Все в нашей жизни подчинено определенным законам, которые неверующие люди называют слепым фатумом, а верующие – Божьей волей. Недаром древние греки даже естественную смену времен года объясняли цикличными колебаниями божественного настроения, придумав гениальную фразу: «Если все происходит так, как происходит, значит, это кому-нибудь нужно». Этапы человеческой жизни, сопровождаемые процессом умственного взросления, всегда подобны плавной смене природных сезонов. Как нежная весна сменяется цветущим летом, так юность незаметно переходит в зрелость, богатую подвигами и свершениями. Затем наступает золотая осень, дающая возможность пожать плоды щедрого урожая прожитых лет. А уж следом за осенью торопится седая зима с ее заслуженным отдыхом, уважением детей и мудростью, отданной потомству. Бог справедлив, он учит нас извлекать удовольствие и пользу из любого периода короткой, но насыщенной событиями жизни. Не будь глупцом и трусом, и жизнь твоя пройдет не напрасно. А после смерти твою бренную оболочку предадут земле, дух же примут в рай или ад и воздадут там по заслугам. Ибо умирает только плоть, но душа – бессмертна. Смелый и умный живет вечно, трус и глупец не живет вообще. Дожив до двадцати лет, я начала часто задумываться о смысле и форме бытия, пытаясь понять путь, уготованный мне Господом, путь, который мне еще предстояло пройти. Мне четко указали – вот это друзья, а это – злокозненные враги всего рода человеческого, что охотятся за нашими доверчивыми душами, стремясь забрать их обманом, силой или подкупом. Враги, которые пользуются нашей боязнью физической смерти, обещая спасение плоти ценой погибели души. И глупцы порой соглашаются на такой неравноценный обмен, не ведая главного: тело, лишенное души, есть по сути своей ничто, мертвая никчемная оболочка. Души же, добровольно вобравшие тепло милосердия и свет добра, приближаются к Богу, уготавливая себе место на небесах. Души, попавшие в лапы к Дьяволу, становятся источником греха, служителями зла и тьмы. Дух должен быть светел, а помыслы – чисты. Ведь лишь тогда человек сможет достойно пройти свой жизненный путь, творя благие дела, идущие на пользу всему миру. Не слова и молитвы, не лицемерие и показные добродетели делают нас людьми, а только совершенные нами дела и благодарная память о них, намного переживающая отведенный нам земной срок.

Всеми фибрами души, всеми силами сердца и тела я интуитивно ненавидела мерзких тварей, служащих Сатане, а также всему лживому, гнусно притворному и омерзительно корыстному. Путь на ту сторону Добра прост и поначалу незаметен. Обмани – и Дьявол начинает потихоньку закрадываться в твою совесть, успокаивая ее приторно ласковыми оправданиями. Предай – и вот ты уже попал в ряды неисчислимого воинства Тьмы. Укради – и черти посчитают тебя своим другом. Путь греха заманчив и легок, путь добродетели труден и тернист. В любом из нас спит герой, и даже полубог, но возможно, с каждым днем все крепче и беспробуднее. Так проснитесь же, люди, пока еще не стало слишком поздно! Обернитесь лицом в сторону яркого света, не закрывая глаза на любую, даже самую мельчайшую несправедливость, происходящую рядом с вами. И тогда наш мир станет чище и лучше.

У каждого из нас неизбежно формируется свой индивидуальный способ познания мира, включая все его соблазны и искушения. У каждого из нас своя цель в жизни. «Возлюби врага своего!» – учит милосердный Господь. «Возлюби врага своего наименее приятным для него способом!» – подчеркнуто смиренно добавляют экзорцисты. «Библия учит нас любить ближнего своего, как самого себя!» – нудно талдычит отец Ансельм. «А Камасутра объясняет, как именно это нужно делать!» – шепотом вторят проказливые студиозы. «Боевой молитвой искореняй врагов рода человеческого!» – вносит посильную лепту непоседливый Натаниэль. «Пулей-то оно намного сподручнее!» – категорически не соглашается упрямая Оливия. А я все думаю – достанет ли у меня сил найти свой правильный путь в жизни, сберечь друзей, помочь ближним, победить врагов и узреть свет истины.

– А че это я не работаю-то? – невнятно возмутилась я на всякий случай, побыстрее запихивая в рот остатки сэндвича.

Оливия с менторским видом нахмурила пшеничные брови:

– Не боись и не давись, не отберу. Хотя тебя чем ни корми, а все не в коня овес! Ты чего занятия-то пропускаешь? От учебы отлыниваешь, да еще трескаешь тут так, что аж за ушами трещит. Неправильно это!

– Неправильно! – покладисто согласилась я. – А это правильно? – и тут из меня торопливой скороговоркой вылилась вся история с кардиналом ди Баллестро и спящим стригоем.

