаменитый дед лэрд Финдельберг, известный под прозвищем Законник, в молодости был наделен поразительно утонченной внешностью и пленял своей нехарактерной для лайил красотой каждую встречную женщину, в том числе и благородных эльфийских дам. К сожалению, сама Ребекка запомнила деда отнюдь не соблазнительным красавцем, а преждевременно отцветшим, сгорбившимся от дряхлости и раскаяния стариком, уныло влачащим последние дни своего существования.
Ну еще бы, ведь лэрд Финдельберг прожил долгую и бурную жизнь, будучи современником и ровесником давно канувших в небытие великих героев прошлого – королей Арцисса, Адсхорна и Джоэла. Подумать только, ее дед имел возможность лично лицезреть трех про́клятых королей, а возможно, и общался с ними на равных. Недаром же он стал возлюбленным верховной жрицы Чаншир – младшей сестры короля Джоэла Гордого, будущей бабушки самой Ребекки. Вот так и возник их род, смешавший в себе две крови: людей и лайил. Неправильная семья, наказанная грузом страшной тайны, способной спасти или уничтожить весь Лаганахар.
А ныне, после кончины деда, Ребекка осталась единственной и последней хранительницей этой тайны, с каждым днем тяготившей ее все сильнее и сильнее. И немудрено, ведь на ее долю выпало тяжкое испытание – жить, делая вид, будто не происходит ничего необычного. Это особенно трудно, если на самом деле тебе суждено искупить чудовищные грехи и восстановить попранную справедливость. Ну и как, скажите, вообще можно жить с подобным грузом на душе и совести, если эти грехи – отнюдь не твои?
Ребекка аккуратно застелила кровать – красиво сложила серое солдатское одеяло, отогнув наружу обшитую шнуром кромку, и отступила в сторону, любуясь результатом законченной работы. «Если взялась что-то делать, то делай это хорошо!» – так учил ее покойный лэрд Финдельберг, и теперь, следуя заветам деда, девушка собиралась блестяще выполнить навязанное поручение, которое, откровенно говоря, изрядно ей претило и шло вразрез с ее личными представлениями о чести и долге. Но ведь господ не выбирают, не так ли?
Девушка оделась, заплела в косу свои длинные волосы и взяла с комода медный наголовный обруч, украшенный двумя нитями, заполненными нанизанными на них серебряными колечками. Этим нитям полагалось красиво обрамлять лицо, а число колечек обозначало количество врагов, убитых данным воином. Да, Ребекка была воином, причем весьма искусным и уважаемым в рядах городской дружины, в коей она и служила на протяжении последних пяти лет. В отличие от чистокровных лайил, плохо переносивших дневной свет, Ребекка воспринимала дневное время положительно, правда, она тоже недолюбливала жару и долгое прикосновение прямых лучей Сола к поверхности своей кожи. Поэтому воительница выбрала именно ночную работу, обладая ценным талантом отлично видеть в темноте и передвигаться тише тени.
Кстати, в этих качествах тоже не было ничего удивительного, ведь, согласно древним легендам ее народа, лайил произошли от кошек, а родная стихия всех кошек – темнота, тишина и самые укромные городские закоулки. Будучи очень практичной молодой особой, Ребекка ничего не совершала просто так, а потому привыкла извлекать максимальную выгоду из любого встречающегося на ее пути создания. Участь полукровки тяжела и незавидна, поэтому тут уж волей-неволей приходится учиться не впадать в альтруизм, а также привыкать обходиться без сопливых сантиментов. Откровенно говоря, выгоду можно извлечь из всякого, даже самого никчемного, существа, ибо кровь течет в жилах каждого, включая нищих, больных и уродов. Ведь чужая кровь для лайил – это всегда жизнь.
Нет, в пику своим вечно голодным родичам, Ребекка не настолько отчаянно нуждалась в крови. Но все же и она не могла полностью обходиться без данного напитка, уже через месяц слабея и впадая в беспробудный сон, способный перетечь в тихую безболезненную смерть. Поэтому раз в две недели она охотилась, выбирая для этой цели самые нищие городские кварталы, населенные метельщиками и земледелами. Власти не придавали особого значения естественной убыли населения, сквозь пальцы посматривая на регулярные исчезновения одного-двух плебеев и преднамеренно исповедуя здравый принцип: не суй нос в чужие беды, дабы у тебя не добавилось своих.
Впрочем, Ребекка никогда не переступала допустимую черту относительной гуманности, неизменно избирая на роль своих жертв либо выловленных ею злодеев: воров, обманщиков и прочих прощелыг, либо награждая поцелуем смерти безнадежно больных стариков, и без того готовящихся вскоре перейти в мир иной. Но чаще всего она просто платила им за кровь, предлагая пару серебряных риелей в качестве компенсации за возможность насытиться, чем оказывала неоценимую услугу семьям нищенствующих горожан. Стоит ли упоминать о том, что умирающие старики с готовностью шли на такую выгодную сделку, осознавая, что смерть одного способна стать благом для другого, дорогого тебе человека.
