ГЛАВА 18

— Твою мать! — В голове зажегся красный тревожный фонарь. — Так и знала, что облажаются, уроды жопоногие! Ничего поручить нельзя, все похерят, ошибки ночи!

С этого момента печальный Арлекин аристократической наружности перестал для меня существовать. Перевернулась еще одна страница жизни, и недавний любовник стал прошлым, причем настолько далеким, что я вряд ли его вспомню. Как говорится, «мне что, учет всех донов Педро вести?» Да и обстановка не располагала к воспроизведению речи Пенелопы, произнесенной в тыл уплывающего Одиссея. Иностранец, к счастью, это быстро понял, поскольку просто исчез, поцеловав напоследок мою ладошку.

Вид Крыса прилива душевных сил не вызывал. Напротив, к горлу подкатила тошнота, под коленями появилась легкая дрожь, а голова и окружающее пространство поехали куда-то в другую сторону. И было с чего. Недальновидный Кабан, кинув взгляд на смятые простыни остывающего любовного ложа, не придумал ничего умнее, как пристроить недобитого вампира на пол, попутно успокаивая, что вот лично с его тушей все в порядке, а грязно-бурые разводы на одежде — кровь охранников тюрьмы.

Я бросилась к вампиренышу, начала лихорадочно сдирать рубашку в пятнах жемчужно-перламутровой жидкости. Мельком отметила, что в ней появился красноватый оттенок. Думать о сепсисе, ядах и прочей гадости не было времени, потом разберусь, а сейчас надо посмотреть, куда мальчишка ранен. Отчаянно захотелось выпить-покурить, но полутрупик был важнее.

Когда с недобитка были стянуты лохмотья, воздух со свистом вырвался из моих легких. Нет, божественной крови демиурга было немного, но вот чужой хватало на целый комплексный обед для кровососов, в ней он и был перепачкан. Я уже обрадовалась, что все не так плохо, как мне поначалу показалось, но тут взгляд наткнулся на несовместимые с жизнью повреждения — тонкие синюшные кишки, которые Крыс удерживал обеими руками, не давая им выпасть из живота, болтались они чуть ли не до паха. Слава богу, Сосискин этого не видит, а то точно перестал бы колбасу есть.

«Соберись, дура, о чем ты думаешь?! Этот паразит всегда найдет себе хавчик!» — рявкнул мозг, и я переключилась на застонавшего разведчика.

Времени на лирику больше не было, отсчет пошел на минуты. Взгляд метнулся к Кабану. Туповатый сержант на этот раз понял меня с полувзгляда. Я протянула руку, он молча вытащил кинжал и осторожно провел лезвием по запястью. Через мгновение дверь слетела с петель, на пороге возникла куча разноцветных драконов в человеческой ипостаси, но с обнаженными мечами, а следом за ними ввалилась расхристанная комендантша с нехилым засосом на шее.

Увидев, в каком состоянии находится детеныш, Владыка молча оттеснил меня и склонился над умирающим лебедем. Нахмурившись, он отрывисто бросил:

— Найдите Кровавого, я тут ничем не могу помочь.

К счастью, Федора искать не пришлось, буквально через мгновение в форточку катапультировалась летучая мышь. Забыв принять человеческий облик, нетопырь прошипел:

— Что с моим учеником? Я чувствую тень его смерти! — Первый раз на моей памяти наш клыкастик сбился на пафос.

Мы отошли в сторону, и Чебурашка с забавной мордой, игриво выставляя острые зубки, кинулся обнюхивать Крыса. Через несколько минут беспорядочно метавшийся вдоль тела почти покойника эскулап огласил свой приговор:

— Он уходит от нас. Моих сил и знаний не хватит на то, чтобы вылечить полукровку из другого мира.

— А как же знаменитая регенерация вампиров? — осторожно спросила драконочка.

— Не знаю, о чем ты говоришь, — отрицательно покачал он головой в ответ.

Услышав наши объяснения, вампир перекинулся, устало потер глаза и огорошил: нет у клыкастиков такой приблуды, как моментальное восстановление поврежденных тканей, сказки все это.

— Так-с! Не верю, что в этом мире нет никого, кто может нам помочь, должен быть выход, я не позволю ему отдать концы! — На меня медленно, но верно надвигалась истерика.