Оливия растерянно свела глаза к носу, одновременно нащупывая на поясе кобуру с любимой «Береттой» девятого калибра, с которой расставалась лишь в том случае, когда брала в руки уж совершенно убойный пистолет-пулемет УЗИ. Кстати, душ и туалет она тоже посещала во всеоружии. Недаром высоченную ангелицу в нашем аббатстве называли не иначе как Богиней войны. Комната Оливии представляла собой хорошо укрепленный бункер – стены обшиты толстым слоем стекловаты и листами ДСП, в шкафу размещается импровизированный арсенал, под кроватью припрятан гранатомет. В монастыре воинственную Оливию недолюбливали – впрочем, вполне обоснованно не осмеливаясь смеяться над ней открыто. Называли параноидальной шизофреничкой, помешанной на личной безопасности. «На Бога надейся, а сам не плошай!» – добродушно ворчала Оливия, поймав чей-то очередной недоброжелательный взгляд. И как выяснилось впоследствии, именно ее натренированная бдительность и осторожность оказались тем решающим фактором, что в итоге спас наши жизни. Но в тот момент мы даже и не подозревали, в какую страшную историю окажемся втянуты всего через каких-то двое суток. Знали бы – подстраховались, подготовились бы. Ну, да так зачастую и случается – человек предполагает, а располагает один только Бог.

– Что делать-то теперь? – тихонько спросила Оливия, выводя меня из состояния задумчивого молчания. Кажется, наша Афина Паллада впервые попала в ситуацию, где оружие не решало ничего. – Может, в наглую зайдем с парочкой автоматов на этот брифинг и всех перестреляем к чертям собачьим?

Я выразительно покрутила пальцем у виска:

– Думаешь, все гениальное – просто? Но там будут присутствовать не только стригои, но и наши ангелы. И к тому же, мне нужна информация…

– Ну-у-у, – недовольно протянула Оливия. – На совещание допустят несколько человек из монастырского руководства и высших ангелов, а из них сведений не вытянешь.

И тут меня осенило:

– Оливия! – радостно возопила я. – Все гениальное и правда – просто! Мы добудем информацию именно у крылатых.

Ангелица смотрела на меня вытаращенными глазами.

– Полагаешь? – ее алые губы раздвинула несмелая улыбка. – А знаешь, я давно мечтаю поквитаться с Уриэлем! Что? О нет, ничего страшного, это чисто личное. Кстати, у меня в комнате имеются неплохие наручники и пара плеток.

Я фыркнула:

– Оливия! Ты там случайно, на досуге, мазохизмом не увлекаешься?

Ангелица густо покраснела.

– Ну, как знаешь, мое дело предложить! – она обиженно надула губы, хотя раньше всегда относительно спокойно воспринимала любые мои шуточки, даже самые дурацкие. Но, видимо, на этот раз я случайно задела ее за живое. Честно говоря, я давненько подмечала некоторое непонятное отчуждение, временами довольно заметно проявляющееся между командами двух признанных лидеров – Уриэля и Гавриила, но вроде бы Оливия всегда держалась обособленно, не торопясь принять чью-то сторону. Жаль, что я не сдержала язык, мне вовсе не хочется, чтобы между нами появилась стена недопонимания. Но, увы, на то, чтобы разбираться в проблемах Оливии, у меня сейчас банально не хватало времени. Поэтому я просто взяла подругу за руку и, преодолевая легкое сопротивление, притянула к себе, пристально всматриваясь в ее голубые глаза.

– Оливия, прости, пожалуйста! Видит бог, я не хотела тебя обидеть. Да и лезть в твою личную жизнь не собираюсь ни в коей мере. Но пытки ни к чему хорошему не приведут, я предлагаю совсем другое… – тут я встала на цыпочки, приникла к уху излишне рослой ангелицы и тихонько шепнула несколько слов.

Оливия коротко хохотнула:

– Здорово придумано! Одобряю!

Я польщено улыбнулась.

– Тогда идем к Натаниэлю, – но мысленно я дала себе клятвенное обещание когда-нибудь непременно докопаться до всех тщательно скрываемых тайн Оливии. Сложно сказать, почему меня так заинтересовало это мимолетное происшествие, но зачастую интуиция услужливо подсовывает нам готовые решения многих проблем именно тогда, когда мы почему-то этого не замечаем, либо еще не обладаем навыками их правильного применения. Ну да каждый из нас, как известно, учится на собственных ошибках, опрометчиво игнорируя чужие.

