Ночь начиналась относительно неплохо. Взять хотя бы то, что горячая вода, которую обещали вырубить еще вчера, даже сейчас — во второй половине следующего дня — продолжала течь из крана. Благодаря этому я почти успел принять душ. Почти, так как в середине процесса коммунальные боги все же выполнили свое обещание, и шампунь пришлось смывать водой не менее холодной, чем та, в которой тонули пассажиры «Титаника».

Потом я разбил любимую чашку. Это также нельзя было считать неудачей. Во-первых, чашка являлась подарком моей бывшей. А если сам брак разбился, то с какой стати должно оставаться целым то, что о нем напоминает? Во-вторых, я как раз успел допить из этой чашки кофе. Согласитесь, собрать несколько осколков с сухого пола гораздо приятнее, чем выуживать их из сладкой ароматной жидкости, которую ты рассчитывал влить в себя, а не размазывать грязной тряпкой по всей кухне.

Наконец, в дополнение ко всем этим относительно мелким радостям, моя машина преподнесла мне более существенный сюрприз — она завелась. В принципе она и так делала это почти каждое утро. Но, как правило, сначала мне приходилось совершать вокруг нее массу ритуальных танцев — от получасового кручения стартера до вскрытия капота с последующим закапыванием бензина непосредственно в камеры карбюратора. В этот раз моя жигулевская недвижимость решила обойтись без предварительных ласк и практически мгновенно огласила двор ревом давным-давно пробитого глушителя. Теоретически его починка стоила не таких уж больших денег. Но однажды предательски сгоревший предохранитель неожиданно лишил меня возможности гудеть пешеходам. Тогда-то и оказалось, что рык смертельно раненного льва, раздающийся из выхлопной трубы моего автомобиля, работает гораздо эффективнее старого доброго клаксона. Заслышав его, с моей дороги разбегались не только двуногие, но и четырехколесные обитатели наших благословенных каменных джунглей, с изрядным опозданием понимая, что их вспугнула не иерихонская труба, а всего-навсего выхлопная.

Поблагодарив жигуль проникновенно ласковыми словами, вроде: «Ну ты даешь!» — я выкатился на улицу. И тут же подобрал первого клиента. Да какого! Мужик торопился в аэропорт. Обожаю подобные маршруты. Я уже давно заметил, что люди, которым предстоит пролететь порядка двух тысяч верст, не особенно торгуются, в какую сумму им обойдется проехать пятьдесят-шестьдесят километров. Тем более, если они торопятся. А мой пассажир не просто торопился. Он опаздывал. Как выяснилось позже, его подвело заказанное такси. Иначе такой пафосный гражданин никогда бы не удостоил поднятием руки видавший виды жигуль. Остановив меня царским жестом, он подозрительно покосился на ржавчину, которая при торможении осыпалась с машины на его штиблеты, и задал весьма двусмысленный в подобной ситуации вопрос:

— До Шереметьево доедем?

— С ветерком! — уверенно ответил я. И не соврал. В окнах жигуля было столько щелей, а в корпусе столько дыр, что ехать на нем без ветерка, завывающего в салоне, было просто невозможно. По свежему воздуху, проникавшему внутрь, моя машинка могла бы запросто считаться почти что кабриолетом. Вскоре пассажир на своей шкуре и остатках прически оценил, что такое прохождение зоны повышенной турбулентности, которая возникает не за бортом самолета, а непосредственно внутри автомобиля. Тем не менее в свой срок он все же оказался в аэропорту, а плата за проезд — в моем бумажнике.

К сожалению, назад пришлось отправиться пустым. Я, конечно, рисковый парень, но не настолько, чтобы пытаться подцепить клиента под носом у шереметьевской таксомоторной мафии. Гораздо разумнее было поскорее вернуться в город и вылавливать на окраинах пассажиров-одиночек, которым настолько надо куда-то ехать, что они готовы добровольно сесть внутрь машины, помечающей пройденный путь гайками также часто, как Грензель и Гретель хлебными крошками.

