ГЛАВА 26
Тави оглянулся на Линялого и следом за Дорогой вышел из палатки в показавшийся ему ослепительно ярким первый зимний день. Солнечный свет струился с хрустальных небес на укутавший землю почти безукоризненно чистый снег. Глазам Тави потребовалось несколько долгих секунд, чтобы привыкнуть к свету. Линялый так и цеплялся за его руку.
Они стояли в окружении сотен маратов.
Мужчины-мараты, почти все сложением не уступавшие Дороге, сидели у костров или стояли, сжимая в руках древки копий, каменные ножи или выкованные фуриями алеранские клинки. Как и у Дороги, одежду их составляли, несмотря на холодную погоду, короткие набедренные повязки из кожи. Похоже, никто из них не мерз, хотя некоторые щеголяли сшитыми из шкур плащами — впрочем, скорее для обозначения статуса, чем из желания согреться. Там и здесь шныряли дети в таких же кожаных куртках, как у «щенка» Дороги. И все глазели на алеранских пленников с неподдельным интересом.
К удивлению Тави, женщины-мараты одевались точно так же, как мужчины, выставляя напоказ крепкие ноги, руки, плечи и другие места, которые порядочному алеранскому подростку видеть не полагалось. Тави почувствовал, что краснеет, и прикрыл глаза рукой, притворяясь, будто от солнца.
Один из стоявших неподалеку молодых воинов вполголоса заметил что-то, и окружающие откликнулись на это все тем же похожим на кашель смехом. Тави почувствовал, что краснеет еще сильнее, и покосился на Линялого. Раб стоял рядом с ним, и лицо его не выражало ровным счетом ничего, а взгляд блуждал где-то вдалеке, но он положил руку Тави на плечо и сжал, словно успокаивая себя тем, что его спутник рядом.
Дорога терпеливо ждал, пока они придут в себя, потом кивнул в сторону вершины холма, на пологом склоне которого расположился лагерь маратов. Он двинулся первым, явно ожидая, что они последуют за ним. Тави покосился на молодых воинов — те смотрели на него с подчеркнутым безразличием, пробуя кончиком пальца острия своих клинков. Тави перевел взгляд на пару пожилых женщин; оживленно болтая, они разводили костер под длинным вертелом. Одна из них посмотрела на Тави, прищурившись, подняла к глазу большой палец, словно измеряла его рост, потом сравнила его с длиной вертела.
Тави вздрогнул и поспешил за Дорогой вверх по склону. Линялый не отставал от него ни на шаг. На вершине холма стояло кругом с дюжину здоровенных камней — каждый размером с небольшой дом. Некоторые покосились, прислонившись к соседям. Ветры и дожди сгладили углы, но все же камни выстояли в борьбе со стихиями, ибо на поверхности их не было видно ни единой трещинки.
В центре круга находился небольшой бассейн, вокруг которого лежало семь белых камней. На двух из них сидело по марату. Разница в их внешности поразила Тави. Дорога — крупный, мощный — обошел бассейн, чтобы занять место на третьем камне. При этом ему пришлось обогнуть высокую женщину с бритой по бокам головой, так что из волос у нее осталась только длинная, шелковистая грива на макушке. Одежду ее тоже составляла одна набедренная повязка, однако Тави глазел не столько на ее наготу, сколько на алеранскую кавалерийскую саблю, висевшую на украшенном тремя потемневшими серебряными соколами легионерском ремне. По сравнению с другими маратами кожа ее была темнее и казалась обветренной и грубой; невозмутимые темные глаза смотрели на него оценивающе. Когда Дорога проходил мимо, она подняла руку, и вождь клана Гарганта легонько стукнулся с ней костяшками пальцев.
Дорога уселся на камне, сложил руки и хмуро покосился на третьего марата.
Тави отвел взгляд от женщины и посмотрел на него. Роста тот был высокого, но не слишком, довольно худощавый. Волосы его, светлые, как и у большинства маратов, падали ему на плечи всклокоченной гривой, и лицо его отчасти было закрыто бородой и баками. Глаза его имели странный оттенок: светло-серый, почти серебряный. В позе его ощущалось скрытое, беспокойное напряжение. Марат встретился взглядом с Тави и прищурился, оскалившись. Тави даже зажмурился при виде здоровенных, волчьих клыков у того во рту. Тот издал хриплый, гортанный рык и привстал с места.
Дорога тоже встал.