В мире Лаганахара продавалось и покупалось все, включая жизнь и смерть, что значительно упрощало процесс бытия. Но хотели бы вы жить в таком мире?
Воительница с гордостью надела свой воинский обруч и посмотрелась в маленькое, установленное на комоде зеркало. Тусклый свет Уны с трудом продирался сквозь плотные оконные занавески, загадочно очерчивая узкое девичье лицо. Ребекка бережно перебирала колечки, вспоминая: вот это – убитый ею выродок, пожиратель младенцев, несколько месяцев терроризировавший весь Блентайр, а это – насильник молодых девиц из квартала целителей, не избегнувший ее острого клинка. Да, Ребекка имела полное право гордиться своими заслугами, хотя со стороны воспринималась просто еще одной хищной, кровожадной тварью, практически ничем не отличающейся от своих жертв.
Хочешь понять человека – загляни ему в душу и не верь тому, что лежит на поверхности. Наша истинная сущность спрятана глубоко и открывается отнюдь не каждому. И этому ее тоже научил дед, великий знаток самых низменных пороков и наиболее возвышенных качеств, присущих каждому из нас. А еще, даже обладая неоспоримыми достоинствами, все мы не лишены забавных комплексов и недостатков, причем зачастую таких, признаться в которых стыдимся самим себе. Ребекке уже исполнилось двадцать лет, а она еще ни разу не целовалась и вообще – не имела сердечного дружка, внушая подсознательный страх почти всем своим товарищам по службе, сторонившимся непонятной полукровки. Ребекку мучило одиночество…
«Блентайр – город большой и красивый, но при этом консервативный до мозга костей и ханжеский просто до невозможности, – мысленно рассуждала воительница, всматриваясь в свое отражение. – У нас приличной девушке и выйти-то некуда, если только замуж… Но разве найдется кто-нибудь смелый, готовый дерзнуть жениться на полукровке, к тому же внучке самого Финдельберга Законника? Разве что принц! Но куда там, ведь до наших захолустных улочек и кони-то не всегда добираются, а принцы – и того реже…»
Она печально вздохнула, прекрасно понимая всю незавидность своих замысловатых жизненных коллизий. Душа пуста, если в ней не живет любовь. И ни одно сокровище мира неспособно заполнить подобную пустоту. А то, что ей предлагают некоторые блудливые типчики, является совсем не любовью, а всего лишь отвратительным, пошлым суррогатом.
Неожиданно до ее тонкого слуха долетел отдаленный колокольный удар, обозначающий, что ночная смена началась, пора выступать в дозор. Ребекка торопливо зашнуровала высокие, доходящие до колен сапоги, поправила воротник серой рубашки и застегнула замшевый жилет. На ее спину привычно легли перекрещенные ремни двух коротких клинков-акинаков, коими девушка владела в совершенстве. Она давно заслужила звание настоящего виртуоза фехтования, сходиться в поединке с которым не осмеливались даже самые прославленные рубаки из числа столичных стражников. Воительница откинула крышку глубокого подпола, холодного, выложенного по дну пластинами медленно тающего льда, и извлекла квадратную стеклянную бутыль, наполненную густой красной жидкостью.
Нет, то была не кровь. Ребекка безумно любила томатный сок, давно подметив – употребляемый в больших дозах, он длительное время способен заменять очередной сеанс кормежки, существенно отодвигая тот момент, когда она уже оказывалась неспособна обманывать свой организм и начинала остро нуждаться в порции свежей человеческой крови. Проблема заключалась в том, что в Блентайре томатный сок являлся куда большей роскошью, чем кровь, и стоил не в пример дороже. Ребекка в несколько жадных глотков осушила объемистую посудину до дна, сыто рыгнула, покраснела и прикрыла рот ладошкой, смутившись неизвестно кого. Ну да, ничего не скажешь, хорошенькие же манеры она демонстрирует – совсем осолдафонилась. Ребекка покаянно мигнула, вновь зацикливаясь на своем затянувшемся девичестве.
В дверь ее дома негромко постучали. Девушка выбранилась, поминая Тьму, поставила на стол опустевшую бутылку, захлопнула крышку погреба и выскочила на крыльцо, торопясь присоединиться к отряду стражников, слаженно марширующих по улице. Вместо замка она легкомысленно вставила в пробой дверных железных ушек обычную кленовую веточку, нимало не переживая за сохранность своего имущества. Во-первых, у нее отродясь не водилось ничего ценного, кроме любимого дедушкиного кресла-качалки. А во-вторых, дом Ребекки, как и сама его хозяйка, пользовался дурной славой, и вряд ли в Блентайре нашелся бы хоть один не дорожащий своим здоровьем смельчак, который рискнул перешагнуть порог ее жилища.