Из угла раздалось равнодушное:

— Не понимаю, что ты так переживаешь, он же умрет — и тут же возродится в своем мире. Так давай я облегчу ему переход.

Непонятно откуда взявшийся Зорро, к тому же посвященный кем-то весьма болтливым в тайну демиургов, был в своем репертуаре, вот только меня от таких слов прорвало:

— Слушай меня внимательно, моральный урод! Я никогда не бросаю своих — это раз. Два — я дала слово, что они победят все вместе, значит, детишки или все вместе одержат победу, или умрут. Но, твою задницу, они погибнут в бою, как подобает солдатам, а не сдохнут от ран, которые все отказываются лечить, потому что, видите ли, не могут! Для меня не существует «не могу», срань ты господня! Поэтому ты сейчас заткнешься, но если я еще хоть раз услышу подобное, то можешь смело уматывать — мне такие дерьмушники, которым чихать на всех, не нужны! Ясно тебе?

В подтверждение этих слов Крыс в полубреду начал звать маму, и эти звуки стали для меня чем-то вроде ушата холодной воды, вылитого на голову. Мысли сразу стали четче, мозг начал работать:

— Тая, хоть через край и кривыми стежками, но мы должны заштопать пацана, и не говори, что никогда такого не делала. Ведь наверняка латала своих бойцов! Иначе — трындец парнишке! До лазарета не дотянет!

Тайка покачала головой.

— Дарья, таких, как он, лечил только полковой некромант. Я и так удивляюсь, почему этот мальчуган до сих пор жив. Но сделаю все, что смогу. Ты поможешь?

— Не сомневайся! Хоть я и не ассистент хирурга. Говори, что делать, только быстрее!

Бывшая начальник гарнизона преобразилась, словно вновь была на поле боя. Команды стали четкими и отрывистыми:

— Горячая вода. Много. Чистые полотенца. Гномья водка или что-то подобное. Игла, нитка у меня есть. Главное — не давать ему пить!

Кто-то за моей спиной застучал каблуками, спеша выполнить приказ. Майорша отвела от живота бессильные руки потерявшего сознание Крыса. Рана была не такой большой, но выглядела ужасно. Таисья чуть улыбнулась.

— Хвала всем богам, это всего лишь разрез, а внутренности выпали только после падения. С нашими всадниками такое случалось, — пояснила она, перебирая сизую требуху и надавливая на нее пальцами.

Мне опять чуть сплохело, но расслабиться я не дала ни себе, ни окружающим. Зашить — мало, его ведь и реанимировать нужно, и переправить в укромное место.

— Дракон, строй портал, открывай переход, или что ты там делаешь для преодоления больших расстояний, но, как только мы закончим работать портнихами, пациент должен оказаться в лесу у Маньки. И не скули, что ты этого не умеешь, — не поверю!

— Синий, метнись к ведьме, пусть готовит все необходимое для нормальной операции и лечения, а потом найди лешего, скажи, я просила помочь.

— Зеленый, переправляй шамана в лес, его помощь тоже может понадобиться, не фиг булки парить и провиант поджирать, должна с этого нахлебника польза быть.

— Оранжевая, доставь мне сюда Сосискина. Чувствую, у нас задница, мне нужны его мозги и гениальные идеи.

— Зорро и Федор, выясните, что с остальными придурками, провалившими задание. Я хочу знать, что нужно сделать для подготовки спасательной миссии. Седьмая ресница на левом глазу мне подсказывает, что недоделки вляпались по самое не балуйся и по их милости Мечника могут либо перевести в другое место, либо тупо убить.

Когда мое командирство закончило отдавать приказания, вокруг почти никого не осталось. Тихонько сопел Кабан, приволокший первое ведро, в углу шебуршился Дракон, Тайка загибала иглу своими пальцами-пассатижами, а я начала припоминать все, что мне рассказывала мама о полостных операциях.

Наркоз. Раненый и так без сознания, обойдется. Замотав свою кровоточащую конечность, проследила, как Таисья вымыла руки в воде, потом в самогоне, потом замочила в нем же нитку с прокаленной на свече иглой и аккуратно уложила в таз полметра внутренностей мелкого недовампира.

— Кишки целы, жить будет! — хищно улыбнулась она на мой немой вопрос.