В результате всего через полчаса мои фары, одна из которых смотрела влево и вверх, а другая вправо и вниз, освещали путь где-то в переулках, в районе Фестивальной улицы. Возможно, опытные работники шашечек и баранки сказали бы, что я действовал неправильно. Но подвизаясь на ниве частного извоза всего пару месяцев, я твердо усвоил, что в модельном ряду прочих «бомбил» мой жигуль может выступить разве что в роли «У-2». А он, как известно, был ночным бомбардировщиком. Это значило, что для успешного выполнения задания «У-2» всячески избегал больших высот и ярко освещенных просторов. Наоборот, он заходил на цель крадучись, самыми темными углами и задворками, благодаря чему и бомбил удачно, и летчиков возвращал домой в целости и сохранности. Примерно такой же тактики придерживался и я. Ехал себе тихонечко и внимательно поглядывал по сторонам, высматривая, кого бы принять на борт. Тем не менее следующего гражданина я, к своему ужасу, принял вовсе даже на бампер. До сих пор не понимаю, как и откуда он возник. Только что передо мной была абсолютно пустая дорога, и вдруг — ба-бах! Машина словно врезалась в вековой дуб, который в секунду вымахал из-под земли прямо перед ее носом. Правда, дуб при столкновении с моим жигулем, пожалуй, все-таки устоял бы. А верзила, об которого я остановился, покачался-покачался, да и рухнул.

В панике я выскочил из машины и бросился навстречу своей судьбе. Не знаю, кому как, а я считаю, что сбить пешехода — это самый страшный ночной кошмар любого водителя. Не могу описать, как часто начинает биться у меня сердце, когда, повернув за угол, вижу какого-нибудь древнего деда, который медленно и неотвратимо выходит на проезжую часть с тем же решительным выражением лица, с которым он когда-то бросался под танки. Еще большую опасность представляют молодые мамаши, которые, вероятно, считают оживленную улицу чем-то вроде холодной реки. Они долго собираются с духом на тротуаре, а потом ни с того ни с сего без предупреждения кидаются в транспортный поток. Иногда при этом дамочки толкают перед собой коляску. Иногда, наоборот, тащат якорь в виде упирающегося во все сандалии малыша. В любом случае при виде такого зрелища моя водительская душа спешит отделиться от моего же водительского тела, да и от самого автомобиля. Так что все остальные действия, как-то: экстренное торможение, резкий поворот руля в сторону, а также многоэтажное обкладывание матом пешехода — я делаю на уровне автоматизма. Однако на этот раз автоматизм, увы, не сработал. Я смотрел под бампер своей машины и видел тело, которое вытянулось вдоль дороги примерно на два, а то и два с половиной года колонии общего режима. Вот и решайте после этого, кто в такой ситуации в большей степени жертва аварии — тот, кто уже лежит, или тот, кто еще только сядет? А в том, что сесть придется, я почему-то не сомневался. Не могу объяснить, какое чувство подсказало мне, что гигант, которого я сбил, уже не дышит. Просто от темного силуэта передо мной прямо-таки веяло смертью. Походкой приговоренного я вернулся к водительской двери, вынул из машины мобильный телефон, набрал «02» и услышал холодный, абсолютно лишенный какого бы то ни было участия или сострадания голос:

— Ключи!

Забыл упомянуть. Голос почему-то возник не из телефонной трубки, а откуда-то сзади. Обернувшись, я увидел перед собой восставшую во весь исполинский рост жертву наезда.

— Ключи! — хриплым мужским голосом повторила жертва. Спорить почему-то не захотелось. Не то что бы я всегда вот так просто готов расстаться со своей собственностью. Однако бывают такие минуты, когда жить хочется гораздо больше, чем гневаться и отстаивать свои права. По крайней мере именно в этот миг я почувствовал, что, кажется, такая минута наступила.

— В зажигании! — коротко информировал я нависшего надо мной громилу. — Колеса не подкачать?

Про колеса я, конечно, не сказал. Дыхания не хватило. Но, ей-богу, был готов и стекла протереть, и масло проверить, и даже лично подтолкнуть свою машину, только бы это «нечто» поскорее куда-нибудь уехало, сгинуло или на худой конец растворилось. В ответ здоровяк легонько взмахнул правой рукой, отчего все мои девяносто килограмм стремительно вознеслись над дорогой и, описав высокую дугу, рухнули в куст аж на противоположной стороне улицы. Там я и предпочел оставаться, слушая, как бугай, ругаясь на неизвестном мне языке, развлекается со стартером. Ну что тут скажешь? Я всегда знал, что самое надежное противоугонное устройство моего жигуля — это он сам.

