Часть первая

Суровые зимы в Нарроне случаются крайне редко. Моя страна вообще отличается довольно приятным, мягким климатом, чего не скажешь о соседнем, куда более холодном Красногорье или же о жарком пустынном Рохоссе. Поэтому большую часть нынешней зимы я проходила в тулупчике нараспашку – благо к началу марта он все равно перестал сходиться на моем сильно округлившемся животе – и в любимой обтрепанной шляпе. И лишь пару раз, в самые сильные февральские морозы, пришлось вынужденно подчиниться Эткину и надеть навязанный им нелепый заячий треух. Я искренне завидовала беспечному моднику Лансу, с совершенно одинаковым энтузиазмом оборжавшему как мой героический фетр, увенчанный лысым петушиным пером, так и недоеденный молью зимний головной убор, выданный заботливым драконом. Ему-то, поди, все фиолетово: ведь многочасовые муторные лекции про сохранение здоровья беременной женщины и врожденные патологии младенцев предназначались совсем не для ушей распрекрасного полуэльфа. Клянусь Пресветлыми богами, в мире нет никого надоедливее и ворчливее, чем не впавший в зимнюю спячку дракон! И причиной тому стала отнюдь не необычайно теплая зима, а моя сиятельная персона, невежливо вытуренная с Поющего Острова и посему временно поселившаяся в пещере Эткина. Хм, неужели в этом есть что-то неприличное, если он сам меня и пригласил?

Первую неделю мы прожили относительно спокойно. Вернее, все начиналось просто здорово – вечерние беседы у костра, жаренные на угольях шашлыки из зайчатины, песни под гитару и уютная, непродуваемая пещера. А затем случилось то, что не стесняющийся в выражениях гигант метко назвал «побочным эффектом спонтанно проснувшейся совести». Первым нас посетил виновато улыбающийся, но при этом пышущий подозрительно инициативным энтузиазмом Марвин. Изысканный некромант окинул критическим взором наше скромное обиталище, возмущенно фыркнул на мой набитый соломой тюфяк и шустро наколдовал спальный гарнитур офирского производства. Белый, лакированный, с золотыми гвоздиками и серебряными скобами. За мебелью последовал фарфоровый столовый набор на семьдесят две персоны, медная неподъемная ванна и хрустальный ночной горшок. Эткин обреченно взвыл, сунул голову в кучу золотых монет и стоически сделал вид, будто ему наплевать на то, как родная пещера из аскетичного, сугубо мужского обиталища форсированно превращается в гламурный дамский будуар. Вслед за отбывшим восвояси архимагом к нам пожаловал непомерно нагруженный нарядами и косметикой Лансанариэль, сопровождаемый решительно пыхтящим Огвуром. Нахмуренный лоб орка четко давал понять – они здесь всерьез и надолго. Ланс тут же пристал ко мне с жизненно важным вопросом – как давно я не мыла волосы, а мрачный тысячник со Симхеллой наперевес замер у входа в пещеру, приготовившись дать отпор любому идиоту, дерзнувшему покуситься на его драгоценную Мелеану. Эткин предобморочно закрыл глаза и закопался в золото по лопатки. Через пару месяцев пребывания в этом импровизированном общежитии я пришла к логичному выводу: возможно, как это утверждает мудрый Саймонариэль, беременность и является естественным состоянием женского организма, но только не в том случае, если этот самый организм опекают хронически невыспавшийся дракон, глуповатый полуэльф и упертый, словно ишак, орк. Последствия тут очевидны: с учетом того, что сия колоритная троица умудряется ссориться каждый день, а беременному женскому организму приходится ежечасно исполнять роль миротворца, процесс вынашивания ребенка превращается в чрезвычайно утомительную и опасную процедуру.

Я скинула на камни вязанку хвороста, набранную в ближайшем лесочке, уселась на нагретый весенним солнышком валун и облегченно вытянула натруженные ноги. Тошнота и головокружение, мучившие меня в первые месяцы беременности, благополучно отступили, зато на смену им пришли постоянная изжога, отеки и тяжесть в животе, который, по меткому определению дракона, «уже на нос лез». Я насмешливо хмыкнула, вспоминая красочные драконьи эпитеты, и ласково погладила ладонью свое круглое чрево, наподобие мячика настырно выпирающее из скромного мехового тулупчика. Словно ощутив мою тревогу, малыш резво зашевелился, вовсю пихаясь то ли ножками, то ли острыми локотками. Саймонариэль успокаивал меня не раз и не два, утверждая, что с ребенком все будет в порядке. Мол, я непременно рожу сына, причем абсолютно нормального, симпатичного мальчишку без каких-либо там клыков, рогов и копыт.

