ГЛАВА ВТОРАЯ
Я проснулся от громкого похрюкивания над ухом. Свин — ни единой похмельной черточки на рыле, как будто и не пил вчера, — стоял рядом с моей кроватью и требовательно постукивал копытом о паркет.
— Что? — с трудом разлепил глаза я.
— Ты мне нужен, — сказал он командирским голосом.
Я перевернулся на другой бок.
— Закажи пиво в ресторане. Совсем не обязательно гонять за пойлом лично меня.
— У тебя одно пойло на уме, животное, — осуждающе скривился Свин. — Неужели ты забыл, какой сегодня день?
Я открыл глаза. Действительно, день сегодня был особенный. Выдающийся, можно сказать, день. Вчера мы выполнили свое последнее задание. Значит, сегодня надо получать награду. Два аккуратных серебряных креста с бриллиантами в черных бархатных коробочках. Я видел такие, когда на пенсию уходили Священник и Клаус. Красивые вещииы. Но важно другое. Кресты — всего лишь внешний знак. Они символизируют, что мы больше ничего не должны Отделу и можем распоряжаться своими жизнями, как нам заблагорассудится.
— Вспомнил? — спросил меня Свин.
— Вспомнил. Где нас будет ждать Ангел?
— В пентхаусе, как обычно.
— Хорошо, я сейчас оденусь.
— Подожди, время еще есть, — сказал Свин и сделал несколько вращательных движений задней частью своего туловища. Это означало, что он смущен. Я вопросительно посмотрел на своего старшего офицера.
— Гаврила, я хотел, чтобы ты оценил мой последний текст.
Я глубоко вздохнул. Дело в том, что Свин отличался склонностью к графомании. Сложно сказать, насколько добровольно сформировались его наклонности. Сотрудникам Отдела не запрещалось иметь хобби, однако каждый имел свои ограничения. Так, Свин, в частности, не мог заниматься никаким видом коммерческой деятельности, поскольку именно в этой области он больше всего нагрешил в своей прошлой жизни. Поэтому ему пришлось довольно долго искать себе занятие по душе. Весь мир ведь сейчас — коммерческая деятельность, ткни пальцем в муравейник — и там обнаружишь бизнес… После долгих метаний Свин осознал в себе тягу к прекрасному и уселся за стол. Несколько лет он безуспешно рассылал свои творения по издательствам, изводя меня просьбами отслеживать судьбу рукописей. Затем стал писать рассказы на интернет-конкурсы, но победа всегда обходила его стороной.
Признание поцеловало пятак Свина, когда он находился на пике отчаяния. Некий полупорнографический журнал — из тех, что покупают солдаты в дальнюю дорогу, — объявил открытый конкурс короткого эротического рассказа. Победителю в качестве приза была обещана еженедельная колонка в упомянутом издании, Свин выиграл конкурс и отныне имел верных читателей, знавших его под именем Кристины А. Колонка велась от лица молодой девушки-нимфоманки. Вот уже пять лет она вытворяла всяческие сексуальные безобразия и скрупулезно фиксировала их на бумаге, чтобы поделиться своим опытом с читателями журнала. Колонка пользовалась популярностью, некоторые читатели даже обращались к Кристине А. за советом. В связи с этим журнал перечислял на счет Свина пятьдесят долларов в неделю — насколько я знаю, это был их потолочный гонорар…
Разумеется, по доброй воле я в жизни не притронулся бы к этой похабной писанине. Но субординация есть субординация. Свин являлся моим непосредственным начальником, а потому приходилось оказывать ему положенное уважение, пусть и переступая через себя.
Я встал с кровати и поплелся в зал. Там царил еще больший беспорядок, чем вчера: мы хорошенечко отметили удачное завершение операции. Свин заказал в дорогом ресторане комплексный обед на вывоз, я увенчал стол трехлитровой бутылкой водки «Смирнов»… В результате везде валялись блестящие колпаки для посуды, обглоданные кости куропаток и клешни омаров.
