Глава 4
Брюс направился к книжному шкафу и принялся внимательно изучать корешки на полках. Интересно, как профессору удалось собрать столько разнородных изданий на разных языках? Он наугад вытянул из шеренги книг толстый том какого-то Чарльза Дарвина. На обложке значилось название: «Происхождение видов путем естественного отбора».
Брюс удобно расположился на диване, пристроил на коленях увесистый фолиант, открыл его наугад и сразу попал на картинку с обезьянами. Книга была на аглицком языке с красочными глянцевыми иллюстрациями. Особенно заинтересовали мага картинки, изображающие обезьян. До своего пробуждения в новом теле он никогда не интересовался этими примитивными животными. А теперь его почему-то неудержимо влекла к себе эта тема. Ведь люди и обезьяны не случайно так похожи друг на друга? Магу вдруг страшно захотелось очутиться на улице, а еще лучше – в лесу, и влезть на дерево. У него даже зачесались руки от желания повисеть на ветке или лиане.
Брюс попытался выйти на лестничную клетку, но некая сила не позволяла ему покинуть квартиру Серебрякова. Великого мага это страшно разгневало. Он заметался по комнатам, как разъяренный тигр. К тому же профессор куда-то запропастился! Где бродит этот вздорный старик? Простейшее поручение не может выполнить. Если бы магическая трость была здесь, это решило бы все проблемы. А у него как назло нет под рукой ни хрустального шара, ни других магических приборов… А ящик-самогляд ему не подчиняется, показывает что ему вздумается!
Раздался резкий звонок. Брюс вернулся в комнату и с любопытством посмотрел на прямоугольное устройство с кнопками и лежащей поперек него плашкой. После нескольких звонков в устройстве что-то щелкнуло и ящичек произнес голосом профессора:
– Вы позвонили в квартиру профессора Серебрякова. К сожалению, сейчас я не могу подойти к телефону, оставьте ваше сообщение после сигнала.
Послышалось тоненькое «би-и-ип», и раздался совсем другой, женский голос:
– Привет, это я, Ванда. Вилен Стальевич, есть информация для размышления. Срочно перезвоните мне домой, как только появитесь!
Что-то щелкнуло, и голос пропал. Брюс покачал головой. Надо же, до чего дошла магия, если такие никчемушные люди, как профессор, могут пользоваться столь изысканным волшебством! Сколько его еще ждать, этого Серебрякова?
Поразмыслив, Брюс решил воспользоваться старым проверенным способом. Он уже хорошо разобрался в принципах работы водопровода и канализации и уверенно направился в ванную. Там он набрал воды в пластмассовый тазик и поставил его на стол в кабинете профессора. Опустил правую руку в воду и стал перемешивать, пока она не закрутилась небольшой воронкой. Чародей уставился в ее центр и произнес:
Вода, вода, бейся о берега,
Беги среди песков, среди желтых корешков,
Пеньки обегай, все разузнай.
Покажи мне, вода, кто исчез без следа?
Где он есть: там или здесь?
Воронка начала расширяться, и наконец дно таза полностью обнажилось, а вода продолжала вращаться по краю, выступая, поднимаясь все выше над посудиной тонкой прозрачной стеной. В ней появился силуэт рыцаря, пробирающегося по подземному ходу при свете меча.
Граф с досадой хмыкнул: этого старика только за смертью посылать! Брюс щелчком указательного пальца мысленно отправил профессора в свой тайный кабинет и взмахнул рукой – вода послушно улеглась на дно тазика.
У Алисы из головы не выходил бедный Вилен Стальевич. Заставить такого пожилого человека бегать по туннелям! Куда это годится? Как он там, один, в темноте, старый больной человек? Надо как-то ему помочь и вызволить из подземелья. А главное, нельзя допустить, чтобы трость попала к графу. Это неимоверно усилит его магию, и справиться с ним будет невозможно.
Алиса поделилась своими соображениями с Грызловым. Тот порядком струхнул, когда узнал, что речь идет о противостоянии Брюсу, потому что по натуре был скорее осторожным домовым, чем неосторожным. Но Алиса была настроена по-боевому, очень решительно, и он понял, что отговорить ее от этого рискованного предприятия не удастся.
– Ты пойдешь со мной в тайный кабинет? – спросила она. – Ведь профессор обязательно должен туда прийти. Там мы с ним и встретимся.
Грызлов тяжело вздохнул, смирился с судьбой и заявил, что это его обязанность – во всем помогать хозяйке.
– Дома все в порядке, – добавил он, – можно и прогуляться, тем более если останусь, то нервничать буду, переживать за тебя.