– А лицо? – волновалась я. – Скажи, а он точно не унаследует моего уродства?

Магистр задумчиво теребил ухоженную бородку, смотрел в хрустальный шар и принимался еще настойчивее убеждать меня в благополучном исходе ожидаемого события. Но я почему-то продолжала беспокоиться, полностью оправдывая бытующее мнение о повышенной мнительности беременных женщин.

Невысокие холмы, цепочкой опоясывающие озеро Слеза Дракона, почти полностью освободились от снега, постепенно покрываясь первой зеленой травкой. И правда, что-то я не припомню второй такой же необычной зимы, как миновавшая. Особенных морозов в этом году мы так и не дождались, обильных снегопадов с вьюгами и заносами – тоже. Покрывший озеро ледок получился таким тонким, что я так и не отважилась на него выйти, несмотря на огромное желание полакомиться свежей рыбкой. Впрочем, на скудное питание мы не жаловались. Барон де Кардиньяк, королевский тесть, с благословения и одобрения моего брата Ульриха, не забывал нас своими щедротами, обильно снабжая всевозможными деликатесами и неоднократно умоляя меня переехать к нему в замок. Но я не захотела бросить Эткина, непрерывно переходящего от затяжной депрессии к перманентной раздражительности. Впрочем, меня это не удивляло – ведь пренебрежение законами природы всегда выходит боком их нарушителю.

Но следует признать, что на скуку и плохое настроение Эткин жаловался зря. Наши громкие похождения, воспетые во множестве песен и баллад и, следовательно, ставшие достоянием общественности, привлекли к его пещере целый выводок грабителей и авантюристов всех мастей, горевших желанием попытать удачу и лишить дракона части личного имущества. Отловив очередных смельчаков, озабоченно рыскавших в окрестностях озера, гигант на короткий срок избавлял меня от своих выспренних нравоучений, с энтузиазмом переключаясь на не менее пространные и увлекательные душеспасительные беседы. А по-моему, так просто съесть этих бедняг было бы намного гуманнее…

Наши ученые архимаги регулярно спорили о причине наступления столь аномально мягкой зимы, бросаясь умными фразами про глобальное потепление, парниковый эффект, пробой нижнего слоя атмосферы и озоновый дисбаланс. Но я к их запутанным и частенько противоречивым выкладкам почти не прислушивалась. Я пребывала в стойкой уверенности: на изменении климата сказывались благоприятные процессы преобразования, начавшегося в Краю Тьмы вместе с исчезновением Ледяного бога и детей холода. Возможно, когда-нибудь я еще выберу подходящее время и навещу те места, дабы удовлетворить странное, смешанное с чувством некоей ответственности, любопытство, питаемое мной по отношению к земле, некогда считавшейся проклятой. Загадочные духовные узы, соединившие меня с зачарованным краем, не желали рваться, становясь лишь прочнее и болезненнее. Я чувствовала – по какому-то неведомому промыслу судьбы бывший Край Тьмы предназначался мне, и только мне. Но это тоже должно стать делом грядущим, ибо время для решения многих жизненно важных вопросов еще не пришло. Сейчас я отчаянно нуждалась в спокойствии и отдыхе.

Ни один человек, даже самый сильный и выносливый, не способен жить в постоянном накале страстей. Ум и тело нуждаются не только в пище и питье, эмоциях и сне – им также необходимы и минуты духовной изоляции, когда разум не думает о будущем, прошлом или настоящем, а пребывает в идеально нейтральном состоянии, освобождаясь от всего. Мечты притупляются, теряют свою актуальность и отходят на второй план. Мысли текут неторопливо и размеренно. Разум самовосстанавливается, занимается излечением души и врачеванием плоти. Кто-то говорит: нас лечит время. Нет, все обстоит не так – нас лечат уединение, сила воли и умение анализировать жизненные события. Мы исцеляем себя сами. Мы способны измениться, обновиться и начать все с нуля. Но перед этим нам необходимо остановиться, притормозить суматошный бег бытия и просто подумать – а куда же мы стремимся отправиться в будущем, чего хотим достичь? И ответ неизбежно придет сам собой. Нужно лишь научиться слушать свою душу, сердце и разум. И тогда отдых сменится целенаправленными, осмысленными поступками. Выработанный в спокойствии план – залог предстоящего успеха, подготовка к здравому восприятию как удач, так и возможных неудач. Мы платим за все – за действие и за бездействие. Избегание неудач не сделает человека счастливым. Оно превратит его в труса, неспособного управлять своими поступками и желаниями. Поэтому плата за бездействие может оказаться непомерной. Это я понимала – как понимала и то, что моя битва за счастье, с многочисленными сопутствующими победами и поражениями, еще впереди…