— Неужели вождь Драга-га нарушит мир хорто?
Клыкастый марат злобно переводил взгляд с Тави на Дорогу и обратно. Когда он заговорил, голос его тоже напоминал рык — басовитый, хриплый, едва разборчивый. Если бы волк умел говорить, подумал Тави, это звучало бы именно так.
— Вождь Сабот-га уже осквернил святость хорто этими чужаками.
Дорога улыбнулся.
— Хорто рад принять всех, кто приходит с миром. — Улыбка его стала чуть шире. — Но, может, я не прав? Ты полагаешь, что это именно так, Скагара?
— Я полагаю, — вмешалась женщина, не вставая, — он считает, что ты не прав, Дорога.
Скагара оскалился на женщину, и взгляд его с опаской заметался между ней и Дорогой.
— Не лезь в это, Хашат. Я не хочу, чтобы ты или Кеврас-га объясняли мне, как я считаю.
Дорога сделал шаг к Скагаре и, угрожающе хрустнув суставами, сжал кулаки.
— Это только между нами, волк. Ты считаешь, что я не прав?
Скагара снова оскалился, и на мгновение между ними повисла напряженная тишина. В конце концов, он громко зарычал и отвел взгляд.
— Нет нужды выносить это на суд Единственного.
— Раз так, довольно, — сказал Дорога.
Не сводя взгляда с соперника, он медленно уселся обратно на камень. Скагара последовал его примеру.
— Мы пришли к Единственному на этот хорто. — Он запрокинул лицо, зажмурился на солнечные лучи и пробормотал что-то на своем языке.
Остальные двое маратов повторили это за ним, только слова у каждого звучали по-своему. На пару секунд на вершине холма воцарилась тишина, потом все трое сразу опустили взгляды.
— Меня зовут Дорога, вождь Сабот-га, клана Гарганта.
— Меня зовут Хашат, вождь Кеврас-га, клана Лошади.
— Меня зовут Скагара, вождь Драга-га, клана Волка. — Скага-ра нетерпеливо вскочил. — У меня нет нужды в этом хорто. С нами пленные враги. Давайте же напитаемся их силой и ринемся в бой.
Дорога рассудительно кивнул.
— Да. Они наши враги. Так говорил Ацурак, вождь Шишкрак-га. — Он повернулся к Тави. — И никто не возразил ему.
Тави судорожно сглотнул и сделал шаг вперед. Голос его дрожал, но он собрался с силами, слова его громко прозвучали среди древних камней.
— Меня зовут Тави из Бернардгольда, из связующей долины. И я говорю, мы не враги маратам.
Снова воцарилась тишина, на этот раз потрясенная. Затем Скагара вскочил, взвыв от злости. Снизу до них донеслись злобные выкрики десятков глоток — мужских и женских, — которым вторил, заглушив их, пронзительный волчий вой.
Дорога тоже вскочил, сверкая глазами. Хотя сам он молчал, внезапное басовитое мычание нескольких дюжин гаргантов прогремело под зимним небом раскатами грома, отозвавшись эхом далекого конского ржания.
Со всех сторон к камням на вершине сбегались мараты, и хотя ни один из них не ступил внутрь каменного круга, глаза их возбужденно блестели и они крепче сжимали оружие, вытягивая шеи, чтобы видеть происходящее. Даже так они продолжали держаться тремя группами: плечистые, крепко сложенные мараты клана Гарганта; молчаливые, клыкастые волки с голодными взглядами и высокие, поджарые мараты клана Лошади с причудливыми конскими гривами на головах. Пустынная вершина сразу превратилась в центр кипящей толпы, полной ропота, оружия и угрожающих взглядов. Напряжение и насилие повисли в воздухе грозовой тучей, готовой в любое мгновение разрядиться разрушительной молнией.
Дорога вспрыгнул на камень и поднял руки высоко над головой.
— Молчать! — проревел он так, что голос его прокатился эхом по всему склону. — Молчать на хорто! Молчать, ибо вопрос этот выносится на суд Единственного!
Тави смотрел на него, на реакцию, вызванную его словами, и вдруг обнаружил, что давно уже повернулся и стоит, прижимаясь спиной к Линялому. Руки его тряслись от напряжения. Оглянувшись через плечо, он увидел, что лицо Линялого так и хранит отсутствующее выражение, а взгляд блуждает где-то вдалеке, хотя рука его крепко сжала Тави за плечо.