Не представляю, сколько еще времени понадобилось бы громиле, чтобы найти подход к моей машине, но вдруг обстановка в переулке неожиданным образом переменилась.

— Ну что, Костлявый, попался?! — прозвучал с дороги торжествующий женский голос. В нем было столько энергии и жизни, что весь мой непонятный страх сам собой куда-то улетучился. На смену страху пришло любопытство, а следом накатили стыд и жгучая злость. «Да что ж это?! — внезапно вспыхнуло в голове. — Меня, понимаешь, куска хлеба лишают. А я тут разлегся!» С твердым намерением порвать недобитого бампером бугая я выбрался из кустов наружу, да так и остался стоять с разинутым от удивления ртом.

Верзила уже вылез из бесполезной машины и стоял посреди проезжей части, широко растопырив руки. При этом в правой он держал неизвестно откуда взявшийся здоровенный меч, рывками поводя им из стороны в сторону. Возможно, мне показалось, но меч был в ножнах. Рассмотреть точнее в тусклом свете фонарей было тяжело. Да к тому же на улице имелись вещи и поинтереснее. Например, совершенно невероятная девица. Начать с того, что барышня светилась. Вся. Открытые части ее тела мерцали серебристым светом, а футболка, джинсы и кроссовки сочились салатовым. В сочетании с невероятной красотой ей запросто можно было присвоить звание «Мисс Радиоактивность-2010». Кстати, как ни странно, громила действительно не спешил приближаться к девице. Видимо, в ней и впрямь было что-то опасное. Кроме люминесцентной барышни на здоровяка надвигались еще три типа. Двое с сетью. Но поскольку они подбирались сзади из темноты, об их внешности можно было сказать только то, что один был длинным и изящным, а второй коротким и почему-то в восточном халате. Третьим оказался Антон Павлович Чехов. Вылитый. Костюм-тройка, усы, бородка, даже пенсне. Вот только вряд ли настоящий Чехов мог бы так же лихо вращать и перебрасывать из руки в руку тяжеленный железный лом.

— Сдавайся, Костлявый! — снова обратилась к громиле девушка-светлячок. — Калечить не станем. Просто свяжем и отправим домой!

— Так я тебе и поверил! — отозвался здоровяк.

— Даю слово! — подтвердил обещание девушки Чехов. — Больно не будет.

— Кому? Вам? — осклабился Костлявый. — Ну это мы еще посмотрим.

С этими словами верзила крутанулся на месте и сделал выпад в сторону великого прозаика. Я не ошибся. Его меч действительно был в ножнах. Именно их здоровяк и метнул в противника. После чего развернулся к парочке, приготовившейся набросить на него сеть, и рассек ее обнажившимся клинком пополам. Короткий и Длинный явно не ждали атаки. Они попытались отскочить. Длинному это удалось, а короткий запутался в полах своего халата и повалился на землю. Тут бы ему и конец. Костлявый мигом оказался над поверженным противником и уже занес меч для смертельного удара. Но клинок в его руках повел себя как-то странно. Вместо того чтобы опуститься на жертву, меч, словно обладая собственной волей, рванулся куда-то за спину верзилы. И, как выяснилось, не зря. Пока Костлявый занимался мужчинами, пресветлая барышня извлекла неизвестно откуда толстый крепкий аркан и попыталась набросить его на плечи громиле. Если бы не своеволие меча, так бы и получилось. Однако клинок вовремя встал на пути взвившейся петли и молниеносным движением раскромсал ее на несколько частей. Остатки аркана упали на асфальт и, извиваясь, как змеи, поползли в сторону хозяйки. Девушка, тихонько ругнувшись, отступила назад.

— Ну что, взяли? — торжествуя, прохрипел Костлявый.