Хотя нет, кроме рассохшегося, тоненько поскрипывающего кресла лэрд Финдельберг оставил своей внучке еще две вещи. А именно обрывок какого-то пергаментного листа, побуревшего от старости и покрытого разнокалиберными пятнами, под которыми смутно угадывался фрагмент непонятного текста, и нечто иное – буквально вплавившееся в душу и характер девушки. Свиток хранился в подвале, надежно упрятанный под пресс для выжимания помидоров. Второй же дар она предпочитала постоянно держать при себе, используя чуть ли не по сто раз на дню, ибо это наследие являлось безмерно обожаемым ее дедом ругательством, в очередной раз подтверждавшим легендарность предка.
Итак, воительница поспешно догнала шагающий в ногу отряд и скромно пристроилась в последнем ряду.
– Сожалею, сьеррина Ребекка, – лейтенант городской стражи, лэрд Роннеган, не по уставу одетый в крикливый красный плащ, поприветствовал ее коротким, фамильярным взмахом руки, – но твой обычный напарник Гарриет-лучник сегодня малость приболел. Слег с жаром и сильным кашлем. Вот я и думаю теперь, кого бы приставить к тебе вместо него, а? Может, выберешь любого новобранца по своему усмотрению?
– Новобранца? – Воительница презрительно оттопырила нижнюю губу, абсолютно несогласная с идеей своего начальника, с коим, честно говоря, никогда особо не ладила. Хотя с кем она вообще ладила?
Ребекка скептически рассматривала троих безусых парней, совсем недавно зачисленных к ним в отряд.
– Да чтоб его три раза мантикора переварила! – эмоционально пожелала лайил, мысленно завидуя своему бравому деду, несомненно имевшему честь воочию лицезреть этих мифических существ. – Воля твоя, командир, но менять им пеленки и вытирать сопли я не нанималась… Мне твоих сосунков и даром не надо, и за риели не надо!
Под ее оценивающим взглядом новобранцы стушевались и начали недвусмысленно переступать ногами, непроизвольно подтверждая насмешливое утверждение девушки. По рядам опытных стражников прокатилась волна язвительных смешков, ибо все знали: Ребекке палец в рот не клади – откусит не по локоть, а по колено, да еще и кровь из тебя высосет. И как только старина Гарриет умудряется находить общий язык с этой чумовой девкой?
– По улицам полагается парами ходить, – наставительно выкрикнул кто-то из стражников. – Так в уставе караульной службы прописано!
Ребекка пренебрежительно щелкнула языком, доходчиво намекая, в каком именно месте организма мантикоры она видела этот треклятый устав.
Смешки усилились.
– А у вас что, нет парня? – блеюще вякнул самый смелый из новобранцев.
Ребекка одарила его клыкастой улыбкой, заставившей наглеца подавиться собственными словами.
– Нет, это ни у одного парня нет меня! – насмешливо изрекла она. – И не будет, не дождетесь такого счастья, олухи!
Лэрд Роннеган демонстративно кашлянул, пряча в усы язвительную ухмылку. Увы, он неплохо разбирался в оружии, но ничего не смыслил в психологии и тонких душевных порывах, а посему не знал, что одиночество и непонятость – обычный удел любой неординарной личности. Жаль только, что эта своенравная красотка не желала завязать более близкое знакомство, отвергая его ухаживания, порой довольно настойчивые и нескромные. Ну да ничего, однажды все изменится – несговорчивая девушка попросит его милости, и тогда, как говорится, и на его улице перевернется телега с пряниками. В этом любвеобильный лэрд нисколько не сомневался.
– Соглашайся, я же предлагаю тебе все самое лучшее, – мягко произнес он, имея в виду неоспоримую истину: «Работа – не баба, от нее не сбежишь». Хотя, возможно, он подразумевал нечто совсем иное.
– Я пойду одна, мне не привыкать! – самонадеянно хмыкнула девушка, отбрасывая за плечи полы плаща и проверяя, легко ли вынимаются из ножен ее парные клинки.
Ребекка с детства усвоила неписаное правило, гласящее: «Одиночество всегда является закономерной изнанкой свободы». Она небрежно кивнула начальству, дескать: «Даю всем понять – я заступила на дежурство», и спокойно зашагала вниз по улице, направляясь к самому злачному городскому району, носящему многозначительное название – переулок Кинжалов. При этом отважная лайил даже и не догадывалась о том, что сегодня взамен заболевшего стражника ее напарником временно стала сама судьба!..