Мои философские размышления прервало негромкое деликатное покашливание. Я прищурила глаза, слепнущие от ярких солнечных лучей, рассеиваемых плавающими в луже льдинками, и с преувеличенным вниманием воззрилась на кожаные, отороченные мехом сапоги гигантского размера. О, конечно, сия добротная зимняя обувь существовала не сама по себе, а являлась гармоничным окончанием мощных мускулистых ног, нетерпеливо переминающихся на мелких камушках. Выше сапог начинались теплые штаны цвета охры, край полушубка, усеянный медными бляхами пояс и…

– Мелеана, – орк обеспокоенно помахал ладонью у меня перед носом, – ау. У тебя все в порядке? Ты себя хорошо чувствуешь?

– Чувствовала, – невежливо буркнула я. – Всего мгновение назад. Ибо вы втроем запросто переплюнете любого профессионального тюремщика. Да от вас даже по малой нужде тайком отлучиться невозможно…

– И правильно, – самодовольно крякнул Огвур, – потому что мы за тебя перед своей совестью отвечаем, и перед батюшкой твоим, и перед матушкой, и перед братом, и…

Я послушно кивала, украдкой загибая пальцы и дожидаясь, пока самоназначенный телохранитель закончит длинный список перечислений, ставший ежедневно употребляемой присказкой, призванной пробудить мою сознательность. Но внезапно тысячник осекся. Я вскинула на него глаза, тщетно пытаясь скрыть плещущуюся в них дерзость.

– Гоблины проклятые! – возмущенно взревел орк, носком сапога обличающе пихая припрятанную за валуном связку хвороста. – Мелеана, да ты никак совсем с ума сошла! Таскать такие неподъемные тяжести, причем на твоем сроке, – это же чистейшей воды самоубийство!

– Не-а, – нахально подначила я. – Самоубийство – это жить с вами в одной пещере и терпеть ваш произвол. И вообще я уже взрослая и сама знаю, что да как…

Но Огвур демонстративно проигнорировал мою гневную заявку на независимость. Одной поросшей темными волосками лапищей он сгреб увесистую связку дров и, словно пушинку, закинул ее себе за плечо, а второй – легко подхватил меня с камня, свободно удерживая на сгибе руки и прижимая к своей широкой груди. После этого он удовлетворенно сложил губы во вредную ухмылку и размашисто зашагал вниз с холма.

Комфортно устроившись в его надежных объятиях, я заправила за ухо прядь черных мужских волос, выбившихся из-под стягивающего их шнурка, и благодарно погладила орка по щеке. Огвур ласково заурчал, будто огромный снежный барс, и еще плотнее притиснул к себе почти невесомую для него ношу. Каменные мышцы упруго перекатывались под тонким овчинным кожушком.

– Непослушная… – Воркующий бас эхом рождался в недрах его непоколебимой, словно скала, груди. – Неосторожная, упрямая, бесценная, сумасшедшая!

– А что, можно подумать, я тебе другая нужна? – откровенно спросила я.

Орк протестующе хохотнул:

– Другие дома сидят, за печкой! Без особой на то надобности с полатей не высовываются, по храмам да порталам не шастают, королей не спасают, демиургам глаза не мозолят и в демонов не влюбляются.

Я покаянно вздохнула:

– По надобности, значит, только. Так-то оно так…

Огвур без особого труда подбросил меня вверх, перехватывая поудобнее. Я восхищенно взвизгнула.

– Слушай, а ты слышал байку про то, как кентавр, тролль и орк взялись силой мериться?

– Нет. – Тысячник просительно приподнял бровь. – Расскажи, баловница.

– Задумали как-то эльфийские маги соревнование провести, – с энтузиазмом начала я, – да выяснить, кто на земле самый сильный. Созвали претендентов на титул чемпиона и дали им задание – лбом гвозди в доску забивать. Ну значит, кентавр поднатужился и забил пятнадцать гвоздей…

– Да ну! – не поверил наивный Огвур. – И что ему дали?

– Балда! – Я шутливо ущипнула друга за нос. – К лекарям его отправили в лазарет.

– Ого! – сочувствующе усмехнулся тысячник.

– Следующим выступил волосатый тролль из Диких земель и забил тридцать гвоздей!

– Молодец! – искренне порадовался за силача Огвур. – А ему что дали?

– Да ну тебя, простофиля! – хихикнула я. – Сам понимать должен – тролля отправили на соседнюю с кентавром коечку в больничке!

– Логично! – блеснул уместным словечком Белый Волк.