Алиса созвонилась с Юлькой и Швыром, назначила время экспедиции и место встречи – как всегда в сретенском дворике у известного люка. Швыр пришел заранее и первым приветствовал Алису взмахом руки. А вот Юльку пришлось ждать довольно долго. Видно было, что шла она с ними очень неохотно. Спустились они быстро, и пошли вперед уже совсем знакомым подземным лабиринтом. Еще на подходе к тайному кабинету они услышали страшный грохот, шум драки и звон стекла. Дверь в кабинет была приоткрыта и оттуда выбивалась полоска света.
– Не стоит туда соваться, – с опаской сказала Юля, – лучше просто уйдем, и все! Потом вернемся, когда все утихнет.
– А вдруг там профессор и ему нужна помощь? – возмутилась Алиса. – Нет, давайте посмотрим, в чем дело!
– А если там Брюс? – попыталась урезонить их Юля. – Что мы тогда станем делать? Лично мне совсем не хочется встречаться с этим орангутангом!
Из кабинета снова донесся звон стали и грозное шипение. Швыров приблизился к щелочке и заглянул в нее, потом распахнул дверь и вбежал в кабинет, за ним бросились Алиса и Грызлов, а уж потом, осторожно ступая, вошла и Юля.
Увидев, что творится в кабинете, Грызлов молча вскочил на полку с вавилонскими глиняными табличками и египетскими древностями. И уже оттуда, будучи в полной безопасности, принялся наблюдать за развитием событий. Профессор Серебряков, подняв забрало шлема, гонялся вокруг химических столов с высоко поднятым мечом за здоровенным зеленым змием, убегавшим от него на задних лапах. При этом трехметровое чудище, шипя, огрызаясь и отчаянно воняя спиртом, с трудом уворачивалось от разящих взмахов меча. Наконец змий споткнулся и с громким шлепком рухнул мордой на каменный пол, рыцарь занес над ним меч и…
Алиса не могла допустить смерти несчастного животного: ведь она уже один раз спасла змия, когда он был маленькой ящерицей. Быстро оглянувшись по сторонам, Алиса схватила прислоненную к стене Брюсову трость и отличным фехтовальным ударом выбила меч из профессорской руки – клинок в полете чуть было не задел вовремя пригнувшихся Швырова с Юлей и приземлился на полке рядом с отскочившим в сторону Грызловым. Раздался звон стекла, на пол посыпались осколки покрытых клинописью табличек. Второй удар – по корпусу – бросил Серебрякова на стену. Он впечатался в нее у самого потолка и с лязгом рухнул на пол.
Зеленый змий, не веря своему счастью, некоторое время неподвижно лежал на полу, потом вскочил на все четыре лапы и с жалобным воем умчался в темноту.
Следы боя оставляли ужасное впечатление – это был полный разгром. На столах все перевернуто, пол усыпан осколками стекла и покрыт резко пахнущими спиртом пятнами зеленой крови. Миха и Юля, разинув рты, растерянно смотрели на Алису и профессора.
Грызлов спрыгнул с полки и деловито потер передние лапы.
– Ну и зачем было бороться с зеленым змием? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – В России это никогда добром не кончается!
Алиса, не выпуская трости из рук, подошла к сидевшему у стены ошеломленному профессору.
– Извините меня, Вилен Стальевич, я, кажется, переборщила. – Она подала ученому руку и помогла подняться с пола. – Оказывается, магия трости усиливает удары. А вы, зачем вы на зеленого напали, ранили раритетное животное? – Она укоризненно покачала головой.
– Он сам первый начал, – как-то по-детски стал оправдываться Серебряков. Профессор, шатаясь, подошел к чудом уцелевшему Брюсову креслу и со вздохом облегчения в него опустился. – Прихожу за тростью, а этот аспид сразу ко мне с целой банкой спирта в передних лапах. Давай, говорит, выпьем за встречу. А я ведь абстинент, у меня сухой закон – ни грамма алкоголя. Слово за слово, пришлось применить силу.
– Ну и погром вы здесь учинили! – заметил Швыров.
– Брюс нас за это не похвалит! – поддержала его Юля.
Упоминание о Брюсе заставило профессора вздрогнуть.
– Снимите с меня эти доспехи! – чуть не плача взмолился он. – Видеть их больше не могу!
Швыров подошел к креслу, с энтузиазмом схватил за выступы на боках шлема и резко дернул вверх.
– А-у-у-а, – взвыл профессор. – Ты мне голову оторвешь!
– Латы-то заговоренные, – сказал Грызлов тоном специалиста, – так просто за здорово живешь не снимутся!
Словно в подтверждение его слов меч сорвался с полки и, описав в воздухе сверкающую дугу, влетел в руку профессора, едва не прибив на месте Швыра. Серебряков снова застонал:
– Как же мне надоело таскать на себе эти железки!