— Зачем это тебе? — спросил я, усаживаясь за компьютер. — Мы же уходим на покой сегодня…
Только произнеся эти слова, я понял их смысл. Мы действительно уходили на покой. Причем для меня этот покой заключался в том, что я отходил от дел. Если же говорить о Свине, то для него слово «покой» приобретало прямое значение. Работники Отдела, имевшие не человеческие, а какие-либо другие тела, после завершения службы отправлялись в иное измерение. Я не знал всех тонкостей процесса, но, по-моему, их три месяца держали в приграничной зоне: уже не земля, но и не совсем небо. Там с них снимались их грехи, за которые они и были заключены в тела животных. После окончания этого срока души отделялись от тел и восходили на небо, чтобы получить там назначение и родиться в теле младенца на земле… Я внезапно понял, что очень скоро Свин, каким я его знал последние десять лет, перестанет существовать. Осознание этого факта неприятно кольнуло сердце. Всегда тяжело покидать то, к чему так долго был привязан, пусть и не совсем добровольно….
Не знаю, взгрустнулось ли Свину. Он просто махнул пятаком на экран и приказал:
— Читай!
Я послушно завертел колесиком мыши. Клавиатура у нас была специальная, сделанная на заказ: Свин по понятным причинам не мог пользоваться стандартным вариантом. Огромные клавиши светились изнутри голубой подсветкой.
Рассказ, как всегда, балансировал на грани чудовищной пошлости и запредельного гротеска. Я наскоро глотал страницы, попутно исправляя грамматические ошибки и проставляя знаки препинания, и удивлялся, как люди могут читать такую муть.
В этот раз Кристина А. избрала объектом своего исследования глобальные интересы женской половины человечества. По ее словам, выходило, что женщины в современном мире мечтают о сексе, только о сексе и ни о чем другом, кроме секса. В доказательство этого тезиса Кристина, направляемая безжалостной фантазией Свина, познакомилась с некоей женщиной-политиком, и они вместе отправились в ночной клуб для одиноких светских львиц. Поначалу новая знакомая автора пыталась философствовать о высоких материях. Но после принятия внутрь небольшой дозы мартини раскрепостилась и исполнила стриптиз в сопровождении мускулистых курсантов военного училища. Затем Свин описывал, как подруги воспроизводили с означенными юношами половину позиций «Кама Сутры» в отдельном кабинете. Причем юноши отличались неутомимостью, завидными размерами «своих аппаратов», а женщины испытывали один оргазм за другим со скорострельностью станкового пулемета. В заключение следовала небольшая лесбийская сцена, после которой женщина-политик принимала решение организовать партию Фаллоса. Это новообразование должно было, по мнению Кристины А., примирить все враждующие силы на политической арене и указать новый путь к процветанию страны…
— Ну как? — спросил меня Свин.
— Очень даже ничего, — сказал я, стараясь не смотреть ему в глаза. — Тема свежая, ситуация нестандартная…
Свин вздохнул. Он понимал, что я ему вру. Да если бы и не понимал, при его способностях достаточно было один раз посмотреть на мою ауру, чтобы узнать правду. Но, полагаю, эту правду он узнавать не хотел…
— Как ты думаешь, — посмотрел вдаль Свин, — кто-нибудь станет скучать по мне? То есть по Кристине А.?
Я утвердительно кивнул. Читатели журнала единственные на всем белом свете, кто знал душу моего старшего офицера, пусть и исковерканную до неузнаваемости десятилетним воздержанием. У меня не было и их.
— Ладно, давай собираться, — сказал Свин и засеменил в сторону ванной. Мне показалось, что в его маленьких глазках, похожих на черные блестящие горошины, появился предательский блеск…
Распогодилось. Небо, выплеснув минувшей ночью всю накопившуюся влагу, сияло чистым, словно вымытым цветом. Ярко светило солнце. Над трассой носились стаи ворон. Порывы ветра утратили свою колючесть, хотя и не согревали.
Мы ехали на место встречи с Ангелом на нашем «лексусе». Не самая дорогая машина, это верно. В принципе, мы могли себе позволить и что-нибудь поэксклюзивнее, тот же «бентли», к примеру. Работники Отдела не испытывали нужды в деньгах. На каждого из нас был открыт счет в банке, куда ежемесячно перечислялись суммы, достаточные для того, чтобы вести безбедную жизнь — как в России, так и в любой другой стране мира. Не знаю, кто являлся отправителем средств. Мы не задавались этим вопросом. И культивировали, по настоятельной рекомендации Ангела, респектабельную незаметность. Ведь излишне дорогие вещи всегда привлекают к себе повышенное внимание. Так что мы довольствовались «лексусом».
