Глава девятая
Путь оказался на редкость утомительным. Мы шли по ровной на вид тропинке с таким ощущением, будто пытаемся взобраться как минимум на Монблан, склоны которого щедро политы прекрасным оливковым маслом. Наши ноги то и дело проскальзывали. Не помогали даже мои когтистые тапки. В довершение к прочим радостям, видимо, на запах пота к нам стала слетаться всяческая мошкара. Она вилась вокруг наших поникших голов настырным облаком и казалась со стороны подобием некоего подвижного полупрозрачного шлема. Мало того, эта летучая напасть периодически пребольно жалила нас то в лоб, то в шею, то в другие открытые участки кожи, которых лично у меня, к счастью, оставалось не так уж много, поскольку за то время, которое мы поправляли здоровье у Арины Родионовны, я изрядно оброс. До Бен Ладена мне, конечно, было еще далековато, но для образа Фиделя Кастро не хватало только зеленой кепки и хорошей кубинской сигары. Получив очередной обжигающий укус в ухо, я чуть ли не взбесился и стал яростно хлопать себя по голове и плечам, пытаясь если не разогнать наглых мошек, то хотя бы передавить часть из них. Однако вместо того, чтобы в панике разлететься в разные стороны, злобные твари начали жалить меня еще и в ладони. Я завопил от бессильной ярости и привлек этим внимание своего напарника, который гораздо более стоически воспринимал попытки мошкары подзакусить его азиатской кровью. Оглянувшись, Хан бросился ко мне и, ругаясь на своем родном заковыристом наречии, зачем-то стал хватать меня за руки.
— Ты что, с ума сошел?! — заорал я на узбека, норовя вырваться из его цепких пальцев.
— Сам сошел! — рявкнул напарник, переходя на русский. — Редчайших зверей уничтожаешь, а они, между прочим, в «Прекрасную книгу» занесены!
— Каких зверей? Мне что, уже и пару комаров прихлопнуть нельзя?!
— Это не комары. Смотри!
Узбек пригляделся к моему лицу, снял у меня со щеки одну из расплющенных букашек и осторожно разместил ее на своей мозолистой ладошке.
— Ай-яй-яй! Ай-яй-яй! — приговаривал он, поглаживая кусачую тварь коротким коричневым пальцем. — Бедный, что он с тобой сделал.
— Да с кем сделал-то? — не выдержал я.
— Вот с ним! — чуть не плача, ответил узбек и, сунув мне под нос раскрытую ладонь, злобно добавил: — Убийца!
Я не поверил своим глазам. Передо мной оказался не комар, не клещ, не слепень. На ладони Хана лежал сильно помятый, но все еще живой дракончик. Выглядел он абсолютно так же, как его обычно изображают в книжках: кожистые крылья, заостренный хвост, даже зубчики вдоль миниатюрного, от силы пятимиллиметрового хребта — одним словом, все положенные атрибуты. Мало того, периодически из микроскопической пасти ящера вылетали и сразу же гасли крошечные искры, примерно такие же, какие можно получить, ударив друг о друга два куска кремня.
— Хан, — опешил я. — Этого не может быть! Драконы — они ведь большие!
— Есть большие! — согласился узбек. — А есть и маленькие. Тигры вон тоже здоровые, но ты же не говоришь по этому поводу, что кошек не существует.
Довод звучал разумно. Тем более что и доказательство существования мини-драконов лежало передо мной в лужице слез, накапавших из глаз чувствительного егеря. Впрочем, я тоже ощущал, как что-то щиплет у меня в горле. Мифические драконы из сказочной литературы всегда казались мне хоть и опасными, но все же очень притягательными существами. И вот я только что прикончил одного из них. И даже то, что это было сделано практически голыми руками, не вызывало во мне ни радости, ни гордости. Древние рыцари хотя бы не просто так с драконами расправлялись. Они при этом еще и принцесс спасали. Правда, прикинув, какого размера принцессу мог бы держать в заточении такой вот монстр, я решил, что, может, оно и к лучшему, что в этот раз я никого не освободил. Тем временем, пока мы с Ханом предавались сожалениям о несчастной судьбе микрорептилии, она наконец издохла. Ударом каблука о землю мой напарник вырыл ей подходящую могилку, стряхнул туда зверя, засыпал горстью земли и прикрыл свежий мини-холм кусочком мха. Я следил за всеми этими манипуляциями и придумывал достойные слова для эпитафии. К сожалению, в голове вертелось только одно: «Мой Лизочек так уж мал, так уж мал,/ Что из крыльев комаришки/ Сделал две себе манишки,/ И в крахмал, и в крахмал!»
