Несмотря на то, что главная базарная площадь уже закрывалась, а местные и приезжие купцы спешно сворачивали торговлю и запирали лавки, Ланс так увлеченно таращился по сторонам и вертел головой, что чуть не заработал двойное косоглазие и вывих шейных позвонков. А что случилось бы с ним, попади он в это потрясающее местечко в самый разгар торговли? Следуя за невозмутимым дервишем, плавно покачивающимся на спине вислоухого ослика, друзья степенно проходили сквозь базарные ряды, составленные из легких тростниковых прилавков, прикрытых разноцветными ситцевыми навесами. Великая Аола, чего здесь только не было! Пирамидальные груды золотистых, крутобоких, благоухающих медом дынь, знаменитые рохосские арбузы, уже разрезанные пополам и сочащиеся сладким соком. Желтые яблоки из Нарроны, финики и инжир из жаркого Канагера, морепродукты из Ликерии. А украшения! Лансанариэлю даже пришлось одергивающе шлепнуть себя по руке, воровато потянувшейся к удивительному серебряному ожерелью, выполненного в форме широкого воротника, щедро изукрашенного россыпью из мелких изумрудов и розоватого речного жемчуга. Кокетливый полукровка разочарованно вздохнул, представив, как смотрелось бы это филигранное произведение местных ювелиров на его длинной шее. Огвур очарованно взирал на разнообразно представленное оружие, будучи совершенно не в силах оторваться от экзотически изогнутых сабель, тяжелых кинжалов-кордов, вычурных алебард и даже редкостных боевых бумерангов из черного, твердого как железо дерева, привозимых с далеких Зинданских островов. А достигнув следующей палатки, друзья не смогли сдержать возгласа возмущения, приглядевшись к неприкрыто выставленному в ней живому товару. Здесь продавали рабов – стеснительных, заплаканных девушек и юношей, гордо вскидывающих непокорные головы и тщетно придающих себе деланно отстраненный вид.

– Мелеаны на вас не хватает! – сердито побурчал негодующий орк, опечаленно отворачиваясь от юных невольниц, выглядевших не старше двенадцати лет.

Хозяин палатки, богато разодетый старик, с унизанными перстями пальцами, восхищенно приценивался к стройной фигуре Ланса, корыстно поблескивая маслянистыми, маленькими глазками-изюминками:

– Если господин эльф желает жить в неге и роскоши, не беспокоясь о завтрашнем дне, то я могу устроить его в гарем нашего великого визиря Бухтияра, весьма неравнодушного к красивым юношам. Уверен, не взирая на то, что во дворце визиря собран настоящий цветник из бесподобно прекрасных мужчин, не один из них и близко не сравнится с вашей непревзойденной прелестью! Вы разительно похожи на статую языческого бога Радониса, олицетворяющего страсть и мужскую красоту.

Польщенный Ланс густо покраснел, захлопал длинными ресницами и приветливо заулыбался.

– Еще чего! – мощная фигура недовольного орка, умевшего когда нужно – ходить совершенно бесшумно, внезапно выросла перед носом сразу сникшего торгаша. – Наша страсть – не ваша напасть!

Но на лице наглого старика не дрогнула ни одна, даже самая мельчайшая черточка. Похоже, у него вообще имелась единственная, слащавая гримаса, припасенная на все случаи жизни. Он насмешливо-низко поклонился огромному орку и вежливо ответил:

– Воин мудр, но еще слишком молод, и поэтому многого не понимает. Порою жизнь выкидывает такое, что хочется подойти и подобрать. Желаю вам прочувствовать это в самое ближайшее время!

Озадаченный Огвур буркнул что-то неразборчивое, и поспешно покинул непонятного торговца. Но старик весьма любезно распрощался с прекрасным полуэльфом, выдав ему в качестве подарка огромный шар воздушной сахарной ваты. Орк к сладостям дышал равнодушно, поэтому Ланс умял угощение в одиночку, чуть не подавившись от жадности гладко обструганной палочкой.

