ГЛАВА XI

Как оказалось, туша свинкса загораживала весьма широкий туннель, выдолбленный неизвестным мастером прямо в скале. Впрочем, нет. Не выдолбленный. Вырезанный. По крайней мере, так заявил Римбольд. Причем столь ровный и изящный, будто был вырезан разогретым ножом в головке сыра. Лично мне он сразу напомнил тот грот, сквозь который мы в свое время попали в замок Верховного Лесничего Спящих Дубрав. Вот только красной светящейся породы, богатой эйлонами, тут, разумеется, не было. Ну да мы сюда не за сокровищами сунулись!

Не дожидаясь, пока свинкс передумает и прилетит обратно либо вновь возникнет бабка Штефа верхом на Большом Волосатом Ы с котелком гог'ского кулеша в зубах, мы вооружились факелами и двинули вперед: медленно, осторожно, переговариваясь вполголоса и держа оружие наготове. Но проходил час за часом, а вокруг ничего не менялось. Никто на нас не нападал, никаких посторонних звуков не слышалось, подозрительных запахов не обонялось, и даже сам туннель не расходился несколькими рукавами, намекая На возможность хоть чуточку поплутать. Нет, мы ехали по прямому как стрела коридору, да еще по двое в ряд и выпрямившись в полный рост. Часа через четыре решено было сделать привал и перекусить, что и было воплощено в жизнь также без каких-либо проблем. Восстановив силы, мы вновь тронулись в путь, и еще часа через два я ощутил на лице струю свежего воздуха.

Из туннеля мы выбрались, когда уже совсем стемнело. Закинув голову, я любовался ночным небом, усыпанным сотнями ярких звездных огоньков… пока до меня не дошло, что я не вижу НИ ОДНОГО знакомого созвездия!

Привлеченные моим криком, друзья тоже стали озирать небосклон. И с тем же результатом.

— Ничего себе! — помотал головой Бон. — Это что же получается, мы находимся на другом континенте?

— Все может быть, — пожал плечами я, доставая компас. — Ну-ка посветите мне кто-нибудь!

Да-а, час от часу не легче! Стрелка компаса уверенно показывала на юго-запад. А мы все последние дни двигались строго на северо-восток. Поломался, что ли?

Походив немного, я удостоверился, что стрелка прибора исправно отклоняется при моих поворотах в разные стороны.

— Бред какой-то! — пожаловался я Глори, которая сидела в стороне на камне, наморщив лоб.

— Угу, — машинально откликнулась моя жена, совершенно уйдя в размышления.

Прекрасно зная, что сейчас ее тормошить бесполезно, я вернулся к Бону и Римбольду, и мы занялись устройством лагеря.

— Есть!

Голос Глори прозвучал так неожиданно, что гном подскочил, просыпав крупу, а Ветерок, втихаря засунувший морду в раскрытый мешок с продуктами, отскочил метра на три назад.

— Сэд, бери компас, факел и пошли! — скомандовала моя принцесса.

— Куда?

— Обратно в туннель! Пошли, пошли. Если я права, то сейчас ты все поймешь. — Отойдя шагов на пятьдесят, жена приказала: — Доставай компас и повернись лицом к выходу.

Я подчинился и едва сдержал возглас удивления: стрелка уверенно показывала на северо-восток.

— Так я и думала, — удовлетворенно кивнула Глори. — Пошли назад.

— Ты мне все-таки объясни…

— Чуть позже. Компас покуда не убирай. Дойдя до выхода, уже освещенного нашим костром, я получил новый приказ:

— Теперь дай мне компас, выйди наружу и смотри внимательно.

Чудеса! Как только я вышел и изобразил на лице максимальную степень концентрации, Глори, все еще оставаясь в туннеле, стала медленно вытягивать руку с компасом вперед. И в тот самый миг, когда ее ладонь оказалась снаружи, стрелка прибора описала полный круг и задрожала в районе юго-запада.

— Эй, вы чем там занимаетесь? — поинтересовался Бон.

— Проверяем на практике теорию Безумной Лори, — откликнулась Глори.