Комната Натаниэля изнеженно купалась в теплых лучах полуденного солнца, отливая всеми оттенками небесно-лазурного и молочно-белого цветов. Светлый мраморный потолок изысканно гармонировал с голубыми шелковыми обоями и лаковой мебелью, испещренной серебристыми прожилками. Покажите мне любую на выбор комнату, и я с высокой долей вероятности скажу, какими именно качествами обладает ее постоянный владелец. Увидев ухоженное обиталище своего поклонника, я громко присвистнула от удивления. Несмотря на наши довольно близкие отношения, я никогда ранее не посещала этот райский уголок, совсем не без причины не доверяя скромности и добродетели красавца-ангела. А сейчас, глядя на открывшееся мне великолепие, я подумала, что подобные апартаменты скорее подошли бы какой-нибудь юной девушке, помешанной на чистоте и комфорте. По сравнению с ними моя собственная спальня невыгодно отличалась спартанской простотой и первостатейным бардаком, царящим на вверенных мне двенадцати квадратных метрах уже на следующий день после каждой генеральной уборки. Недаром же брат Бернард частенько отчитывал меня за злостные нарушения дисциплины, устава и порядка, налагая строгую епитимью в форме чистки картошки на монастырской кухне и опечаленно называя «ветром в юбке». Но суровый экзорцист неизменно ошибался в своих скоропалительных выводах. Из кухни меня изгоняли с регулярным и шумным позором, активнее чем какого-нибудь зловредного демона-суккуба, потому что с картошкой я расправлялась по-свойски: шестью резкими кинжальными ударами обрубая кожуру вместе с большей частью съедобной сердцевины. А юбки и подавно ненавидела самой лютой ненавистью – я не носила их с тех самых пор, как выросла из пеленок, убежденно предпочитая этим неудобным ухищрениям модных портных практичные и комфортные джинсы.

В центре бело-голубых покоев возвышалась широченная двуспальная кровать, на которой в эффектной позе свободно разлегся нагой Натаниэль, едва прикрытый уголком тонкой простынки. Оливия тут же развязно пихнула меня в бок, недвусмысленно намекая – мол, смотри, худобина, от какого счастья ты отказалась! Правда, я так и не поняла, что более впечатлило воинственную валькирию: прекрасный юноша или же поистине умопомрачительное произведение искусных миланских мебельщиков.

На размеренно вздымающейся загорелой груди ангела чернел раскрытый том «Катехизиса», а рядом с кроватью небрежно валялось совершенно не уместное в этой комнате дарвинское «Происхождение видов». Оливия невежливым пинком перевернула знаменитый биологический опус, искренне недоумевая, чего это Натаниэль увлекся столь неподобающим ему чтивом. Ангел деликатно всхрапнул и перевернулся на бок, толстенный религиозный сборник вопросов и ответов звучно хлопнулся на пол. Простыня сползла, нескромно обнажая самое сокровенное… От неожиданности я вскрикнула. Натаниэль тут же раскрыл заспанные глаза.

– Аллилуйя! – привычно начал он. – Оба-на, если Магомед не идет к горе… – его красивые губы расплылись в победной улыбке. – Да ты никак передумала, Селестина…

– Не разевай на нее клюв, пернатый! – мрачно оборвала его Оливия. – Будь на то моя воля, я бы вообще всех вас кастрировала, начиная с ловеласа Уриэля…

– А вот и гора, легка на помине, – саркастично хмыкнул ангел, кокетливо прикрывая ладошкой причинное мужское место. – А как же тогда прикажешь поступать молоденьким экзорцисткам, в одночасье лишенными божественной помощи?

– Дурак наивный, вот наша лучшая защита! – безапелляционно заявила Оливия, любовно поглаживая вороненую рукоять «Беретты».

Ангел возмущенно приподнялся, хватаясь за смятую простыню, и только приоткрыл рот, намереваясь дать достойную отповедь самонадеянной валькирии, как я торопливо вмешалась в их отнюдь не мирную беседу, стремясь предотвратить назревающий скандал.

– Нат, ты с чего это вдруг взялся Дарвина читать?

– Да вот решил проверить, изменяла ли Ева Адаму, – склочно буркнул ангел, обвиняюще тыча пальцем в «Катехизис».

– С кем? – обидно гоготнула Оливия, явно сомневаясь в умственных способностях белокурого красавца.

– С кем, с кем! – сварливо передразнил ее возмущенный Натаниэль, шумно взмахивая крыльями. – А это вы своего Дарвина спросите, разлюбезного! Это ведь он, еретик поганый, утверждает, что люди произошли от обезьяны.

– Да что ты несешь, охальник? – пожарной сиреной взвыла шокированная ангелица, выставив острые ногти и угрожающе направив их в лицо Натаниэлю. – Вот я на тебя Гавриилу пожалуюсь!

– Ага, сейчас! – злорадно возопил ангел, замахиваясь злополучным томом антибожественной галиматьи. – Люди-то, может, и от обезьян, а вот ты, толстомясая, точно от Кинг Конга!