Я стояла и ждала, пока Тася не начнет запихивать потроха внутрь. Плюнув на свою брезгливость, пришла ей на помощь, когда заметила, что ливер вываливается у нее из рук. Вспомнила сериалы про врачей и чуть призадумалась по поводу краев раны, но решила, что мы не в стерильной операционной, а в военно-полевых условиях. А лить спиртягу по еще живому — это садизм. Брр… меня аж передернуло. Он хоть и вампир, да еще из породы демиургов, но глумиться над беззащитным, когда он не может ответить, — не мой стиль.

А потом началось самое сложное: мы приступили к художественной штопке. В ушах раздавался противный скрип прокалываемой кожи, меня мутило от всего происходящего, а в голове раздавалась мантра:

— Один шов — один узел, один шов — один узел, не блевать!

Сколько времени у нас ушло на все это дело, не знаю. Лицо заливал пот, руки сводило от напряжения, в носу стоял отвратительный запах пота, а кровь из раны на запястье пропитала всю повязку. Когда мне начинало хотеться оказаться дома, на своем острове, подальше от всех проблем, а кто-то подленький, неизвестно откуда взявшийся в моей душе, вкрадчиво нашептывал: «Брось, он уже не жилец!» — я материлась и запрещала себе думать, что, возможно, зашиваю покойника. Когда был сделан последний стежок и я протерла холщовой тряпкой выступившую у Крыса на лбу испарину, пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться. А потом меня выворачивало наизнанку, и кто-то поддерживал мне голову. Как сомнамбула, я прополоскала рот и отрубилась.

Пришла в себя ближе к вечеру. Под боком тихо сопели, и по звукам я опознала Сосискина. Заметив, что его душенька пробудилась, он лизнул меня в щеку и тут же привел в тонус:

— Мать, теперь ты мне прививки делать будешь, не фиг давать этим ветеринарам на себе наживаться!

Чмокнув пса в нос, я ехидным тоном уточнила:

— Камрад, а на кой черт тебе прививки, ты ж вроде как теперь бессмертный?

Притворный тяжкий вздох был ответом:

— Так глисты и клещи тоже вроде долгожители…

Что ни говори, но приятно сознавать, что есть в этом мире вещи, не меняющиеся. Умывшись, я затребовала есть, пить и информацию. Пока набивала живот, Кабан работал телевизором, вещая нам о двух незабываемых днях, которые демиурчики провели без моего надзора…

Как только мы скрылись с горизонта, юные диверсанты кинулись гримироваться и вживаться в заранее продуманные образы. Сержант перевоплотился в дебиловатого крестьянина, выбравшегося из своих Больших Пяток «у город на ярмарку, мымане платочек в цветочек купить». Разведчики прикинулись отцом и сынишкой, выходцами из рабочего класса. Лель, Гламурчик и Альфонс выбрали себе роли эльфов, благо рожи позволяли, и из всей маскировки требовалось только уши приклеить. Плюшка отважилась штурмовать город в образе добропорядочной матроны. Заумная и Бестия решили канать под девок, не обремененных целомудренностью. Ну а красавица Мальвина, не иначе как начитавшись бульварных романов в мягких обложках, выбрала себе амплуа богатой аристократки, оказавшейся жертвой налета разбойников.

Услышав расклад, мозг протяжно присвистнул:

«Вот это палево! Каким же дебилоидом надо быть, чтобы примерить на себя хрестоматийные образы? Это во всех учебниках по разоблачению недалеких шпионов прописано! Им Кровавый миллион раз говорил, что хочешь остаться незамеченным — будь на виду! Кто ж с такими личиками лезет к аборигенам и пытается себя за местного выдать!»

Я нехорошо дернула глазом, но не стала перебивать рассказчика, а сердце намекнуло, что ему срочно нужно валокордина, поскольку дальше явно последует душещипательный рассказ о массовом приступе идиотизма. Чем дольше наш Левитан говорил, тем больше мне хотелось свернуть им всем шеи, оптом, с особой жестокостью.

Единственное, на что придуркам хватило мозгов, так это просочиться в город кучками, а не всей толпой. Далее воздух свободы закружил буйные головушки, и серое вещество превратилось в компост, которым моя бабулька любила удобрять грядки. Вместо того чтобы расселиться по разным клоповникам, демиурчики дружно оккупировали постоялый двор «Немой менестрель». Закончив обустройство, вышедшие в люди одичавшие партизаны тут же велели накрывать поляну. Мысль о том, что люди, эльфы и проститутки по определению не могут сидеть за одним столом, никого не посетила.