Не знаю, сколько времени мы потратили впустую, занимаясь бесплодными скитаниями по городу. Стемнело и сильно похолодало. В воздухе висела плотная пелена тумана, превращающегося не в капли влаги, а в бесчисленные, мелкие, словно песок, снежинки. От внезапно вернувшегося зимнего мороза у меня сводило голые кисти рук и пощипывало кончик носа. Напуганная, усталая и голодная, я уже не выискивала путеводные знаки судьбы, а просто бестолково бродила по улицам, с каждым мгновением все больше склоняясь к горькой мысли о необходимости вернуться в Звездную башню и отдать обратно свою хрустальную звезду.
«Ты не заслужила такой чести, – думала я, старательно отворачиваясь от дверей пекарни, откуда доносился соблазнительный запах свежей сдобы. – Кем же ты себя возомнила, дурочка? Да тебе нет места даже среди нищих, а куда подалась – в чародеи! Ишь какая самонадеянная!..» Но сама мысль о необходимости отказаться от своей заветной мечты ужасала меня почти до безумия, ибо зачем же тогда жить?
Человек жив лишь до тех пор, пока жива его мечта. Она окрыляет и служит источником неисчерпаемого вдохновения. Мечта помогает нам не замечать многие бытовые неудобства, смягчает боль и одиночество, да к тому же является той спасительной звездой, разгоняющей тьму в конце темного туннеля, обрести которую должен каждый. Да, следует признать – путь самореализации (а ведь вся наша жизнь и есть долгий путь погони за ускользающей мечтой) труден и тернист. Хватит ли у нас смелости, терпения и воли для того, чтобы добиться счастья, заключающегося в реальном воплощении своих намерений?
Могут пройти не месяцы, а годы, прежде чем ты сумеешь осуществить свою мечту, но помни – никогда не отказывайся от того, что задумал, какими бы недостижимыми ни выглядели твои устремления. Человек способен совершить невозможное, борясь за исполнение своих задумок. И разве не ради этого мы рождаемся на свет? Мечты должны сбываться, а люди просто обязаны быть счастливыми! Никогда не смейся над мечтами других, ведь в нашем мире возможно многое, подчас – самое невероятное. Утрачивая способность мечтать, мы превращаемся в зверей, а люди, которые не имеют целей, имеют очень немного… И мне их искренне жаль!
Ближе к ночи мой энтузиазм истощился окончательно, а сама я впала в дремучее уныние и отчаяние. Белый пес почти плакал, будто измученное дитя, волоча левую заднюю лапу и глядя на меня помутневшими, слезящимися глазами. Смирившись с неизбежной смертью, приход коей уже воспринимался мною как милость, я опустилась прямо на мостовую под окнами какого-то большого и шумного здания и прикрыла глаза, чувствуя, как все глубже и глубже погружаюсь во что-то липкое, холодное и мерзкое. Я сделала последнюю попытку вырваться из этого предсмертного обморока, приоткрыла веки и неожиданно увидела рослую, заинтересованно склонившуюся надо мной тень. Тень улыбнулась, обнажив пару острых клыков, плотоядно блеснувших в свете проглядывающей сквозь облака Уны.
«Ну вот и все, – безразлично подумала я, уже не боясь ничего и никого, ибо все мои прежние страхи притупились вместе с желанием жить. – Это лайил. Сейчас я умру, возможно, быстрее, чем от голода и жажды…» Я откинула голову, подставляя твари оголенное горло, и выжидательно зажмурилась, сквозь пушистую завесу ресниц подглядывая за своей будущей убийцей.
Тень наклонилась ближе, ее глаза сияли, словно пара больших светлячков.
«Зеленые глаза… у нее зеленые глаза? – удивилась я. – Но у лайил не бывает зеленых глаз!..»
И тут к моему носу вдруг плотно прижали тряпку, пропитанную чем-то сладким на вкус и пахнущую одуряюще приторно. Я протестующе рванулась, но чужие пальцы держали крепко, заставляя вдохнуть. Мне показалось, будто я плыву куда-то далеко, вдоль русла Алларики, беззаботно покачиваясь на мягких, ласковых волнах. Боль, голод и жажда отступили, превратившись в нечто малозначительное и преходящее.
– Спи, малышка! – повелительно прошептал красивый голос, и, уже более не сопротивляясь, я послушно погрузилась в глубокий сон без сновидений…
Сгустившийся над городом туман не имел абсолютно никакого запаха, к тому же оказался совершенно невесомым, поэтому Ребекка немного заблудилась, ощупью двигаясь сквозь это белое и непрозрачное марево, не чувствуя ничего, кроме сырости и холода. Обутые в тонкие сапоги ноги мерзли. Капли сконденсировавшейся влаги оседали на ее плаще, и она с удовольствием бы их слизнула, но, увы, они слишком быстро превращались в узорчатые хрупкие снежинки. Девушка остановилась, поправила перевязь с клинками, потерла лодыжкой об лодыжку, а затем и попрыгала, пытаясь хоть немного согреться.