В салоне играла музыка. Свин любил шансон, я — тяжелый рок. Поэтому сошлись на Джо Кокере. Бархатная хрипотца старого хиппи приятно ласкала слух. Мощная печка согревала тело потоками горячего воздуха.
Свин, по обыкновению, расположился на переднем сиденье, поджав задние ноги под себя. Мы хорошо оделись для визита — Свин вообще не выходил на улицу в том виде, в котором положено ходить обычным свиньям. Его тушу стягивала жилетка из дорогой английской шерсти в крупную полоску. На шее висела золотая цепь, скрепленная резными звеньями и украшенная голубой эмалью с древнегреческим орнаментом. В правом ухе, лопухом нависавшем над рылом, красовалась золотая серьга — подарок истового поклонника Кристине А.
— Скажи, — спросил я, — ты сразу пойдешь в карантинную зону?
— Не знаю, — буркнул он.
— То есть у нас будет несколько свободных дней?
— А что? — повернулся ко мне Свин.
— Да так… Я хотел попросить тебя помочь мне в выборе виллы. Я ведь полный ноль в том, что касается недвижимости.
Свин внимательно посмотрел мне в лицо:
— Ладно. Если Ангел даст мне несколько дней на сборы, смотаемся в твою Испанию. Рынок там уже, конечно, не такой, как в мое время. Но более-менее приличную хатку мы тебе найдем, отвечаю.
— Лучше более, чем менее, — ухмыльнулся я, чувствуя, что у Свина полегчало на сердце.
Через некоторое время мы подъехали к высотному зданию, блестевшему на солнце авангардными формами из затемненного стекла. Здесь сотрудники Отдела встречались с Ангелом. Дело в том, что Ангел не мог являться нам в обычном месте. Внизу, на земле, людская энергетика, пропитанная разочарованием, злобой и неуверенностью, слишком сильно действовала на нежно-небесное существо Ангела. А на высоте он чувствовал себя вполне сносно. Или просто так говорил нам, не знаю…
Парковочную площадку перед зданием устилал ковер из опавших листьев. Легкая, тщательно спланированная природная небрежность — последняя элитная мода. Я проутюжил желтое полотно шинами автомобиля и припарковался на нашем именном месте.
В холле высотки — маленьком футбольном поле, покрытом венецианским мрамором, — дежурили несколько охранников в униформе. Направляясь к лифту, я сухо кивнул им. Свин с достоинством семенил рядом. Охранники были не в курсе деятельности Отдела, поэтому при них мы между собой не разговаривали. Парни ответили на мое приветствие и решили выказать положенный регламентом респект.
— Здравствуйте, Гаврила Михайлович! — ощерился фарфоровым блеском старший по смене. — Что-то давно мы вас не видели… Командировка, отпуск или сумасшедшая любовь-с?
— Осложнения после аборта, — процедил сквозь зубы я, внимательно разглядывая мельтешащие на табло индикации этажей цифирки.
Мое хамство имело основания. Охранники втайне считали меня за блаженного, таскающего с собой огромного борова и наряжающего его в дорогие одежды. За глаза они даже позволяли себе крайне непристойные шутки об извращенном характере моей любви к животным. Так что я не отказал себе в маленькой мести. Охранникам пришлось захохотать и подобострастно поклониться.
— Лакей — он и с рацией лакей, — прокомментировал Свин, когда за нами закрылись двери лифта…
Пентхаус встретил нас уютом, покоем и звуком щебетанья птиц из зимней оранжереи. Апартаменты не принадлежали Отделу — здесь жил некий очень богатый человек, о котором в свободной прессе обычно упоминали с завистью, а в коммунистической — с ненавистью. На самом деле он финансировал и тех и других, являясь фактически негласным королем российских печатных СМИ. К Отделу он не имел прямого отношения. Поговаривали, что его благорасположение обусловлено неоценимой помощью, которую кто-то из сотрудников оказал ему в построении газетной империи. Но это были только слухи. В любом случае, пентхаус предоставлялся нам бесплатно, на сколь угодно длительное время и в любой момент суток. На открытой террасе сотрудники встречались с Ангелом, в зимнем саду проводились общие собрания.
