Глава 10
СТИМФАЛИЙСКИЕ ПТИЦЫ

Любимый генеральский вопрос: «Какая профессия самая главная?» — вне всякого сомнения, вполз в наши дни из античных глубин. Эллинские города-полисы в любое время года пребывали в одном из двух состояний: либо воевали, либо готовились к войне. Пожалуй, ни одна страна мира не была настолько пропитана милитаристским духом, как Греция эпохи Геракла.

Чтобы лишний раз убедиться в этом, достаточно просто взглянуть на пантеон олимпийских богов. Кузнец — один, торговец — один, охотница — одна штука, покровитель искусств — в одном экземпляре, директор — тоже всего один. И только военнослужащие на Олимпе выступали в паре: кровожадную профессию представляли на священной горе Арес и Афина, которые при этом еще и находились в постоянном антагонизме. Любви между коллегами было как между летчиками и зенитчиками, да и общего у них имелось не больше, чем у Ирины Салтыковой и Людмилы Зыкиной, хотя обе, казалось бы, эстрадные певицы. Афина позиционировала себя в обществе богиней войны справедливой, освободительной, можно даже сказать, человеколюбивой. Это она первой выступила за запрещение противопехотных мин, пуль со смещенным центром тяжести и химического оружия. Афина проповедовала гуманное обращение с пленными и создала организацию «Врачи без границ».

Военная же доктрина Ареса, по сути дела, целиком сводилась к формуле «война — фигня, главное — маневры». Олимпиец готов был ввязаться в бой когда угодно и за кого угодно, лишь бы ему от этого были выгода и удовольствие. Зачастую он вообще предпочитал «играть нейтрального», полосуя на поле боя всех, кто попадался под руку, не различая, кто за кого. Этим, кстати, он значительно пошатнул военное поверье, что «бог узнает своих».

Говоря еще проще, Афина являла собой типичного штабиста, любящего войну изящно и издалека, Арес же был классическим рубакой-кавалеристом, для которого не существовало большего счастья, чем пластать шашкой бегущего в страхе врага. Следует заметить, что, имея в разделе «броня» опцию «неуязвим для смертных», отчего бы и не помахать саблей в свое удовольствие.

В не дошедшем до наших дней личном деле Ареса значилось: «Характер южный, вспыльчивый. С товарищами по пантеону груб, в связях, порочащих его, замечен регулярно». Кроме того, даже далеко за пределами Олимпа было хорошо известно, что Арес, мягко говоря, не слишком сообразителен и обладает несколько грубовато-плоским юмором. Его афоризмы вроде: «Вы меня будете помнить до последнего дня смерти» или «Один ум хорошо, а два сапога — пара», — легли в основание жанра «военные шутят».

В общем, бог войны представлял собой типаж, знакомый нам в лучшем случае из анекдотов про прапорщика, глядя на которого, неизвестный стоящий в строю поэт сказал: «Чем больше в армии дубов, тем крепче наша оборона», за что был награжден тремя нарядами вне очереди. Добавь Аресу чуть-чуть портретного сходства, и читатель постарше воскликнет: «Да этот мужик преподавал начальную военную подготовку у меня в школе».

Любимым занятием Ареса было усесться на парадной лестнице Дома культуры небожителей и, напевая что-нибудь вроде: «Я люблю кровавый бой, я рожден для службы царской», точить свой меч о гранитные ступеньки. Боги его одновременно боялись и презирали, единодушно избегая.

Развлечения у вояки были под стать характеру. Так, например, если у Афины в любимицах ходила (а чаще сидела на плече) мудрая сова, у Артемиды — пресловутая лань, у Диониса — ослик, то особое место в сердце Ареса занимали специально завезенные с Востока совершенно мерзкие железные птицы. Как тонко люди подметили уже после выхода олимпийской династии в тираж: у каждой зверушки свои игрушки.

Изначально эти крылатые бестии неизвестной породы водились в Аравийской пустыне, где считались местными жителями существами опасней льва и леопарда. Размером средняя птица была с журавля, но в отличие от этого мирного друга лисиц ни с кем приятельских отношений не заводила, наоборот стараясь уничтожать все живое в пределах досягаемости. Для чего, надо отдать природе должное, птицы были экипированы по первому разряду.

