Зачем мы любим?..

Правда, странный вопрос? Кому-то он может показаться нелепым и даже абсурдным. Меня же волнует совсем другое: почему мы никогда об этом не думаем? Почему не спрашиваем себя: «Зачем ты любишь? Зачем засыпаешь и просыпаешься с мыслью о любимом и сердце твое не находит покоя? Какой ты вкладываешь смысл в понятие «любовь»?»

Все в нашем мире имеет какой-то смысл. В нем нет ничего бесполезного или случайного. Значит, точно такая же, логически обоснованная цель должна быть и у любви… А мы этой цели не знаем! Прагматик скажет, что любовь – это просто физиология. Он примется доказывать, что любовь нужна для продолжения рода. Но разве для воспроизведения рода человеческого недостаточно только банального физического влечения? Возможно, в простом количественном аспекте и достаточно. Но как тогда быть с любовью возвышенной и платонической: к родине, к родителям, к святыням? Зачем возникает это чувство? Неужели нам мало привязанности, уважения, восхищения? Почему мы ищем именно любви?

Любовь приносит человеку страдания, но и в этом тоже должен иметься какой-то высший смысл. Не может же получиться так, чтобы кропотливый душевный труд и страдания любящего сердца оказались лишены всякого содержания. Но так получается… Каждому из нас довелось пережить подобное горе лично. Все мы знакомы с мучительным, изматывающим бегом по замкнутому кругу: пустота – любовь – терзания – снова пустота и опять любовь. И вот мы уже устали и выдохлись, отныне нас одолевает одно-единственное желание: спрятаться, уйти, забыться, не думать. Человек, познавший боль, испытывает животный страх перед ее возвращением. Он боится повторения этой жесточайшей муки. Он не хочет любви, не хочет попасть в ее зловещий, манящий, затягивающий омут.

Страх перед любовью преследует человека всю его сознательную жизнь. Ведь влюбиться – это значит потерять себя, лишиться свободы и точки опоры. Любящий неизбежно отказывается от своего прежнего «я», слепо вверяя его в руки возлюбленного. Любовь подобна прыжку с обрыва – она пугает и зачаровывает, притягивает и отталкивает. Завораживающий первобытный ужас – вот что такое любовь! Любовь – это одна из форм смерти, пускай приятная, но от этого не менее страшная. Два величайших явления, любовь и смерть, есть древняя и доселе нераскрытая тайна, спрятанная под покрывалом страха. Мы не способны проникнуть в суть этих тайн. Они и поныне остаются для нас вечной загадкой – не проясненной, волшебной, запретной…

Небеса посылают нам любовь. Небеса обрекают нас на смерть, не спрашивая ни о нашей готовности к переходу в иную форму существования, ни о нашем желании покинуть телесный мир. Любовь и смерть формируют нравственный и физический облик человека, заставляя его совершать разнообразные поступки и повелевая его жизнью. А мы, глупцы, так и не научились познавать суть этих явлений, мы даже не видим их высший тайный смысл…

Вот такие философские размышления терзали меня на всем протяжении нашего кратковременного отдыха. Заметив, как сильно я погрузилась в себя, Ребекка с Беониром проявили похвальную душевную чуткость, предпочитая покамест помалкивать и не приставать ко мне с разговорами и расспросами. А возможно, у каждого из нас нашлось сейчас что-то свое, интимное, о чем стоило подумать.

Я мучительно решала, чего же я боюсь больше: обрести любовь, которая хоть и частично, но все же отвлечет меня от задачи спасти Лаганахар, или же лицом к лицу встретиться с неумолимой смертью, которая лишит смысла все и вся. Любовь Ардена или смерть Ардена? Подозреваю, что, какое бы решение я ни приняла, это станет для меня нелегким испытанием и потребует предельной концентрации ментальных и физических сил. Не скрою, мне было страшно! Очень страшно…

Мы молчали, не желая беседовать о чем-то второстепенном, но и не находя слов для разговора о главных проблемах. Впрочем, всякие слова казались теперь лишними. Молчание хранила и наша обычно болтливая лайил: похоже, все увиденное здесь поразило даже ее. А посмотреть и правда было на что! Своды залов, над которыми проходила приютившая нас балка, украшала роскошная мозаика, и даже каменные саркофаги, встроенные в специальные ниши почти на всю высоту стен, не портили ощущения красоты и царственного спокойствия, от которого у нас буквально захватывало дух.

Тишину нарушил Беонир:

– Я читал, что в глубокой древности люди умели создавать невероятную красоту, но чтобы такое… – Он восхищенно потер кончик носа и вздохнул, словно ему не хватило эпитетов, чтобы точно передать все очарование этого места. – Теперь я абсолютно уверен в том, что храм Песка построили сами Неназываемые.

– Смотри не захлебнись слюнями! – иронично хмыкнула воительница, в гораздо меньшей степени благоговеющая перед владениями богини Банрах.