— Это той, что ли, которой Буйль с Магиоттом послали видение о мире в форме чемодана? — ехидно вопросил, подходя, игрок.

Буйль и Магиотт — это два наших склочных бога. Они близнецы, но если Буйль покровительствует ученым, то Магиотт — магам, и на этой почве они находятся друг с другом в перманентном раздрае, а вместе с ними — и все их последователи. Безумная Лори же — совершенно одиозная фигура. Эта дама объявила, что наука и магия нисколько не противоречат друг другу, а напротив, идут рука об руку, и познать мир во всей его полноте можно лишь будучи магом и ученым одновременно. Являясь единственной наследницей непристойно богатого купца, всю первую половину своей жизни Лори прилежно училась всем возможным наукам во всех возможных университетах мира, а полученными дипломами оклеивала стены в своей комнате. К сорока годам и стены, и университеты закончились. Тогда Лори поплевала на ладони и взялась за магию, еще через сорок лет став младшим магистром всех основных магических школ, включая даже столь экзотические, как педагогическая, феминистическая и бюрократическая. Разумеется, Буйль и Магиотт не смогли оставить без внимания столь уникального человека: ложась спать в свой восемьдесят первый день рождения, Лори получила во сне всеобъемлющее знание о сущности мира. К сожалению, несовершенный человеческий мозг оказался неподготовленным к восприятию и переработке такого гигантского объема информации. Утром исследовательница проснулась совершенно безумной и до самой своей смерти повторяла, глупо хихикая: «Мир имеет форму чемодана! Хи-хи-хи! Наш мир имеет форму чемодана!» Ах да! Еще постоянно рисовала вышеупомянутый чемодан во всех возможных ракурсах на гигантских холстах. Маслом…

— Именно, — кивнула Глори.

— А что там проверять? Она же безумная! Нет уж, теория магистра Прэтта Тэчетта по поводу черепахи, слонопотамов и всего остального мне нравится куда больше.

— Тем не менее она ошибочна, а Безумная Лори, абсолютно права!

Выдав эту сакраментальную фразу и полюбовавшись на отвисшую челюсть парня, Глори задумчиво произнесла:

— Мне вот только интересно, что такое этот самый Чемодан и для чего он нужен?..

Как бы там ни было, но утро вечера мудренее, посему мы поужинали и улеглись на боковую, предварительно условившись об очередности стражи. Римбольд, разумеется, громогласно возмущался по поводу последнего, ссылаясь на чуткий слух наших драконозавров и относительную защищенность стоянки с трех сторон, но один голос всяко меньше трех. В конце концов, если тут даже созвездия и стороны света перепутаны, то ожидать можно всего, чего угодно.

В конечном счете прав оказался все-таки гном, о чем не преминул заявить нам за завтраком. Хотя сдается мне, что всю свою вахту он все равно сладко продрых, наплевав на нашу безопасность. Надо будет в следующий раз устроить ему какую-нибудь проверку…

Итак, мы находились на самой вершине пологого и заросшего соснами склона. Внизу, и справа, и слева, насколько хватало глаз, расстилались дремучие леса. И нигде — ни малейшего намека на жилье или хоть какое-то присутствие разумных существ. Куда идти? Конечно, у нас было прощальное напутствие бабки Штефы, но вредная старуха, в своем лучшем репертуаре, позабыла сообщить, кто такой этот самый волхв Друзь и где его искать. Не орать же с этой верхотуры: «Ау-у! Дру-узь!»

Эти нехитрые рассуждения я и изложил друзьям. Они меня, разумеется, поддержали, а Глори добавила:

— По-моему, пришла пора еще раз потревожить женушку моего любимого папочки. И если она и на этот раз занимается каким-нибудь магическим непотребством…

Но узнать, занималась ли там чем-нибудь подобным наша подруга или нет, нам была не судьба. Ни в первый, ни во второй, ни в третий раз Элейн не ответила на призыв моей дражайшей половины. То ли не захотела, то ли не смогла, то ли этот… Чемодан виноват.