— Линялый, — шепнул Тави. — Ты в порядке?
— Тихо, Тави, — прошептал тот в ответ. — Не шевелись.
На холме воцарилась тишина, нарушаемая только завыванием ветра. Краем глаза Тави видел Скагару, пригнувшегося рядом со своим камнем; тот смотрел на Тави с почти нескрываемой ненавистью. Какой-то инстинкт подсказал Тави избегать встречаться с ним взглядом — это лишь разъярило бы марата еще сильнее, и тогда весь клан Волка ринулся бы вслед за своим вождем, превратив священный круг в кровавую бойню.
Тави не шевелился. Он и дышал-то едва-едва.
— Мы — мараты, — произнес Дорога, медленно поворачиваясь по кругу. — Мы — народ, живущий по законам Единственного. Мы готовимся выступить против алеранцев. Мы идем на войну, по словам Ацурака из Шишкрак-га. Ацурака Кровавого. — В голосе Дороги Тави послышалось презрение. — Ацурака — убийцу щенков.
Рык вырвался из глоток десятков собравшихся на холме маратов-волков, и снова им вторил вой державшихся поодаль, вне поля зрения волков.
Дорога повернулся к ним лицом.
— Наш закон дает ему такое право, если никто не выступит и не скажет, что он не прав, и не вызовет его на Испытание крови. — Палец его уставился в Тави. — Этот алеранец говорит, что Ацурак не прав. Этот алеранец говорит, что его народ не враг нашим кланам.
— Он не из кланов, — прорычал Скагара. — У него нет права голоса здесь.
— Он обвиняемый — вместе с его народом, — возразил Дорога. — А обвиняемый имеет право голоса на хорто.
— Только если так решили вожди кланов, — буркнул Скагара. — Я говорю, не имеет. Ты говоришь, имеет. — Он прищурился и повернулся к Хашат. — А что говорит клан Лошади?
Только теперь Хашат сменила свою небрежную позу. Она поднялась с камня и с полминуты молча смотрела на Скагару. Ветер трепал ее гриву как знамя. Потом она повернулась, шагнула к Дороге и скрестила руки на груди.
— Пусть мальчик говорит.
Мараты на склоне оживленно загалдели.
— Линялый, — шепнул Тави. — Что происходит?
Линялый покачал головой.
— Не знаю. Осторожнее.
Дорога повернулся к Тави.
— Говори, что думаешь, мальчик из долины. Изложи это Единственному.
Тави сглотнул, оглянулся на Линялого, потом шагнул в сторону от раба и выпрямился. Он огляделся по сторонам: все мараты смотрели сейчас на него — кто с любопытством, кто с презрением, кто с ненавистью, а кто и с надеждой.
— М-мой народ, — начал было он и закашлялся; желудок его свело такой судорогой, что он испугался, как бы его не стошнило снова.
— Ха! — воскликнул Скагара. — Смотрите на него. Так струсил, что говорить даже не может. Боится высказать, что думает, пред Единственным.
Дорога смерил вождя волков суровым взглядом, потом повернулся к Тави.
— Мальчик из долины. Если хочешь говорить, пора.
Тави кивнул, стараясь не обращать внимания на кислый вкус во рту, и снова выпрямился.
— Я не враг вам, — произнес он. Голос его сорвался, и он прокашлялся. На этот раз вышло лучше — увереннее, звонче. — Я не враг вам. Мои люди не искали ссоры с маратами со времени еще до моего рождения. Я не знаю, кто такой этот ваш Ацурак, но если он говорит, что мы желаем зла вашему народу, значит, он лжец.
Эхо его слов отзвенело в камнях, и наступила странная, потрясенная тишина. Тави покосился на Дорогу и увидел, что вождь гаргантов смотрит на него, склонив голову набок.
— Лжец? — Дорога нахмурился и понизил голос до конфиденциального шепота. — Не верю, чтобы Ацурак спаривался с кем-то из ваших. Если ты это хочешь сказать. Он не лежал с алеранцами.
— Да нет, — сказал Тави, пытаясь совладать со своим желудком. — Лжец. Тот, кто говорит ложь.
Дорога снова зажмурился. Потом кивнул, словно до него наконец дошло.
— Ты полагаешь, — снова возвысил он голос, — что он ошибается?