– Весна, – скептично произнесла она вслух, испытующе щурясь на скрывшиеся в тумане стены домов, – забери ее Тьма! Совсем погода сдурела.
Дыхание с паром вырывалось изо рта, красноречиво свидетельствуя о стоящем на улице морозе, ядреном – отнюдь не весеннем.
– Начальство сбрендило, чародеи обленились, вдобавок ко всему заболел мой единственный, пожалуй, настоящий друг Гарриет-лучник…
Девушка изнывала от скуки и осознания собственной ненужности, ибо в этот собачий холод никто не рискнул бы высунуться за порог, даже воры и грабители. Улицы пустовали, а самой Ребекке сильно хотелось не поймешь чего: то ли семечек, то ли замуж… Сердце замирало от томительного предчувствия скорой неизбежности, заставляя ее лишь упрямее склонять голову и все настойчивее продираться через слои тумана. Она словно шла навстречу своей судьбе, пока еще не разобравшись, следует ли порадоваться или, наоборот, опечалиться, столкнувшись со столь непоправимым, не зависящим от нее фактом и ощущая себя пешкой в чьей-то чужой запутанной игре.
Между тем туман поднялся уже выше головы, даже мостовую под ногами стало едва видно. Вот как сверзится она сейчас в какую-нибудь глубокую яму и останется на всю дальнейшую жизнь хромой инвалидкой, никому не нужной и не интересной… Стражница замерзла почти до невменяемого состояния, на чем свет стоит костеря всех кого ни попадя, но в глубине души понимая, что в своих бедах ей нужно винить лишь себя. Ибо не иначе как Тьма ее дернула выбрать себе настолько обременительную работу.
– Чтоб тебя мантикора три раза переварила! – вслух пожелала Ребекка, ни к кому конкретно не обращаясь, но чувствуя, что на душе немного полегчало.
Затем она решительно поддернула сапоги и завернула в переулок Кинжалов, самую мерзкую и опасную часть ее привычного маршрута.
– Вот сейчас обойду эти трущобы и отправлюсь в трактир пить горячий сбитень на меду!
Этот напиток стоил дорого, но от одной мысли о нем в животе девушки сразу же разлилось предвкушающее тепло. Она довольно хмыкнула, завернулась в плащ и ускорила шаг, бдительно посматривая по сторонам. Впрочем, ее исполнительность оказалась напрасной – в переулке не было ни души. Сжимая трясущиеся от холода челюсти, она вдруг ясно представила, как же это здорово: сидеть в тепле у огня, потянуться к пламени закоченевшими руками, и запах дыма, и треск дров… Притворяясь зевающей, девушка прикрыла рот ладонью и, стискивая зубы, чтобы они не стучали, попробовала исподтишка размять онемевшие щеки. У нее сводило губы, а ресницы покрылись белой опушкой изморози.
Переулок Кинжалов почти закончился, и Ребекка подошла к щедро освещенному трактиру, заполненному вовсю горланящим песни народом: свободными от дежурства стражниками, состоятельными горожанами и удравшими из королевского дворца дворянами, уставшими от капризов своего повелителя. Все это не совсем натуральное веселье заливалось потоками сбитня, вина и пива, что еще раз доказывало – люди осознают шаткость своего положения и гуляют так, будто доживают последние дни. Впрочем, сие утверждение вполне соответствовало жестокой действительности, ибо ни для кого в столице уже не являлось секретом, что Блентайр умирает…
Лайил облегченно вздохнула и уже было собралась войти внутрь теплого помещения, как вдруг заметила хрупкую детскую фигурку, беспомощно распростертую под стеной трактира. Рядом с ребенком лежал большой белый пес, судя по всему тоже находящийся при последнем издыхании. Ребекка скабрезно ругнулась, точным движением бросила машинально выхваченные клинки обратно в ножны и приблизилась к своей неожиданной находке. Сначала она подумала, что нашла мальчика, причем не из простых, одетого в богатую, нарочито неброскую одежду, но потом пригляделась внимательнее и ахнула…
Этот изящно очерченный профиль, кажущийся необычайно хрупким на фоне белесого тумана, эти длинные пряди иссиня-черных волос, гладкий, нежный лоб, закрытые глаза миндалевидной формы… Нет, подобные черты не могли принадлежать мальчику! И как она умудрилась ошибиться? Очевидно, ее обманула узкобедрая невысокая мальчишеская фигурка, но это, бесспорно, была девушка, еще совсем юная, едва вступившая в пору девичества. Ребекка тут же ощутила ничем не истребимую женскую солидарность, объединяющую ее и сию бездомную малютку, и умилилась до слез.