Мы вежливо поздоровались с горничной фотомодельной внешности в строгом черном платье и белом переднике. Не задавая вопросов, девушка провела нас на открытую террасу, привезла столик с кофейником и пышными сдобными булочками, разлила кофе (мне — в чашку, Свину — в специальную пиалу-миску), после чего молча удалилась.
Мы остались одни. Ангел являлся не по расписанию, а когда хотел. Иногда приходилось подождать. Потягивая горячий ароматный кофе, мы рассматривали панораму Москвы, открывшуюся с крыши здания. В такие минуты полагается наслаждаться жизнью. Однако у меня это почему-то не получалось. Какой-то маленький червячок копошился в сознании. Не страх, не паника, не обида. Что-то другое — беспокойство или, пожалуй, мнительность. Кажется, пустяк, но из-за этого пустяка даже изысканный кофе отдает горечью…
— Хороший город, — сказал Свин, щурясь от солнечных бликов. — Не будешь скучать по нему в Испании?
— А о чем здесь скучать? — не согласился я. — Большая помойка. Коренные жители ведут себя как полуживые пенсионеры, приезжие рвут друг друга на части, словно пираньи в аквариуме. И ради чего?
— Чтобы смотреть на Москву таким вот ранним утром с террасы своего пентхауса, — серьезно ответил Свин.
Я знал, что он не мыслил себя вне России. Всем сотрудникам Отдела давалась привилегия выбирать для себя место следующего рождения. Большинство, насколько я знал, останавливалось на Европе или Северной Америке. А Свин застолбил молодую семью, живущую в Рязани. Он не хотел увидеть свет в столице: считал, что у провинциалов больше шансов преуспеть в жизни. Его время рождения близилось. Супруги уже купили домашний кинотеатр, получали кредит на машину, а сразу после машины у них был запланирован ребенок. Так что где-то года через полтора в Рязани ожидалась реинкарнация одного из лучших офицеров Отдела, по совместительству — Кристины А. Свин даже выбрал свои будущие наклонности, предпочтя писательскому таланту математику и логическое мышление. Так легче, по его подсчетам, сделать карьеру в сфере информационных технологий. Иногда мне казалось, что он расписал свою новую жизнь до мельчайших подробностей. Роддом — школа — МГТУ — создание собственной компании — пресловутый кофе на крыше пентхауса. В отличие от меня он был готов штурмовать этот город из жизни в жизнь…
— Здравствуйте, — раздалось за нашими спинами.
Мы обернулись. Ангел, как всегда, появился неожиданно. Он не любил, чтобы кто-нибудь видел, как его тело материализуется из воздуха. Поэтому всегда выбирал подходящий момент. Вроде никого нет рядом — и вот, пожалуйста, в двух шагах от вас стоит представитель небесного мира. Длинные пепельные волосы почти закрывали лицо и ниспадали на плечи мягкими пушистыми волнами. Белые крылья сложены за спиной. Кисти рук, по обыкновению, скрыты в широких рукавах тонкого хитона.
— Приветствуем тебя, Ангел, — поклонился за нас двоих Свин. — Как тебе наше последнее задание?
— Давайте сядем, поговорим, — сказал Ангел.
Он не любил спешить и вести разговоры стоя. Утверждал, что в ногах правды нет. Зная это, владелец пентхауса уставил террасу множеством столиков, скамеек и даже кресел, на которых можно было с комфортом расположиться для неспешного длинного разговора.
Свин и я уселись в плетеные кресла. Ангел облокотился на крышку большого черного рояля, на котором никто никогда не играл.
— Задание на пять с плюсом, — ответил на вопрос Свина Ангел.
— Спасибо, — склонились в почтительном кивке наши головы.