– А самым последним вышел орк, – лукаво прищурилась я. – Затянул пояс потуже, крякнул и… забил лбом аж целых пятьдесят гвоздей!

– Вот, – горделиво задрал голову Огвур, – знай наших! Ну и как – дали орку титул чемпиона?

– Не-а, – не без злорадства сообщила я. – Дисквалифицировали его и с состязания – выгнали.

– Да как же это? – потерянно поник плечами мой доверчивый друг. – За что? Несправедливо!

– А он гвозди забивал – шляпками… внутрь! – интимно шепнула я ему на ухо. – Во как!

Орк хохотал так, что чуть не уронил меня на камни.

– Ох, Мелеана, ну и выдумщица! – гудел он, пока я варежкой вытирала слезы, от смеха выступившие у него на глазах. – Ты эту историю Эткину расскажи, а то он опять в меланхолию ударился.

– Очередных удальцов поймал? – с пониманием спросила я.

Огвур саркастично кивнул.

У входа в пещеру бок о бок сидели дракон и полуэльф, попеременно испускающие глубокие, душераздирающие вздохи. И выглядели они при этом такими неподдельно несчастными, что я даже испугалась.

– Ну и как, много их набралось на этот раз? – приступила я к расспросам сразу же после того, как орк спустил меня на землю.

– Трое! – мечтательно выдал Лансанариэль, экзальтированно закатывая свои красивые глаза. – Видела бы ты этих симпатичных головорезиков, Рыжая!

Огвур ревниво насупился, а полуэльф вдохновенно продолжил:

– Морды у всех на загляденье небритые, плечи – во, ручищи – толстые, почти как хвост у Эткина! Уж такие как обнимут…

– Кх-м! – собственнически напомнил о себе орк.

Ланс девически покраснел и потупился:

– А уж какие они смелые и терпеливые! – Полукровка эротично облизнулся, видимо намереваясь довести орка до инфаркта. – Всё вынесли, подчистую…

– Как «подчистую»? – оторопела я. – Да ведь в пещере золота – на двадцати телегах не вывезти…

– Всё вынесли, сердешные! – неторопливо вступил в повествование лирично-печальный Эткин. – Пинки от Ланса, затрещины, подзатыльники, оскорбления, а на закуску – мою воспитательную беседу с прологом, эпилогом, моралью и интерлюдией!

– Гы, терпилы недоделанные! – во всю глотку гоготал Огвур, самозабвенно хлопая себя по бедрам. – Так это разбойников следует в потерпевшие записывать, а не вас – садистов! Надо же, выдержали драконьи нотации. Ну Эткин, и зверь же ты все-таки!

Летун тонко улыбнулся. Я облегченно перевела дух:

– Эх, Ланс, Ланс! Не жалеешь ты моих нервов. Можно подумать, не мог все сразу толком объяснить!

– Так я и объяснял! – недоуменно взмахнул ресницами полуэльф. – Куда уж яснее-то?

– А вы, глупые, ничего не поняли, – ехидно добавил дракон. – А посему не фиг на умного пенять.

– Я умный, к тому же скромный, потому что такой красивый! – на полном серьезе подтвердил полуэльф.

Огвур гордо улыбнулся, намекая: глядите, люди добрые, какое я счастье немереное отхватил.

– А правда ли, что с возрастом мозговые извилины переходят в морщины? – ни к кому конкретно не обращаясь, вопросила я риторически вполголоса.

– Правда, – лениво зевнул Эткин. – Поэтому эльфы всегда так хорошо выглядят!

– Да-да, эльфы – самый красивый народ! – простосердечно сообщил Лансанариэль, совершенно не уловив подвоха, кроющегося в исходной фразе.

Я кусала губы, едва удерживаясь от смеха. Вот всегда бы так – вроде никого не обидели, а всем весело!

Что может быть приятнее теплого весеннего вечера? Правильно, только воскресный весенний вечер! Сложенный из березовых поленьев костер прогорел до углей. Огвур нанизывал на прутики ломтики натертой чесноком зайчатины и педантично раскладывал их поверх давно приспособленных для этих целей камней, установленных вокруг кострища. Аромат подрумянивающегося мяса поплыл над озером.

– Сейчас на наши шашлыки сбежится нехилая толпа симпатичных небритых грабителей! – доверительно сообщила я орку, развалившись на застеленных плащом мягких еловых ветках. – То-то Ланс порадуется.

– Да я этим симпатичным … повыдеру! – корча кровожадное лицо, рявкнул тысячник, даже не потрудившись подобрать определение поприличнее.