Лайил участливо наклонилась к девочке и увидела, что веки умирающей крохи затрепетали от испуга, а ее почти примерзшие к земле руки силятся оттолкнуть, защититься… Тогда лайил извлекла из сумки тряпку, пропитанную усыпляющим составом, предназначенную для усмирения особо ретивых правонарушителей, и наложила на нос девочки, погружая незнакомку в долгий сон без сновидений.
– Спи, малышка! – повелительно прошептала стражница.
А затем одной рукой она уверенно подхватила свою необычную находку. Крякнув, взвалила на другое плечо вяло огрызнувшегося пса и решительно потопала в сторону дома, чуть покачиваясь под тяжестью двойной ноши, но отнюдь не собираясь бросать ни девочку, ни собаку.
Оказавшись в родной хибарке, Ребекка отдала псу почти весь запас имеющейся у нее еды и радостно удостоверилась: собака ест, а значит, выживет. Воительница бережно раздела спасенную малышку и задумчиво присвистнула, обнаружив на ее спине нечто сказочное, давно уже не встречавшееся в Блентайре и повергшее лайил в бурный восторг. Она обтерла мокрым полотенцем спасенную эльфийку, уложила в свою постель, а сама опустилась в дедушкино кресло и углубилась в пространные размышления…
Лучик дневного света шаловливо проникал сквозь серую, плотно задернутую оконную занавеску и играл пылинками, порхающими над дощатым, плохо отмытым полом. Белый пес сладко дрых на домотканом половичке, уронив голову на передние лапы и счастливо приоткрыв пасть. Рядом с ним стояла дочиста вылизанная глубокая миска, еще хранящая запах перловой каши, щедро сдобренной салом и костями. Я обрадованно улыбнулась, мысленно возблагодарив нашего доброго спасителя, избавившего несчастное животное от мучительной голодной смерти. Кстати, где же он сам, этот неизвестный спаситель, и куда мы попали?
Я с трудом оторвала от подушки свою разрывающуюся от боли голову, пытаясь осмотреться по сторонам. Приютившая нас комнатушка оказалась небольшой и вопиюще неухоженной. Кроме кровати, на которой я и лежала, в ней располагался перекошенный шкаф с необструганными дверцами, черный от копоти камин, комод с зеркалом и чрезвычайно большое, кажется, снабженное полозьями кресло, задвинутое в самый дальний, темный угол, куда совершенно не попадали единичные лучи Сола, умудрившиеся пробиться через занавеску. Кресло размеренно покачивалось…
За раскрытой дверью комнаты смутно просматривалась небольшая прихожая, заваленная старым, затянутым паутиной барахлом. Я понимающе усмехнулась и повела носом – в хибарке пахло плесенью, запустением и еще чем-то сладковатым, незнакомым. Как я ни старалась, так и не смогла идентифицировать этот слабый, едва уловимый аромат. Проанализировав свои впечатления, я пришла к однозначному выводу: хозяином домика является конечно же мужчина, причем не сильно зацикленный на поддержании порядка и не очень-то обременяющий себя домашними хлопотами. Я неловко повернулась, кровать скрипнула…
Пес лениво приоткрыл левый глаз и застучал хвостом по полу, показывая – все хорошо, мы находимся в безопасном месте. Кресло качнулось сильнее и остановилось, а из его недр поднялась высокая, атлетически сложенная фигура. Я опасливо подтянула одеяло, укрываясь им до самого носа и настороженно следя за хозяином домика, приближающимся к кровати. Ему хватило всего лишь четырех шагов, чтобы пересечь свободное пространство комнаты и остановиться возле меня. Царящий в хибаре полумрак скрадывал очертания тела, выявляя лишь общий контур – пропорциональный, подтянутый, мускулистый. Я различила длинные волосы, заплетенные в две косы, широкие плечи и обшитый железными бляхами жилет, скроенный из плотной замши. Ноги незнакомца облегали темные штаны, под коленями переходящие в удобные сапоги. Хозяин наклонился еще ниже и двумя пальцами осторожно прикоснулся к моей щеке.
– Хочешь пить или есть? – заботливо спросил он, и я мгновенно узнала тот самый красивый голос, что ранее приказал мне спать. – Клянусь Тьмой, твой оголодавший пес умял мой недельный запас каши и все имеющееся в доме сало! – Ироничный тон этого добродушного сообщения вызвал у собачьего хвоста новый приступ бурного шевеления. – Но для тебя, малышка, я отложила немного хлеба и сыра.
«Отложила?!» – Я изумленно подпрыгнула на перине, встретившись с пристальным взглядом изумрудно-зеленых глаз и замечая все остальное, до сего момента замаскированное сумраком: округлые бедра, изящный изгиб алых губ, небольшие груди, соблазнительно бугрящиеся под жилетом, нос с горбинкой и черные брови вразлет…
Ох, как же я ошиблась, приняв своего заботливого хозяина за мужчину… Ошиблась, потому что передо мной предстал не хозяин, а хозяйка. Нас спасла девушка!