Сунув руку в колчан, болтавшийся на поясе у юноши, она отыскала там стрелу с кольцом на конце и, сняв с бедра веревку, продела ее в кольцо. После чего завязала хитрый узел и, без спроса позаимствовав лук ниуэ, метко всадила стрелу в потолочное стропило, разделяющее два ряда слюдяных пластин. Размотавшаяся веревка, привязанная к стреле, свободно повисла, призывно качаясь в паре шагов от площадки, не доставая до виднеющегося внизу пола примерно на высоту моего роста.

– Рискнешь? – Ребекка любезным жестом указала Беониру на веревку.

– Ну уж нет! – Юноша испуганно затряс головой и спиной прижался к стене, намекая на то, что отдирать его от нее нам придется силой. – Я слишком ценный для вас спутник, я умею читать карты. А если я упаду?..

– Спутник! – саркастично фыркнула воительница. – Лучше скажи – обуза. А вот я не знаю себе цену, потому что никогда ее не называла!

– Мало знать себе цену, – ответно съязвил Беонир, – нужно еще пользоваться спросом!

– Угу, но с тебя что-либо спрашивать бесполезно. – Лайил решительно отодвинула меня в сторону, прежде чем я успела вмешаться в их очередную перепалку. – Значит, придется мне лезть.

Достав из своей походной сумки моток тонкого, но отменно прочного шнура, лайил одним движением ножа отсекла нужный кусок, зажала его в зубах и легким, поистине кошачьим прыжком перескочила на раскачивающуюся под потолком веревку… Я испуганно вскрикнула, но Ребекка не промахнулась. Стрела, на половину своей длины вошедшая в тысячелетнее дерево, выдержала, и девушка уверенно заскользила вниз. Чуть-чуть не дойдя до конца, она остановила свой спуск, надежно оплела веревку ногами и, подтянув к себе ее нижний край, прочно скрепила его с тем куском шнура, который перед спуском зажала в зубах. После этого воительница продолжила движение и, мягко спружинив ногами, приземлилась на пестро разукрашенный пол.

Через десять минут мы с Беониром стояли подле Ребекки, хотя последнему этот спуск дался весьма непросто, особенно стартовый прыжок с балки на веревку. Теперь мы смогли внимательно оглядеться по сторонам и лишний раз поразиться гению сумасшедших строителей, возведших столь громадное здание. Картины и фрески на его стенах изображали безбрежные моря, зеленые леса и островерхие горные пики, увенчанные шапками из пушистого снега. С высоты балки эти рисунки выглядели чудовищно искаженными, но отсюда, снизу, они поражали своим правдоподобием и производили предельно реалистичное впечатление.

Впрочем, вскоре наше самозабвенное медитирование прервал некий подозрительный, едва слышный шорох, донесшийся откуда-то справа. Возвращение к суровой реальности оказалось крайне неприятным: нам стало понятно, что темная сила, гнездящаяся в подземельях, почуяла незваных гостей. Первой тревогу подняла Ребекка, обладающая совершенным чутьем хищника.

– Опа, да у нас гости! – Она мягко повернулась в направлении подозрительного звука, причем оба ее клинка уже были обнажены. – Ну-ка, кто к нам пожаловал?

В этот зал вел только один ход, поэтому атаки с тыла мы могли не опасаться. Вглядевшись в темноту, я констатировала: из сумрачного туннеля к нам приближаются какие-то смутные тени, единственным отчетливо видимым элементом коих стали горящие красным огнем глазницы. Я почему-то ожидала встретить скелетов, но вместо этого на нас медленно надвигалась пятерка вполне обычных полуразложившихся трупов, покрытых неровными лохмотьями кожи, серой от въевшейся в нее могильной пыли. Пальцы рук этих существ заканчивались костяными когтями длиной в добрую ладонь. Каюсь, поначалу тела этих омерзительных стражей подземелья показались мне просто ссохшимися оболочками, слабыми и ни на что не годными. И только увидев, как, отбитый такой вот полусгнившей лапой, отлетел в сторону акинак Ребекки, еле успевшей увернуться от удара врага, я осознала, что легкого боя ждать не приходится. Беонир тут же схватился за лук, совершил резкий рывок тетивы, и вот уже наконечник замер, ловя цель, а тяжелая стрела ударила в мертвое тело, отшвырнув его на шесть шагов назад.

– Варлики! – ненавидяще выдохнул ниуэ. – Это они!

Однако этот удар, отбросивший врага, стал единственным, на что оказалась способна стрела. Массивный боевой наконечник, навылет прошивающий тяжелый доспех, выказал свою полнейшую несостоятельность против натиска и так уже мертвой плоти. Увы, стрела даже не пробила кожу варлика. А тем временем парные клинки Ребекки закружились в смертоносном танце, ловким выпадом развалив напополам одного из мертвяков, словно рассекая кусок податливого сливочного масла. Линия разреза немедленно вспухла облачком вонючего серого пара, и половинки разом съежившегося тела безвольно, как тряпки, упали на пол, рассыпавшись горсткой праха. Череп мертвеца разлетелся на куски, не выдержав соприкосновения с камнем. Сложным мастерским приемом воительница отсекла лапу второй твари – и с трупом произошли точно такие же изменения.