Я одобрительно присвистнула:

– А ты, как я погляжу, за словом в карман не лезешь. Орки – они все такие прямолинейные похабники?

– Все! – категорично отрезал Огвур, переворачивая капающее жиром и завлекательно шкварчащее на огне жаркое. Мой голодный желудок немедленно заурчал в унисон мясу, требуя положенную нам с малышом двойную порцию.

– Надо полагать, что все, – язвительно скривил морду Эткин, выкатывая из пещеры бочку вина. – Вот ты вдумайся сама, принцесса: отчего вдруг у орков на знамени кленовый лист намалеван? Для тех, кто тормозит, поясняю: вовсе неспроста, но с хитрым и коварным умыслом! Ибо чего такого непотребного нужно на знамени нарисовать, чтобы энто впоследствии пришлось листочком прикрывать, а?

Я покатывалась со смеху, уткнувшись в плащ, всхлипывая и икая. Огвур замахнулся на дракона топориком для разрубания костей.

– Угомонитесь, противные, – капризно потребовал Лансанариэль, выставляя на заменяющую стол доску три серебряных бокала и здоровенное погнутое ведро, предназначавшееся дракону. – Нечего тут нам с Рыжей аппетит портить. А то она и так постоянно на изжогу жалуется, а я как вспомню жирный рохосский плов, – гурман судорожно дернул кадыком, словно пытаясь прогнать внезапно накатившую тошноту, – так тоже немедленно родить готов…

Я согласно фыркнула. Эткин посмотрел на нас более благосклонно и одним ударом могучей лапы вышиб дно бочки. Ланс забавно сморщил переносицу, принюхиваясь к благородному запаху выдержанного напитка богов.

– Ну за нас, значит! – лаконично провозгласил дракон, наливая полный бокал орку, половинку – малопьющему полукровке, капельку мне и ведро себе.

– Эй, братан, ты чего это вдруг так погнал? – с усмешкой осведомился Огвур, споро раскладывая по тарелкам поджаристую зайчатину. – А кто зарекался со мной на пару больше ни капли спиртного в рот не брать?

– Опля! – Я потянулась к самому лучшему куску, но орк отодвинул блюдо с мясом подальше и сурово погрозил мне пальцем. – Так я вам и поверила, что в мире существуют непьющие драконы!

– Да он и так на земле всего один остался, причем алкаш несусветный! – звонко расхохотался Ланс.

– Ну я вообще-то никогда и не верила в существование того, чего не видела собственными глазами, – продолжала я отвлекающе напирать, подползая поближе к заветной тарелке. – Еще не встречала драконов-трезвенников!

– Ага, а типа язвенников ты уже встречала? – склочно передразнил Эткин, взбалтывая бочку и пытаясь на глаз прикинуть объем оставшейся в ней выпивки. – М-да, не густо!

– А мозги ты видела? – язвительно парировал орк, пряча блюдо с шашлыком к себе за спину.

– Мозг Ланса? – наигранно ужаснулся дракон, подмигивая мне. – Да-а-а, его-то уж точно никто не видел…

Я прыснула, Огвур нахмурился, Лансанариэль, как обычно, ничего не понял, но на всякий случай сложил губы бантиком, а затем ослепительно улыбнулся, не упустив возможности показать безупречные зубки. Дракон криво ухмыльнулся, забрал у тысячника жаркое и поставил прямо передо мной.

– Если пьянку не удается предотвратить, то ее нужно возглавить! – примирительно провозгласил он. – Тем паче, как я подозреваю, сегодня у нас еще найдется уважительный повод для праздника…

– Какой? – неразборчиво поинтересовалась я с набитым ртом.

– Увидишь! – туманно пообещал дракон, но особого вдохновения в его голосе я почему-то не услышала.

Для своих импровизированных пикников мы единогласно выбрали плоский скальный уступ, нависающий над озером, и любовно обустроили уютную обеденную зону, расположенную непосредственно под открытым небом. Обложили кострище ровными камнями, притащили несколько бревен и даже устроили наполненную льдом яму, предназначенную для хранения мяса. Подобраться к уступу незамеченным оказалось совершенно невозможно, ибо на его вершину вела всего одна узкая тропинка, начинающаяся от входа в драконью пещеру. С другой стороны наше заветное местечко оканчивалось довольно крутым обрывом, отвесно спускающимся к ближайшему лесочку, и, пожалуй, только самый рисковый путник осмелился бы вскарабкаться на утес по столь опасному пути. А поэтому, устроившись возле жарко потрескивающего костра, мы чувствовали себя в полной безопасности и веселились вовсю.