Оперение крыльев и хвоста этих «мессершмиттов» XV века до нашей эры состояло из бронзовых перьев, каждое из которых, падая вниз, не только пробивало пятисантиметровую сосновую доску, но в полете издавало жутчайший, повергающий в смятение самые стойкие души звук. Клювы у птиц были также бронзовыми, изогнутыми на манер арабской сабли. Падая с высоты на человека, этот ужас, летящий на крыльях, ударом клюва разрубал всадника до седла не хуже донского казака.

Главным же оружием летающей смерти был ядовитый помет, отравлявший все живое, на что бывал сброшен виртуозно пикирующей птицей. Органика прожигала дыры в коже человека, разъедала шкуры животных и на корню уничтожала растительность. Если бы стая таких птиц хоть раз пролетела над Пушкинской площадью, то бронзовый Александр Сергеевич радикально изменил бы свой взгляд на голубей.

Арабские охотники наловчились делать специальные нагрудники с лыковой оплеткой, в которой иногда застревал клюв нападающей птицы, и у человека появлялся шанс свернуть ей голову, но уберечься от химической атаки с воздуха не помогали никакие Ухищрения. Арес, когда ему донесли о выдающихся особенностях этих пернатых, загорелся желанием заполучить десяток-другой подобных тварей себе в кортеж. По мнению кровожадного бога, эти представители отряда пернатых, летящие за ним по небу и в буквальном смысле сеющие смерть, придадут его выездам небывалый шик. И велел выписать из-за границы греческого мира несколько штук на развод.

Черные дилеры, способные при адекватной оплате провезти стадо бегемотов в Кремлевский дворец съездов, доставили этих «канареек» в Грецию в апельсиновых ящиках с двойным дном, влив перед отгрузкой в клюв каждой особи по полбутылки водки.

Однако скоро выяснилось, что для эскорта птицы не годятся никоим образом. Во-первых, они бестолковы настолько, что абсолютно неспособны лететь позади патрона клином на манер журавлиного. Во-вторых, норовят атаковать любого, кто попадется им на глаза, включая собственного босса. Едва выпущенные в небо птицы сбивались в пронзительно орущую стаю, сыплющую на все живое бронзу перьев и смрад помета.

В конце концов, не поддающихся дрессировке арабских тупиц просто сняли с довольствия, выгнав на все четыре стороны. Хотя пресс-служба Ареса распространила сообщение, что пернатые по-прежнему находятся под покровительством бога войны и незамедлительно будут задействованы в парадных шествиях, как только расплодятся до нужного числа.

Оказавшись на воле, птицы, подобно многим прочим попавшим в Европу выходцам с Востока, и не подумали возвращаться на родину. Наоборот, они моментально сообразили, что цветущая густонаселенная Греция — это не безжизненная Аравийская пустыня, где полдня надо гоняться если не за сайгаком, то за бедуином. И стая чудесно обосновалась в Элладе.

Поначалу птицы принялись вить гнезда неподалеку от небезызвестного нам города Орхомен, в так называемом Волчьем овраге, но непрестанный волчий вой по ночам мешал крылатым спать. После некоторых поисков новым местом для гнездовья было избрано место куда более покойное.

Большое болото в часе ходьбы или в десяти минутах лета от города Стимфал было признано птицами идеальным объектом для постоянного места жительства. Протекавшая поблизости река с одноименным городу названием снабжала пернатых рыбой и лягушками. А поскольку не только естественных, но даже и искусственных врагов у них не находилось, то крылатые принялись плодиться активнее австралийских кроликов.

Именно на борьбу со Стимфалийскими птицами и был отряжен единственный сотрудник особого отдела комитета государственно-полисной безопасности Геракл. Эврисфей распорядился изгнать чужеземную заразу с греческих земель, пока она не перекинулась непосредственно на микенские владения. Геракл, которому было не привыкать к войне на земле и на море, с битвами в воздушном пространстве прежде не сталкивался. Хотя заглавные страницы мировой истории воздухоплавания уже были написаны.

Пионером перемещения по воздуху принято считать ученого-самородка Дедала, первым поднявшегося над землей не благодаря повелению какого-нибудь небожителя, а посредством аппарата собственной конструкции. Уже изученные нами проблемы с Миносом, возникшие у него на Крите, настоятельно требовали пребывания ученого где-нибудь подальше от этого райского острова. И иного способа покинуть Крит, кроме как по воздуху, у Дедала не было.