Что ж, как говаривала моя матушка, «Была бы дорога, а уж дурная голова ногам покоя не даст!» А дорога — вот она. По ней мы и направились, решив в дальнейшем придерживаться изначально выбранного направления — вперед и только вперед. Не бесконечней же этот лес, в конце концов.

Может, лес и не был бесконечным, но уж труднопроходимым — это точно. Первые два часа я был вынужден идти впереди всего отряда пешком и прорубать сквозь подлесок какую-никакую тропинку. Ей-ей, со времен работы в лесозаготовительной фактории неподалеку от Райской Дыры мне не приходилось так основательно махать топором! Бон, само собой, пару раз подменял меня, но ни должной выносливости, ни сноровки в этом деле у него не было. Да и откуда бы им взяться? Наш игрок, разумеется, парень что надо и свою спину я ему доверю в любой ситуации и без колебаний, но по нему сразу видно, что орудие, тяжелее колоды карт, он в последнее время держал в руках нечасто. Да и сам я, чего уж греха таить, по возвращении из Спяших Дубрав несколько размяк. На Глори же и Римбольда по понятным причинам сейчас и вовсе рассчитывать не приходилось.

Итак, я, покрякивая, мерно махал топором, многочисленная лесная живность в панике разбегалась, расползалась и разлеталась во все стороны, отряд продвигался вперед со скоростью смертельно раненной черепахи. К тому же кругом в неизмеримом количестве вились какие-то мошки, чья кусачесть во много раз превосходила их размеры. Добравшись наконец до более-менее свободного пространства, мы, не сговариваясь, повалились на землю.

— Эдак мы год будем только через лес пробираться, — тяжко вздохнул Римбольд, вытирая пот со лба кончиком бороды.

— Это вряд ли, — не согласился Бон, звонко шлепнув себя по лбу. — Нас сожрут куда раньше!

— И то верно, — в кои-то веки согласился с ним гном. — На мне уже, кажется, живого места не осталось. И все так чешется!

— Может, тебе просто пора помыться? — подмигнула ему Глори.

— Помыться?! Мне?! — взвился тот.

— Тебе, тебе. Да и всем нам заодно не помешало бы…

Не став развивать дальше эту тему, я сжевал лепешку с куском солонины, ополовинил фляжку и встал.

— Уже? — скривился гном. — У меня ноги только-только начали отходить.

— Пусть отходят дальше. Я просто решил пробежаться по окрестностям и понять, куда же нам двигаться дальше. Заодно, может, на ручеек какой набреду.

— Будь осторожен, — чмокнула меня в щеку Глори. В ответ я молодцевато расправил плечи:

— Осторожный — мое второе имя.

— Угу. Только ты это всю жизнь тщательно скрываешь…

Без поклажи и порядком надоевшего топора я двигался не в пример быстрее. К тому же минут через двадцать я вышел на недавно проделанную просеку, что не могло не радовать: если тут рубят лес, то его должны как-то транспортировать, а это подразумевало хоть плохонькую, но дорогу. Так оно и оказалось. В довершение всего совсем рядом с дорогой я обнаружил чудный родничок с чистой и вкусной водой и даже берестяную кружку, явно оставленную тут кем-то из лесорубов.

В отменном расположении духа я вволю напился, наполнил флягу и, насвистывая что-то беззаботное, собрался двигаться обратно.

— Попался, Кенарей!

Одновременно с воплем из кустов с треском выскочило нечто крайне габаритных размеров, размахивая шипастой палицей. Чудом уклонившись от удара, после которого все желающие наверняка смогли бы подсчитать количество мозгов в моей голове, я дал неизвестному агрессору в ухо и выхватил меч.

— Ты мне за это ответишь, разбойник! — воскликнул мой противник, проворно вскакивая на ноги. Да, череп у него оказался крепкий… Да и сам мужик был отнюдь не маленьким: ростом и размахом плеч он превосходил даже меня, а своим жутковатым орудием вертел, как игрушечным. Давненько мне не случалось драться с таким серьезным противником.

Я поудобнее перехватил меч, и тут…

— Сэр Сэдрик? — воскликнул нападающий. — Это правда вы?