Покончив с погребением, мы спустились к воде ополоснуть от земли руки, а заодно наполнить водой желудок, раз уж нельзя было поместить в него что-либо более существенное и питательное.
— А может, перекусим? — с невинным видом предложил напарник.
— Чем это? — насторожился я. Есть хотелось так, словно я снова был студентом, а до стипендии оставалось еще целых три дня.
— Не знаю чем, — пожал плечами узбек. — Что у тебя на самобранке окажется, то и съедим!
— На чем?
— На том, чем ты руки вытираешь! — ответил егерь, указывая на потертую льняную тряпочку, которую я использовал вместо полотенца. Наконец-то мне стало понятно ее назначение. Я нашел этот кусок ветоши в свертке с формой и еще тогда был озадачен, для чего меня им снабдили. Теперь же оказалось, что тряпочка — весьма ценная вещь. Более того, благодаря ей у нас появлялся шанс уцелеть на другой стороне.
— Что ж ты раньше молчал?! — упрекнул я узбека.
— А откуда я знал, что ты ее сохранил? — в свою очередь надулся он. — Сам же говорил, что мы без припасов. Ладно, давай заказывай.
— А как?
Хан в который раз покачал головой, удивляясь моей неосведомленности, забрал у меня обрывок самобранки, расстелил его на камушках и продекламировал:
— Колдуй, баба! Колдуй, дед! Наколдуй нам всем обед!
Каким бы странным ни показалось мне заклинание, на скатерть оно подействовало. Уголки самобранки затрепетали, обрывки ниточек задергались, а в середине квадратика проявились очертания небольшого керамического горшочка. Я невольно подался вперед, но, увы, на этом волшебство и закончилось. Неизвестное блюдо снова растаяло в воздухе, так и не материализовавшись.
— В чем дело? — не сдержавшись, рявкнул я на узбека. — Слова перепутал?
— Не, — покачал головой маленький егерь. — Мокрая слишком. Пусть подсохнет!
— А твой кусок где? — поинтересовался я, разумно предположив, что если уж штатного неудачника Общества снабдили таким полезным артефактом, то у егеря он и подавно должен водиться.
— С вещмешком утонул, — тяжко вздохнув, ответил напарник. — У меня отличная самобранка была. Солянку давала.
Я невольно сглотнул набежавшую в рот слюну. Наваристая горячая мясная солянка представлялась сейчас пределом желаний. А если бы к ней добавить еще и свежих блинов со сливочным маслом и копченым лососем или несильно прожаренный говяжий стейк с черным перцем и золотистыми кольцами лука… Впрочем, можно было бы и просто съесть тарелку рассыпчатой вареной картошки, политой душистым подсолнечным маслом. А к картошке, разумеется, пошла бы жирная атлантическая селедочка с посеребренными боками. А на десерт… На десерт я бы предпочел самое простое — только что вынутый из духовки яблочный пирог. Яблоки, разумеется, антоновка, в пропорции к тесту не меньше чем три к одному. А к пирогу желательно шарик, а то и два, ванильного мороженого, чтобы таяло, но не на тарелке, а во рту, когда я буду запивать его большими глотками двойного кофе эспрессо без сахара…
Поняв, что еще немного, и мои фантазии доведут меня до сумасшедшего дома, я схватил свою салфетку-самобранку и принялся ожесточенно раскачивать ее из стороны в сторону, чтобы создающийся таким образом поток воздуха побыстрее вышиб молекулы воды из капризной волшебной кормилицы.
— Осторожнее, — посоветовал Хан. — Собственно, так мы ее и порвали.
— В смысле? — не понял я.