Греческий Кулибин соорудил для себя и своего сына Икара по два крыла из перьев и воска и был таков. К досаде изобретателя, в комплекте, доставшемся юному пилоту, в полете обнаружился брак, из-за чего тот вынужден был совершить незапланированную посадку посреди Средиземного моря. В водной среде крылья, в отличие от среды воздушной, оказались скорее обузой, чем подспорьем. И Икар утонул, став первым в длинном ряду трагически погибших в процессе покорения воздушного пространства. Зато крылья Дедала показали феноменальный результат. От Крита он без посадки долетел аж до города Камика на Сицилии.

Обычно любое научное открытие в первую очередь прибирают к рукам военные, но Древняя Греция и в этом смысле была необычной страной. В эпоху повсеместного господства необъяснимых наукой чудес такое сложное в использовании устройство, как Дедаловы крылья, оказалось никому не нужным. Подопечным Афины и Ареса ни к чему было мучаться и махать перьевыми крыльями, если можно было надеть крылатые сандалии, а в освободившиеся руки взять меч. Как это сделал предок Геракла Персей.

Счастливо избежав в мандариновом ящике гибели, Персей со своей мамашей Данаей высадился на острове Сериф и был немедленно доставлен во дворец местного царька Полидекта. Этот джентльмен, едва их завидев, тут же пожелал жениться на Данае, но только так, чтобы сразу, даже не прибегая к услугам местного отдела записи актов гражданского состояния.

На что Даная, понимая всю тяжесть сложившейся ситуации, отвечала очень вежливым отказом. Мол, она, в принципе, не против, можно даже и с ЗАГСом, со священником и со всеми пирогами, но в ближайшее время это никак не получится, поскольку она дала слово отцу Персея до совершеннолетия мальчика ни за кого замуж не выходить, чтобы не травмировать неокрепшую детскую психику.

Далее последовал классический диалог, несколько искаженный при переводе на русский, но своей соли не потерявший: «А кто у нас отец?» — «Волшебник Зевс». — «Был не прав, вспылил, считаю свою выходку безобразной ошибкой. Прошу дать возможность загладить, искупить». После чего Полидект в течение пятнадцати лет кормил, поил, одевал Персея и его маман, не рискуя даже заикнуться о чем-то двусмысленном. В общем, до генерал-губернатора Крита Астерея, с ходу поставившего в похожей ситуации Европу к алтарю, этому парню было далеко.

Зато когда мальчугану исполнилось шестнадцать, он получил паспорт, и не успели погаснуть свечи на праздничном торте, в доме Полидекта разыгралась безобразная сцена. В ответ на возобновившиеся посягательства уже постаревшего отчима внезапно взвился сам именинник, заявивший, что изувечит наглеца, как крысу, если тот хоть раз еще позволит и так далее. Надо сказать, что парень он вырос здоровый и над его словами стоило задуматься.

И, чтобы решить вопрос наверняка, Полидект прибег к приему, традиционному в таких случаях, как рокировка в дебюте испанской партии. Невыполнимое задание — всегда было лучшим способом убрать мешающего персонажа чужими руками.

— Нет человека — нет проблемы, — сказал Полидект и попросил Персея — раз тот такой герой — убить бессмертную горгону Медузу. В случае выполнения поручения он обещал начисто стереть из своего сердца образ Персеевой мамани. Неизвестно, чем лично Полидекту досадила Медуза, но кое-кто на Олимпе ненавидел ее всеми имевшимися фибрами. И заказ на горгону Полидект получил, можно сказать, с самого верха.

Дело было в том, что ужасная и на лицо, и внутри Медуза некогда слыла первой красавицей Эллады. В чем ей крайне повезло: родные сестры девицы, дочери морских божеств Форкиса и Кето, называвшиеся Горгонами Сфено и Эвриала, были страшны, как два махновца. Медуза же на всю катушку пользовалась званием самой симпатичной при олимпийском дворе, швыряясь направо и налево такими поклонниками, как Посейдон и Гефест. Красотки Олимпа кусали от зависти друг другу локти, но поделать ничего не могли. Формального повода поставить на место зарвавшуюся нахалку не находилось.