— Смотря что ты называешь правдой, — отозвался я, не спеша опускать меч: мало ли что может прийти в голову этому психу, без предупреждения набрасывающемуся на мирных путников? — Если об имени — то да, меня зовут Сэдрик. А что до сэра…

— Это вы! — восторженно завопил верзила, уронив палицу себе на ногу и даже не заметив этого. — Как я счастлив!

Распахнув лапищи для объятия, он ринулся ко мне, но мой меч, упирающийся острием в грудь, способен охладить пыл кого угодно.

— Не так быстро, приятель. Мне показалось или минуту назад ты намеревался проломить мне голову?

— Ах, сэр Сэдрик! — всплеснул руками тот, чуть не отхватив себе пальцы на левой. — Простите, простите меня! Я принял вас за другого.

— Допустим, хотя нормальные люди бьют только после того, как твердо уверятся в том, что это необходимо. Кто ты такой и откуда меня знаешь?

В пронзительно-голубых глазах мужика промелькнула легкая растерянность:

— Но сэр Сэдрик, помилуйте. Неужели вы меня не узнаете?

— А разве мы раньше встречались?

— Ох, я совсем забыл! — Верзила шлепнул себя по лбу, и если бы я не убрал вовремя меч, то он бы точно поранился. Самое интересное, что и построение фраз, и речевой набор, и интонации, и жесты его были мне до странного знакомы. Я на секунду прикрыл глаза и… НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!

— Чего только не случается в этом мире, сэр Сэдрик, — развел руками сэр Шон Ки Дотт. — А леди Глорианна и сэр Бон с вами?

— Воистину, чего только не случается в этом мире! — час спустя рассказывал в нашем лагере рыцарь Лохолесья. — Если человек рожден для славы и доблестных деяний, если он поставил себе твердую и благородную цель встать на защиту слабых и угнетенных, то боги придут ему на помощь. И ваш покорный слуга — прекрасный пример тому.

Известно ли вам, дамы и господа, что в природе существуют четыре стихии: воздух, земля, вода и огонь — и у каждой из них есть свои духи? И искусный маг способен ими повелевать? Так вот, путешествуя по миру в поисках достойного вас, — тут он отвесил Глори поклон, — подвига, я однажды заехал на некий рынок и от нечего делать приобрел там за пару медяков некий предмет. Торговец уверял, что это древний светильник, хотя мне он больше напомнил… э-э… ночную вазу.

Римбольд не выдержал и громко фыркнул; сэр Шон покосился на него с явным неодобрением. Вообще, наш новый старый приятель изначально почти не замечал гнома, и вовсе не потому, что был расистом. Просто последний не являлся ни рыцарем, ни принцессой, а стало быть, на общем фоне котировался в глазах Ки Дотта крайне низко.

— А зачем вам понадобилась эта ва… то есть лампа?

— Трудно сказать. По-моему, меня заинтересовал полустертый рисунок на ее боку. Вот я и подумал, что за цену пары пирожков вполне могу потешить свое любопытство. Купил ва… — Сэр Шон отчаянно покраснел и торопливо поправился: — …Лампу и только хотел получше рассмотреть, как некая пожилая леди попросила меня помочь ей донести до дома корзину с капустой. Я решил, что помощь женщине, да еще и преклонных годов, дело вполне достойное и не уронит моей рыцарской чести. Я принял у нее корзину, сунул в мешок свою покупку, да и забыл про нее. А вспомнил только на следующий день, когда остановился на привал. Вытащил я эту штуку, стал разглядывать, но медь настолько позеленела от времени, что угадывались лишь смутные контуры рисунка. Тогда я нашел среди своей поклажи ветошь и порошок для полировки доспехов и как следует потер ва… эту штуку.

И тут из нее повалил густой черный дым, из которого материализовался разъяренный без меры дух огня ифрит. Навис он надо мной и загрохотал: «Ну наконец-то! Где ты шлялся так долго, непутевый?! Готовься к смерти!» Я выхватил меч и собрался дорого продать свою жизнь. Увидев это, ифрит расхохотался: «Твоя жалкая булавка не может причинить мне вреда, глупый Ала-д-Дин!». Решив, что последнее слово — ругательство, я взмахнул мечом и учтиво прокричал в ответ: «Сэр ифрит! Что толку обмениваться пустыми угрозами и оскорблениями? Я, сэр Шон Ки Дотт Лохолесский, вызываю вас на честный бой!»