– Брюс ведь обещал их снять, – напомнила ему Юля.
– Не очень-то я доверяю Брюсу и его обещаниям. – Серебряков печально вздохнул. – Как он мог так подло поступить со мной после того, что я для него хотел сделать?
– Привыкайте к осмотрительности! – заметил Грызлов, подняв к сводчатому потолку маленький черный палец. – В мире магии без этого никуда…
Ниночка зашла в ставшую уже немного чужой студию TV Ведомостей и поискала глазами Корделию. Обе откровенно обрадовались, увидев друг друга. Малышкина схватила сумочку и, подхватив Водорябову под руку, быстро вывела в коридор, подальше от любопытных глаз и длинных языков. Сослуживцы Корделии открыто недоумевали при виде такой странной дружбы. Впрочем, она не делала тайны из того, что протежирует Ниночке и способствует ее продвижению по лестнице карьеры.
Эта метаморфоза известной злючки поставила сотрудников студии в тупик: они так и не смогли припомнить ни одного случая, когда бы Корделия помогла хоть кому-нибудь хоть в самой малости, не говоря уже о протекции. О новоиспеченных подружках сплетничали на каждом углу и выдвигали догадки одна другой нелепее и фантастичнее.
Больше всех недоумевала визажистка Светочка. Уж ей-то было лучше всех известно, что Водорябова терпеть не может Корделию, а теперь вот, поди ж ты, шепчется с ней между эфирами не переставая как заведенная!
Сестры вышли из телецентра и сели в такси, вызванное Корделией по мобильнику. Над городом висел серый, давящий на психику смог. И это несмотря на то, что дул сильный ветер. Редкие прохожие короткими перебежками, придерживая головные уборы и зонтики рукой, спешили поскорее пересечь открытое пространство и спрятаться под крыши домов.
– На Сретенку! – скомандовала Малышкина пожилому водителю в шоферской фуражке. – Только побыстрее, пожалуйста!
– Побыстрее не получится, – возразил водитель. – Вон смотрите, на каждом шагу битые тачки попадаются, а гаишники лютуют из-за этих проклятых участившихся ДТП. Совсем подвинулись на соблюдении правил уличного движения.
– Что тут плохого, – удивилась Корделия, – это ведь их работа?
Шофер только вздохнул и ничего не ответил. Так и молчал всю дорогу, что, как всем известно, для таксистов нетипично.
Доехав до бабы Ванды, Корделия попросила шофера подождать у дома и с Ниночкой под руку бодро потрусила к входу в полуподвал. Дверь сама собой открылась у них перед носом. На пороге стояла Ванда. Она встретила их улыбкой, такой же хмурой, как день за окном. Платочек у нее на голове сидел как-то косо, и она курила изящную трубку с длинным тонким чубуком.
– Проходите, – мотнула головой Ванда и пропустила их вперед.
В гостиной на круглом столе уже стояли красивый бронзовый семисвечник и большое круглое овальное зеркало на подставке. Почему-то рядом с ним лежала пачка ваты.
По знаку Ванды сестры уселись рядышком за столом и приготовились слушать, однако баба Ванда не торопилась начать разговор. Корделия хотела было о чем-то спросить, но осеклась под недовольным взглядом ворожеи. Ванда зажгла все семь свечей, проверила, насколько устойчиво стоит зеркало, и развернула его отражающей поверхностью к Малышкиной. Подсвечник оказался сбоку от Корделии, но тоже отразился в зеркале.
– По-разному я пробовала заглянуть в ваше будущее, – сказала баба Ванда, – не дается оно мне. Почему так происходит, ума не приложу.
– И что, ничего нельзя сделать? – разволновалась Ниночка.
– Попробуем еще раз с вашим участием, – ответила баба Ванда. – Слушайте меня внимательно.
Она велела Ниночке пересесть на диван и плотно заткнуть уши ватой, а перед Корделией положила стопку чистых листов бумаги и остро заточенный карандаш.
– Сейчас я введу тебя в состояние транса, и ты сама напишешь все, что продиктуют тебе духи, поняла?
Корделия немного испуганно кивнула.
– Приготовились, – сказала баба Ванда, – а ты, Нина, сиди молча и тихонько, что бы тут ни происходило! – Баба Ванда подошла к Корделии, встала сзади и, подняв руки над ее головой, заговорила: – Червь в земле, корень в траве, а лицо в стекле! Камень в стене, в зеркале дверь! Дух смятенный, приди! В зеркало загляни, правду приведи! Вызываю и выкликаю, явись скорей, горят семь свечей, правды ждут, тебя зовут! Скорей сюда, заклинаю тебя! Дай нам знак, что не враг! В зеркале отразись, отражение, появись!