Хотя если признаться честно, колоритная троица, восхищенно глазевшая на товары и сама, в свою очередь, привлекала слишком много ненужного внимания, поэтому осторожный Али-Баба постарался как можно быстрее миновать заманчивые чудеса базарной площади и свернуть на менее оживленную боковую улочку. Час был уже довольно поздний, истово верующие в Аолу горожане расстилали в садах маленькие коврики и, опустившись на колени, старательно совершали вечернюю молитву, ничуть не смущаясь присутствием чужеземцев, тихонько продвигающихся вдоль глинобитных оград. Ланс и Огвур, хоть и веровавшие в Дарующую жизнь не менее искренне, поклоны бить не намеревались, а что касалось их проводника, старого дервиша, так он кажется, итак молился не переставая все свободное от сне и приема пищи время.

Наконец бессистемно петляющие улочки привели их в плохо освещенный тупик, в котором располагалось длинное, приземистое, смахивающее на сарай здание. Из чайханы доносились не слишком аппетитные запахи небрежно приготовленной пищи, многоголосый гул посетителей и заунывные звуки зурны в сопровождении дробно-рассыпающегося рокота барабанов. Али-Баба с облегчением сполз с провислой ослиной спины и привязал ушастое средство передвижения к убогой коновязи, по соседству с сосредоточенно жующими траву лошадьми и мулами. Глазастый Огвур сразу же заприметил медную тарелку и засаленный молоточек, висевшие около входной двери но, не рассчитав силы могучей руки, так старательно громыхнул по вдавленному, изношенному диску, что удерживающая его бечева немедленно порвалась и тарелка, с пронзительным звоном свалилась на просевшее, кирпичное крыльцо. Из двери тут же выкатился кургузый человек-колобок, при детальном рассмотрении оказавшийся низеньким, чрезмерно упитанным мужчиной с лысой, круглой головой, заканчивающейся жиденькой, пегой бороденкой. Хозяин испуганно воззрился снизу вверх на высокорослого орка, немного помялся, но все же осмелился выдать сбивчивую фразу:

– Господин воин, мест нет! Все занято перед праздником!

Огвур лениво нахмурился и поднял руку, уже примериваясь, как бы посильнее угостить негостеприимного чайханщика проясняющим разум подзатыльником. Но ему помешал старый дервиш:

– Милостью всеблагой Аолы, приветствую тебя, почтенный Расул!

Хозяин тут же сменил гнев на милость:

– Здравствуй, уважаемый Али-Баба! Давненько тебя не видывали в наших краях!

– Да пребудет покровительство богини над этим радушным кровом, всегда обогревающим и оберегающим друзей, – нараспев продолжал хитрый дервиш.

Расул громко, растроганно хохотнул:

– Ой, и лукав же ты, старик! Любого демона вокруг пальца обведешь. Конечно же, после таких слов я не смогу отказать тебе в ночлеге и ужине. Заходи, будь как дома. Только что это за молодцы тебя сегодня сопровождают?

– Это? – дервиш довольно разгладил седую бороду. – Это мои ученики!

– Ага! – понимающе воскликнул чайханщик, пытаясь наигранно многозначительной репликой немного замаскировать овладевшее им недоумение. – Ну, тогда проходите все! – и он отодвинулся от двери, пропуская внутрь чайханы троицу нежданных гостей. При этот он все никак не мог взять в толк – ну чему скажите такому нужному, может обучать бездомный, нищий дервиш здоровенного воина-орка и божественно прекрасного, пепельноволосого эльфа.