Однако ифрит не спешил нападать. Напротив, он принял человеческий размер и с удивленным видом уставился на меня: «Так ты не Ала-д-Дин?» Решив, что кричал недостаточно громко, я вновь повторил свой вызов по всей форме. «Ошибочка вышла, — пробормотал ифрит, усаживаясь на землю, скрестив ноги. — Понимаешь, когда великий маг Давид Фильдеркопф заточил меня в этом сосуде, он предрек, что свободу мне вернет некий Ала-д-Дин. Я прождал почти тысячу лет, и теперь оказывается, что этот негодник и не думал меня спасать… Ладно, давай по-быстрому». Решив, что он имеет в виду поединок, я приободрился и встал в позицию. Посмотрев на меня, как на умалишенного, ифрит тяжко вздохнул: «Да не это, балбес. Желай». — «Чего?» — «А я почем знаю? Что люди обычно желают». — «А что люди обычно желают?» — «Вот ведь спаситель непутевый попался, — проворчал тот. — Груды золота высотой до неба, или прекрасный дворец в тысячу комнат, или красавицу жену, наконец».

Я задумался и понял, что ни первое, ни второе, ни третье меня совсем не прельщает, о чем честно сообщил ифриту. «Тогда придумай что-нибудь другое!». «Ладно, — сказал я, — если сможешь, то даруй мне возможность писать стихи не хуже моего дяди, славного Вайнила Ки Дотта». Он почему-то скривился, потом щелкнул пальцами и заявил: «Готово». Крайне удивившись, я попытался сочинить хотя бы пару строчек, и — о чудо! — сладостные рифмы полились с моего языка полноводной рекой: Сердечно поблагодарив ифрита, я собрался было уходить. «Куда?! — грозно вопросил мой благодетель. — А остальные два?» — «Два чего?» — поинтересовался я. «Желания, недоумок!» Я хотел было возмутиться, но потом вспомнил о вновь приобретенном таланте и о том, что ифрит тысячу лет просидел в ва… лампе. От такого у кого хочешь испортится характер.

Поэтому я глубоко вздохнул и выдал вторую мечту всей своей жизни: «Хочу выглядеть как сэр Амра Аквилон-Киммерийский». — «Ну и запросы у тебя! — проворчал ифрит. — Ладно, ничего не поделаешь»! Убедившись, что и второе мое желание выполнено, я пришел в неописуемый восторг и произнес: «Эх, вот сейчас оказаться бы мне где-нибудь, где мои новые возможности будут востребованы и оценены по заслугам!» Ифрит подмигнул мне, хлопнул в ладоши и вдруг исчез. Я, разумеется, возмутился, поскольку как раз придумал третье желание — играть на всех без исключения музыкальных инструментах, включая архисложный дудук, названный в честь бога искусств Дудукана, но ифрит не отзывался. То ли отправился искать своего пресловутого Ала-д-Дина, то ли просто вспомнил о делах, которых за тысячу лет, как вы понимаете, должно было накопиться немало.

Ладно, у меня теперь тоже дел было невпроворот.

Казалось, со всех сторон неслись ко мне скорбные стоны тех, кто ждал моей рыцарской помощи. Поэтому я, не мешкая, отправился в путь, и два часа спустя очутился в болоте.

— Спасать обращенную в жабу принцессу? — подмигнул Бон. Сэр Шон смушенно потупился:

— Не совсем. По правде говоря, там я никого спасать не собирался. Да и само болото стало для меня полнейшей неожиданностью. Скажу более: никакого болота в том месте вовсе не должно было быть. Но оно было. Самое печальное, что я так увлекся сложением прелестного рондо, что заподозрил неладное, лишь погрузившись по колено в топь. А мое новое тело, при всех своих неоспоримых достоинствах, было куда тяжелее прежнего. От осознания того, что я могу самым вульгарным образом утонуть, так и не свершив ни одного славного деяния, а пуще того — так и не прочитав никому своих стихов, у меня едва не разорвалось сердце. И тут я в очередной раз убедился, что был рожден под счастливой звездой: послышались шаги, и я увидел некоего мужчину, казалось до самых бровей заросшего длинной и весьма неопрятной бородой. Как впоследствии оказалось, даже имя у него было соответствующее — Бородуля.