– Ничего себе! – восхитился Беонир. – Милая, где ты взяла свои мечи?

– От дедушки достались, в наследство, – ровным голосом сообщила лайил, нанося следующему наседающему на нее варлику сильный удар в грудь и одновременно с этим блокируя вторым акинаком замах когтистой лапы, нацеленный ей в голову. – Он рассказывал, что добыл их у эльфов, похитив из той самой заброшенной Библиотеки, которую мы недавно имели честь посетить!

– Ушлый же он был парень, твой знаменитый дедушка! – почтительно отозвался ниуэ.

– А то! – важно надула губы чрезвычайно польщенная воительница. – Ведь слава и имя Финдельберга Законника чего-нибудь да стоят и возникли не на пустом месте!

Их разговор занял не более нескольких секунд, но даже этого промедления оказалось достаточно, чтобы оставшиеся целыми умертвия оценили неэффективность лобового штурма и не созрели для решения переменить тактику. Один из них надежно увяз в поединке с Ребеккой, демонстрируя чудеса ловкости и прыткости, а двое других начали заходить сзади, очевидно, намереваясь напасть на нас с тыла. Не желая остаться в стороне от боевых действий, я выхватила из ножен Лед и ринулась в атаку.

Узловатая когтистая лапа варлика просвистела у меня над ухом, едва не лишив мою голову пары-тройки щегольских косичек. Вспомнив о металлических наконечниках, прикрепленных к моим волосам, я мотнула гривой, скользящим прикосновением этих острых украшений начисто сдирая кожу с мертвой длани своего противника. А нечего было грабли расставлять! Полагаю, стражи подземелья не способны испытывать боль, но пораненный мною мертвяк внезапно ответил обиженным утробным воем. Он повел широкими плечищами, блокируя замах моего клинка, и меня тут же отбросило в сторону, словно легковесную пушинку. Правда, я успела закончить начатый выпад, и пусть мой меч лишь самым кончиком коснулся торса варлика, но даже этого оказалось достаточно. Еще как достаточно! Страшная сила холода, скрытая во Льде, с громким хлопком разорвала тело мертвеца в клочья. Воздух мгновенно наполнился мельчайшими частицами праха. Я зажмурилась и проворно отскочила, мысленно благодаря заботливых степняков, снабдивших меня и моих друзей защитными платками, избавившими нас от риска надышаться подобной пакостью.

Тем временем лайил уже успела разобраться со своим противником, а оставшегося варлика Беонир почти в упор расстрелял из лука. Одна из стрел вошла мертвяку точно в глаз, окончательно упокоив противоестественно прыткого покойника.

Прах быстро осел на пол, и я смогла различить своих старательно отряхивающихся, разом повеселевших друзей. Понимая, что не имеем права медлить, мы почти бегом двинулись дальше, в темный провал простирающегося перед нами хода. Беонир придирчиво сверился с картой, нанесенной на оборотную сторону черного свитка, и удовлетворенно кивнул, намекая на то, что мы, бесспорно, выбрали верное направление.

Пройдя по коридору шагов сорок, мы уперлись в тупик, но в стене справа от него имелась узкая трещина, в которую я и нырнула. Не знаю почему, но я категорически не согласилась с идеей Ребекки, все порывающейся встать во главе нашего маленького отряда. Доверяя своей интуиции, я пребывала в непоколебимой уверенности: уж если нам и удастся преодолеть мрачные подземелья храма Песка, то скорее благодаря моей магии, а не грубой силе воина. Как показали дальнейшие события, я была права.

Протиснувшись сквозь трещину, мы очутились в маленьком зале с невысокими потолками. Самым удивительным нашим открытием стало наличие зажженных светильников на стенах, хотя их стеклянные корпуса и покрывал толстый слой пыли. Полагаю, они горели так уже целые века, не зная прикосновения человеческой руки, подпитываемые неведомой силой и скудно освещая пространство зала. Треть помещения, украшенного великолепной резьбой по синему и черному мрамору, занимал выложенный изразцовыми плитками бассейн со свежей проточной водой. В глубине, на дне водоема, виднелись осколки каких-то вдребезги разбитых скульптур. Подобные же обломки щедро усеивали пол вокруг фонтана.

Мы растерянно посидели на бордюре, напились воды и посовещались… Похоже, этот весьма претенциозный по интерьеру чертог не имел других выходов, а поэтому в моей голове сразу же заплескались назойливые мысли о перспективе грозящего нам крайне неприятного подъема обратно по веревке. А также я подумала о новом спуске в другой зал, который мы уже видели с высоты балки.