– М-да, – философски разглагольствовал дракон, постукивая когтем по полупустому ведру, – трезвенник – это человек с патологически бедной фантазией. Не может придумать повода выпить…

– А зачем нам повод? – пьяненько удивился Ланс, судорожным усилием поднимая голову из тарелки. Похоже, эльфийское оказалось чрезвычайно забористым, но о качестве вина я могла судить лишь по внешним признакам его действия, красноречиво проявляющимся в поведении моих наклюкавшихся друзей. Мне же самой сей волшебный нектар удалось лишь понюхать, потому что под девизом «Вино – злейший враг беременных женщин» в мой бокал налили не больше пары жалких капель. И сколько я ни доказывала, что, мол, не боюсь никаких врагов, меня и слушать не желали.

– Во время пьянки мы все воспринимаем себя личностями, – наставительно хмыкнул летучий демагог. – А наутро – организмами…

– Да ну, фигня! – заикаясь, неуверенно опротестовал орк. – А повод тут при чем? – В поисках поддержки он оглянулся на полукровку, но красавец уже мирно дрых, счастливо посапывая во сне.

– Никто меня не уважает, – расстроился Огвур. – Выпьем? Поздно выпитая вторая – напрочь загубленная первая!

Но бочка оказалась пуста.

– Эх, когда кончается вино – закуска становится просто едой. – Эткин налег на мясо. – А есть можно и без повода…

– Знаешь, меня весьма насторожило твое сегодняшнее поведение, – решила я поговорить с драконом начистоту. Ситуация выглядела странной, а у меня уже имелись неоднократные поводы безоговорочно доверять его необычайной проницательности. – На какой такой необозначенный, но уважительный повод для праздника ты постоянно намекаешь?

– Да не намекаю я, – поправил меня гигант, – я вам прямо говорю: пейте и отдыхайте, пока еще есть возможность. Нутром чую – сегодня наш последний спокойный вечер…

– Спокойный от чего? – недогадливо переспросила я.

– А давайте выпьем за Мелеану! – вдруг ни с того ни с сего провозгласил орк, нетвердой рукой елозя по плащу и пытаясь встать на четвереньки. – Я поднимаю этот бокал за тебя, Ульрика!

– Да я и сама его пока поднять в состоянии! – отшутилась я, наблюдая за возней упившегося почти до беспамятства тысячника.

– Выпьем за то, – с пьяным упорством продолжил Огвур, – чтобы никто тебя отныне не тревожил, не доставал всякими предначертаниями и пророчествами, не просил о помощи и…

– Госпожа принцесса, помогите! – неожиданно прилетело из неприступного провала к озеру.

– Чего? – Я потрясенно уставилась в сторону обрыва. – Вы кто, призрак?

– Госпожа принцесса… – Над краем каменистой площадки появились сначала две в кровь ободранные человеческие руки, а затем – чья-то вихрастая макушка. – Я – посланец от многострадального народа Поющего Острова! – На меня умоляюще глянули ввалившиеся глаза донельзя измученного парня, казавшиеся черными провалами безграничного горя на фоне худого, страшно изможденного лица. – На островитян свалилась огромная беда, избавить нас от которой способны только вы. Мы заклинаем вас – простите нашу жестокость, вернитесь на остров и помогите людям…

– Вот, – с негодованием рыкнул Эткин, – а я о чем тебе говорил? Кончилась наша спокойная жизнь!

Отважный скалолаз оказался совсем молоденьким пареньком, долговязым и веснушчатым. Он усиленно таращился на меня шокированными выпученными глазами все то время, пока я перевязывала его сильно израненные руки, кормила зайчатиной и поила остатками отобранного у Эткина вина. Кажется, я изрядно разочаровала отчаянного мальчишку, рискнувшего жизнью ради встречи со мной. По выражению его глаз я поняла – риск того не стоил. Ведь он-то явно ожидал увидеть могучую богатыршу (а именно такой мой образ и культивировался в народном фольклоре), но вместо этого перед ним предстала отяжелевшая беременная баба, ничуть не напоминающая ожидаемую спасительницу. Посланец приуныл. Эткин пристально рассматривал начинавшее темнеть небо, ехидно насвистывая и старательно делая вид, что ему якобы нет никакого дела до всего происходящего. Но по его напряженной позе я, отлично знакомая с уловками пройдохи-летуна, понимала – дракон терпеливо ждет разъяснений. Я лукаво улыбнулась уголками губ. Интуиция интуицией, но факты всегда остаются фактами.

– Как тебя зовут? – спросила я после того, как мальчишка утолил голод и немного отдышался.