— Однажды в патруле, — пояснил он. — Так торопились расстелить, что разодрали на две половины. Сам видишь, какая она ветхая. Вначале хотели сшить, а потом решили, что незачем! Все равно не последняя. А эту на десяток кусочков разодрали и каждому защитнику по штучке выдали.
— И что, каждый кусок разное блюдо подает?
— Ага! То, что на большой скатерти в этом месте стояло, то и у тебя будет. Чистая удача!
— Ну ладно! — с замиранием сердца произнес я и снова расстелил свой фрагмент самобранки на камнях. Хан не скрывал волнения.
— Слова запомнил? — дрожащим голосом спросил он. Вместо ответа я набрал в грудь побольше воздуха и нараспев, словно насылающий проклятье шаман, завыл:
— Колдуй, баба! Колдуй, дед! Наколдуй нам всем обед!
На сей раз волшебство не заставило себя ждать. Стоило мне произнести последнее ключевое слово заклинания, как на тряпице возник уже знакомый мне малюсенький горшочек, из которого торчала небольшая деревянная ложка.
— Наверное, мед! — облизываясь, предположил узбек. — Попробуешь?
— Давай ты! — великодушно предложил я и отвернулся, изображая полное равнодушие.
Глядя на реку, я услышал, как мой напарник довольно чмокает, отчего мой живот заурчал так, что перекрыл шум бьющейся о камни воды.
— Все! Моя очередь! — не выдержав, заорал я. Схватил банку и потянулся к Хану, чтобы отнять ложку. Тут-то я и заметил выражение лица узбека. На нем запечатлелась смесь муки и невероятного удивления. Узкие от природы глаза стали почти круглыми и были наполнены слезами. При этом изо рта егеря раздавалось лишь слабое мычание, что было понятно, так как его губы были плотно сжаты, и лишь посередине, как мундштук трубки у курильщика, из них торчал наружу светлый черенок деревянной ложки.
— Хан? Хан, дружище, что с тобой? — тщетно пытался я добиться хоть какой-нибудь осмысленной реакции от своего напарника.
Потом, окончательно перестав понимать, что происходит, поднес горшочек к лицу и понюхал его содержимое. Сомнений быть не могло. Самобранка наколдовала для меня свежайшую, ароматнейшую и, судя по Хану, наиядренейшую горчицу!
— Обалдеть! — только и смог выговорить я. — Хан, старик, как же тебе фигово.
Живо представив, какое пекло выжигает сейчас носоглотку моего друга, я заставил его подняться на ноги и потащил к реке. Оказавшись у кромки воды, узбек рухнул на колени и буквально нырнул головой в поток. Так он и замер, не подавая признаков жизни. Только всплывшая и немедленно подхваченная течением ложка свидетельствовала о том, что егерю наконец-то удалось открыть рот. Через мгновение он и сам вынырнул на поверхность, несколько раз хватанул ртом воздух и снова погрузился в воду. Во второй раз узбек отмокал еще дольше. Я даже успел испугаться, не захлебнулся ли он. Но, к счастью, Хан нашел в себе силы оторваться от воды. Он поднял голову и, стоя на четвереньках, одарил меня мутным взглядом, после чего снова стал пить, а вернее, лакать воду прямо из реки, как собака или кошка.
— На вашем месте я бы не позволял ему это делать!
Услышав фразу, я вздрогнул от неожиданности, повернулся назад и никого не увидел.
— Повторяю, молодой человек! Оттащите своего друга от воды, пока не поздно.
В этот раз я понял, что звук идет откуда-то сверху. Подняв голову, увидел парящее в небе небольшое облако, состоящее из атласных подушек всех цветов и размеров, а также лысого, одноглазого, ярко-коричневого толстяка, торчащего из этой пестроты, как шоколадный батончик из обертки.
— Ну что вы на меня смотрите, уважаемый?! — поинтересовался толстяк тоном, в котором не было ни толики уважения. — Хотите, чтобы ваш товарищ в тридцать лет сделался аксакалом?!
Я не понял ничего из того, что сказал шоколадный Будда. Но смутное беспокойство все же заставило меня посмотреть на напарника, и то, что я увидел, оказалось не менее странным, чем зависший над моей головой постельный аэростат. Узбек стремительно обрастал. Еще пару мгновений назад его голова была покрыта аккуратным сантиметровым ежиком, а теперь с нее свисали и постоянно удлинялись густые, цвета свежего гудрона патлы, в глубине которых то тут, то там, как металлизированная полоска на новой купюре, проступали седые волосы.