— Дорвались до цивилизации, уроды, расслабили ягодицы! Так и знал, сразу пойдут лопатниками светить, козлевичкусы. А ты еще, овца кудлатая, денег им дала немерено! — затряс ушами негодующий пес, нутром почуявший растрату вверенных средств.

Но мне было не до его метаний, кулаки так и чесались съездить Кабану в ухо за то, что сразу не пресек душевные порывы кодлы и сам поддался общему настрою.

«Спокойно, ты ему потом зубы проредишь, а пока дай закончить рассказ, не поднимай невроз», — шикнуло на меня любопытство.

С трудом взяв себя в руки, я продолжила слушать.

После сытного обеда компашка начала обсуждать план налета. Увидев мою упавшую челюсть, демиурчик кинулся меня успокаивать, лопоча, что их никто не мог понять, дескать говорили они на языке каких-то там давно исчезнувших с лица земли руштов. После такого известия я схватилась за голову и застонала. Перед глазами встала картина «Десять ушлепков думают, что говорят на абракадабре, а народ теряется в догадках: это кто — вражеские лазутчики или планирующие набег работники ножа и топора?» Дракон, глядя на мое лицо, закатился в истерике, а сердобольная Таисья молча поднесла мне стакан и пачку сигарет. До незадачливого сержанта так и не дошло, отчего у меня дергается глаз и трясутся руки.

Пока ходящие ходуном руки пытались употребить стакан живительной влаги, слово взял мой заместитель по воспитательной части. И, судя по движению хвоста, сейчас кому-то реально могли повредить гычу.

Вразвалочку подойдя к докладчику, он потребовал наклониться поближе и, шаркнув лапой, светским тоном пошел открывать глаза на очевидные вещи.

— Скажите мне, лорд Кабан, на каком языке мы с многоуважаемым капитаном говорим?

— На нашем, — недоуменно пожал плечами допрашиваемый.

— Хорошо, — пес был образцом терпения, — а вот драконы, Таисья, вампир и прочие на каком общаются, тоже на вашем?

До огрызка пока не доходило, о чем ему толкуют. Тогда Сосискин поддал в голос децибел:

— Ты, сучий потрох, забыл, что при переносе в другой мир не только вам всем знание любого языка далось автоматом, но и другие могут вас понимать?! Вы там хрен с гусиной шеей попутали, что стали дела свои скорбные обсуждать? Да каждый таракан понимал, о чем вы терли!!! Что ты на меня свои лупометы выкатил?! Объясни нам, тугодумам, почему вы, умники, решили, что вас никто не разумеет?!

До демиурчика дошел весь ужас ситуации. Он спал с лица и, заикаясь, решил склеить дешевую отмазку, дескать, им об этом никто не говорил. Если опустить последовавшую нецензурную брань, то самой приличной была фраза: «А догадаться не судьба?» Я хранила гордое молчание, не потому что слов не было, а потому как боялась совершить преднамеренное убийство. В голове отчетливо стучало: «Где черти носят моих спецназовцев?»

Видимо, я произнесла это вслух, потому как от двери раздался дрожащий от гнева голос Федора:

— Эти раздолбаи с треском провалили задание, город стоит на ушах, и все входы и выходы перекрыты. Ищут двух раненых идиотов, положивших половину гарнизона!!!

Его пламенную речь дополнил Зорро. Со словами:

— А у нас для тебя подарок, — наемный убийца отошел в сторону, и я узрела качающегося, как былинка на ветру, отбитого у неприятеля узника совести, проходящего под оперативным псевдонимом Мечник.

Я была зла, как гаишник, стоящий на тихом перекрестке, и поэтому не оценила широкого жеста:

— За презент — мерси, потом поцелую, может быть, если захотите, но меня сейчас волнует другой вопрос. Где эти долбаные говнюки???

Федор сделал шаг вперед и, раздувая ноздри, прошипел:

— Эти, как ты выражаешься, говнюки живы и относительно здоровы, но вытащить их невозможно. Сейчас наших героев охраняют похлеще, чем сокровища короны, потому как завтра выставят на рынке рабов.

— К нам пришел пушистый зверь! — резюмировала задница, почувствовавшая большие неприятности, а я не удержалась и звезданула кулаком в ухо Кабану.