Но, как выяснилось буквально через мгновение, удача любит не только умных и упорных, иногда она благоволит и к ленивым. В справедливости данного изречения убедились Ребекка и Беонир, изъявившие желание прогуляться до противоположного конца зала, оставив меня с моими размышлениями. Под ногой юноши, легкомысленно наступившего на черный ромб, являвшийся частью напольного орнамента, что-то треснуло, и кусок стены нехотя отодвинулся в сторону, открывая взорам ярко освещенный проход, притаившийся за еще одной, поначалу не замеченной нами статуей.

– Стой где стоишь! – догадливо распорядилась Ребекка, командно хлопая ниуэ по плечу. – Наверное, ты наступил на рычаг противовеса. Я пойду Йону позову.

– Вот что бы ты без меня делала? – самодовольно поинтересовался юноша, ухарски выпячивая грудь. – Думаю, померла бы!

– Если я и умру из-за мужика, то только от смеха! – язвительно фыркнула его любимая язва. – А в целом, знаешь, без тебя мне почти так же плохо, как и с тобой. Так что, – она драматично развела руками, – после окончания наших приключений можешь валить куда глаза глядят, я тебя не держу.

– Почему-то они глядят в основном на тебя! – тяжко вздохнув, честно признался Беонир. – Радость моя, ну давай уже помиримся, а?

– А разве мы ссорились? – удивилась девушка. – Хочешь, я открою тебе жизненное кредо моего народа, прошедшее проверку временем? – И, не дожидаясь согласия юноши, она пафосно процитировала: – Ни одну уважающую себя кошку нисколько не интересует, что думают о ней мыши, а уж собаки… – Ребекка лукаво усмехнулась. – А уж собаки – тем более!

После чего она ушла, оставив оскорбленно скривившегося Беонира удерживать противовес и сквозь зубы сыпать самыми обидными ругательствами из всех, которые когда-либо произносились в Лаганахаре.

Найденный моими друзьями проход выглядел весьма безобидным, но тем не менее мы зашли в него не сразу. Перед этим Ребекка вернулась к груде мраморных обломков и, выбрав камень себе по силам, уложила его поперек прохода, дабы избавить нас от неприятной возможности стать жертвой какой-нибудь ловушки. И только после этого мы вошли в туннель.

Предусмотрительность воительницы полностью оправдалась: стоило нам ступить на пол потайного хода, как подвижный кусок стены тут же попробовал встать на свое прежнее место, и лишь положенная на его пути глыба не позволила плитам сомкнуться за нашими спинами. Ход уходил резко вниз и освещался через такой же слюдяной потолок, как и основной зал. Мы шли около часа, забирая куда-то влево. Периодически Беонир сверялся с картой и недоуменно пожимал плечами, ведь на чертеже этот проход попросту не значился. В общем, мы шли наугад, положившись на собственное везение, кстати, весьма спорное и сомнительное. Но разве был иной выбор?

Вскоре дорога вывела нас на развилку, разделившую проход надвое: сразу же после него одна ветвь туннеля отходила круто вверх, а другая – отклонялась значительно ниже основного хода. Толстый слой пыли, подобно ковру устилающий пол, наглядно показал нам, что нижний путь являлся тайным и давно забытым и нынешние хозяева подземелья им явно не пользуются. Ничуть не колеблясь, мы выбрали именно этот заброшенный ход и продолжили свое непредсказуемое путешествие.

– Кажется, я сейчас упаду от усталости! – вынужденно призналась я, багрово краснея от стыда за свою слабость. – Простите, но у меня уже ноги заплетаются и подкашиваются.

– У тебя не ноги, а ножки! – метко уточнила лайил, жалостливо разглядывая мои хилые вышепоименованные конечности. – Тоненькие и хрупкие, как тростинки. Вот я, – воительница хвастливо похлопала себя по внушительно бугрящемуся бицепсу, – неутомима!

– Самые неутомимые женщины часто бывают очень утомительны, – назидательно проворчал Беонир, выглядывая из-за ее спины. – Особенно для влюбленных в них мужчин.

– Влюбленных в Ребекку мужчин от нее трясет, – охотно включилась в разговор я. – Вот такая она потрясающая девушка!

Уголки губ Беонира уныло опустились, всецело подтверждая правоту этого утверждения.

– Ты посиди отдохни и подожди нас, – спокойно предложила Ребекка, не обращая внимания на реакцию юноши и заботливо усаживая меня на сброшенные на пол сумки. – А мы с этим философом доморощенным, – презрительный кивок в сторону ниуэ, – на разведку сходим.

Я согласно вздохнула, не находя в себе сил даже для благодарности.

– А если что случится – не теряйся, ори погромче, и я сразу же прибегу! – приободрила меня девушка, многозначительно бряцая мечами.

Беонир же лишь растянул губы в скептичной ухмылке и подмигнул мне, намекая: «Не бери пример со своей подруги, от ее героического ора даже кони на скаку мрут, словно мухи». Я понимающе моргнула.