Наступило неловкое молчание. Мы не знали, с чего начать. На моей памяти я всего один раз видел, как вручались наградные кресты. Церемония была простой, без пафоса. Начинать ее полагалось Ангелу. А он медлил.
— Почему ребята опаздывают? — возмущенно удивился Свин. — Я, конечно, понимаю, что мы не со всеми в Отделе хорошо ладили. Но ради вручения крестов могли бы и забыть старые обиды…
Только после этих слов моего офицера я вдруг понял, что меня смущало все это время — нам не встретился хотя бы один сотрудник Отдела. Учитывая, что на пенсию в Отделе уходили ой как нечасто, данный факт, мягко говоря, вызывал недоумение. Терраса просто должна была рябить от знакомых лиц. Даже Локки, даже Варшавский, при всей своей к нам со Свином неприязни, не могли пропустить столь важное, я бы даже сказал протокольное, мероприятие.
— Ребята не придут, — коротко сказал Ангел.
Может, мне показалось, а может, свет солнца действительно померк. Усилившийся ветер набросился на распотрошенную Свином булку. Белые крошки, попав в цепкие объятия холодного воздуха, сначала взмыли вверх, а затем, перемахнув через перила, полетели к земле, на корм воронам. Мы со Свином угрюмо молчали. Отсутствие сотрудников на церемонии награждения было экстраординарным событием. Значит, случилось что-то очень и очень неприятное.
— Отдел расформирован, — сообщил нам Ангел.
— Что?! — в один голос воскликнули мы.
— Отдел расформирован, — бесстрастно повторил Ангел. — Служба Справедливости добилась его закрытия. Все сотрудники в данный момент находятся на местах, ожидая дальнейших распоряжений от независимых наблюдателей.
Я ошеломленно молчал, пытаясь сообразить, какие эмоции в данный момент должны возникнуть в моем сердце. Мне было известно, что деятельность Отдела вызывала постоянные нарекания со стороны Службы Справедливости. Мы иногда пересекались с их оперативниками. Бесстрастные, скользкие ребята. Все как один в черном, все как один аккуратно подстрижены, выбриты и в темных очках. Естественно: их служба носила совершенно легальный характер, поэтому и выглядели они как заурядные клерки, подражающие, ради разнообразия будней, стилю Нео из «Матрицы». Служба Справедливости — СС, как мы ее называли между собой, — была прямым антиподом Отдела. Мы разрушали веру — они тщательно взращивали ее, следили за тем, чтобы верующий всегда получал то, во что он верит. Эсэсовцев не интересовал нравственный характер веры конкретного человека — они пестовали веру вообще, а на слезинки ребенка и прочие сентиментальности им было глубоко наплевать. Пару раз Ангел обмолвился, что на небесах все ужасно обеспокоены упадком веры среди людей. А потому СС набирает все большую и большую силу — считается, что они помогают понять людям пользу веры. Больше уверовавших — больше мыслей о небе. А о нравственности можно будет подумать как-нибудь потом, по достижении нужного объема…
— Печально, — сказал Свин. Видимо, новость огорчила и его.
— Спасибо за соболезнования, — поклонился Ангел.
— Извините за прозу, — вмешался в разговор я, — но как насчет нас? Мы же выполнили последнее задание. Нам положены кресты.
Ангел покачал головой. Затем развернул крылья и достал откуда-то из глубин хитона два черных бархатных футляра.
— Вот ваши кресты.
Мы со Свином как завороженные уставились на его руки. Кресты были совсем маленькие, изящные. Если повесить на лацкан пиджака, все подумают, что это клубный значок.
— Наконец-то, — протянул копыта к футляру Свин.
Но кресты ему не достались. Ловким, проворным движением Ангел убрал футляры за спину.
— Я очень сожалею. Но официально Отдел был расформирован вчера вечером. Мы не имеем права выдавать награды и отпускать кого-либо на пенсию. Вам следует обратиться к вашему куратору из Службы Справедливости для получения дальнейших инструкций о вашей деятельности.
Свин в бешенстве вскочил на ноги, опрокинув столик с кофейником. Я присоединился к нему. Мы стояли рядом с Ангелом и наперебой кричали ему в лицо:
— Но мы работали на Отдел десять лет…
— Мы заслужили пенсию — при чем тут эсэсовцы?