Я безудержно хохотала, прикрываясь всеми позабытым «Катехизисом» и громко икая от смеха. Но Оливии было не до веселья. Всерьез разозленная валькирия тяжело прыгнула на кровать, жалобно скрипнувшую под ее немалым весом, и попыталась ухватить за предплечье яростно отбрыкивающегося Натаниэля. Растопыренные пальцы ангелицы вскользь мазнули по его обнаженному плечу, оставляя четыре кровоточащих борозды. Ангел взвыл от боли и ударил девушку мощным, широко распахнутым крылом. Клубок из двух переплетенных, рычащих и сопящих тел покатился на пол, рассыпая белоснежные перья и клочья разодранной простыни. Я бестолково хлопала ресницами, соображая – то ли бежать за кувшином холодной воды, дабы поумерить пыл противников, то ли разнимать их безотказным, но весьма шумным способом – выстрелом в воздух. Но внезапно в мою голову пришла гораздо более оригинальная идея.

– Спасайся, стригои идут! – заполошно заорала я, рискуя сорвать голос. – Хотят нам секир-башка делать!

Клубок мгновенно распался. Я насмешливо рассматривала Оливию – косы расплелись, блузка разорвана, под глазом стремительно наливается огромный лиловый синяк. Натаниэль держался победителем, с нарочитой небрежностью прикрываясь остатками простыни. Несколько маховых перьев на его крыльях висели только на честном слове, того и гляди выпадут.

– Хватит! – брезгливо поморщилась я. – Клянусь святой Агнессой, вам бы двоим в курятнике разборки устраивать. Шум, пух, перья… Стыд и срам, а еще – ангелы… Вроде, совсем разные, на первый взгляд, но если вдуматься – вы так между собой похожи…

– Конечно, похожи! – буркнула Оливия, отводя глаза. – Если поздно вечером арбуза поедим, так обязательно ночью оба в туалет побежим. А в остальном – ничего общего…

Нат обиженно засопел припухшим носом:

– Это все она затеяла! Подозреваю – от застарелой бабской зависти. Не может летать, ну и того…

– Ангелица робко прячет тело жирное в утесах? – язвительно подхватила валькирия. – Ты, Нат, и сам-то отнюдь не орел, и мозги у тебя соответствующие – птичьи!

Оскорбленный ангел засопел еще громче, не осмеливаясь соревноваться в остроте языка с Оливией, известной скандалисткой и задирой.

– Да я ничего, в общем-то, – уже более миролюбиво ворчал он, – я тебе давно советовал – садись на диету. Это, между прочим, по-дружески, по доброте душевной, так сказать. А летать все умеют, просто не у всех получается правильно приземляться…

Оливия презрительно скривила алый рот, приглаживая растрепанные косы.

– Ага, испугался, подлизываться начал. Ваша компания испокон веков трусостью славится. Почти шестьсот лет прошло, а вы не изменились ни на йоту…

– Шестьсот? – поперхнулась я.

– Ага! – валькирия величественно кивнула гордой головой. – Та битва при Тырговиште… Никогда не забуду, как Уриэль и эти его приспешники, – тут она небрежно ткнула пальцем в сторону растерянного Натаниэля, – улепетывали во все крылья, оставив на поле боя множество раненых и, если бы не Гавриил – возможно, миром сейчас правили бы стригои. Вот тогда-то первый приближенный к Богу архангел и возвестил нам, что настанет день, когда явится миру дева…

– Оливия! – словно очнувшись, во всю мощь своих отнюдь неслабых легких оглушительно возмутился Натаниэль. – Ты чего несешь-то? Забыла, как отец Ансельм велел тебе язык за зубами держать, особенно в отношении Селестины?

Подруга тут же с клацаньем прихлопнула болтливый рот, и поспешно сделал вид, будто ничего не случилось.

– Ли-и-и-в…, – просительно протянула я, строя невинно-умильную мордочку. – Ну расскажи…

Нат показал Оливии кулак. Девушка виновато почесала в затылке:

– Неисповедимы пути господни! – примиряюще вздохнула она. – Всему свое время, Сел. Если тебе суждено узнать о чем-то, то не сомневайся – ты когда-нибудь об этом непременно узнаешь.