«Итак, все, о чем мне твердили с самого рождения, оказалось враньем!» Ребекка молча методично раскачивалась в кресле – лишь полозья ритмично постукивали об пол да понимающе поскрипывала сплетенная из ивовых прутьев спинка. Вот если бы еще ее мысли текли так же плавно, подобно движениям удобной качалки… Девушке внушали, что эльфы погибли все до единого, ибо те, кого не зарезали в финальной бойне у Аррандейского моста, бежали на север и там сгинули, утонув в бескрайних снегах и не выдержав чудовищного холода. Ведь они были такими нежными… Лайил будто воочию видела зверски истребленных эльфов Полуночного клана, их высокие стройные тела, прекрасные удлиненные глаза и гибкие пальцы. Прирожденные аристократы – именно такими их описывал дед, способный часами рассказывать о чудесах эльфийского двора, о благородстве короля Арцисса и непревзойденном очаровании его невесты – Эврелики Прекрасной.
Эврелика! Ребекка мысленно охнула, потому что поняла – у спасенной ею малышки обнаружилось слишком много общего с легендарной эльфийской красавицей. Те же буйные черные локоны, необычный цвет глаз и губы, напоминающие едва распустившийся розовый бутон. Вот только у Эврелики никогда не было того, чем обладает эта малышка, – двух полупрозрачных серебристых крыльев, похожих на полотна лунного света, на паруса надежды и мечты!
Ребекка вздрогнула и зябко обхватила себя за плечи. Дремлющий возле кровати пес лениво шевелил хвостом, выражая недвусмысленную симпатию к приютившей их девушке. Уж он-то явно не считает ее своим врагом… Огонь в камине потух, но в комнатушке еще удерживалось накопленное за день тепло, а спасенная девочка сладко спала в ее кровати, беззащитно посапывая упрямо вздернутым носиком. Лайил обернулась и, пользуясь преимуществом своего острого зрения, повторно вгляделась в личико чудесной малютки. Она вызывала у девушки восторг, но вместе с тем и испуг, основанный на душевных терзаниях и острой неуверенности в благоприятном исходе предназначенной ей миссии.
Ребекка сильно сомневалась в благополучном разрешении того опасного дела, которое завещал ей дед… Что представляет собой эта девчушка, кажущаяся столь хрупкой и беззащитной? Ребекка растерянно прикусила губу, осознавая, что здесь не поможет обычная логика и дедукция, ибо ментальные возможности эльфов выходят за рамки обыденного восприятия, не поддаются анализу, а тем более предвидению. Эльфы, они же не такие, как все прочие расы… Их недаром называют Перворожденными!
Раскачиваясь по-прежнему, она усиленно напрягала память, стараясь собрать воедино все разрозненные и хаотически перемешанные частицы доступной ей информации. Получается, что чародеи и богиня Банрах боятся отнюдь не напрасно – ведь пророчество Неназываемых, кажется, начинает сбываться: в Блентайре появилась крылатая девушка, просто неспособная оказаться кем-то иным, кроме как носительницей крови сгинувших эльфов. Ну в самом-то деле, не куры же ее породили! Тут Ребекка саркастично фыркнула. Нет, среди разумных существ в их мире крыльями обладали только эльфы из клана Полуночных, следовательно, спасенная ею малышка доводится дочерью кому-то из них.
Но когда и каким образом попала она в город? Ребекка тщетно ломала голову, так и не сумев придумать ничего путного. Она все еще пребывала в состоянии шока: ну как же так, ведь у них в Лаганахаре крылатые эльфы давно уже считались некими порочными тварями, злейшими врагами рода человеческого, публично преданными проклятию и полностью исчезнувшими с лица земли… И тут вдруг такая неожиданность!.. Да еще буквально чуть ли не на голову свалившаяся! И как теперь прикажете поступить с завещанием деда, Финдельберга Законника? А впрочем, не сама ли Ребекка лелеяла мечту уволиться со службы и отправиться на поиски следов последних эльфийских повелителей? Ведь дед безоговорочно верил в то, что они выжили и сумели избежать загребущих лап человеческих чародеев.
И вот судьба шутя подкинула ей явное доказательство правоты предка, тут уж не отвертишься – Ребекка ласково усмехнулась, – ибо это самое доказательство самозабвенно сопело сейчас на ее подушке, по-детски засунув в рот большой палец правой руки и пуская слюнявые пузыри. Такое милое, наивное и беззащитное! И этому ребенку суждено стать воплощением древнего пророчества, начертанного на стене Немеркнущего Купола? Нет, лайил напрочь отказывается верить в подобную несуразицу. Да этой малютке впору еще в куклы играть, а не сражаться за спасение мира, тягаясь с всемогущими чародеями!