— Да, — сказал Тави. — То есть нет, погодите! Ложь не то же самое, что ошибка…
Однако слов его никто не услышал — такой крик поднялся на холме.
Скагара вскочил на свой камень и вскинул руки вверх, требуя тишины.
— Пусть пройдет Испытание! Пусть этот алеранский щенок проверит свои утверждения пред Единственным! Пусть пройдет Испытание крови с Ацураком, и покончим с этим! — Скагара кровожадно оскалился на Тави. — Ацурак вспорет ему живот прежде, чем он успеет взвизгнуть!
— Ацурака здесь нет, — произнес Дорога и вздернул подбородок. — Я старший из присутствующих здесь вождей. Значит, это мой долг защищать убеждения Ацурака вместо него самого.
Глаза Скагары расширились.
— Ацурак, — сказал он. — Он этого не одобрит.
Дорога оскалил белые зубы.
— Ацурака, — повторил он, — здесь нет. Я буду защищать его убеждения, как это положено законом.
— Отлично, — прорычал Скагара. — Сила Дороги известна всем. Он побьет алеранца в Испытании твоего клана, как это сделал бы Ацурак в Испытании крови.
— Так оно и было бы, — согласился Дорога, — если бы я прошел Испытание сам. Этого не случится.
— Лишь ты, я или Хашат могут выступить за Ацурака, — вскинулся Скагара.
— Если только, — спокойно возразил Дорога, — я не воспользуюсь своим правом выставить на любое Испытание перед Единственным своего наследника.
Скагара уставился на вождя гаргантов, не находя слов от потрясения.
— Китаи, — рявкнул Дорога. — Вступи в хорто.
Парень, порезавший щеку Тави, неуверенно выступил из толпы — стоял он, как заметил Тави, в окружении клана Лошади. Это не укрылось и от Дороги, и тот нахмурился.
— Иди сюда, щенок.
Китаи помедлил на границе круга и шагнул внутрь, остановившись у камня, на котором сидел Дорога. Тот положил руку ему на плечо.
— В этом деле я прошу тебя выступить от моего имени. Ты выступишь?
Китаи молча кивнул.
— Раз так, — прорычал Скагара, — очерти круг. Раздень соперников. Пусть отпрыск Дороги покажет силу наследника. Алеранец не ровня в Испытании силы даже твоему щенку, Дорога.
— Люди клана Гарганта проходят Испытание силы, — кивнул Дорога. — Но Китаи не повязан еще с нашим кланом. А люди клана Лисы, клана матери моего щенка, проходят Испытание смекалки. Китаи может держать любое из двух Испытаний. И я объявляю, что Испытание клана Лисы более отвечает интересам народа маратов.
Хашат нахмурилась, словно не до конца поняла замысел Дороги, но все же кивнула.
— Я поддерживаю мнение Дороги. Вынесем этот вопрос пред Единственным.
— Нет, — бросил Скагара. — Клана Лисы больше нет.
Дорога снова повернулся к Скагаре и сделал шаг в его сторону. Руки его с хрустом сжались в кулаки, а на скулах заиграли желваки, с такой силой он стиснул зубы. От вождя волков его отделял лишь маленький бассейн, когда он остановился, дрожа от напряжения.
— Я думаю, — негромко произнесла Хашат, — Дорога считает, что ты не прав, Скагара. Я думаю, он хочет решить этот вопрос перед Единственным в Испытании крови, как это заведено у клана Волка.
Скагара только раз покосился на Хашат и попятился.
— Я тебе этого не забуду, Дорога, — пообещал он напряженным, высоким голосом. — Ацурак узнает, как ты извращаешь наши законы в собственных целях.
— Убирался бы ты прочь с глаз моих, — произнес Дорога негромко, но от этого еще более угрожающе.
И Скагара отступил, скрывшись в гуще неловко молчащих воинов клана Волка. Все вместе они поползли вниз с холма.
Остальные зрители встревоженно переговаривались, но Дорога обратился к ним:
— Возвращайтесь в лагерь. Хашат и я приготовим все для Испытания. Мы сделаем все, чтобы Единственный подсказал нам, каким путем следовать.
Мараты начали расходиться, явно успокоенные, хотя и продолжая оживленно обсуждать увиденное. Волки с опаской держались поодаль, злобно скалясь и рыча на всех, кто подходил к ним слишком близко.
Не прошло и несколько минут, как Тави и Линялый остались на вершине с тремя маратами. Дорога передернул плечами и протяжно вздохнул.