Меня чуть на части не разрывало от любопытства. Нат и Оливия определенно знали что-то особенное, причем напрямую касавшееся меня. А я даже приблизительно не представляла, о чем в целом идет речь, случайно ухватив жалкий кусочек информации, легкомысленно выболтанный подругой. Надо признаться, сегодняшний день, начавшийся с помощью любвеобильного ангела весьма рано и бурно, оказался излишне богат непонятными событиями, в корне изменившими неторопливое течение моего довольно скучного и однообразного существования. И, наверное, даже истый искатель приключений не очень-то обрадуется, внезапно ощутив себя главным героем запутанного квеста, причем в какой-то жутко сумбурной, глюкнутой версии. Но сейчас мне пришлось вынужденно смириться и мысленно внести еще одну пометку в свой блок памяти, отложив на потом и эту тайну. Массив непонятных и загадочных событий разрастался буквально на глазах. Поиск собственного жизненного пути неожиданно осложнился, обрастая различными независящими от меня деталями. А до тех пор, пока я в них не разберусь…

– Селестина, да ты никак уснула? – два громких голоса вывели меня из философских размышлений, призывая обратно, в этот несовершенный, грешный, но такой интересный мир. – А как же стригои, чего они там опять затеяли?

Я подозрительно посмотрела на ангелов, уже вполне утихомирившихся и теперь чинно сидящих бок о бок на изрядно развороченной кровати Натаниэля. Что-то вид у них уж больно елейный. Притворяются, поди? Про стригоев вон вспомнили… Стоп, про кого – про стригоев?

– Обманщики! – гневно возопила я. – Лгуны двуличные. Я к вам, понимаешь, со всей душой, а вы… а вы… – у меня от возмущения даже дыхание в груди сперло. – Ну ладно Оливия, я с ней всего-то пару лет как подружилась. Но ты, Нат, как ты мог скрывать от меня такое?

– Ну вот опять, чуть что, так сразу Натаниэль! – кисло скривился ангел. – Я вечно крайний, что ли? А у меня, между прочим, тоже не всегда все аллилуйя, у меня еще и строгое начальство имеется, готовое, если что, сразу же по шее накостылять. Поступил четкий приказ – никому из молодых экзорцистов не рассказывать о существовании стригоев. Вот экзамены сдадут, обряд Причастия пройдут – тогда, пожалуйста, пусть кушают кровососов, сколько влезет – с булочкой и кетчупом. А пока – молчать…

– Это почему же? – искренне удивилась я. – Разве проклятые кровососы не являются нашими самыми страшными и жестокими врагами?

Нат согласно кивнул белокурой головой.

– Аллилуйя Господу, правильно говоришь, Сел. Да только стригои намного хитрее и сильнее, чем ты думаешь. Им ничего не стоит обманом или другим дьявольским соблазном заманить в свои сети наивного человека, еще не обретшего силу Причастия. Или, что того хуже, юную девушку, не успевшую получить личного Ангела-хранителя. Ибо новообращенные стригойки – твари женского полу намного хитрее, беспощаднее и изворотливее, чем кровососы-самцы.

– А-а-а! – глубокомысленно протянула я. – Но тогда тем паче, кому-то из нас нужно обязательно попасть на сегодняшнее ночное совещание и узнать, с чем таким срочным стригои пожаловали в нашу святую обитель. Судя по регалиям спящего в бордовой комнате красавца, в иерархии Проклятых он занимает далеко не последнее место.

– Знаю, – нехотя ответил Натаниэль, – мне уже Оливия все рассказала о твоей утренней вылазке, пока ты тут медитации предавалась. Так что ныне от тайны остался один пшик, и молчать мне стало не резон. Только ерунда эта твоя затея – пробраться на тайную встречу. Уриэль бдительно следит за неразглашением ценных сведений и не допустит никакого, хотя бы самого мельчайшего промаха. Уриэль, он знаешь какой… – тут ангел осекся, уловив насмешливый взгляд Оливии. – Короче, из архангелов он самый крутой! – но фраза прозвучала как-то неуверенно.

– Ага, – ехидно откликнулась валькирия, – верим, верим. – Выше Уриэля – лишь звезды, а круче его – только вареные яйца. Хвастун ваш Уриэль, вот кто! – и она шепотом добавила еще несколько уже совсем обидных эпитетов.

Точеное лицо Ната налилось багровой краской возмущения.

– Да как ты смеешь возводить поклеп на первого советника самого Господа? – он не кричал, а почти шипел, бешено вращая выпученными глазами. – Неужели ты, женщина, совсем не боишься Божьего гнева?

– А вот вам всем! – Оливия смачно продемонстрировала толстые пальцы правой руки, нахально сложенные в увесистую дулю. – Чихала я на твоего Уриэля!

Натаниэль оскорблено нахохлился, становясь похожим на голодного злобного сыча.

– А ну-ка, хватит! – я требовательно хлопнула ладонью по краю матраса, жалобно скрипнувшего всеми своими патентованными ортопедическими пружинами. Из крыльев Ната выпало еще некоторое количество перьев. – Нашли подходящее время для выяснения личных отношений! Вот разберемся со стригоями сначала, а потом хоть глаза друг другу повыцарапывайте! А ну, слушайте меня…

Натаниэль и Оливия нехотя угомонились, прекратили сверлить друг друга ненавидящими взглядами и повернулись в мою сторону. Я приблизила губы к уху ангела и, улыбаясь самым премерзким образом, коротко изложила возникший у меня в голове план, ликующе наблюдая, как челюсть красавца медленно отвисает с каждый моим словом.