Из зеркала внезапно вылетел порыв ледяного ветра и погасил свечи. Корделия тихо ахнула, но осталась сидеть неподвижно. Баба Ванда снова зажгла свечи, гладкое зеркальное стекло сначала затуманилось, а потом совершенно почернело. Положив руки Корделии на голову, Ванда велела ей закрыть глаза и, выписав ладонями в воздухе сложную фигуру, спросила:
– Корделия, ты где?
Та отвечала чужим механическим голосом:
– Я в большом черном зале. Страшно. Горят свечи. Я одна. О-о-о, появилась женщина, жуткая, вся в белом. Она идет ко мне!
– Не бойся, – сказала баба Ванда, – слушай ее внимательно и записывай все, что она скажет!
Рука Корделии дрогнула, а затем мелкими рывками начала чертить буквы одну за другой. Карандаш ее летал как заколдованный веник над белой поверхностью настолько быстро, что баба Ванда едва успевала выхватывать исписанные листы у нее из-под руки. Вдруг Малышкина с такой силой поставила точку, что карандаш в ее пальцах разломился надвое. Из зеркала снова со свистом вырвался ветер, разметавший каштановые волосы Корделии.
– Благодарю, тебя хвалю! – нараспев произнесла Ванда. – Мир с тобой, ступай домой, вернись туда, где был всегда! Отпускаю и заклинаю! В зеркале отразись! Отражение, исказись! Иди, откуда пришел! Скажи нам, что ты там!
Свечи сами собой вспыхнули яркими огоньками, зеркало приобрело обычный вид, и в комнате потеплело. Баба Ванда похлопала Корделию по щеке, чтобы вывести ее из транса.
– Очнись, можешь открыть глаза, все уже кончилось! Почитаем сейчас, что у тебя получилось. Надеюсь, это вам поможет.
Ниночка, зябко обхватив себя руками, сидела на диване бледная от страха…
Свой день рождения Саша решил отметить не с друзьями, как обычно, а с Ниночкой. Это событие потребовало внесения серьезных изменений в его холостяцкий образ жизни: квартира слишком заросла грязью, чтобы в нее можно было привести симпатичную девушку. Поэтому он прибрался в доме на скорую руку, убрал с дивана постель, чего никогда не делал без крайней необходимости, застелил диван новым пледом, а на журнальный столик поставил большую вазу с фруктами.
Холодильник был пуст, потому что Саша старался не тратить времени на такие пустяки, как приготовление обеда или ужина, не говоря уже о завтраке. Жил, так сказать, на подножном корму: хлебе, пиве и колбасе. Но такое событие, как визит дамы, требует особого меню! К тому же в доме нет ни капли вина, не говоря уже о приличиствующем случаю торте и коробке конфет.
Переодевшись в джинсы и такую же джинсовую куртку, Саша отправился в магазин и купил все, что требуется. Он долго и тщательно выбирал красное вино, торт взял низкокалорийный, чтобы угодить девушке, а коробка конфет, которую он с трудом уместил под мышкой, была величиной с аэродром. «Вот теперь полный боекомплект…» – подумал довольный Саша.
Магазин был далеко от дома, и Саша шел не торопясь, прогулочным шагом, наслаждаясь хорошей погодой, как вдруг ему навстречу метнулась молодая настырная цыганка в цветастых юбках, с монисто на шее и красным платком на голове. Цыганок Саша побаивался и сейчас постарался пройти мимо, втянув голову в плечи. Но цыганка быстро подошла к нему и крепко схватила за руку.
– Дай погадаю, драгоценный-бриллиантовый мой, – привычно роняла слова цыганка, сверкая золотыми зубами. – Ты простой, добрый, люди тебе завидуют, все у тебя будет, и любовь будет и счастье… Ой! – Она толкнула Сашу и отпрянула от него.
Саша удивился и спросил, что случилось.
– Прощай, мой золотой! – заторопилась цыганка и быстрым шагом пошла прочь. Вид у нее был самый испуганный.
Саша растерялся и не двинулся с места, а цыганка, оглядываясь, подбежала к своим товаркам и, бурно жестикулируя, стала что-то рассказывать, показывая на Сашу пальцем. От пестрой толпы отделилась толстая старуха в таком ярко-зеленом платке, что было больно глазам. Старая цыганка подошла к Саше и молча взяла его за руку. Долго смотрела на ладонь, сопя и прищелкивая языком, потом сказала:
– Беда около тебя ходит, парень! Полюбил ты девушку, и она тебя полюбила, только она погибнуть может. Ты ей или помоги, и тогда счастливым будешь, удачливым будешь, или уйди с ее дороги, если забоишься. Потому что знак на тебе редкий. Можешь голову сложить, а не сложишь, разбогатеешь. Вот так.