Закопченная, давно нуждающаяся в основательном ремонте чайхана, явно не относилась к заведениям для элитных персон. На застеленном грязной, несомненно блохастой кошмой полу, на которую Огвур стразу же взглянул с подозрительно-оценивающим прищуром, сидело и лежало не менее тридцати человек. Над большим очагом в центре комнаты жарилась целая баранья туша, а расплавленный жир с шипением капал на плоские камни с выстроившейся шеренгой старых, залатанных, медных чайников. Ланс брезгливо поморщился, и даже не в сторону неаппетитных кушаний, а на полуголую танцовщицу, имевшую вместо костюма три шелковых лоскута, но зато с глухо закрытым покрывалом лицом, лениво извивающуюся под заунывно-тягучие звуки однообразной музыки. Полукровка удивленно покосился на неровные клубки, перекатывающиеся под кожей исполнительницы танца-живота, и дернул едва заметным кадыком. У кого как, а у него подобные упражнения вызывали одни лишь гастрономические желания. В животе гулко заурчало, рот наполнился обильной слюной. Утренний плов он благополучно скормил прожорливому дервишу, о чем ничуть не жалел, а сладкой ваты на палочке оказалось всего ничего. А кроме этого, Лансанариэлю ужасно хотелось спать. Он давно уже брел как сомнамбула, с превеликим трудом переставляя ставшие словно чугунными ноги, и через силу разлепляя поминутно закрывающиеся глаза. Понятно, что устал и вымотался, но не до такой же нестерпимой степени. Подобной сонливости Ланс не испытывал ни разу в жизни… А это пугало и настораживало одновременно.

К счастью, колобок-хозяин целенаправленно пересек общий зал и откинул плотную занавеску, скрывающую небольшую нишу, застланную дешевым ковром и заваленную горками сафьяновых подушек. Орк обрадовано вздохнул, переступая невысокий порог и предвкушая сладостный отдых. Как по мановении руки, перед путниками появились тарелки с благоухающим кинзой и тмином люля-кебабом, и чайник лучшего чая. Но к огромному испугу орка, Ланс отстраненно ковырнул изысканное кушанье разок-другой и, закрыв глаза, повалился головой прямо в тарелку. Тысячник бережно отнес вялого красавца на подушки и раскрыл его рубашку, прислушиваясь к едва различимому дыханию. Но Ланс не впал в обморок, он просто спал – крепко, беспробудно. Огвур недоуменно пожал плечами:

– Что же это с ним такое вдруг приключилось? Раньше он никогда не засыпал столь внезапно!

Мудрый дервиш приподнял бледное веко, внимательно рассмотрел закатившийся зрачок, а затем взял полукровку за холодное, влажное запястье и проследил за пульсом.

– Не хочу тебя пугать, о воин, но подобный глубокий, подкашивающий человека сон вызывается одним небезызвестным мне наркотическим средством. Оное, будучи подмешанным в еду или питье, действует безотказно и гарантирует абсолютную беспомощность в течение шести-восьми часов.

Орк гневно ударил кулаком по ковру, жалобно задребезжал подпрыгнувший чайник:

– Задери меня гоблин, это точно подстроил тот мерзкий, сыплющий непонятными намеками хозяин лавки с рабами, угостивший Ланса сахарной гадостью! Но зачем?

Старик опечалился:

– В Рохоссе торговля рабами привычное дело. А уж украсть приглянувшегося красавца-юношу и втридорога запродать его в гарем какого-нибудь сластолюбца – значит, поиметь сплошную выгоду. Вы выглядите как иноземцы, а кто станет искать двух бродяг?

Огвур разъяренно заскрипел крепкими зубами:

– Ну, это мы еще посмотрим! Если они считают что смогу утащить моего друга как безвольного теленка, то сильно ошибаются!

– Извините, почтенный, что вмешиваюсь в ваш разговор, – вполголоса прошептал вошедший в нишу чайханщик Расул, – но в преддверии праздника, начинающегося завтра, в городе собралось великое множество всякого сброда и наемников, желающих попытать счастья на воинских состязаниях. В мое заведение тоже набилось немало незнакомых, подозрительных личностей. Поэтому советую вам совсем не спать этой ночью и не утрачивать бдительности.

Али-Баба одобрительно кивнул, поддерживая хозяина:

– Дельный совет! Да и ханский визирь Бухтияр славится неуемным влечением к симпатичным юношам! Думаю, сегодня ночью его люди обязательно попытаются выкрасть вашего друга!