«Почто плюхаешься? — сурово вопросил он меня, почесывая живот. — Почто болотников не гоняешь?» — «Болотников?» — переспросил я, не совсем понимая, что это такое и почему я их должен гонять. «А для чего тебя еще Вольдемир-князь сюда послал, орясину?» — оскалился тот, снимая с плеча веревку. Увидев это, я решил благоразумно умолчать о том факте, что никакой Вольдемир никуда меня не посылал по причине того, что о правителе или рыцаре с таким именем я никогда не слышал. Площадно ругаясь, нежданный спаситель вытащил меня на твердую землю и, даже не дослушав благодарности, хлопнул по спине: «Ладно, паря! С непривычки оно и не зазорно. Ну, я пошел». «Куда?» — растерялся я. «Куд-куда! Ужин готовить да баньку топить». — «А я?» — «А ты — меч в зубы, и во-он по той тропинке, только я тебя прошу: больше в трясину не лезь». — «И что?» — «Аккурат на логово болотников набредешь. Да построже там с ними, окаянными, а то совсем житья нет! А как управишься, приходи. Почистишься, обсохнешь, меду выпьем». Делать нечего. Боясь оскорбить спасителя или неведомых болотников незнанием ритуала, я, как мог, очистил свой верный меч от грязи, взял его в зубы и направился по указанной тропинке.

Болотники оказались уродливыми приземистыми существами, чем-то отдаленно напоминающими помесь нашего тролля с жабой. Видимо, ритуал с мечом в зубах я выполнил как надо: завидев меня, большинство из них тут же обратилось в бегство, весьма быстро и ловко передвигаясь по зыбкой и неровной почве на своих кривых ногах с широченными перепончатыми ступнями, а остальные упали ниц и закрыли руками голову. Как я ни пытался растолкать их, чтобы, согласно все тому же ритуалу, строго погонять, эта затея не увенчалась успехом. Вконец отчаявшись, я выбрал одного, самого толстого и представительного, взял его за ногу и, невзирая на слабые попытки освободиться, потащил обратно. Я надеялся, что Бородуля погоняет его с большим успехом.

К своему немалому облегчению, дом я нашел без труда по поднимающемуся из трубы дыму. Бородуля как раз колол во дворе дрова. Увидев меня и болотника, оставляющего спиной широкий след в грязи, он пришел в явное замешательство.

«Прошу меня простить, сударь, но ваше поручение я не выполнил, — покаялся я. — Едва заметив меня, почти все болотники разбежались в разные стороны. Помня ваше предостережение, я не решился их преследовать, а вместо этого доставил одного сюда. Так что если вы уже приготовили ужин и истопили баньку…»

Договорить мне помешал болотник. Вывернувшись из моей руки, он одним прыжком оказался у ног Бородули, обхватил их, и изо рта его полилось кваканье и бульканье, а из глаз — слезы. Человек что-то ответил на том же квакающем языке, болотник быстро-быстро закивал, выдал еще одну длинную фразу, потом бросил на меня затравленный взгляд и упрыгал прочь со скоростью шаровой молнии.

«Ну, богатырь, — покачал головой Бородуля, — сколь живу, а такого не видывал. Нагнал же ты страху на болотников! Этот толстый у них за старейшину. Представляешь, поклялся не только не озоровать боле, но и сорок верст гатей настелить и во всем проезжающим помогать, только бы ты обратно к князю Вольдемиру уехал. И не думал, не гадал, что в Пределе нашем такие богатыри водятся! Силен!»