Саша полез в карман за кошельком, но старуха остановила его:
– Денег мне твоих не надо, так сказала, по доброте…
– Спасибо вам, – с чувством сказал Саша.
Он почему-то сразу поверил старой цыганке и понял, что речь идет о нем и Ниночке. Только все так туманно и непонятно. Саша решил, что поговорит об этом вечером с Ниной, может быть, все встанет на свои места.
Весь вечер он ждал Ниночку, прислушивался к звукам на лестничной клетке, а та все не возвращалась…
Баба Ванда сложила листы стопочкой, но читать не торопилась. Корделия бросила взгляд на бумагу, исписанную чужим, незнакомым убористым почерком, и страшно удивилась. Уж точно не ее это рука! Она никогда не писала так затейливо, с таким количеством завитушек и хвостиков, с давно отправленной в утиль буквой ять и ерами в конце слов мужского рода. И что самое странное, она ведь использовала карандаш, а текст написан был пером и фиолетовыми чернилами! Мало того, он представлял собой зеркальное отражение букв, то есть был написан задом наперед!
– Слушайте, девочки, – сказала Ванда, – как интересно все получается…
Она поднесла текст к зеркалу, чтобы вернуть словам обычный вид. Из того, что надиктовал Малышкиной неведомый дух, выходило вот что: брошенные отцом Ниночка и Корделия подрастали и не знали ничего друг о друге, шли годы, а проклятия, которые посылали на голову неведомой сопернице их матери, все набирали силу и наконец ударили по девочкам.
Люди часто не осознают силу проклятия и в пылу гнева бросают страшные слова, которые начинают жить своей жизнью, в конце концов обязательно возвращаясь к хозяину и разрушая его судьбу. Особо страшные проклятия имеют свойство концентрироваться и переходить по наследству. Так они и преследуют весь проклятый род вплоть до седьмого колена.
Остановить накопление проклятий сложно. Самый действенный метод – это раскаяние, но зачастую люди, запустившие механизм, уже на том свете, и каяться некому, а сфера действия проклятия все расширяется, вовлекая в себя детей и внуков. Проявиться проклятие может самым неожиданным образом, часто даже на фоне полного благополучия, и тогда все только руками разводят, с чего бы это случиться такому несчастью, да еще с таким хорошим человеком. Произнесенное слово не терпит легкомысленного отношения, оно может отомстить.
Это же относится и к мату, и к деструктивно-разрушительному жаргону. Ведь все слова окружены смысловыми, а значит, и магическими полями. Люди гораздо чаще, чем всем нам это кажется, становятся жертвами чужих и своих слов, вернее их смысловых полей.
Желая Елизавете, матери Корделии, всяческих несчастий, мать Ниночки запрограммировала, сама того не желая, несчастный случай со смертельным исходом.
– Что же это получается, – спросила тихим голосом Корделия, – теперь мне за все отвечать?
– Получается так, – кивнула Ванда, – но, знаешь, есть поговорка: кто предупрежден, тот вооружен!
– А что мы можем сделать? – разволновалась Корделия.
– Вот именно! – вскричала Нина. – Чем это мы вооружены, никак не пойму?
– Успокойтесь обе! – рявкнула на них баба Ванда. – Дайте подумать…
Баба Ванда закурила свою трубку и закрыла глаза. Сидела она так довольно долго, потом как бы очнулась, подошла к Корделии, взяла ее за подбородок и, глядя ей в глаза, почему-то заявила, что времени осталось мало.
Она вынула из сундука толстую старинную книгу и углубилась в изучение ветхих страниц. Ниночка и Корделия сидели тихо, боясь лишний раз глубоко вздохнуть, чтобы не помешать ведунье. Баба Ванда молча читала книгу, ее глаза за синими стеклами очков быстро бегали по строчкам. Наконец она отложила пухлый том и обратилась к гостьям:
– Во-первых, вы должны найти своего отца, а он должен участвовать в обряде очищения от проклятия, во-вторых, если мы избавим от опасности Корделию, оно тут же перекинется на Нину. Поэтому нужно проводить обряд одновременно с вами обеими. Сейчас я постараюсь замедлить действие проклятия, чтобы выиграть немного времени. Во время обряда я соединю обе половины ваших брошей-полумесяцев в полную луну, затем ваш отец избавится от этой вещи, а сейчас садитесь обе за стол и закройте глаза ладонями. Сидите тихо.