– Аллилуйя, – шокировано выпалил Нат любимое словечко, едва дослушав меня до конца. – Сел, ты что, совсем сбрендила? Не согласный я ни в коем разе! Да что обо мне после этого друзья говорить станут? А девушки? Ты меня так совсем дискредитируешь в глазах молодых экзорцисток. Да надо мной сам Уриэль смеяться будет! И потом, на эту старую швабру даже упырь не позарится…

Но я одним командным взмахом ладони безапелляционно пресекла слабые протесты несчастного юноши. Рывком подняла его с кровати, критически оглядела со всех сторон и эффектно задрапировала в обрывки белой простыни, заматывая их наподобие тоги древнего сенатора. Коротковато конечно получилось, но так даже лучше. Эффектнее. Надо признаться, что голое загорелое тело, проглядывавшее сквозь прорехи самодельного одеяния, выглядело весьма сексапильно и придавало ангелу еще более соблазнительный, чем обычно, вид. Несколькими небрежными взмахами я пышно взбила его и без того шикарные локоны, цапнула с подоконника пестрый керамический горшочек с хилой геранью и сунула в послушно обмякшие руки.

– Вперед, мой победитель! – я развернула Ната к двери и довольно чувствительно пихнула в спину. – Над тобой не смеяться будут, а напротив – объявят народным героем и памятник еще при жизни воздвигнут…

вдохновенно продекламировала Оливия.

Нат обреченно всхлипнул и мученически раскорячился в дверном проеме.

– Садистки, не пойду я никуда!

– Ща как стукну! – с нехорошими интонациями пообещала Оливия.

Плечи юноши поникли.

– Да ты подумай получше, дурачок! – ненатурально увещевала я. – Ну, скажи, чем она плоха? Умная, стройная, красивая, добрая – да просто клад, а не женщина!

– Ага, так бы и закопал! – давилась хохотом вредная валькирия.

– Стервы! – тихонько выдохнул Нат и с левой ноги отрешенно шагнул через порог комнаты. – Аллилуйя! – донесся до меня его жалобный стон, медленно затихающий вдалеке.

– Со щитом или на щите! – в лучших традициях античных дам, провожающих на подвиг своих отважных воинов, прощально выкрикнула я вслед его удаляющейся фигуре и, опасаясь, что ангел передумает, быстро захлопнула резную дверь.

– Думаешь, получится? – скептично спросила Оливия, вытягивая из стоящего на столе блюда сочный персик и с упоением погружая зубы в его аппетитную мякоть.

– Не знаю, – сок второго персика брызнул мне на подбородок. – Подождем его возвращения. Вроде бы, старая грымза Ариэлла давно по Нату вздыхает… Да и харизма у него – дай Бог всякому!

– Харизма! – ехидно прищурилась ангелица. – Так ты все-таки успела ее разглядеть? Ну и какая она – такая? – валькирия вопросительно развела ладони, отмеряя примерно сантиметров двадцать – двадцать пять. – Или еще больше?

– Ну, зачем сразу все опошлять-то! – упрекнула я нескромную подругу. – Я же о размере… тьфу – о красоте души говорю, а не о том, на что ты намекаешь!

– Хорошо, пусть будет красота! Но что-то все равно не завидую я нашему рафинированному красавчику! – мстительно хохотнула Оливия и, не снимая сапог, бесцеремонно завалилась на благоухающую дорогим одеколоном кровать. – Ариэлла – она такая невзрачная… – тут ангелица скривилась с ярко выраженным чувством огромного личного превосходства. – Вот это и называется: ангелу чертовски не повезло!

Под козырьком подъезда голубовато сиял одинокий светильник, выполненный в форме магического шара. Андреа пренебрежительно поджала губы, дивясь столь вульгарной рекламной декорации.

– Почему бы не написать прямо – «здесь принимает ведьма»? – риторически спросила она у крикливо пышного фонаря, разглядывая запертую черную дверь. – Это точно дом 13-б?

– Точно, – подтвердил Рауль, обнаруживший латунную табличку, укрепленную на кирпичной стене. – И именно по улице Мурано. Все верно, дорогая, нам сюда. А что, – он иронично приподнял бровь, – ты действительно веришь в ведьм?

– А ты веришь в подделки, мой любезный граф Деверо? – тоненько хихикнула девушка, пребывавшая после удачной покупки хрустального анха в прекрасном настроении. – Вопрос состоит в другом: верят ли ведьмы в нас?