– Ладно, ладно, – обещающе проворчал орк, любовно поглаживая массивную рукоять секиры, – если старый дурак-визирь не передумает, то придется ему срочно менять работу и переходить на должность евнуха. Моя Симхелла и не таких успокаивала!

Пока из общего зала еще доносились громкие голоса подвыпившей публики, звуки надоедливой будто зубная боль музыки и звяканье медной посуды, Огвур немного вздремнул вполглаза – как прирожденный и неизбалованный боец, привыкший к некомфортабельным полевым условиям. Но взбудораженный приключениями последних дней мозг не желал последовать примеру утомленного тела и продолжал лихорадочно анализировать произошедшие события. Орк вынужден был констатировать, что даже он, всегда уравновешенный и рассуждающий безупречно логически, на этот раз запутался окончательно. Он бесконечно переживал за свою бесследно и некстати пропавшую Мелеану, заранее мысленно сочувствуя любому неразумному противнику, дерзнувшему встать у нее на пути. Она ведь с полпинка кого угодно уделает, да к тому же так, что мало не покажется! Хотя, тут орк взволнованно завозился, почему-то именно сейчас он предпочел бы находиться не в этой демонами проклятой чайхане, а рядом с бесшабашной девушкой, безусловно, даже невзирая на весь свой недюжинный ум и совсем не девичью отвагу, нуждавшейся в поддержке и проницательном совете. Гоблин знает, что способна натворить эта рыжая оторва, да еще очутившись в отнюдь не подходящей ей компании своего заклятого врага. «Вот гоблины вонючие! – Огвур выругался зобным шепотом и импульсивно схватился за Симхеллу. – А она, поди, так до сих пор и не догадалась, кем на самом деле является ее любезный, белокурый принц! Вот ведь как получилось, ну и дела! – на излюбленный манер Ланса почти взвыл тысячник. – Как бы чего непоправимого не случилось!»

Но возможно, и такого варианта Огвур тоже не исключал, что и они сами не просто так попали в этот край проклятого песка, жирного плова и озверело кусачих блох? Не зря же Лансу несколько ночей подряд настойчиво снилась королева Смерть. Вот только бы еще понять, воплощения чего такого судьбоносного желала Ее зловещее величество от своих преданных слуг и защитников…

Постепенно шум в общем зале стих, пламя светильников притушили, гости устраивались на ночлег. Подождав еще с полчаса и полностью успокоившись по причине оглушительных раскатов дружного храпа, проникающего за занавеску, тысячник отложил верную секиру, слишком громоздкую для ночных вылазок и, оставив при себе лишь два надежных кинжала, бесшумно покинул уединенную нишу. Ланс остался спать на ковре, под присмотром все также бубнящего бесконечные молитвы Али-Бабы. Ловко лавируя среди лежащих вповалку тел, орк искусно приоткрыл и не подумавшую скрипнуть дверь, и компактным темным пятном плавно перетек через порог чайханы.

На дворе заметно похолодало. Удивляясь резкому контрасту между палящим дневным зноем и почти морозной прохладой ночи, выдыхая облачко пара и беззвучно призывая на голову коварного торговца рабами все мыслимые и немыслимые проклятия, Белый волк гибко скользнул за угол приземистого здания. Натренированное чутье воина не подвело его и на этот раз. Три плотных, одетых в черное фигуры, крадучись выбрались из тени старой коновязи и замерли у крыльца, совершенно сливаясь с полуночным мраком. Лишь выглянувшая из-за тучи луна мельком скользнула по контурам наемных убийц, высветив изогнутый ятаган на поясе крайнего из них. Орк едва удержался от протяжного свиста. Он так и думал, враги оказались профессионалами, опытными и чрезвычайно опасными.

– Ассар, а Ассар, – тихонько позвал один из наемников. – Ты уже побывал внутри чайханы?

– Да, – откликнулся другой. – Красавец-иноземец спит в отдельной нише, под присмотром старика. А в соседней комнатушке заночевал приезжий купец. Смотри, – до орка долетел довольный смешок, – этот роскошный перстень я снял с пальца вусмерть упившегося торгаша. Клянусь, он слишком хорош для такой пьяной скотины!