Медузу, как водится, сгубила мужская тяга к любви на скорую руку. Как-то раз Посейдон, прогуливаясь под ручку с Медузой, загорелся так жарко и оказался настойчив настолько, что увлек бедную девушку — частично уговорами, частично подталкиваниями трезубцем — в стоявший поблизости храм Афины, где и осквернил святое место. Естественно, с олимпийца взять было нечего, поэтому все шишки осыпались на несчастную красавицу.

Больше всех ненавидевшая Медузу пуританка Афина преобразила прелестницу в крылатое нечто с когтями, клыками, змеями на голове и хвостом за спиной и покрыла ее всю чешуей — в общем, полное подобие старших сестер. На традиционном китайском Празднике дракона Медузу приняли бы с распростертыми объятьями, но жить с такой внешностью в Греции было довольно проблематично. Несколько утешало лишь то, что в нагрузку к имиджу Медузе досталось весьма практичное умение превращать собеседника взглядом в камень. Возможно, еще и этим объясняется сохранившееся у нее до конца дней желание «взглянуть в глаза мерзавке Афине, всю жизнь мне поломавшей».

Потому удовлетвориться моральной победой Афина никак не могла. Ход событий побуждал ее добиваться физического устранения оппонентки. И, инспирировав поход Персея, богиня войны как следует позаботилась о его экипировке. В качестве личного оружия герою был выдан адамантовый серп, с помощью которого некогда Кронос пришел к власти. Именно этим сельскохозяйственным орудием претендент на престол оскопил своего папашу Урана, переведя его, таким образом, из активных деятелей истории в разряд созерцателей хода времен. После того случая и вошла в обиход поговорка: «Серпом по сами понимаете чему».

Если выбор средства нападения объяснялся тем, что лишь закаленный в крови Урана серп мог наносить увечья бессмертной плоти, то выбор средства защиты был продиктован необходимостью избежать встречи с Медузой, что называется, глаза в глаза. Для этого боец получил специально отполированный щит, чтобы сражаться, глядя в отражение.

Кроме этого Персей был снабжен теми самыми крылатыми сандалиями, благодаря которым он и вошел в историю как первый в мире офицер ВВС. До кучи ему еще перепали изготовленная по технологии «стелс» шапка-невидимка для обеспечения отхода с задания и безразмерная сумка, полосатая, клеенчатая, способная развернуться до любых размеров, чтобы упаковать отрубленную голову бедняжки Медузы. В более поздние годы подобные сумки были в большом ходу у отечественных «челноков». После завершения операции все обмундирование было приказано сдать, чтобы избежать утечки секретных фондов.

В ходе подготовки Персея даже отвели в специальное место на острове Самос, где стояли статуи сестер-горгон, чтобы герой знал, кого рубить, и не махал серпом понапрасну. Собственно последовавший за этим бой был уже делом полученной летчиком техники. Выйдя на цель по приборам, то есть глядя исключительно в щит, Персей спикировал на спящих горгон и рубанул серпом лежавшую посередине Медузу. Быстренько засунул голову в мешок и, невидимый для двух проснувшихся уцелевших сестер, усвистал восвояси.

Таким образом, первое использование авиации в военных целях имело характер скорее воздушного налета, чем честного боя. Получился своего рода маленький греческий Пёрл-Харбор. Зато благодаря этому случаю стал возможен и полноценный классический поединок в воздухе.

Из тела поверженной Медузы, чья голова вскоре украсила щит Афины, появился на свет крылатый конь Пегас. Эдакое смешение жанров, лошадь-амфибия. Его-то впоследствии и использовала Афина, чтобы сжить со свету другую свою неприятельницу — Химеру. Дочь Ехидны и родную сестру уже упоминавшихся нами Немейского льва и Лернейской гидры.

Вряд ли кого-то удивит, что Химера имела со своими родственниками много общего. Представляя собой огнедышащее чудовище с львиной головой, козьим туловищем и змеиным хвостом, она по каким-то неизвестным нам признакам относилась греками к женскому полу. Хотя женского в ней было, мягко говоря, немного. Сжигая все на своем пути, Химера носилась по стране, как броненосец «Потемкин» по Черному морю.