— Хан, — в изумлении проговорил я. — Ты это… Нормально себя чувствуешь?!
— Нет, ненормально! — потеряв терпение, возопило существо на подушках. — Он умирает!
С этим воплем толстяк направил свое лежбище вниз, вцепился пухлыми пальцами в так кстати отросшие волосы Хана и затащил того на атласное облако, после чего оно сразу же начало набирать высоту.
— Эй! Эй, ты там! — заорал я. — А ну вернись!
— Вернусь, вернусь! Не волнуйтесь! — раздалось сверху.
И действительно, облако взяло курс на берег и вскоре плавно опустилось между деревьев. Я кинулся за ним следом и вскоре увидел толстяка, который зачем-то стаскивал халат с моего напарника. Несмотря на то что мужик был не голубой, а коричневый, мне его манипуляции совсем не понравились.
— Слышь, ты! — как можно более грозно обратился я к толстяку. — Руки убрал, да!
Толстяк обратил на меня не больше внимания, чем лобовое стекло на ударившееся об него насекомое. Похоже, настала пора для активных действий.
— Ты что, не понял, толстый?! Я с тобой разговариваю! — попытался наехать я на извращенца, закатывая для важности рукава и наступив на одну из подушек.
В ответ толстяк неспешно повернул голову и слегка дунул в мою сторону. Слегка-то слегка, но ощущение было такое, будто я демонстрант, угодивший под струю из водяной пушки. Мощный поток воздуха швырнул меня на спину и протащил по земле пять, а то и все десять метров. Озверев от такого хамства, я вскочил на ноги и с воплем: «Замочу, гад!» — кинулся в бой. На сей раз толстяк даже не дал мне добежать до подушек. Впрочем, они и сами бросились мне навстречу. Одна из них врезалась прямо в лицо. Вторая — в левое плечо. А третья подкатилась под ноги, отчего я споткнулся и во второй раз грохнулся на землю. Наверное, со стороны все это походило на эпизод из американского футбола. Я в роли нападающего с мячом, а подушки в качестве защитников противоположной команды. Мало того, как положено защитникам, они не просто прервали мою атаку, но вдобавок еще и дружно навалились сверху, дав понять, что чувствует цыпленок табака, когда его прижимают чугунным утюгом к чугунной же сковородке. При этом я не только потерял возможность двигаться, но также меня лишили и удовольствия обругать своего обидчика. Стоило попытаться открыть рот, как одна из подушек сразу же засовывала туда свой пухлый пуховый угол. В результате мне не осталось ничего другого, как метать в толстяка яростные взгляды в надежде, что хотя бы один из них окажется достаточно жгучим и малость подпалит его коричневую шкуру.
Увы, мои глаза не обладали никакой магической силой. Так что, сколько я ни пялился на склонившегося над моим напарником повелителя подушек, он спокойно продолжал заниматься своим делом. Сперва зачем-то надавливал Хану на грудь, потом вызвал у меня волну омерзения тем, что полез к нему целоваться. К счастью, узбек все еще находился в отключке и не чувствовал этих домогательств. Тем временем его мучитель собрался перейти к более серьезным пыткам. Он выставил вперед указательные пальцы на обеих руках и пропустил между ними настоящую ярко-голубую ветвящуюся молнию. «Неужели Зевс?!» — подумал я, вспомнив, кто из мифических существ обладал способностью направо и налево раздавать бесплатное электричество. Но тут же отмел эту мысль. Громовержец хоть и жил на юге, вряд ли стал бы доводить свой загар до цвета печеной антоновки. Опять же, шеф греческого божественного пантеона был отъявленным бабником. А мой увесистый противник, похоже, не брезговал и мужиками. Во всяком случае, так мне показалось, когда он приложил мясистые ладони к оголенной груди моего напарника.
— Слушайте, Лев! — вдруг обратился ко мне толстяк, гневно сверкая единственным глазом. — Прекратите немедленно думать про меня всякие гадости! Ваши мысли мешают мне сосредоточиться и оказать первую помощь этому несчастному!