– Гм, – картинно задумался Рауль. – Ну, во всяком случае, официально наше существование отрицают все, включая чопорную католическую церковь.

Андреа хитро улыбнулась.

– Обожаю неофициальные версии! – она нажала крохотную кнопочку, сиротливо выделявшуюся на гладкой дверной поверхности.

Через секунду раздался мрачный музыкальный проигрыш и ожил незаметный взгляду динамик:

– Кто вы и что вам угодно? – поинтересовался лишенный интонаций голос.

– Меня зовут Андреа дель-Васто, и я желаю получить аудиенцию у госпожи Маго Руфолли по строго конфиденциальному, – тут стригойка игриво подмигнула Раулю, – делу.

– А мужчина с вами? – донеслось из динамика.

– Он мой телохранитель! – спокойно уведомила Андреа.

Несколько минут ничего не происходило, и девушка уже начала подозревать, что по какой-то неведомой причине их решили не впускать внутрь дома, как вдруг дверь негромко щелкнула язычком кодового замка и приглашающе приоткрылась.

Они прошли скупо освещенным коридором, затянутым черным бархатом и разрисованным серебряными алхимическими символами. Андреа сердито хмурила брови, брезгливо рассматривая эту примитивную экзотику, призванную поразить доверчивые сердца жаждущих чудес обывателей. Рауль равнодушно скользнул взглядом по приемной эксцентричной ясновидящей, крепко сжимая доверенный ему футляр с драгоценной покупкой, завернутый в обычный пластиковый пакет. Коридор тянулся метров на десять, заканчиваясь густой занавеской из позвякивающих нитей крупных стеклярусных шариков.

– Входите! – низкий грудной женский голос шел из-за занавеса. – Я чувствую ваши энергетические эманации!

Андреа язвительно хмыкнула, прозорливо подозревая, что осведомленность шарлатанки объясняется вовсе не ее паранормальными способностями, а возможностями удачно спрятанной камеры видеонаблюдения. Стеклярус зазвенел, раздвигаясь…

Маго оказалась женщиной средних лет, жгучей брюнеткой, плотной и коренастой. Андреа предусмотрительно прикрыла лицо складками капюшона и подошла к столу, за которым восседала ясновидящая, сделав Раулю знак остаться около входа в маскирующем полумраке. Наверное, хозяйка салона давно привыкла к тому, что подавляющее большинство ее клиентов желает сохранить инкогнито, поэтому не предприняла ни малейшей попытки поближе рассмотреть черты прекрасной посетительницы. Лишь на мгновение тяжелое лицо госпожи Руфолли исказила краткая гримаса острой зависти, вызванной стройной, высокой фигурой стригойки, двигающейся с тем ненавязчивым изяществом аристократки, которое невозможно приобрести никакими тренировками. Подобная грация бывает только врожденной. Но Маго умело справилась с эмоциями, снова принимая отвлеченно-любезный вид. Андреа гибко опустилась в низкое кресло напротив хозяйки, по другую сторону круглого стола, и слегка кивнула.

Бесформенная хламида, довольно неудачно имитирующая магическое одеяние, заколыхалась. Маго величественно возложила на скатерть короткопалые руки с накрашенными черным лаком ногтями и пододвинула к себе большой стеклянный шар.

– Что привело вас ко мне, синьора? – Руфолли тяжело навалилась на стол массивным бюстом, делая вид, будто усиленно вглядывается в магический шар. Последовало несколько неопределенных пассов пухлых ладоней, приведших к возникновению красной светящейся точки, зажегшейся внутри стекла.

– Радуйтесь, сегодня духи благосклонны к вам, они откликнулись на мой призыв и готовы открыть будущее!

Андреа кусала губы, старясь сдержать ехидный смех. Магией здесь и не пахло. В деревянной столешнице скрывался обычный проводок, подсоединенный к лампочке, свет которой и проникал через стеклянный шар – мистифицируя посетителей.

А ясновидящая продолжала колдовать. Шар переливался блеклыми разводами всех цветов радуги, полученными, по мнению Андреа, с помощью упаковочной фольги. В комнате раздавались нечеткие звуки, напоминающие не то заунывное дуновение кладбищенского ветра, не то – вздохи неупокоенных душ, блуждающих во мраке. Возможно, все эти трюки и оказывали сильное впечатление на доверчивых буржуа и падких на развлечения туристов, но Андреа они раздражали, заставляя сжимать кулаки и скрывать нарастающее возмущение.

– Вижу! – победно провозгласила шарлатанка. – Вы хотите узнать, разделяет ли ваш избранник то сердечное влечение, которое вы испытываете по отношению к нему!

Стригойка безмолвно кивнула, наслаждаясь разыгрывающимся представлением.