– Ивар! – почти с вызовом бросил он, помолчал и недоверчиво шмыгнул носом: – А вы действительно та самая Сумасшедшая принцесса, которая…

– Да она это, она! – рассерженно рявкнул Эткин. – Не сомневайся, пацан!

На лице Ивара отразилась столь противоречивая гамма чувств, что я не сдержалась и рассмеялась в голос:

– Что, не похожа?

– Ни капельки! – честно сознался паренек.

– Ну да, – язвительной скороговоркой зачастил дракон, – тебе, поди, рассказывали, что ростом Сумасшедшая принцесса выше деревьев, за плечами у нее – волшебный меч, пьющий человеческую кровь, руками она запросто ломает хребет любому чудовищу, останавливает толпу одним взглядом, а в ладонях носит раскаленное железо! Так?

Мальчишка потрясенно отвалил челюсть, ошарашенный прозорливостью своего необычного собеседника.

Я ржала как ненормальная, придерживая ладонями чуть не спадающую от хохота золотую маску. Губы Ивара обиженно задрожали, он готов был разреветься от обуревавшей его бессильной ярости.

– Точно, – запальчиво выкрикнул он, сжимая кулаки, – такой ее и описывают. Наша деревушка расположена на самой окраине острова, далеко от Ширулшэна, но странствующий бард распевал песни, в которых говорилось о подвигах госпожи принцессы. А когда горгульи начали забирать взрослых мужчин и уносить их неизвестно куда, то мы решили призвать госпожу на помо…

– Стоп, – хриплым от волнения голосом перебила я, – мне абсолютно наплевать на романтические бредни ваших бардов, но вот про похищения расскажи поподробнее!

Возбужденно клацнувший клыками дракон чуть не прикусил свой болтливый язык.

– А чего еще про них рассказывать? – обреченно взмахнул забинтованными руками Ивар. – С тех пор как погиб страшный король Аберон, на острове почти не осталось магов, только его милость магистр Саймонариэль. А несколько месяцев назад на нас начали нападать горгульи и забирать молодых, физически крепких мужчин…

– Ринецея! – скрипнула зубами я. – Клянусь, это ее козни!

Эткин согласно кивнул.

– Сказывают, – пасмурно продолжил мальчишка, – будто магистр не может найти способа остановить этих летучих тварей. Мол, магия на них наложена особая – защитная, причем очень сильная. Вот тогда-то народ и вспомнил об изгнанной госпоже принцессе и начал шептаться: она нас спасет…

– А ты, – сердито перебила я, – решил прослыть героем и самодеятельно отправился на поиски меня?

Ивар виновато склонил голову и багрово покраснел.

– Так, – нехотя сознался он, – но что оставалось делать-то? Спасите нас, госпожа принцесса! Мерзкие твари утащили моего отца и двух старших братьев…

Я задумчиво прикусила губу. Десятки не связанных между собой версий и предположений рождались у меня в голове, не находя логического объяснения или обоснования.

– Зачем Ринецее понадобились рабы? – вслух произнесла я.

– Саймон тоже задается таким вопросом, – подсказал Эткин, – и, похоже, он уже нашел ответ…

– Ты знал, – возмущенно вцепилась я в драконью лапу, – ты знал, что Ринецея истребляет мой народ, и молчал столько времени! Да как же ты посмел?

– Я чувствую выбросы магической энергии и мысленно общаюсь с нашим архимагом – ведь я и есть живой аккумулятор волшебства. Но я защищал тебя, Ульрика, – тяжело вздохнул гигант. – Я думал о твоем будущем ребенке. Не следует женщине на сносях встревать в новые авантюры. Но сегодня, – он недовольно покрутил хвостом, – я ощутил приближение этого малолетнего нарушителя спокойствия и понял: события вышли из-под контроля.

– Но, Саймон, – я сорвалась на крик, – почему он не позвал меня еще месяц назад?

Эткин нагнул голову, заглядывая в мои пылающие от негодования глаза.

– Саймонариэль, – нахально заявил он, – один из самых умных и справедливых эльфов в нашем мире. Он предостерегал народ Поющего Острова от принятия скоропалительного решения. Он четко дал понять – людям еще понадобится помощь воина Старшей крови! Но тогда его не слушали…

– Простите нас, госпожа принцесса! – вновь заунывно затянул Ивар, мотая на кулак сопли и слезы. – Вы – наша последняя надежда!

– И ты готова их простить? – иронично прищурился Эткин. – Несправедливых и неблагодарных эгоистов, требовавших убить твоего нерожденного малыша?

– Пусть! – Я решительно поднялась на ноги. – Негоже мне отвечать злом на зло. Какими бы недальновидными они ни были, но они все же мой народ, а избранный путь чести приказывает мне незамедлительно выступить на защиту острова и окончательно покончить с Ринецеей!