– Но при торговце, кажется, находится охранник, – недоверчиво напомнил третий голос.

– Находится, – пренебрежительно подтвердил отличившийся наемник. – Но ведь не зря именно я прихожусь главой нашей гильдии. Чернокожий дуболом похоже увлекся чем-то вроде ритуального медитирования и сидел совершенно неподвижно, с закрытыми глазами…

– А воин, охраняющий нашего красавца? – спохватился первый убийца.

– Его там не было, – уточнил похититель перстня. – Видно вышел до ветру, так что давайте действовать быстро! Разделимся, я иду через окно, Бахит через дверь, а ты, Сафар, ждешь нас около взнузданных лошадей.

Черные тени разделились. Видимо, предложенный Ассаром план устраивал всех, в том числе и Огвура, не упустившего ни слова из подслушанного разговора. Главарь наемников змейкой пополз за угол и угодил прямо в руки поджидавшего его орка. Так и не успев ничего понять, он мгновенно получил рукояткой кинжала по затылку, обмяк и затих. Огвур легко поднял поджарое тело и споро оттащил на задний двор, где с радостью увидел выстроившиеся в ряд огромные горшки, прикрытые плетеными крышками и достигающие в высоту примерно уровня плеча среднего человека. Он снял крышку, обнаружил, что внутри сосуд до половины наполнен вяленым мясом, уложил сверху пребывающего в беспамятстве Ассара, и вновь закрыл горшок. Но внезапно, словно осененный свыше, орк вновь заглянул в монументальное изделие рохосских горшечников, схватил разбойника за руку, и сдернул с нее чеканный перстень с камнем, переливающимся всеми цветами радуги.

Затем он легко залез в открытое окно, поймал второго наемника на самом пороге отведенной гостям ниши, увесисто приложил по затылку и загрузил во второй горшок. Сафар, послушно отправившийся за лошадьми, так и не дождался своих друзей, а вскоре разделил их незавидную участь, свернувшись комочком в третьем сосуде с вяленым мясом. После этого Огвур еще раз удостоверился в том, что грамотно вырубленные ночные тати пробудут в отключке еще очень долгое время, полюбовался блеском сказочного перстня, пробрался в свой закуток, обнял безмятежно дрыхнущего Ланса и погрузился в спокойный, честно заработанный сон. Его последней, четкой мыслью, стали смутные воспоминания о словах работорговца, относящихся к какому-то нежданному подарку, случайно подкинутому судьбой. Возможно, перстень с камнем и оказался подобным, посланным провидением сюрпризом? Но спустя мгновение, орк уже храпел во всю богатырскую мощь здоровых легких. Похоже, никто из присутствующих в чайхане людей не заподозрил ничего необычного. И только в бормотании тихонько молящегося дервиша, появились новые, победные нотки.

Однако, в самый разгар ночи, окутанное сонным оцепенением здание неожиданно всколыхнулось от громкого, душераздирающего вопля. А случилось вот что. Огромные глиняные горшки, неосмотрительно выставленные на заднем дворе и беззастенчиво использованные находчивым Огвуром в качестве импровизированных хранилищ для разбойников, предназначались на продажу. Уложенное в них вяленое мясо требовалось залить кипящим маслом со специями, а сами сосуды погрузить на арбы и утром вывезти на рынок. Сдобренное таким соусом мясо являлось весьма вкусным, сытным и долго не портящимся кушаньем, пользующимся в Рохоссе постоянным спросом. Сказано – сделано. Поэтому поздно ночью две работящие служанки вскипятили на кухонном очаге свежее кукурузное масло и, точно следуя полученным от хозяина указаниям, вылили его в два горшка с мясом. Вопль обожженных, тут же пришедших в себя наемников, расколол прохладную тьму и сотряс прилегающие к чайхане жилые кварталы. Звонко вторя несчастным жертвам кулинарных изысков, отчаянно визжали насмерть перепуганные девушки-служанки. А как тут не испугаешься, когда из горшка на тебя прыгает что-то темное, пронзительно орущее и залитое остро пахнущим соусом? Один из разбойников, закрывая руками обваренное лицо, потерянно метнулся на крышу и с грохотом провалился в отверстие дымохода. Второй, видимо совершенно дезориентированный, забыв про оставленных поблизости лошадей, шумно ломанулся вдоль по узкому проулку, сопровождаемый недоуменными вскриками разбуженных горожан и зажигаемыми в домах огнями. Полуодетые, сбитые с толку люди, выбегали во внутренние дворики и тревожно переговаривались с соседями.