Ответа не требовалось. Сиятельная барышня пыталась поймать и связать вместе куски веревки. Длинного и Короткого вообще не было видно. А Чехов, как оказалось, до сих пор сражался с ножнами, которые сами собой атаковали его то с одной, то с другой стороны, пытаясь пробиться сквозь виртуозную защиту, которую двойник писателя демонстрировал своим ломом. Неизвестно, сколько мог бы продолжаться невероятный бой, но, видимо, верзиле понадобилась его собственность. Он вытянул руку с мечом в сторону Чехова, и ножны, словно нехотя прервав очередной выпад, вернулись назад и надели себя на клинок.

— И не лезьте ко мне больше! — подвел итог столкновению Костлявый и закинул меч за спину, но в тот же миг из темноты шагнули Длинный и Короткий. Длинный — выпуская стрелу из арбалета, а Короткий — выбрасывая вперед снаряд из пращи. Стрела с хрустом вонзилась куда-то под ребра бугая, а булыжник из пращи огрел его по лбу. Я уже было подумал, что стал свидетелем убийства. Но ничего подобного! Арбалетный болт, как и здоровенный камень, нанесли Костлявому не больший ущерб, чем бампер моего автомобиля. Но мало того, что этот монстр не был ранен, он еще и разозлился. Пока Длинный судорожно перезаряжал арбалет, а Короткий встал на четвереньки, пытаясь отыскать на дороге еще что-нибудь для пращи, верзила шагнул к моей несчастной машинке, одним рывком содрал с ее крыши крепко-накрепко прикрученный багажник и запустил им в незадачливых стрелков.

Тут уже настал мой черед возмутиться. Драка дракой, но никто не позволял ее участникам корежить мою собственность. Тем более что с ее помощью я вот уже два месяца пытался хоть как-то заработать себе на жизнь.

— Отойди от машины, сволочь! — заорал я и бросился на Костлявого. Момент оказался выбран на редкость удачно. Пока громила разбирался со стрелками, Чехов успел подобраться к нему поближе и как раз заехал Костлявому ломом под дых. Так что в момент атаки разоритель моего имущества стоял ко мне, во-первых, спиной, во-вторых, согнувшись. Благодаря этому я с разгону почти что влетел к нему на плечи. Честно говоря, мне казалось, что такой бросок должен был свалить бугая на землю. Судите сами, какими бы здоровыми вы ни были, когда на вас со всего маху наваливаются почти сто килограмм живого веса, на ногах устоять трудно. Трудно, но, как выяснилось, не невозможно. Костлявый не только устоял. Он еще и разогнулся. А потом стал хлопать себя здоровенными лапищами по спине, то ли желая добраться до меня, то ли пытаясь схватиться за рукоять своего страшного меча.

Большая часть московских таксистов имеет при себе индивидуальные средства защиты. Так было, есть и будет до тех пор, пока каждый идиот в этом городе не поймет, что машина с шашечками — это средство передвижения, а не мобильная касса взаимопомощи, по которой достаточно постучать кулаком, чтобы получить немного денег. К сожалению, эта простая мысль никак не укладывается в головах у дешевых городских хулиганов. Поэтому и я сам, и мои коллеги всегда имеют — кто под сиденьем, а кто в бардачке — какой-нибудь увесистый аргумент для разрешения спора хозяйствующего субъекта с тем гадом, который покушается на это самое хозяйство. Лично мне для этой цели больше всего нравится американский полицейский фонарь на четыре большие круглые батарейки. Мировая вещь. Прочная, надежная, увесистая. Идеально подходит и чтобы посветить, и чтобы засветить. Носится в специальной петле на бедре, откуда выхватывается с той же легкостью, с какой ковбои извлекали свои кольты сорок пятого и смит-вессоны сорок четвертого.