– Ура! – радостно завопил мальчишка. – Ура госпоже принцессе!

Но Эткин осуждающе покачал головой:

– Ох, не думаешь ты о себе, Ульрика, совсем не заботишься о своем здравии и благополучии!

– Если Ринецея победит, то жертва Астора станет напрасной! – рычала я. – И негоже мне трусить да отсиживаться из-за страха того, борясь с чем мой любимый отдал свою жизнь! Не останавливай меня, Эткин…

– Да разве же тебя остановишь! – уважительно буркнул дракон. – Остается одно – помогать тебе во всем, неразумная ты моя!

Я обхватила друга за сильную шею и прижалась к нему всем телом.

– Ну если ты со мной, – шепнула я с признательностью, – то, значит, мне нечего бояться!

Эткин не ответил ничего. Он посмотрел на загорающиеся в небе звезды и протяжно вздохнул.

Наши сборы заняли совсем немного времени. Я извлекла из замшевого чехла ножны с верным Нурилоном и повесила клинок к себе на спину. И можете мне не верить, но я явственно расслышала, как разумный меч издал громкий торжествующий звон. Он радовался новым битвам, ожидающим его в недалеком будущем. Я укрепила на поясе, едва сошедшемся вокруг моего располневшего стана, две Алаторы, надела на шею амулет тетушки Чумы и кулон Оружейницы, а на палец – перстень Пожиратель пространства. Рассовала по карманам колета Зеркало истинного облика и Хроники Бальдура, упрятанные в футляр из непромокаемой акульей кожи. Несколько метательных кинжалов да сумка со сменным бельем и медикаментами. Ну вот, пожалуй, и все – я готова двинуться в путь.

– Подожди, Мелеана! – Эткин, с грохотом копавшийся в дальнем углу пещеры, выполз хвостом вперед, таща за собой что-то бесформенное, отливающее тускло-серебристым цветом. – Вот примерь, это тебе!

– Какая прелесть! – восхищенно ахнула я, поглаживая комок, развернувшийся в тончайшую кольчугу, выкованную из невиданных округлых звеньев. – Эткин, но она похожа… похожа на…

– Правильно! – довольно осклабился летун. – Это моя чешуя, сброшенная минувшей зимой. Обычно мы меняем ее во сне, и нет в мире ни одного короля или рыцаря, не мечтающего заполучить кольчугу из легендарной, непробиваемой драконьей чешуи. Однако этой зимой я не спал, и должен признать: подобная смена шкуры оказалась довольно болезненным процессом. Но, вероятно, это даже к лучшему. Чешуя, сошедшая с бодрствующего дракона, получилась намного прочнее и надежнее. А Ланс любезно пошел мне навстречу и помог сшить для тебя это одеяние. Примерь!

Кольчуга оказалась впору. И надо было наблюдать восторг Ивара, увидевшего меня такой – вышедшей из пещеры, вооруженной и окутанной волшебной кольчугой. Его сказка ожила!

Памятуя о тяжелых испытаниях, выпавших по моей вине на долю Огвура и Ланса, я не стала будить крепко спящих друзей, а вытащила из костра уголек и на камнях утеса торопливо начертала несколько прощальных слов, содержащих извинения и ободрения. Усевшись на спину Эткина, мы с Иваром взлетели к ярким весенним звездам. Я боялась, что уже успела позабыть этот свежий ветер странствий, упруго бьющий в лицо, но оказалось – я переживала напрасно. Дух свободы благосклонно принял меня в свои родственные объятия и повел вперед. Мальчишка что-то ликующе орал, подпрыгивая на скользкой драконьей чешуе и размахивая сдернутой с головы шапкой. Мне даже пришлось придержать этого шального героя, чуть не свалившегося вниз. Впрочем, это казалось мне закономерным: ведь будь Ивар чуточку трусливее – он никогда не проделал бы сего трудного пути, что привел его на берег нашего озера. Жизнь принадлежит храбрым. Жизнь принадлежит тем, кто не боится проходить через даруемые ею перипетии и невзгоды, тем, кто не ленится и не прохлаждается в ожидании чуда, тем, кто верит в удачу. Жизнь опять принадлежала мне.

Мы удачно вписались в восходящие потоки теплого ночного воздуха и взяли курс на Поющий Остров. Я отбросила сомнения, страхи и расслабляющую негу последних месяцев бездеятельности. Отдых подошел к концу. Моя душа исцелилась, трепетно храня в своей глубине неугасающий огонек заветной любви, и сейчас жаждала активных действий. Настал срок обновления…