– Вай, сосед Шарит, ты не разобрал случайно, это в чайхане толстого Расула что-то приключилось?

Дюжий кузнец Шарит, в голове которого, со дня его появления на свет, даже одной мысли всегда было слишком тесно, старательно делает умное лицо:

– Говорят, что сегодня засветло к нему приехал святой дервиш, а с ним два чужеземных волшебника. Собирались они принцессу Будур расколдовывать, да вот вроде бы перепутали заклинания, в полу чайханы разверзлась смрадная дыра, из которой полезли страшные демоны!

– Горе нам! – как оглашенная вопила ткачиха Зульфия, благонравная жена и примерная мать тринадцати детей, трепеща крыльями внушительного носа, учуявшего подозрительный запах масла и горелой плоти. – Воистину, правду глаголешь! Идет с той стороны дух могильного тлена и Тьмы!

– Посылайте за жрецом Аолы! – испуганным хором потребовало несколько дрожащих голосов.

А обожженный разбойник все также резво несся прямиком в сторону ханского дворца, сея панику и смятение. Творилось что-то невообразимое! Ржали лошади, лаяли собаки, звонко прокукарекал какой-то совершенно обалдевший от суеты петух, предвещая скорое наступление конца света. По темным улочкам бестолково метались полусонные рохоссцы, облаченные в широкие, белые, развевающиеся ночные одежды, часто принимая друг друга за привидения и лишь усиливая всеобщий разброд. Устрашающе бряцая оружием, рысцой пробежал отряд поднятых по тревоге стражников. Растворились двустворчатые, тяжелые двери храма и на мраморное крыльцо торжественно выступила процессия жрецов, несущих громоздкую золотую статую богини. Привлеченный светом факелов, полуослепший разбойник кинулся прямо под ноги первосвященника, намереваясь вымолить помощь и прощение за грехи. Носилки с изваянием Аолы покачнулись, и статуя вывалилась. С треском раскололось высокое крыльцо храма. Собравшийся на паперти народ на мгновение замер, обуянный ужасом, а затем запричитал еще громче:

– Знамение! – торжественно провозгласил чей-то хриплый голос. – Грядет великое горе!

Тихонько подвывали ушибленные богиней жрецы…

В городе воцарился хаос…

А тем временем в самой чайхане происходили еще более драматические события. Первый наемник провалился в вытяжное отверстие и эффектно спланировал в центр потухшего очага, куполом расправив черный плащ.

– Спасайтесь, демон! – дружно взвыли разбуженные гости, вповалку спавшие на большой кошме.

– Тьма наступает! Ничего не вижу!– надрывно голосил тощий погонщик мулов, силясь протереть глаза, щедро запорошенные золой и пеплом из недавнего огнища.

Разбойник бросился к выходу, по пути бесцеремонно распинывая пиалы с недопитым чаем. Вдрызг пьяный торговец из Хува, получивший за шиворот отрезвляющую порцию холодной жидкости, завизжал как утопающий боров, судорожно пытаясь выплыть из померещившегося ему потопа. Его более солидный коллега вступил в блюдо с финиками, потерял равновесие и плашмя хлопнулся на скромно прикорнувшую в уголке исполнительницу танца живота. Девица отбивалась всеми конечностями, самозабвенно отстаиваю свою честь и неприкосновенность, но дородный купец продолжал беспомощно барахтаться на пышных и скользких телесах, обильно смазанных ароматическими притираниями. Жалобно затрещав, порвались шелковые лоскутки и до этого скудного девичьего наряда. Танцовщица в конец обессилела и обреченно заголосила:

– Спасите, помогите, насилуют!