Род свой эта жаркая девушка вела от титанов, то есть угнетаемого олимпийцами класса, и потенциально была очень даже опасна для небожителей. А они этого не любили. Попытки решить вопрос с кондачка не принесли никакого результата. Ни ракет класса «земля-воздух», ни даже каких-нибудь захудалых «стингеров» вооруженным силам Греции еще не поступало, а бороться с летающей тварью с земли иными средствами было заведомо гибельным занятием.

Даже самые отвязные герои ни за какие коврижки не соглашались идти на этот подвиг, пока им не выдадут спецсредства. Олимпийские судьбовершители, пораскинув мозгами на внеочередном заседании ареопага, постановили предоставить для борьбы с Химерой крылатого коня Пегаса. Большего же и не требовалось, Химера все же не МиГ-29, стало быть, и расходы на вооружение нечего задирать.

В момент принятия этого судьбоносного для Химеры решения главным кандидатом на полет числился парень по имени Беллерофонт. Греки еще не погрязли в бюрократии, потому никакого отряда космонавтов с предварительным отбором и последующим отсевом создавать не стали. Просто взяли, кого заранее наметили на бой с летающим огнеметом, и сказали ему: «Ты полетишь». А уж высоты он там боится или перегрузок не выносит, это никого не волновало.

На самом деле Беллерофонта изначально звали Гиппоноем, но, после того как он случайно сплавил в царство теней какого-то мужика Беллера, его имя и жизнь радикально изменились. Как было написано в милицейском протоколе: «Управляя колесницей в нетрезвом состоянии, на пересечении 3-й Оливковой улицы и проспекта Гекатонхейеров водитель Гиппоной не справился с управлением и совершил наезд на пешехода». Чтобы не отягощать лишним судебным разбирательством и без того доверху загруженные местные суды, Гиппоной. не прощаясь с родными и знакомыми и даже не заходя домой переодеться, покинул любимый Коринф.

Однако в Аргосе лихача ждала неприятная неожиданность: слава о его успехах гонщика бежала далеко впереди, и аргосцы называли прибывшего в их город гостя уже не Гиппоной, а Беллерофонт. Что на русский переводится как «убийца Беллера». Кроме него, из всех иностранцев с именем, построенным по аналогичному принципу, в российской культуре удалось закрепиться лишь собаке Баскервилей.

Согласно давно утвержденному плану, Беллерофонта в скором времени с высочайшей олимпийской подачи классически подставили, подложив ему жену местного мэра. И обстоятельства сложились так, что для реабилитации в глазах общественности иного выхода, кроме как во что бы то ни стало прикончить Химеру, у гope-Шумахера не оставалось.

Впрочем, в беде его не оставили. На дело ему была выдана специальная титановая уздечка и указано, как оказаться в нужное время в нужном месте, чтобы изловить летающего коня Пегаса. После чего стал возможен первый в мировой истории поединок, протекающий по всем правилам воздушного боя. Зрители заранее занимали места на удобных для обзора горных склонах.

Еще на подлете к пещере Химеры оседлавший левитирующую лошадь Беллерофонт грамотно набрал высоту, зашел со стороны солнца и внезапно атаковал противника. На его беду, в ту пору на воздушные судна ставилось крайне слабое вооружение. Пилот не имел в своем распоряжении даже самого захудалого пулемета, поэтому пришлось ограничиться десятком стрел из лука, что не принесло Химере урона. Стрелы лишь слегка поцарапали толстую шкуру-броню чудовища, а уж о каких-то там «бак пробит, хвост горит» и мечтать не приходилось.

Мечтать Беллерофонту приходилось совсем о другом. В тот момент, когда преимущество внезапной атаки оказалось утрачено, ему очень хотелось, чтобы боги помимо кобылы с крыльями оснастили его еще и маской сварщика. Химера принялась так густо сыпать огнем, как будто всю предыдущую неделю пила исключительно напалм.

Зайдя на разворот, авиатор взял на изготовку копье со специальным свинцовым наконечником и пошел во вторую — на этот раз почти безнадежную, лобовую — атаку. Копье было изготовлено в секретной лаборатории Гефеста, и в нем, собственно, и состояла главная надежда Беллерофонта — если не выжить, то хотя бы свести матч вничью. Противники неслись друг на друга, ни один не желал сворачивать. При этом Химера не стреляла, в смысле — не полыхала пламенем, потому что рассчитывала подпустить врага поближе, а Беллерофонту стрелять было попросту не из чего.