Понимая, что, если Костлявому удастся меня ухватить, жертвой аварии окажется уже не он, я лихо сорвал с джинсов свой фонарь и врезал им здоровяку прямо по темени. Удар был что надо. Мне даже кисть вывернуло. Однако на верзилу это не произвело ни малейшего впечатления. В ответ он, не глядя, закинул руку назад и вкатил мне мощнейшую оплеуху, такую, что если бы я чуть слабее захватил его шею, мигом оказался бы на асфальте. И тут со мной что-то произошло. Я стал дубасить своего противника с такой силой и частотой, будто в моей руке был не фонарь, а малый отбойный молоток «МП-16» — вес девять кг, энергия удара — сорок четыре джоуля. Это Костлявому уже не понравилось. Он зарычал, скакнул вбок и, откинувшись назад, крепко приложил меня о борт моей же машины. От удара в моем позвоночнике что-то хрустнуло, в нутре екнуло, а в голове зазвенело. Руки сразу же стали какими-то слабыми, если не сказать чужими. То есть чувствовать-то я их чувствовал, а вот держаться ими за шею противника уже не мог. Поэтому, когда Костлявый отошел от машины, я раненым кавалеристом безвольно сполз с его спины и остался лежать на теплом пыльном асфальте.

Не знаю, планировал здоровяк добивать меня или нет. Но тут дружная команда его странных недоброжелателей наконец-то перегруппировалась и предприняла вторую атаку. Что там происходило, я в точности не видел, потому как после полученных повреждений мне как-то больше хотелось в мягкую постельку или на худой конец под рентгеновский аппарат. Вставать же и получать новую порцию травм, несовместимых с жизнью или просто крепким здоровьем, как-то не улыбалось. Тем не менее чувство долга и попранного двухметровым гадом достоинства все же требовало какого-никакого отмщения, поэтому я, скрипя, перевернулся на живот и стал подниматься. Медленно. Как крейсер «Варяг» со дна на рейде Чемульпо. Правда, мне было все-таки тяжелее. «Варяг»-то поднимали японцы, а мне не помогал никто. При этом вокруг раздавались то тяжелые хрусткие удары, то чей-то рык, то сопение, то сдавленная ругань, перемежающаяся ценными указаниями:

— Вязы его, Васзя! — требовал чей-то голос с азиатским акцентом.

— Сам сеть держи! — огрызалась девушка, видимо раздраженная тем, что ее обозвали «Васзей».

— Секундочку, господа! — это явно произнес Чехов. — Сейчас я вам помогу.

— Дурак, не лезь! Пожалеешь! — предупредил в свою очередь Костлявый. И что было странно — «дурак» у него прозвучало не определением, а, скорее, как личное обращение.

В конце концов мне удалось, цепляясь за различные выступы родной машины, подняться на ноги и встать лицом к схватке. Однако бой к тому времени уже закончился. Светящаяся девица (правда, на тот момент ее яркость значительно поуменьшилась), Чехов и Длинный с Коротким, тяжело дыша, стояли над упакованным в сеть и туго перевязанным арканом телом Костлявого. На меня они внимания не обращали.

— Надо идти! — обратился к товарищам Чехов.

— А как этого понесем? — поинтересовался Длинный.

— Прозсто! — ответил Короткий. Он-то, как выяснилось, и был уже упоминавшимся азиатом. Маленький человечек шустро наклонился, поднял с асфальта лом, которым в начале сражения был вооружен Чехов, и попытался просунуть железяку между связанными лодыжками Костлявого.

— Ты это зачем? — властно спросила девица.

— Ноги-руки на палка. Палка на плечи и тащить! — не отрываясь от дела, объяснил азиат.

— Куда тащить? — продолжала допытываться светящаяся незнакомка. — До первого мента?

Стало понятно, что ситуацию встречи с органами охраны правопорядка Короткий не продумал. Он перестал пропихивать лом сквозь веревки, опутавшие беспомощного противника, но так и остался сидеть рядом с ним на корточках, видимо предавшись размышлениям.

— А может, — подал идею Длинный, — возьмем где-нибудь ковер?

— Тосьно, — оживился азиат, как видно понимавший рослого напарника с полуслова. — Обмотаем его в ковер. Если спросят, сказем — несем химтсиська.

— Ага, — радостно добавил Длинный, — круглосуточная. Такие бывают.

— Где? — девица уже не говорила, а почти шипела, как завидевшая собаку кошка. — Где вы собираетесь взять ковер в два часа ночи?

Длинный и азиат озадаченно переглянулись.

— Нужен транспорт! — резюмировал Чехов. И тут вся компания, словно по команде, повернулась ко мне.