Друзья ушли, а я со стоном облегчения свернулась в комочек и по привычке задумалась…

Есть одна вещь на свете, которую я не люблю больше всего. Нет, не просто не люблю, а яро ненавижу, абсолютно не выношу и всячески этого избегаю. Думаю, все со мной согласятся, что самое отвратительное занятие – это сиднем сидеть на одном месте и ждать невесть чего. А между тем в нашей жизни неизбежно присутствует огромное количество ожиданий самого различного сорта, и никуда от этого не денешься. Как ни хитри, ни крути и ни изворачивайся.

Сначала мы ждем, когда вырастем и станем взрослыми… Зачем? А затем, чтобы начать жить полной жизнью. А ведь если вдуматься, становится понятно: у взрослых как раз и нет времени наслаждаться жизнью в полной мере. Их с головой захлестывают те проблемы и заботы, которые коротко и многозначительно называют «недетскими». Потом, слишком рано став взрослыми, мы ждем, пока станут взрослыми наши дети, оптимистично утешая себя: «Ну уж тогда-то мы точно заживем легко, свободно и только для себя». Ага, как же, держите карман шире, заживете вы!.. Теперь мы терпеливо ждем, когда подросшие дети вспомнят о нас и непременно подсунут нам наших же внуков, и тогда нам опять придется ждать, пока, в свою очередь, повзрослеют и они. И вот уже на горизонте маячит перспектива правнуков, но, к несчастью, или, вернее, к счастью, до этого периода доживают лишь единичные экземпляры. Наверное, самые терпеливые, многожильные и морально устойчивые.

Мы ждем роста благосостояния, чтобы иметь возможность жить так, как нам хочется. Ждем хорошей погоды, ждем праздников и выходных дней, ждем, когда пойдет дождь или когда починят дорогу. А вот иногда нам приходится ждать чего-то более конкретного, необходимого как воздух. Например, почтового голубя с письмом или важной встречи. Решения суда или помощи от близкого человека. Да мало ли чего еще. Ждать – значит нервничать, по сто раз на дню прокручивать в голове все этапы событий, прилаживать друг к другу все звенья цепи, пытаться заглянуть в будущее… Нервы, нервы, нервы. А нервничать я не люблю, но все же и это не самое плохое. Куда тяжелее, если на ожидание чего-либо уходят месяцы и годы твоей жизни… Драгоценные годы молодости, невосполнимые и необратимые.

Есть бородатая притча на тему того, что такое возраст. Дескать, молодость – это когда ты всю ночь пьешь вино, пляшешь, занимаешься любовью, а наутро выглядишь как новенький. Свежий, бодрый, отдохнувший. Зрелость – это когда всю ночь пьешь, пляшешь, занимаешься любовью, а наутро все, кто тебя видит, прекрасно понимают, чем ты занимался ночью. И последнее – старость. Это когда ты уже не пьешь, не пляшешь и не занимаешься любовью, а ночью просто спокойно спишь в своей кровати, но наутро выглядишь так, словно всю ночь беспробудно пил, отбивал каблуки и предавался самому разнузданному разврату… Вот поэтому и стоит подумать о том, а нужно ли сидеть и ждать старости, упуская свой единственный шанс по-настоящему зажить именно здесь и сейчас? Или же потом запоздало и бессильно кусать локти, проклиная себя за дорогостоящую нерешительность и глупую медлительность.

Успех – это всегда случайность, которая тем не менее происходит только с теми, кто ее ищет. Есть, конечно, крохотный шанс найти магический артефакт, который вмиг сделает тебя всемогущей чародейкой. Или может случиться, что ты, дефилируя легкой походкой по главной улице Блентайра, неожиданно сломаешь каблук и упадешь в руки проходящего мимо принца. А он непременно увидит твои синие (серые, карие – неважно) глаза, окунется в их омут, распознает красоту и глубину твоей души и… И дальше, скорее всего, не произойдет ничегошеньки. Ты отряхнешься, поблагодаришь принца и пойдешь по своим делам, провожаемая недоуменным взглядом его белого коня.

Однако если ты хочешь кем-то стать, сначала нужно сделать хоть что-то стартовое для реализации светлого будущего! Большинство состоявшихся людей знают, что успех – это горы. Высоченные Белые горы твоего каторжного труда. И поэтому, прежде чем в твоей жизни случится та самая малюсенькая неожиданность, которая перевернет все и вся, потребуются долгие годы труда. Причем нет никаких гарантий, что ты будешь пахать, а тебе потом достанется «конфетка». Может ведь и не достаться… Именно тогда ты примешься думать и анализировать, все ли необходимое сделал заблаговременно, чтобы сегодня ждать триумфа? Не струсил ли, не отступил ли в самый ответственный момент, не ждал ли и не пережидал ли, не сидел ли бесцельно на месте? Достаточно ли ты поработал для приближения своего успеха? А благополучная личная жизнь и счастливая взаимная любовь – это ли не самый желанный успех, как воздух необходимый каждому из нас?