– Огородись род от проклятия чрез мой рот, – нараспев произнесла баба Ванда, – защитись род до седьмого колена, до тринадцатого и до двадцать четвертого; проклятие остановись, перед речкой задержись, зацепись за берег, за острые каменья, за черные коренья, там тебе лежать и не бушевать, из-под берега не выходить, проклятый род не губить; слово мое замок, слово мое ключ, сама замкнула, не тебе раскрывать. Язык. Ключ. Замок. Все, открывайте глаза, несколько дней я выторговала.
– Как же мы будем искать отца? – недоуменно спросила Корделия. – А вдруг он вообще из Москвы уехал или умер уже? У мужа есть знакомый в милиции, полковник Ягодкин, может быть, он поможет?
– Мы даже года его рождения не знаем, – растерянно сказала Ниночка.
– Будем искать, – твердо заявила баба Ванда, – есть у меня знакомый один, старейший колдун Москвы, не практикует уже. Старенький совсем, но сил у него еще много. Он лучший специалист по поиску.
– А когда, когда искать будем, баба Ванда? – Корделия в умоляющем жесте нервно сцепила пальцы рук.
– Ой, глупая… – сказала баба Ванда, – да прямо сейчас! Ты фото папашино привезла? – Корделия утвердительно закивала головой. – Вот и чудненько, сейчас только приберу на столе… – Она подхватила семисвечник, понесла его к настенной полке.
Корделия и Нина, не сговариваясь, бросились ей помогать… Как только следы гадания были удалены, все трое направились к выходу. У порога Ванда задержалась, хлопнула себя по лбу:
– Стойте, я на кухню. Надо взять кое-что… Вы идите, я присоединюсь через минуту.
Шофер такси дремал, откинувшись на сиденье. Корделия постучала в стекло, он проснулся, открыл дверцы и потер лицо ладонью, окончательно просыпаясь. Появилась Ванда с пластиковым пакетом в руках. Наконец все расселись: сестры на заднем сиденье, ворожея на переднем пассажирском.
– На Академика Королева, в телецентр? – спросил шофер, повернув к ней голову: он сразу почувствовал, кто тут главный.
– На Сокол, – поправила его Ванда.
Старый колдун жил в семиэтажной красного кирпича сталинке с белыми балконами и такими же порталами подъездов. Лестница была мрачноватая, но довольно широкая. Лифт тоже был старый, чтобы уехать, надо было сначала захлопнуть за собой железную решетчатую дверь, потом закрыть деревянные дверцы кабины, и только после этого нажимать на кнопку. Ниночка ненавидела лифты, а в этом ей стало особенно неуютно, но кабина, кряхтя, подрагивая и издавая скрежещущие звуки, благополучно добралась до пятого этажа.
Баба Ванда подошла к двери, обитой обыкновенным коричневым дерматином, и позвонила три раза. Дверь открылась, и на пороге возникла здоровенная, деревенского вида баба в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. Несмотря на простоватый вид, взгляд у нее был умный и пронизывающий насквозь.
– Привет, Виолетта! – сказала Ванда. – Мы к Семену Семеновичу по очень важному вопросу… Знаю, знаю, что отошел он от дел, – зачастила баба Ванда, не давая Виолетте вставить слово, – сама понимаешь, по пустякам бы беспокоить не стали!
– Папа! – зычно крикнула Виолетта. – К тебе Ванда пришла! Проходите! – сказала она Корделии и Ниночке.
Комната у колдуна была самая обыкновенная, ничего похожего на хрустальные шары или руны здесь не наблюдалось, это было обычное жилище пенсионера, любящего комфорт: старая, советских еще времен, мягкая мебель, большой телевизор в углу и письменный стол с компьютером и монитором. За этим-то столом и сидел колдун, торопливо набивая какой-то текст на клавиатуре.
– Сейчас, погодите маленько, – отмахнулся он от гостий рукой, – закончу абзац, а то мысль потеряю.
Баба Ванда, Корделия и Ниночка тихонько уселись на большой диван и принялись покорно ждать.
Семен Семеныч кликал на клавиатуре по меньшей мере минут пятнадцать, и за это время никто не произнес ни слова. Наконец колдун поставил последнюю точку и блаженно, со скрипом в суставах, потянулся.
– Ну-с, барышни, дело пытаете или от дела лытаете? – спросил он с доброй улыбкой на розовом и гладком, как у младенца, лице.
На носу у колдуна сидели круглые очки в оправе из металлической проволоки. Выцветшие голубые глаза, увеличенные линзами, казались огромными. На лысой голове клубился белый пушок, а вот борода у него была длинная и окладистая, как у Деда Мороза.
– Выручай, Семен Семеныч! – просительно сказала баба Ванда. – Человека одного отыскать надо, срочно.