Лоб девушки прорезала скептическая морщинка. Эта малышка показалась ей предельно безвредной, и в то же время неплохо разбирающаяся в людях воительница не могла не принять во внимание некоторые вполне очевидные признаки, способные сильно поколебать ее уверенность.
Кстати, вышеупомянутый ребенок до последнего боролся за свою жизнь, даже на краю гибели не желая сдаваться и отступать, а это говорило о неустрашимом характере и об огромной силе воли. Благородные черты наводили на закономерную мысль о наличии восприимчивого пытливого ума, а форма лица выдавала наличие задатков редкой красоты, которая в будущем обязательно достигнет своего расцвета и совершенства. Эльфийка отличалась маленьким ростом и хрупким телосложением, но пропорции ее фигуры были безупречны и гармоничны, а значит, после соответствующих тренировок она может стать отличным бойцом.
«Да, – тут лайил уверенно кивнула, – эта девочка отнюдь не так проста, как показалось на первый взгляд. Но лишь близкое, непосредственное и дружеское общение может наглядно показать, достойна ли малышка великого наследия своих предков».
Ребекка тяжело вздохнула, ибо сердце ее разрывалось от противоречивых устремлений. С одной стороны, она поклялась выполнить просьбу умирающего деда и намеревалась во что бы то ни стало сдержать данное ему слово. Но с другой…
Воительница неохотно прикоснулась к нагрудному карману своего жилета, в котором лежала некая чужеродная вещь, вызывающая у нее лишь отвращение и жгущая пуще огня. Что же ей делать? Послушаться зова сердца или пойти на поводу у долга? Лишиться покровительства одной всесильной особы или забыть о данной деду клятве? Как ни поверни, она в любом случае станет предательницей… Впервые в жизни Ребекка мучилась столь сильными угрызениями совести, перебирая возможные варианты развития событий, колеблясь в выборе, но так и не находя правильного решения.
«Всякая проблема имеет три решения: простое, удобное и ошибочное, – промелькнуло у нее в голове. – Возможно, при нежелании остановить выбор на первом или втором варианте мне просто нужно совершить нечто третье, совершенно бредовое и нелогичное? Смутить судьбу непонятным ей поступком, и тогда капризной фортуне поневоле придется выложить спрятанные в рукаве карты, выдав свои ближайшие намерения? А если мне…» Но додумать она не успела, потому что ее внимание привлек негромкий звук. Это старая кровать невольно заскрипела под напором пусть легкого, но все же ворочающегося на ней тела.
«Она проснулась!» – поняла Ребекка. Встав с кресла, она подошла к спасенной ею девочке.
– Хочешь пить или есть? – заботливо спросила девушка, бережно прикасаясь к щеке малютки и стараясь определить, не поднялся ли у той жар. – Клянусь Тьмой, твой изрядно оголодавший пес умял мой недельный запас каши и все имеющееся в доме сало! – шутливым тоном произнесла лайил, с радостью заметив, что, услышав эти слова, пес отчаянно принялся мести хвостом пол. – Но для тебя, малышка, я отложила немного хлеба и сыра.
Но вместо ответа девочка вдруг панически отшатнулась и забилась в угол кровати, глядя на Ребекку исподлобья сквозь упавшие на лицо пряди волос. Ее сиреневые глаза враждебно косились на спасительницу, а скрюченные пальцы с выставленными вперед ноготками делали эльфийку похожей на маленького, смертельно испуганного зверька.
– Я приняла тебя за мужчину! – наконец сдавленно сообщила девчушка, сипя пересохшим от жажды горлом.
– О, – весело рассмеялась Ребекка, – какое приятное совпадение! Признаюсь, впервые увидев тебя там, под стеной трактира, я тоже решила, что ты – мальчик. Но поверь, я…
– Нет, – угрюмо перебила малышка, – ты все поняла неправильно. – Уж лучше бы моя промашка соответствовала действительности и ты в самом деле оказалась мужчиной: грубияном, пьяницей и насильником!
– Почему? – оторопела Ребекка. – Во имя Тьмы объясни, почему ты предпочла бы встретиться с каким-нибудь сексуально озабоченным отморозком?
– Почему? – возмущенно закричала девочка. – И ты еще имеешь наглость спрашивать меня об этом? Да потому, что вместо мужчины я встретила кое-кого пострашнее и поопаснее – пожирательницу трупов и убийцу невинных! Не отпирайся, я сразу тебя узнала – ты лайил, кровопийца, крадущееся в ночи порождение Тьмы! И я знаю, что ты принесла меня к себе в дом с одной только целью – помышляя сожрать мое тело и выпить мою кровь!