Иногда мне кажется, что люди похожи на звезды в небе. Они всегда находятся рядом, но не могут по-настоящему прикоснуться друг к другу, хотя имеют общие орбиты движения. Они вращаются совсем близко, но видят лишь очертания чужих, неизвестных им тел. И тянутся, изо всех сил тянутся навстречу друг другу, но некие противодействующие силы мешают их соединению, заставляя совершать бесконечные круги в бессмысленном путешествии среди пустоты…

Тут я до крови прикусила нижнюю губу, усилием воли сдерживая навернувшиеся на глаза слезы. Я все осознала! Я поняла, что не должна сидеть и ждать возникновения благоприятной случайности, способной помочь мне в спасении Ардена, нет, я обязана действовать. Мне незамедлительно нужно встать и, невзирая на усталость и сомнения, упрямо двигаться навстречу своей судьбе. А если она окажется несчастливой, то от меня потребуется изыскать какие-то особые средства, способные изменить наше общее будущее. Да, я не властна над нашим с Арденом прошлым, наполненным сиротством, голодом, страданиями и детским недопониманием. Но наше настоящее – в моих руках, и от того, что я сейчас предприму, зависит наше будущее! Так чего же я сижу, чего я жду?! Я не верю в то, что любовь проходит. Я не верю в то, что двух влюбленных могут разделить некие препятствия, даже такие, как смерть и судьба. Напротив, я искренне верю, что любовь способна преодолеть какие угодно препоны.

Я поднялась на ноги, с радостью отмечая, что мои мышцы стали сильными и упругими, а мысли обрели четкость и строгость, ведь человек, уверенно следующий к поставленной цели, почти непобедим! Я собрала разбросанные по полу вещи и пружинисто зашагала вперед, стремясь догнать намного опередивших меня друзей. А еще я прислушивалась к шелесту лежащей в сумке раковины, нежно напевающей мне новую песню.

А между тем Ребекку и Беонира, сильно вырвавшихся вперед, тоже поджидал странный и в чем-то даже курьезный сюрприз. Прокравшись еще на пару сотен шагов, они очутились в небольшом зальчике, остановившись перед лакированной панелью, на которой размещался деревянный барельеф некоего достойного мужа, поднявшего руку в строгом жесте и как будто наставительно грозящего дерзким гостям. Еще один фрагмент деревянного тела, не будем уточнять, какой именно, тоже вызывающе выпячивался вперед и был поднят вверх, что заставило улыбнуться и ниуэ, и лайил… Юношу – весьма иронично, а девушку – чуть смущенно. Немного отступив назад, Ребекка сняла со своего пояса веревку, завязала на ее конце петлю и метнула вверх. Когда петля зацепилась за внушающе поднятую длань барельефа, воительница решительно потянула за веревку… Предосторожность оказалась отнюдь не лишней: из потолка стремительно ударило толстое бревно, угодив точно по площадке перед статуей, после чего таран тут же скрылся в потолке. Лайил едва успела увернуться и отпрыгнуть в сторону, на все лады костеря излишне изобретательных строителей подземелья.

Ловушка была продумана воистину безупречно и сооружалась на века. Ребекка еще несколько раз дергала руку барельефа, перемещая ее в различных направлениях, но бревно всякий раз обрушивалось на пол, грозя раздавить ловкую девушку и ее спутника. Лайил приходилось ежесекундно демонстрировать чудеса прыткости и изворотливости, дабы избежать гибели. В итоге девушка впала в неконтролируемую ярость, отчаявшись обмануть хитроумный инструмент и найти выход из зала.

– Проклятые мужики! – в сердцах выкрикнула она. – Вы реальные – пафосные, и деревянные – точно такие же! Дерево, вот самый подходящий материал для воспроизведения ваших амбиций!

– При общении с женщиной главное – показать, что потолок твоих интересов находится выше уровня полового вопроса, – равнодушно пожав плечами, подал реплику безучастно стоящий в сторонке Беонир. – Остальное – второстепенные детали.

– Детали?! – озаренно оскалилась лайил. – А знаешь – это идея!.. – Она сдернула петлю с руки барельефа, ловко заставив ее по пути вниз зацепиться за вторую выступающую деталь. Непристойное украшение фигуры тут же опустилось, и проклятая панель с неровным стуком поднялась вверх, открывая проход.

– Вот так женское начало играет мужским концом! – победно провозгласила Ребекка, одаривая Беонира снисходительным взглядом.

– Хорошо, что здесь нет Йоны! – только и улыбнулся тот.

– Пойдем посмотрим, что скрывается за столь надежной дверью! – приглашающе взмахнула рукой воительница и первая бесстрашно вступила в разверзшуюся за панелью темноту…

«В храм проникли чужие!» – это была первая мысль, появившаяся в голове Каадсур сразу после того, как жрица легко сдвинула крышку каменного гроба, служившего ей удобным ложем, и стряхнула с себя последние остатки сна. Она очень любила этот ярус, предпоследний в святилище, тихий и укромный. Раньше ей часто приходилось покидать пределы мавзолея: то посещая шумный Блентайр с его бестолковой суетой и несмолкающим шумом, претившим ее невозмутимой натуре, то выполняя какие-нибудь иные поручения богини. Тварь притерпелась и привыкла ко всему, но по-настоящему спокойно чувствовала себя лишь здесь, в храме Песка.