– Дура! – завистливо прошипела беззубая, седая старуха в жалком, затрапезном халате. – Чего жалуешься? Радоваться надо…

– Помогите! – не сдавалась голосистая красотка. – Помогите хоть кто-нибудь!

– Молчи, дрянь продажная! – грозно рявкнул разозленный купец, тщетно силясь приподняться на разъезжающихся локтях. – Сам справлюсь!

И всего лишь двое людей во всем городе, оставались непоколебимо спокойными в эту сумбурную ночь, никак не отреагировав на все удручающие, произошедшие отнюдь не без их вины, события. Ими оказались конечно же, двое друзей – Ланс, еще не оклемавшийся от усыпляющего действия наркотического вещества, и сладко посапывающий Огвур, мирно почивавший беззаботным сном праведника.

Через пару часов полета, Лилуилла надоела Генриху до такой степени, что он почти уже был готов придушить ее собственными руками. Причем, судя по недовольному кряхтению Эткина и кривым ухмылкам Марвина, нудная княжна достала не только терпеливого сильфа. Поначалу эльфийка лишь восторженно охала и ахала, эмоционально комментируя каждый миг пути, да упоенно мечтала вслух о балах и нарядах. Она клятвенно обещала закатить грандиозный праздник по поводу ее воцарения на троне легендарного города Силя и планировала, какие именно указы издаст в первую очередь. У Генриха буквально глаза на лоб лезли от прослушивания запутанных несуразностей, изрекаемых его будущей королевой. Но вскоре княжна заметно подустала от пребывания на твердой, чешуйчатой драконьей спине и завела совсем другую песню – как мол она утомилась, да и не привыкла ее избалованная светлость к таким суровым условиям, к тому же пить и есть хочется аж невмоготу – короче, пора сделать привал. Доведенный по умопомрачения ее бесконечными жалобами, Эткин пристально вглядывался в расстилавшиеся под его крылом горы и наконец, обнаружил свободную от обломков площадку, вполне пригодную для ночлега. Впрочем, отдых не удался. Капризная княжна оказалась весьма беспокойным соседом. В отличие от Ульрики, всегда спавшей под надежным крылом Эткина лучше чем в пуховой колыбельке, Лилуилла проворочалась ночь на пролет, поминутно и весьма неприятно пихая дракона острыми коленками. Ее беспрестанные причитания выводили гиганта из себя: подними крыло – мне жарко, опусти крыло – мне холодно, ты давно не мылся – от тебя пахнет затхлостью и мышами, не выдыхай дым – он вонючий и это неприлично… И так – без конца! К утру, совершенно одуревший от головной боли и вынужденной бессонницы дракон, добрую сотню раз проклял себя за необдуманно данное обещание – никогда не есть разумных существ. Хотя, по его глубокомысленному выводу, прекрасная эльфийка к числу разумных рас если и относилась – то с весьма большой натяжкой!

С первыми лучами солнца, княжна выбралась из-под драконьего крыла и, выразительно потрясая пустой фляжкой, заявила, что она умирает от жажды. Марвин, с превеликим трудом продравший опухшие, покрасневшие глаза, кое-как смог мобилизовать заспанные ресурсы своего магического зрения и с уверенностью заявил, что неподалеку отсюда находится подземный источник, бьющий из скалы.

– Там? – Лилуилла ткнула пальцем и, получив подтверждающий ответ, бодро затопала каблучками по каменным плитам.

Тройка хмурых, не выспавшихся друзей, обреченно потянулась следом за самоуверенной, золотовласой предводительницей. С этого дня Генрих и Марвин окончательно и бесповоротно уверовали в мудрость Эткина, особенно в части его пространных, философских изречений о стервозных особенностях женской психики. Отныне, единственной девушкой на свете, которая, по их взаимному согласию, заслуживала уважения со стороны мужского пола, оставалась Сумасшедшая принцесса – Ульрика де Мор.