– У тебя всегда срочно… – ворчливо произнес Семен Семеныч. – Отошел я от дел, вот мемуары печатаю, а они все ходят и ходят…
– Разве бы я осмелилась тебя тревожить, если бы не крайняя нужда, – укоризненно сказала баба Ванда. – Тут вопрос жизни и смерти…
– Ой, только на жалость не дави! Сам знаю, что вопрос жизни и смерти, – неожиданно рассердился колдун. – Ко мне с другими не приходят. Кого искать будем?
– Петра Водорябова, – ответила баба Ванда, – вот их папашу. – Она протянула колдуну черно-белую фотографию, услужливо поданную Корделией.
Семен Семеныч, прежде чем взять в фото руки, просканировал Корделию с Ниночкой пронизывающим, как рентген, взглядом, от которого им стало очень неуютно. Потом так же пристально рассмотрел изображение. Он подошел к шкафу, вытащил оттуда сложенную карту Москвы и области, расстелил на полу. Зажал в пальцах длинную булавку с черным шариком на конце.
– Так, – сказал колдун, опускаясь на колени перед картой, и зажмурился, – он не в Москве, но в России.
Он убрал карту Москвы и вместо нее расстелил другую, гораздо большую.
– Значит, ищем в России, – снова зажмурился колдун, – так… юг, он на юге… где?
Колдун вытянул руку над картой и с силой вонзил в нее булавку, потом открыл глаза.
– Ага, вот, пожалуйста. Петр Водорябов проживает в Абинске, на юге России-матушки. – Семен Семеныч вытащил булавку из карты. – Хорошее место, воздух степной, вольный, а до моря и гор прямо рукой подать.
– Благодарствую, Семен Семеныч! – с чувством сказала баба Ванда, доставая из пластикового пакета упаковку дорогого кофе. – Я тут тебе гостинец принесла, кофе твой любимый. И пошептала над ним, тебе на пользу пойдет.
– Вот и славненько, – потер сухонькие ладони колдун, – отдай Виолетке, пусть на кухню отнесет. Ну ступайте себе, барышни, занят я очень. Времени у меня в обрез… – Он вернулся за письменный стол и снова принялся кликать на клавиатуре.
Баба Ванда подтолкнула в спину Корделию и Ниночку, и они вышли из комнаты колдуна на цыпочках. Виолетта проводила их до двери. В прихожей она и Ванда распрощались как родные, с поцелуями и обещаниями созвониться.
– Ох, – сказала Корделия Ванде, когда они спускались в лифте, – прямо не верится, что все так просто! Этому деду в милиции бы работать опером… Ему бы цены не было.
– Так он и помогал органам, лет сорок с ними общался. Преступлений загадочных видимо-невидимо раскрыл, – без тени улыбки отреагировала на шутку баба Ванда, – теперь на покое. Сколько вот по-вашему ему лет?
– Лет семьдесят, наверное? – предположила Ниночка, а Корделия только кивнула в знак того, что присоединяется к мнению сестры.
– Сто четыре годика! – поведала баба Ванда и рассмеялась, глядя на их удивленные лица.
Они вышли из подъезда, сели в машину.
– Сначала на Сретенку, а потом в Останкино, – сказала баба Ванда шоферу.
Тот кивнул, запустил движок и ловко тронулся с места. Через минуту «Волга» присоединилась к потоку машин на Ленинградском проспекте.
– Искать Петра Водорябова должен чужой человек, привезти его сюда надо не позже чем через четыре дня, обряд надо провести строго в полнолуние, – сказала баба Ванда, оборачиваясь к сестрам со своего переднего сиденья, – есть у вас такой человек?
– Можно Малышкина отправить, – нерешительно промямлила Корделия: мужа отпускать в эту непонятную частную командировку ей не хотелось.
– Ну Корделия, ты хоть слушай, что я говорю! – рассердилась баба Ванда. – Я же ясно сказала – чужой! А Малышкин Водорябову зятем приходится!
– Я, кажется, знаю, кто может нам помочь, – задумчиво произнесла Ниночка…
Радостно болтая и стараясь перекричать друг друга, спасатели и спасенный двинулась по темным запутанным коридорам и туннелям в обратном направлении. Грызлов бежал впереди, время от времени останавливаясь, чтобы подождать друзей. Алиса несла Брюсову трость, Швыр и Юля замыкали шествие, а профессор уверенно держался середины. О своих болезнях он давно позабыл и чувствовал себя теперь лет на двадцать моложе. Громыхая и лязгая железными сапогами, он увлеченно рассказывал ребятам о Брюсе. Его не переставали удивлять перемены, произошедшие с этим великим ученым.
– Он ведь был очень прогрессивным человеком для своего века, – вот послушайте…
Брюс первым создал географическую карту российской территории от Москвы до Азии, а еще он нарисовал астрологическую и геолого-сейсмическую карты города. Иосиф Сталин приказал, чтобы метро строили, руководствуясь астрологической картой Брюса. Поэтому число станций на Кольцевой линии двенадцать, точно в соответствии со знаками зодиака.