Каадсур уже давно сбилась со счету, пытаясь вспомнить, сколько лет прожила она на свете, служа своей обожаемой повелительнице: двести, триста, четыреста?.. Все эти годы выдались отнюдь не легкими, они принесли с собой моменты удачи и дни поражений.

Да, Каадсур помнила многое: например, падение прекрасного Ил-Кардинена и постройку здания в форме ромба, которое она называла просто «фермой». Жаль только, что, дорвавшись до власти, она не смогла совладать со своими инстинктами и загрызла слишком много людей, вызвав своим поступком закономерное неудовольствие богини. Впрочем, змееликая не лишила ее своей милости. Банрах поручила ей другое занятие, куда более ответственное. Каадсур назначили главной хранительницей храма Песка.

А еще она помнила возвышение Блентайра и последний бой с ненавистными эльфами – там, на Аррандейском мосту, когда лайил всласть напилась крови Перворожденных. Тварь никак не могла выбросить из памяти и тот страшный поход, что последовал за разгромом, а вернее, погоню за убегающими из города Полуночными, сумевшими выжить даже в этой бойне. А ведь она их так и не догнала… Каадсур сердито хмыкнула. Она до сих пор не понимала, какие именно силы спасли беглецов, помогли несчастным отверженным, выведя их из-под клинков и клыков лайил. Это чудо и по сей день казалось ей невероятным, слишком неправдоподобным, не имеющим права на существование, но, увы, оно имело место быть.

С тех пор Каадсур сильно постарела, хотя и по сей день справедливо считалась одной из лучших охотниц, когда-либо служивших змееликой. Теперь она крайне редко выходила за пределы храма, с трудом перенося уже не только горячие укусы лучей Сола, но и холодные, ласкающие поцелуи ночной Уны. Таков удел всех представителей ее народа: вечный голод, надежный мрак подземелий и постепенное одеревенение кожных покровов, с возрастом приобретающих вид и прочность чешуи. И хотя из всего животного мира лайил наиболее близки к кошкам, под старость они жутко мутируют, превращаясь в подобных ящерицам тварей.

Пожалуй, самым приятным из порученных ей заданий стало последнее: доставка в храм того странного юноши, приютского воспитанника по имени Арден, который так сильно понравился жрице Веершир. Следует признать, что с самого начала их недолгого знакомства строптивый мальчишка весьма раздражал вспыльчивую Каадсур, а посему она ничуть не скорбела о постигшей его участи, не считая ее чем-то особенным или противоестественным. Все мы когда-то приходим из тьмы и все мы когда-нибудь уходим во тьму. Таковы законы жизни и смерти. Так какая в принципе разница, когда это произойдет, днем раньше или годом позже? И пусть лайил живут долго, намного дольше людей, но и их в итоге ждет тот же удел – стать прахом под ногами змееликой…

Утомленная пронесшимися в памяти годами, Каадсур уже подумывала, а не отойти ли ей на покой, погрузившись в сон без сновидений, плавно перетекающий в смерть… Но вдруг ее чуткого обоняния достиг этот чужеродный запах, который и стал причиной внезапного пробуждения. Каадсур проснулась голодной и раздраженной и от этого была во сто раз злее и в тысячу раз опаснее.

Тварь вцепилась клешневидными лапами в край гроба и с усилием перевалила через него свою непослушную тушу. Впрочем, силы уже возвращались в тело, нехотя проталкивая кровь сквозь слипшиеся стенки почти окаменевших сосудов. Каадсур растянула губы в мрачной усмешке, наслаждаясь возвращением к жизни, пусть даже столь болезненным и медленным. Она принюхалась, жадно раздувая уродливые ноздри… Несомненно, в храм проникли трое непрошеных гостей: желанная добыча, подвижная и гибкая, буквально налитая горячей, бурлящей, восхитительно вкусной кровью.

Лайил поняла, что одним из посетителей была девушка: полукровка, полуэльфийка, пахнущая еще более аппетитно, чем те, кого она попробовала под Аррандейским мостом. Рот твари моментально наполнился слюной, заставив требовательно заурчать пустой желудок, зашедшийся в судорогах вожделения. Да, Каадсур непременно поймает эту сладкую малышку, чья плоть благоухает гиацинтами и розмарином, и выпьет досуха. Вернее, оставит на десерт, ибо в качестве первого блюда сгодится сопровождающий эльфийку ниуэ, запах которого изрядно отдавал псиной, то тем не менее тоже не вызывал в Каадсур отвращения. И единственным, кто ее беспокоил, был третий участник этого отряда, смердящий резкой вонью предательницы и отступницы.