— Что ж, Хашат, — произнес он. — Какое Испытание, по-твоему, подойдет лучше?
Вождь лошадей пожала плечами.
— Обычное для этого хорто.
Китаи со свистом втянул в себя воздух. Дорога поморщился.
— Ты знаешь, что я пытаюсь сделать.
— Волк прав в одном. Этим ты бросаешь вызов обычаям, если не законам. Если ты перегнешь палку, ты лишишься поддержки и своего клана, и моего. Мне кажется, тебе лучше следовать как можно ближе традициям.
Дорога посмотрел на Тави, потом на Китаи.
— Они достаточно взрослые?
Тут Тави не выдержал и шагнул вперед.
— Подождите-ка. Я сказал все, как вы хотели. Во что вы меня втягиваете?
— Алеранец, — повернулась к нему Хашат. — Ты еще жив и пока не стал едой. Тебе стоит благодарить за это Дорогу и молчать.
— Не уверен, — возмутился Тави. — Тут у вас все едва не перегрызлись. Меня используют. Мне кажется, приличия ради вы могли бы хоть объяснить мне, что происходит и зачем.
Хашат недобро прищурилась и положила руку на эфес своей сабли, но Дорога покачал головой.
— Нет. Он прав. — Дорога вернулся к своему камню и тяжело опустился на него. — Мальчик из долины, ты согласился на Испытание — померяться смекалкой с Китаи. Победить в Испытании означает получить подтверждение Единственного в своей правоте.
Тави нахмурился.
— Вы хотите сказать, если победу одержу я, значит, я прав и мой народ не враг маратам?
Дорога согласно хмыкнул.
— И мой клан, и клан Хашат откажутся признавать вождем Ацурака, который ведет нас на ваш народ.
Глаза Тави удивленно расширились.
— Вы надо мной смеетесь. То есть половина маратов просто возьмут и уйдут? Прямо так? — С бешено бьющимся сердцем он повернулся к Линялому. — Линялый, ты слышал?
— Ты еще не победил в Испытании, — презрительно бросил Китаи. — И не победишь.
Дорога хмуро поглядел на своего отпрыска и сказал Тави:
— Мое желание видеть победителем тебя. Тогда я смогу увести своих людей с этой войны. Но это не значит, что это и желание Единственного.
— Уж не мое точно, — заявил Китаи.
Юный марат кивнул отцу и повернулся к Хашат.
— Твое предложение еще в силе?
Вождь лошадей покосилась на Дорогу, потом кивнула Китаи.
— Конечно.
Китаи кивнул в ответ и шагнул к Тави, прищурив свои разноцветные глаза.
— Сила, смекалка — мне все равно. Я побью тебя, алеранец.
Он злобно покосился на Дорогу и зашагал вниз с холма. Тави зажмурился.
— Но… Я-то думал, он должен хотеть помочь вам. — Он осторожно поднял взгляд на Дорогу.
Марат пожал плечами.
— Мой щенок будет стараться победить тебя. Как и положено. Это хорошее Испытание перед Единственным.
— Но… Испытание смекалки? Что это значит?
— Проследи, чтобы они были подготовлены как надо, — буркнул Дорога Хашат, повернулся и пошел за своим щенком.
Хашат скрестила руки на груди и пристально посмотрела на Тави.
— Ну? — спросил Тави. — Что мне нужно делать?
— Ты отправишься нынче же вечером, чтобы вернуть Благословение Ночи из долины Деревьев, — невозмутимо ответила Хашат. — Тот, кто вернется с ним первым, станет победителем Испытания. Иди за мной. — Она встала и лёгкими, широкими шагами пошла вниз.
— Благословение Ночи, долина Деревьев… Что ж, ладно.
Тави собрался было идти за ней, но Линялый схватил его за рубаху. Тави нахмурился и оглянулся на него.
— Что еще?
— Тави, — сказал Линялый. — Ты не должен делать этого. Лучше я.
Тави зажмурился.
— Э… Линялый, это же Испытание смекалки, ты не забыл?
Линялый кивнул.
— Долина Деревьев. Подумай, Тави.
Тави нахмурился еще сильнее.
— Что думать?
— Так мараты зовут Восковой лес, — Линялый смотрел мимо Тави, вслед удаляющейся Хашат, и на изуродованном шрамами лице его проступил страх. — Одному из вас не вернуться оттуда живым.