Маго глубоко вздохнула, закатила глаза и затрясла обвислым подбородком, усиленно изображая попытку установления контакта с потусторонними силами.

– Плохо ваше дело! – притворно искренне посочувствовала она, снова приходя в себя. – Ваш любимый временно связан с другой женщиной, но за триста евро, – голос обманщицы предательски дрогнул, выдавая жадность, царящую в корыстном сердце, – я изготовлю для вас сильнейшее приворотное средство, способное навсегда отвратить его от разлучницы!

Андреас хмыкнула, правдоподобно изображая сомнение и недоверие.

Вымогательница усилила нажим:

– Я могу призвать высших духов, это придаст вам уверенности в моих силах!

Андреа кивнула повторно, желая увидеть весь избитый репертуар мнимой ясновидящей.

Маго снова закатила глаза и затряслась еще сильнее. Видимо, она оказалась не совсем уж бездарна и неплохо владела чревовещанием, потому что смогла заговорить, правда, не очень внятно, но все же проделывала это довольно искусно – не открывая рта и не разжимая губ.

– Внемли мне, женщина! – голос, донесшийся из утробы шарлатанки, стал низким и неузнаваемо глухим. – Я Сатана, князь Тьмы! Я мог бы выпить твою кровь и забрать душу, но я велик и милосерден…

И тут терпение Андреа закончилось. Жалкие потуги этой посредственной комедиантки выглядели оскорбительным плевком в сторону ее собственного могущества. Она сильным гневным пинком оттолкнула в сторону стол с фальшивыми атрибутами магического ремесла, молнией взвилась из кресла и схватила Маго за толстую шею, крепко сжимая гортань. Обманщица испуганно выкатила глаза, пытаясь кричать, но ни звука не вылетело из ее горла, пережатого с нечеловеческой силой.

– Ты, убогая лицедейка, – стригойка откинула капюшон плаща, сверкая клыками и наслаждаясь ужасом задыхающейся жертвы, – ты вздумала шутить с силами, о которых не имеешь ни малейшего понятия. Но я познакомлю тебя с моим Темным отцом…

Глаза Андреа встретились с расширившимися зрачками беспомощной женщины, околдовывая, гипнотизируя, пресекая возможность сопротивления. Грузное тело Маго вяло обвисло в кресле, и она лишилась сознания. Стригойка жадно приникла к жирной шее, высасывая теплую кровь, пьянящую сильнее вина. По комнате поплыл сладковатый, чуть гнилостный запах. Рауля, стоящего у входа, трясло как от приступа эпилепсии. Наконец госпожа насытилась и подозвала верного слугу, дозволяя и ему вкусить алого напитка жизни и вечной молодости. Несколько минут спустя тело Маго Руфолли, трупно-синее и сухое, распростерлось на ковре с неловко разбросанными руками и ногами в гротескном подобии святого креста.

Андреа вынула из привешенной на пояс сумочки стальную иглу с вдернутой в нее шелковой нитью и несколькими неровными стежками ловко зашила рот мертвой гадалки. А затем одним ударом острых ногтей располосовала ее шею точно под подбородком, образовав темный, глубокий провал.

– Отец мой, – жарко зашептала стригойка, опуская на колени подле трупа, – приди, помоги своей любимой дочери! Будущее страшит меня. Направь руку мою, просвети мой разум, подскажи мне скрытую истину. Слишком много тайн вьется вокруг меня! Что узнал кардинал ди Баллестро? Какую загадку таит в себе древний хрустальный крест?

Внезапно труп ясновидящей слабо шевельнулся, мертвые глаза отрылись. Но ничего земного не присутствовало уже в этих кроваво-красных зрачках, пылающих неугасимым огнем преисподней. Неровные края темного провала в горле натужно зашевелились, рождая звуки, складывающиеся их в слова. Андреа наклонилась к ране и прислушалась.

– Две дочери, – вещал темный дух, вошедший в изуродованное тело. – Дочь Тьмы и дочь Света. Две древних родственных крови, произошедших из одного источника, но разделенных на века, теперь снова слились воедино. Две сестры, рожденные силой земли Монсегюра, но разделенные христианским Богом. Три ключа от Ада, оказавшиеся в руках этих дев. Это и узнал кардинал-отступник. Найди свою сестру, дочь моя… Истреби Дочь Господню, пока она не убила тебя…

– У меня есть сестра! – дико закричала Андреа, вцепляясь в плечи трупа и терзая бескровную, шуршавшую, словно бумага, плоть. – Но кто она, где мне ее искать?

Тело Маго Руфолли начало стремительно усыхать и крошиться, превращаясь в пригоршню серого пепла. И мгновение спустя в комнате осталась лишь растерянная стригойка, бессильно царапавшая грязный, засыпанный пылью ковер.