«В каком Пределе?» — машинально спросил я. «Дык ведь, вестимо, в каком. В Дальне-Руссианском, — охотно откликнулся хозяин. — Али на поле ратном по голове часто били, коль о таком спрашиваешь? Да и баешь все больше странно, не по-нашему…»

И тут я все понял. Мои мысли, высказанные вслух, ифрит принял за третье желание. Я действительно очутился в Дальне-Руссианском Пределе. Бородуля же, как оказалось, давно отсылал местному правителю князю Вольдемиру прошение прислать какого-нибудь доблестного рыцаря, или, как тут говорят, богатыря, чтобы приструнить распоясавшихся болотников, разрушающих гати и завлекающих проезжающих в столицу купцов с товарами в трясину. Так что, когда я появился, простодушный бородач решил, что я и есть долгожданный избавитель.

К стыду своему, должен сознаться, что я не рискнул разубеждать Бородулю и солгал, что по дороге сюда сразился с неким великаном, который, прежде чем испустить дух, ударил меня по голове своей дубиной. И теперь я страдаю дефектами речи и выборочными провалами в памяти. Вот, например, совсем не помню, ни кто такой князь Вольдемир, ни где он живет… «Вот горе-то какое! — всплеснул руками тот. — Хоть как звать-величать-то тебя не позабыл?»

Я уже хотел было назваться, но потом подумал и решил, подобно славным рыцарям прошлого, выбрать себе какое-нибудь вымышленное имя, чтобы благодарные люди превозносили меня за мои деяния, а не за титул и благородную фамилию. Или я не рыцарь… в смысле — не богатырь?! Или я… А что, неплохо звучит! «Меня зовут Илия-богатырь», — объявил я Бородуле. «Иди ты! — вытаращился тот. — Неужто сам Илья?» «Сам», — гордо подтвердил я. «А люди баяли, что тебе еще три с половиной года на печи лежать». «А мне надоело! Когда столько зла кругом, ни один ры… богатырь не смеет не то что лежать, а даже сидеть лишнюю минуту без дела!» — вдохновенно ответил я, с радостью видя на глазах Бородули слезы радости и умиления. Да, в этих землях явно давно не было настоящего защитника! Так я, сам того не зная, поступил на службу к князю Вольдемиру Красно Солнышко.

— А отчего у князя такое странное прозвище? — Испросила Глори, когда рассказчик перевел дух. — О, ваше высочество, нет ничего проще. Достаточно взглянуть на лицо этого господина, и все сразу становится ясно. Видите ли, оно у него круглое, как блин, и нездорово красное. Подозреваю, что Вольдемир страдает полнокровием, что вкупе с его страстью к крепким спиртным напиткам и невоздержанностью в отношении прекрасного пола весьма прозрачно намекает на возможность скорого апоплексического удара.

— А почему вы сказали, сэр Шон, что поступили на службу, сами того не зная? Разве это не был осознанный выбор?

— И да, и нет. Я, разумеется, был совсем не против поступить на службу к какому-нибудь могущественному и достойному правителю, тем более что в болоте утонул мешок со всем моим имуществом, но сперва желал немного освоиться в Пределе. Однако судьба распорядилась иначе. Сначала мы мылись в бане, и я едва не преставился — мой радушный хозяин напустил такого пару и так крепко отхлестал меня березовыми ветками, что в конце я самым малодушным образом взмолился о пощаде. А потом мне, едва стоящему на ногах, поднесли литровый ковш местного меда и приказали выпить его залпом. Больше о том дне я ничего не помню.

Очнулся я в телеге, лежа на мягких шкурах. Телега двигалась, немилосердно скрипя и подпрыгивая, а голова моя болела так, будто по ней и впрямь кто-то стукнул дубиной. Не удержавшись, я тихо застонал.