И когда наблюдавшим за воздушным боем с земли селянам уже начало казаться, что они станут свидетелями первого в мировой истории воздушного тарана, Беллерофонт изо всех сил метнул копье, целясь в пасть чудищу, и резко взял ручку на уздечке на себя. Пегас взмыл вверх, а Химера извергла столб огня с запозданием. Из-за чего не только не попала в оппонента, а еще и сгубила сама себя. Пудовый свинцовый наконечник, попав в пасть к Химере, расплавился, и раскаленный металл полился в организм хищницы.

Как позднее наглядно доказали первая и вторая серии фильма «Терминатор», электроника и кибернетика — это хорошо, но тяжелое машиностроение и цветная металлургия иногда гораздо важнее для общества. Греки эту истину в упрощенном варианте постигли эмпирическим путем задолго до восстания машин.

Впрочем Беллерофонту счастья победа в первом в мире воздушном бою не принесла. Пожелав испытать максимальные возможности вверенного ему воздушного судна, он предпринял дерзкую попытку взлететь на Олимп, но там был как раз неприемный день. И Зевс, чтобы убедить в этом авиатора, выслал ему навстречу специально обученного овода. Тот с налету укусил Пегаса в место, скромно называемое стеснительными греками «под хвост», жеребец взвился на дыбы и сбросил седока.

В память об этом событии, в Санкт-Петербурге, на одной из площадей стоит памятник, изображающий поднимающегося на дыбы скакуна и наездника, судорожно взмахивающего рукой в бессмысленной попытке удержаться в седле. В каждую годовщину падения Беллерофонта высокообразованные жители культурной столицы России начищают место укуса у коня до блеска так, что оно начинает гореть, как только что подвергшееся атаке насекомого.

Катапультировавшийся летчик приземлился в колючий терновый куст и перенес это падение гораздо болезненней, чем Братец Кролик. Не разбившись насмерть, он, тем не менее, охромел и ослеп. И до конца жизни скитался по Греции, собирая подаяние на возрождение воздушного флота страны.

Впрочем, весь этот опыт предков никак не был полезен Гераклу в решении его проблемы. Во-первых, ему пришлось противостоять не одной неповоротливой зверюге, а целой стае юрких тварей, которые, случись им встретиться с тем же Беллерофонтом, моментально разодрали бы и всадника, и его лошадь на сувениры. Во-вторых, Геракл был вынужден сражаться с воздушным врагом, в воздух не поднимаясь. То есть в грядущей битве с железными голубями герою предстояло стать прародителем принципиально нового рода войск — противовоздушной обороны.

Побродив полдня вокруг заросшего лесом болота, Геракл быстро убедился в том, что птиц на нем просто немерено и затевать с ними перестрелку из-под елок совершенно бесперспективно. Даже передвигаться по птичьему болоту было довольно проблематично: для лодки воды не хватало, а по кочкам под обстрелом много не напрыгаешь.

«Веселые птички! Чуть что — сразу перо в бок!»— подумал Геракл и уселся на пригорке — перекурить и осмыслить ситуацию, нисколько не сомневаясь, что выход из затруднительного положения, в конце концов, будет найден.

Он и был найден, но не Гераклом, а Афиной, которая готова была пойти на что угодно, лишь бы насолить Аресу. Богиня, ведавшая греческим военно-промышленным комплексом, задействовала на решение задачи, как выгнать птиц из лесу, сразу несколько конструкторских бюро. И вскоре на-гора было выдано с десяток оригинальных идей: от «сбросить на болото атомную бомбу» (на разработку бомбы КБ просило около трех с половиной тысяч лет) до «отравить болото и его обитателей цианидом» (на добычу расчетного количества отравляющего вещества предполагалось потратить около полувека). Рассмотрев всю представленную документацию, Афина остановилась на самом дешевом и наименее трудозатратном способе — распатронить эту воронью слободку.

В кузнечном цехе при институте бронзы и сплавов им. Гефеста по спецзаказу были изготовлены бронзовые трещотки, издававшие такие противные звуки, что даже музыка группы «AC/DC» по сравнению с ними могла показаться райской. Трещотки вместе с картой местности, на которой крестиками были помечены места установки оборудования, Афина лично вручила Гераклу, как раз успевшему к этому моменту покурить, поспать, доесть шашлык из одной из птиц и размышлявшему, не поймать ли еще парочку.