Каадсур оскалила огромные клыки и глумливо расхохоталась. По подземелью раскатилось гулкое эхо, срывая лохмы паутины с потолка и сшибая со стен мелкие элементы декора. Эхо штопором ввинтилось в переплетение коридоров и медленно затухло вдали, искажаясь и дробясь. Недаром о зловещем смехе лайил ходят легенды по всему Лаганахару. Тварь больше не колебалась и, убыстряя темп, рысью устремилась вперед, мысленно повторяя столь удачно пришедшую на ум мысль: все трое непрошеных гостей пришли в царство тьмы отнюдь не с миром и поэтому заслуживают смерти!

Преодолев узкий туннель, Каадсур смиренно склонилась перед бесформенным осколком черного камня, установленным в пустом и темном помещении. То был первый алтарь великой праматери всех лайил, высеченный из упавшего с неба базальта. Лишь здесь, выходя из холодной, словно лед, глыбы, богиня Банрах имела возможность являться во плоти, хоть и ограниченная в перемещении стенами храма Песка. Тут зарождались тьма, хаос и смерть, подпитывая сердце Пустоши.

– Госпожа! – позвала Каадсур, и поверхность алтаря немедленно подернулась черной рябью, концентрируя в себе нечто ужасное, порочное, изначальное, древнее, как сам мир.

Вот из камня появилась стройная женская нога, затем выдвинулось изящное бедро, тонкая талия, высокая грудь, руки с длинными когтями и наконец – голова без глаз, вместо волос увенчанная короной из спутанного шипящего клубка змей. Банрах вышла из алтаря и с наслаждением потянулась. Будучи слепой, она тем не менее отчетливо видела все происходящее в храме, а ее чудовищная внешность несла на себе отпечаток некой потусторонней, непривычной взгляду красоты. Да и кто сказал, что смерть уродлива?

– Ты тоже их учуяла? – спросила змееликая, многозначительно щелкая когтями. – О, я даже и не смела надеяться на подобную удачу! Долгожданная добыча сама идет к нам в руки, близится час моей победы.

Каадсур молча склонила голову, а на ее лице нарисовалось предельно паскудное выражение.

– Замечательно! – Банрах нетерпеливо прошлась по зале, а вокруг ее тела, больше похожего на вязкую, угольно-черную субстанцию, клубились волны мерцающего тумана. – Все складывается просто чудесно!

Она резко остановилась и направила палец в грудь лайил:

– Ты должна их остановить. Всех. Я хочу заполучить эту дерзкую девчонку, возомнившую себя Наследницей ушедших в небытие кланов, свою предательницу-жрицу и их трусливого дружка-ниуэ. Хочу медленно содрать с них кожу, клочок за клочком, выпытывая накопившиеся секреты. Хочу отомстить за нанесенные мне обиды, за поражение в Серой долине, за свой уничтоженный глаз, за присланных в Блентайр эльфов, за затопленную обитель… О, я отомщу! – Богиня ликующе сжала кулаки и завыла, словно дикая тварь, вышедшая на ночную охоту.

Каадсур согласно кивала, испытывая острое разочарование, но не смея перечить. Видимо, сладкая девочка достанется не ей. Хотя, возможно, госпожа будет щедра и уделит своей верной охотнице пару капель вожделенной крови?

– Жаль, что мы уже пробудили двух уцелевших гхалий и отправили их на перевал, – с некоторым сожалением в голосе произнесла змееликая. – Ну да ничего, – снова возрадовалась она, – они бы нам тут и не понадобились. Ты справишься с девчонкой сама!

Каадсур закивала еще интенсивнее, призывая госпожу не сомневаться в ее преданности.

– Только будь осторожна! – предостерегла богиня, не лишенная толики здравого смысла. – Помни, что хайдари не сумели завлечь девчонку в свои сети и потерпели поражение. Эльфийка овладела магией, а это делает ее достойной противницей. Она уже неоднократно разрушала мои планы. Не подведи меня! – И она снисходительно взмахнула рукой, отсылая лайил прочь…

Каадсур уверенно, как взявшая след гончая, неслась по коридорам храма, ведомая все усиливающимся запахом будущих жертв. «Достойная? – с брезгливым негодованием размышляла она. – Девочка стала достойной противницей?» Нет, подобное нелепое утверждение отказывалось укладываться у нее в голове. Скорее всего повелительница перестраховывается, приписывая эльфийке нечто совершенно невероятное. Госпожа стала излишне осторожной, устав от череды несчастий, ниспосланных ей коварными Неназываемыми. «Ну да ничего, теперь мы играем на своей территории, и поэтому возможность ошибки исключена полностью. На сей раз мы победим!» – Тварь предвкушающе расхохоталась, уже не сдерживая переполняющие ее эмоции. «Для достижения успеха зачастую необходимо сделать что-то не лучше, а раньше!» – так рассуждала Каадсур, полагаясь на свою силу и врожденные звериные инстинкты.

«Удача сопутствует разумным!» – в это же самое время решила судьба, не полагаясь ни на кого…