«Очнулся?» — поинтересовался сидящий на козлах Бородуля. Говорить я не мог, лишь слабо кивнул. Но даже от этого невинного движения меня так замутило, что я сжал виски руками. «Эк тебя, бедолагу! — сочувственно вздохнул бородач, извлекая откуда-то большую плоскую флягу. — На, полечись». Глотнув из фляги, я тут же вновь провалился в небытие. Краткое просветление возникло в тот момент, когда меня куда-то несли пять здоровых мужиков, а Бородуля бегал вокруг и причитал: «Полегче, братушки, полегче! Все-таки три с лишком года Илюша недолежал, в полную силу не вошел!» Я хотел было ответить, что он не прав, и тут двое передних мужиков с размаху раскрыли дубовую дверь моей головой. Последнее, что я услышал, прежде чем свет в очередной раз погас в моих глазах, было их удивленное: «Гляди-ка! И впрямь — недолежал!..»

— А потом?

— А потом меня неделю лечили в княжеском тереме. То есть «лечили» — это весьма условно, скорее просто без меры пичкали блюдом, приготовленным из сырых яиц, взбитых с сахаром, и категорически запрещали вставать с постели. Все эти издевательства творились со ссылкой на распоряжение придворного лекаря со странным именем Ойболитий. Несмотря на весьма большую власть и влияние на князя Вольдемира, народной любовью лекарь не пользовался. По крайней мере, слуга, приносивший мне еду, шепнул по секрету, что «этому коновалу только волков да кур пользовать, да и то животину жалко!» На седьмой день я не выдержал и категорически потребовал разговора с Ойболитием, либо с князем, либо с обоими сразу. Поскольку данное пожелание я высказывал, небрежно помахивая отломанной от стола дубовой ножкой, лекарь очутился в моей комнате уже через полчаса. Не дав мне и рта раскрыть, он тут же заявил, что рад моему исцелению и уже приказал оборудовать превосходную печь. А если у меня есть какие-то пожелания по поводу того, чем князь может скрасить мой досуг в течение ближайших трех лет, то он, Ойболитий… Тут уж я рассердился не на шутку и, импровизируя на ходу, шестистопным ямбом объяснил лекарю, что любому ритуалу должен быть разумный предел. И если меня немедленно не отведут к Вольдемиру, то Ойболитий сам ляжет на свою печь. Тридцати трех лет не обещаю, но — надолго!

Лекарь заартачился, но я на его глазах отломил у стола вторую ножку и ударом ноги вынес дверь вместе с засовом. На свою беду и мою радость, по коридору как раз проходил сам князь. С другой стороны, как я уже имел честь вам сообщить, лицо у достойного правителя от рождения напоминало плохо испеченный блин, так что большого урона его красоте дверь не нанесла. Отлепив от нее свой нос, Вольдемир выслушал сбивчивые объяснения Ойболития, хлопнул меня по плечу и заявил: «Богатырь! Поедешь Кенарея-разбойника ловить!» Я и поехал.

— Но почему я? Неужели, кроме этого Кенарея, тут больше никто не водится?

Ки Дотт потупился:

— Видите ли, сэр Сэдрик… Во-первых, вы свистели, а во-вторых, объект охоты мне описали как могучего великана с пузом, подобным пивному котлу, и…

— Пузом?!

— Успокойся, милый, — едва сдерживая смех, положила мне руку на плечо Глори. — Так что там дальше, сэр Шон?

— Нет, погоди! Пузом?!

— Хорошо, хорошо. Брюшком. Милым, симпатичным!..

— Что?!!

— Не переживай, босс! — пришел на выручку Глори Бон. — Еще неделька-другая, и ты вновь придешь в форму.

Я только собрался поставить зарвавшегося мальчишку на место, как взгляд мой упал на ремень. Обычный кожаный ремень с массивной пряжкой. Совсем недавно в нем было восемь дырочек. Сейчас — девять. И то, что ремень был на мне, наводило на не шибко радужные мысли.

— Одним словом, — робко продолжил сэр Шон, — в моей голове возник образ слишком крупного для местных мужчины. Так что, когда я заметил у родника ваш силуэт, я подумал… а что мне еще было делать?! — Он чуть не плакал. Я оглядел эту глыбу литых мышц и в очередной раз подивился тому, как причудливо распорядилась судьба. Но потом мой взгляд остановился на нижней части торса Ки Дотта (ни намека на жирок!), и я не смог сдержаться:

— Исходя из полученных описаний, — как следует присмотреться к собственному отражению в воде и треснуть себя по лбу!