— Я столько времени провел в этом теле, а теперь выясняется, что все мои страдания не имеют искупительной ценности?
— Задание отсчитывается с момента его получения— если уж на то пошло, нас должны были премировать уже полгода назад!
Ангел внимательно выслушивал наши возгласы, энергично кивал, показывая всем видом, что со всем согласен. Когда наш пыл несколько иссяк, он пожал плечами и смущенно, мне даже показалось — виновато, произнес:
— Мужики! Я полностью на вашей стороне. Но вы же сами знаете — найти инстанцию, куда можно было бы подать жалобу на небесную канцелярию, практически невозможно…
Свин устало опустился на землю. По его рылу тек пот. Уши покраснели. Грудь вздымалась от сиплого дыхания. Полагаю, со стороны я выглядел не лучше.
— И что теперь? — спросил Свин, немного придя в себя. — Ты просто бросишь нас? После десяти лет работы бок о бок взмахнешь своими траченными молью крылышками и испаришься в воздухе? А вы, мол, ребята, выкручивайтесь, как сами знаете? Последняя свинья ты после этого, а не ангел…
Я поднял опрокинутое кресло и тоже уселся. В груди все бушевало, но на верхнюю часть головы наползала тяжелая, всеобъемлющая усталость, щедро приправленная самоосуждением. Ведь я знал, что, когда чего-то сильно желаешь, всегда обламываешься. И, несмотря на свое знание, последние пять лет целенаправленно и красочно грезил об Испании. Ох, не надо, не надо, не надо было представлять в красках все эти возлежания на шезлонгах с видом на панораму грохочущего прибоя…
Ангел внимательно рассматривал свои безукоризненно чистые ногти, дожидаясь, пока остатки нашего возмущения окончательно растворятся в холодном осеннем воздухе. Затем провел пальцем по гладкому лаку рояльной крышки и как бы невзначай заметил:
— Есть, правда, одна возможность…
Свин мгновенно подобрался. Ангел выжидал и выжидал, вполне сознательно затягивая паузу.
— Не томи, пернатый, — попросил его Свин. — Аль Пачино из тебя хреновый. Говори, что знаешь!
Он перешел все законы приличия: подобный тон в беседах с Ангелом позволял себе лишь Локки, да и то когда заливался текилой по самые уши. Но я не осуждал Свина. Можно даже сказать, я его поддерживал.
— Учитывая вашу многолетнюю службу… — начал Ангел.
— Многолетнюю безупречную службу, — вставил Свин.
— Учитывая вашу многолетнюю службу, — с нажимом повторил Ангел, имевший на данный вопрос свои взгляды, — руководство Отдела способно пойти на определенные… гм… нарушения существующих правил. Наш архив еще не передан Службе Справедливости. Поэтому можно представить дело так, будто вы завершили задание еще до упразднения Отдела. Кресты и приказы на пенсию мы пометим задним числом. Правда, придется выдумать другое задание: если рассказать о Рокоте, аналитики эсэсовцев вполне могут сопоставить даты и забить тревогу. Сами знаете, их руководство не упустит возможности кому-нибудь нагадить, тем более вам двоим.
— Никто не творит больших подлянок, чем эти борцы за справедливость, — в один голос признали мы со Свином.
— Таким образом, — продолжил Ангел, — де-юре вы получите отставку на момент существования Отдела. Не думаю, что Служба Справедливости станет оспаривать это решение. В конце концов, и у них должно быть что-то святое…
Сказав это, Ангел замолчал. Я посмотрел на Свина и не заметил на его рыле хоть капельки радости. Все верно: мы слишком хорошо знали Ангела, чтобы поверить в такой простой исход дела.
— И теперь ты скажешь свое коронное «НО», — предположил Свин.
— Скажу, — согласился Ангел и, набрав воздуха в легкие, произнес: — Но для того чтобы ваша отставка была оформлена оговоренным нами сейчас образом, вам придется выполнить еще одно задание, уже неофициально.