Брюс твердо был уверен, что Москву надо возводить, используя астральный принцип концентрических окружностей, вложенных одна в другую. Есть свидетельства историков, что большевики, прокладывая дороги на месте садов и бульваров, пользовались именно его астрологической картой. Так что и Садовое, и Бульварное кольца – это наследие Брюса.
Великий чернокнижник предупреждал, что нельзя вести плотную застройку в центре Москвы, вдоль Кремлевской набережной, в Кремле, на Дмитровке, потому что там много подземных пустот и дома могут там проваливаться или оседать. Чему есть немало примеров, если верить прессе. Предвидел Брюс и угрозу оползней на Воробьевых горах неподалеку от Москвы-реки. Построенное вопреки его предупреждениям новое здание Академии наук пришлось укреплять сразу после постройки.
Брюс считал, что жить надо в районе Кузьминок, зато для увеселения, развлечений и винопития нет лучше места, чем то, где сейчас построен на берегу Москвы-реки Белый дом. А самые гиблые московские места – Перово и начало Кутузовского проспекта. Любой гаишник не даст соврать, что самые нелепые и непонятные дорожные аварии происходят чаще всего именно там. Просто Бермудский треугольник какой-то!
– Если Брюс такой умный, то почему такой вредный и злой? – спросила Алиса.
– Умные люди, к сожалению, не всегда бывают добрыми, – со вздохом ответил профессор…
Внезапно Грызлов остановился, повел носом. Затем несколько раз повернулся на месте и крикнул, что чует где-то рядом большое скопление нечисти. Йерубы, морт-паззлы, смертбусы – короче, полный комплект негативно настроенных темных сущностей. Грызлов еще раз с шумом потянул воздух ноздрями.
– Там кроме нечисти всякой есть человек. Я его чую! – Черный нос домового смешно сморщился. – Точно вам говорю, там человек!
– Пойдемте посмотрим, – сказала Алиса.
– А это не опасно? – спросила осторожная Юля.
– А вдруг человек в беде? – возмутился Швыров. – Вы с нами, профессор?
– Разумеется, – ответил Серебряков. – Можете на меня рассчитывать.
– Тогда нам вот в этот проход, – показал лапкой Грызлов.
До ловушки оказалось рукой подать. Перед глазами удивленной компании возник медленно вращающийся гигантский мыльный пузырь. Его прозрачные стенки были покрыты радужными разводами, и сквозь эту тонкую пленку был виден человек, окруженный самой разнообразной нечистью. Все это вместе взятое напоминало гигантский сферический аквариум, приводимый в движение невидимым механизмом. Грызлов разглядел мертверов, его передернуло от неприятных воспоминаний.
– Это Кокон Велиара, – авторитетно заявил он. – Мне бабушка про него рассказывала!
– Согласен, – сказал профессор, – темпоральная ловушка, в ее состав тоже входит флогистон. Интереснейший феномен с точки зрения науки!
Юля, завороженная переливающейся всеми цветами радуги пленкой, подошла к ней вплотную и несмело протянула руку. Стенка ловушки мгновенно отреагировала и выгнулась в ее сторону.
– Осторожно! – истошно завопил Грызлов. – Ты что делаешь? Ведь тебя затянет, глазом моргнуть не успеешь!
Юля испуганно отпрянула, но Алиса уже успела сделать шаг вперед, чтобы разглядеть человека внутри Кокона. Стенка отодвинулась от нее и даже слегка прогнулась внутрь, будто испугалась чего-то. Алиса приблизилась еще на полшага, и на стенке ловушки проявилось изображение Гермеса. Ах вот в чем дело! Она сорвала кулон с шеи и поднесла его еще ближе к стенке воронки.
На ней рельефом выступило увеличенное изображение крылатого бога, оно выступало над поверхностью все больше и больше, пока не стало выпуклым, как барельеф. Тут по гладкой поверхности воронки прошла рябь, раздался громкий хлопок, как от разрыва петарды, и кокон лопнул, словно гигантский воздушный шар, наполненный водой.
Из него, как из огромной трубы, вырвался широкий поток нечисти. Алиса, Швыр, Юля и профессор Серебряков едва успели отскочить в сторону. Эта волна темных существ вынесла в коридор красивого смуглого юношу лет восемнадцати на вид. Черные пластиковые доспехи делали его похожим на межгалактического спецназовца из японских мультяшек. Левым локтем он прижимал к боку черный блестящий шлем, а правой рукой придерживал сидевшего на плече ангелоподобного мальчика в коротких штанишках с эмалированным горшком на голове…