— Первую помощь? — невольно переспросил я и, еще не получив ответа, почувствовал себя идиотом. Ну конечно! Сперва шоколадный человек делал Хану массаж сердца, потом искусственное дыхание, а теперь, похоже, настал черед дефибрилляции…
— Вот это другое дело! — одобрил ход моих неозвученных мыслей толстяк. — А то: «Маньяк! Извращенец! Гад!» Мне надо нужный вольтаж накопить, а вся энергия уходит на то, чтобы сдерживаться и вас не испепелять.
— О! — неожиданно прервал сам себя мой удивительный собеседник. — Кажется, я готов. Ну-ка… Разряд!
С этим выкриком он снова приложился к Хану и, по всей видимости, шарахнул егеря током. Узбека встряхнуло, выгнуло, как кусок колбасы на сковородке, после чего он снова рухнул на свое пестрое лежбище.
— Ну наконец-то! — удовлетворенно произнес толстяк, глядя на моего напарника. — Заработало!
— Что заработало? — насторожился я.
— Сердце! Что же еще?! — фыркнул новый знакомец. — Ну ладно! Давайте знакомиться. Кубера!
Шоколадный человек щелкнул пальцами, и вдруг оказалось, что я уже не придавлен подушками, а сижу на них сверху и плавно двигаюсь в сторону протянутой мне смуглой руки.
— Лев, — представился я, пожимая горячую, как свежая булка, ладонь. — Впрочем, вы меня уже, кажется, называли по имени.
— Называл, — с улыбкой подтвердил Кубера. — Но вы сами виноваты. Я обычно чужие мысли без спросу не читаю. Но вы же свои даже не думали. Вы их чуть ли не кричали. Да еще и безо всякого уважения к субординации.
— В каком смысле? — не понял я.
— Ну вы же, извините за грубость, всего-навсего человек.
— А вы?
— Бог! — легко и радостно заявил новый знакомый.
— Боже ты мой! — вырвалось у меня.
— Что? — как ни в чем не бывало поинтересовался Кубера.
— Нет, ничего! — засуетился я. — Это просто такая фигура речи. Просто я раньше как-то редко с богами встречался…
— Конечно, не встречались! Вы пять дней назад в них еще и не верили!
— Слушайте, откуда вы столько про меня знаете? — изумился я.
— Как откуда? — удивился Кубера. — Я же бог. Что хочу, то и знаю. В пределах разумного, конечно!
— Хорошо вам, — позавидовал я, подумав про себя, что мне самому сейчас очень не помешала бы такая способность к всеведению. Впрочем, на худой конец, сошел бы и прямой доступ из головы в Интернет, чтобы разыскать сайты по старославянской мифологии и узнать, богом чего именно является этот Кубера.
— Без толку! — усмехнулся божественный телепат, и я понял, что он слукавил, когда заявил, что без разрешения не интересуется чужими мыслями. — Я не славянский бог.
— А какой?
— Индийский!
Это было похоже на правду. По крайней мере, таким образом можно было объяснить как сам загар Куберы, так и его любовь к разноцветным атласным подушкам. Наши северные боги, насколько я помнил, были куда аскетичнее.
— А к нам вы какими судьбами?
— Как обычно! — ответило божество. — По обмену!
Не знаю, что меня больше сбило с толку. То ли то, что боги, оказывается, тоже могут путешествовать «по обмену», то ли то, что Кубера сказал об этом «как обычно». Впрочем, на данный момент у меня были проблемы и посерьезнее.
— Что с Ханом? — поинтересовался я, озабоченно посмотрев на распластанного на подушках егеря.
— В данный момент он просто спит, — успокоил толстый небожитель. — Но еще недавно его сон вполне мог стать вечным. Впрочем, неудивительно! Это ж надо додуматься — пить в таких количествах чистое время!
— Простите, мне не совсем понятно… — начал было я.
— Да бросьте, Лев! — отмахнулся Кубера. — Вам не «не совсем», вам совсем непонятно! Иначе вы не пытались бы несколько часов идти вдоль берега.
— Вы что, за нами следили?