Перед тем как явиться к Гераклу, Афина провела разъяснительную беседу с содержателем всех греческих ветров Эолом. Проникнувшись увесистой просьбой богини, Эол пообещал, что в ближайший месяц на господствующей над Стимфалийским болотом высоте Киллене метеорологи постоянно будут фиксировать сильный северный ветер, в крайнем случае, умеренный северо-восточный.

Получив трещотки и сведения о местной розе ветров, Геракл незамедлительно принялся расставлять свое саунд-оружие на нависавшей над болотом горе. После чего оставалось лишь дождаться, пока ветреник Эол спустит с цепи свои сквозняки, и можно было решать проблему перенаселения болота летающими тиграми, не сходя с места.

Уже через час ветер раскрутил пропеллеры трещоток до максимума, покрыв окрестности шумом двух поездов, одновременно прибывающих на станцию метро «Теплый стан». Плохо переносившие и куда более мелодичный волчий вой птицы с криком, очевидно означавшим что-то вроде: «Безобразие, невозможно жить в таких условиях», покинули родные гнезда в непонятной тревоге.

Они сбились в стаю и с диким криком стали кружить над окрестностями, выискивая посмевшего их потревожить. Геракл же, напевая: «Ветер северный, умеренный до сильного», принялся хладнокровно расстреливать пернатых одну за другой. В ответ на это он был осыпан ливнем стрел-перьев, но знаменитую львиную шкуру даже очень большой бронзовой спицей было не взять, да и к химически агрессивным средам накидка, как выяснилось, оказалась инертна.

Смертоносные стрелы Геракла не способны были нанести стае непоправимого урона. Но поскольку только человек может спокойно чувствовать себя в московском метро, то, в конце концов, кровожадные аисты, терзаемые непереносимыми звуками ветряных мини-мельниц, сочли за благо убраться куда подальше. Геракл же, пострадав за время выполнения задания куда больше от лютых болотных комаров, чем от непосредственного противника, отправился восвояси докладывать, что проблемы Стимфалийских птиц на Пелопоннесе больше не существует.

Дальнейшая же история его крылатых врагов не столь оптимистична. Даже покинув пределы Эллады, пернатые не смогли обрести покой. Волею случая мимо острова Ареса в Черном море — Ареотиды, куда забрались эти птицы, проплывали продолжавшие свое путешествие по черноморским и кавказским здравницам аргонавты. И одной из птиц в силу склочного характера пришло в голову изобразить из себя аса люфтваффе над беззащитной баржей с беженцами в волнах Ладожского озера.

Свалившись на боевой курс, небесный шакал спикировал из-за облаков на «Арго» и осыпал судно длинной очередью бронзовых стрел. По счастливой случайности большинство пассажиров шхуны отделалось легким испугом, и лишь сидевшему на корме Оилею, отцу будущего героя Троянской войны Аякса Малого, перо попало в плечо. Пока аргонавты рассматривали диковинное оружие, птица пошла на второй заход, но просчиталась. Баржа внезапно окрысилась зенитным огнем, и стрела, пущенная Клитием, свалила агрессора в волны.

На коротком совете было решено отомстить за пролитую товарищем кровь, и аргонавты, облачившись в доспехи, десантировались на остров. Часть морпехов была вооружена луками, часть совершенно бесполезными, на первый взгляд, мечами. Но, как оказалось, именно мечи стали залогом победы. Колотя изо всех сил рукоятками в щиты, нападавшие подняли в воздух живших на острове птиц, которые, как и в случае с Гераклом, не вынесли психической атаки и пустились в бегство. Чуть ли не половина и без того поредевшей при перелете из Средиземноморья стаи была перебита стрелами. Уцелевшие птеродактили добрались до соседнего практически безжизненного острова, где из-за скудного питания и отсутствия развлечений вскоре, как писали в старорежимных изданиях, впали в ничтожество и вымерли.

Седьмой подвиг Геракла не принес радости никому. Наука потеряла ценный неизученный вид, даже не успев занести его в Красную книгу. Геракл вернулся домой, снедаемый мыслью, что тратит свои лучшие годы на полную ерунду. Городок Стимфал прославился на манер Чернобыля и до сих пор страдает от нежелания туристов посещать это место. Об издержках, понесенных самими птицами, нечего даже и говорить.