— Одним глазком, — ответило божество и тут же захихикало, радуясь своей собственной шутке. Однако мне было не до смеха, и, заметив это, Кубера пустился в объяснения.
— Видите ли, молодой человек, мы с вами находимся на берегу одной из многочисленных рек времени. Не самой значительной, конечно. Эта настолько мала, что даже названия не имеет. И тем не менее, учитывая скорость течения, полагаю, что друг ваш выпил года два, а то и три.
— И что с ним теперь будет?
— В сущности, ничего страшного. Поспит, отлежится. Зато в дальнейшем, когда вы вернетесь в обычный мир, у него всегда будет в запасе немного времени. У вас, кстати, тоже. Вы, насколько я понимаю, сами не так давно из этой речки несколько лет отхлебнули.
— Мы в ней тонули! — признался я.
— Серьезное испытание, — с уважением заметил мой собеседник. — Как же вы спаслись?
— Сами же знаете, — сказал я, пытаясь выяснить, насколько глубоко заглядывало в мои мозги любопытное божество.
— Знаю! — согласился Кубера. — Но это же не повод лишать себя радости приятной, расслабляющей беседы. Тем более что разговаривать о том, что тебе известно, на мой взгляд, гораздо лучше этой вашей людской привычки часами болтать на темы, о которых вы и понятия не имеете.
Я невольно вспомнил разговоры со своими многочисленными пассажирами и подумал, что Кубера, возможно, прав. Народ, попадавший в мою машину, о чем только не рассуждал: о политике, о футболе, о сексе, о воспитании подрастающего поколения. За день мне приходилось выслушивать столько идиотских высказываний по стольким вопросам, что я с удовольствием променял бы свою московскую прописку на хижину Робинзона Крузо, поставив при этом только одно условие: он заберет с собой своего говорящего попугая.
— Послушайте, — решил я сыграть в открытую, тем более что утаивать от Куберы информацию было все равно что пытаться пронести гантели мимо металлоискателя. — Раз уж вы так знатно покопались у меня в голове и в курсе того, чем мы тут занимаемся… Вы не подскажете, как нам найти друзей?
Лысый божок задумался.
— Сложный вопрос, молодой человек. Друзей вообще найти очень сложно. Надо совпасть во взглядах, в интересах. На худой конец, просто вызвать взаимную симпатию… Впрочем, я мог бы стать вашим другом!
— Вы что, издеваетесь?! — вспылил я. — Речь не про новых друзей. Меня интересуют люди, с которыми мы сюда попали!
— Ах вот вы о чем! — Кубера показался мне несколько разочарованным. — Так бы сразу и сказали, что хотите вернуться к существам, которые вас так беспардонно используют.
— Они меня используют?!
— А вы что, сами не догадываетесь?
Я догадывался. С самой первой минуты моего знакомства с защитниками мной помыкали, надо мной смеялись, поручали мне то одно, то другое нелепое задание. Теперь же и вовсе бросили на произвол судьбы в краю, откуда я понятия не имел, как выбраться.
— Не отчаивайтесь, юноша! — прервал поток моих гневных мыслей индийский гость. — Все это для вас уже в прошлом. Река времени разделила вас с этими неблагодарными существами на два, а то и на три дня. Зато теперь у вас есть я — свой собственный, дружески настроенный бог.
— И что мне теперь, на вас молиться, что ли? — огрызнулся я.
— Не помешало бы! — усмехнулся Кубера. — Но попозже, когда мы с вами найдем украденную Белку, чтобы вы могли утереть нос всем своим обидчикам. Идет?
— Идет, — удивленно протянул я, еще не веря такому счастливому повороту событий.
— Вот и договорились, — подытожил разговор бог, одарив меня честным, открытым взглядом расположенного посредине лба глаза.
— Спасибо, — искренне поблагодарил я нового союзника.
— Пока еще не за что! — улыбнулся он в ответ. — Позже скажете, когда я вас накормлю.
От этого предложения мой рот мигом наполнился слюной, а в животе заурчало так, словно в меня поместили десяток мурлыкающих кошек.
— Никуда не уходите! — предупредил бог и плавно воспарил на самой огромной из своих подушек.