— Я так и знал! — воскликнул Свин, в ярости кроша копытом осколки кофейника. — И они еще запрещали мне заниматься коммерцией… Да вся ваша пернатая шайка и шагу не может ступить, чтобы не предложить кому-нибудь сделку! Нет, точно: как на земле, так и на небе!
— Или как на небе, так и на земле, — задумчиво парировал Ангел. — Мы связаны теснее, чем вам представляется…
— Хватит философии! — попросил я. — В чем заключается задание?
— Я могу сообщить его детали только после получения вашего согласия на выполнение.
— Как будто у нас есть выбор, — обиженно хрюкнул все еще не успокоившийся Свин.
— Мы не собираемся пахать на этих ублюдков из СС, — подтвердил я. — Давайте приступим.
Ангел удовлетворенно кивнул и достал из-под крыла серебряный ноутбук. Иногда мне казалось, что в складках его хитона сокрыт целый супермаркет. Наверное, так оно и было…
Поставив ноутбук на крышку рояля, Ангел открыл его и подождал, пока загрузится операционная система. Затем несколько раз щелкнул на значке видеопроигрывателя. На мониторе появилось яркое, блещущее всеми цветами радуги изображение. Динамики выплеснули волну громкого звука.
Мы смотрели видеоклип. Яркая блондинка, облаченная в садомазокупальник размера этак на два меньше, чем ей требовалось на самом деле, пела песню в интерьере ночного клуба. Вокруг нее плясала массовка — мускулистые парни откровенно гомосексуального облика, одетые в смокинги на голое тело. На шестах вертелись крупногрудые стриптизерши., Сквозной персонаж клипа — мордатый мужик в костюме от «Гуччи» — большую часть времени пялился на певицу, после чего решался, разбивал бокал с виски об пол и увозил счастливицу прочь на расписанном голубыми драконами «мерседесе». Слова песни соответствовали видеоряду. «Тебе лишь стоит посмотреть, тебе лишь надо захотеть, и буду долго я гореть, и пропаду, и пропаду… » «И пропаду-у-у», — повторялось раз десять в конце каждого припева. Мою успокоившуюся было голову снова сжали тиски боли.
— Узнаете? — спросил Ангел.
Я отрицательно покачал головой. Свин проявил большую осведомленность.
— Алина Стайгер. Звезда МТВ, победительница хит-парадов и светская львица.
— Правильно, — кивнул Ангел и включил слайд-шоу.
Монитор зарябил сменяющими друг друга фотографиями. Алина поднимает над головой позолоченную статуэтку — главную музыкальную награду года. Алина открывает новый бутик «Дольче и Габбана». Алина рекламирует модельный ряд часов «Лонгинесс». Алина на обложке «Плейбоя». Алина на обложке «FHM». Алина же на обложке «Мулен Руж».
— Аппетитная шкурка, — забылся на секунду Свин. Даже последние переживания не смогли изгнать из его души тягу к прекрасному.
Ангел сделал вид, что ничего не заметил, и продолжал щелкать мышью.
Алина сидит в кресле, а за ее спиной — большая реклама Московского кинофестиваля. Алина на светской вечеринке обнимается с полным лысым мужчиной— главной звездой нашей эстрады с советских еще времен. Алина грустит на открытии элитного яхт-клуба…
Фотографии продолжали сменять одна другую. Свин похотливо причмокивал при каждом новом откровенном ракурсе. Я терпеливо ожидал подвоха.
— Насмотрелись? — спросил нас Ангел через несколько минут.
Мы кивнули: я — поспешно, Свин — с некоторым сожалением.
— Тогда перейдем к делу, — сказал Ангел и еще раз щелкнул кнопкой мыши.
Пред нашими глазами предстала картина совсем иного содержания. Сперва мне показалось, что я наблюдаю репортаж с места теракта. Черные обломки металлических конструкций, бушующий огонь, пожарные шланги на заднем плане. Затем я стал различать детали. Это было какое-то кафе, вроде «Макдональдс»: обрывки яркой вывески валялись на грязном, покрытом сажей асфальте. От стеклянной витрины остались только мелкие осколки, торчащие тут и там из погнутых алюминиевых рам. Внутри помещения бушевал огонь, сквозь сполохи которого проступали очертания перевернувшегося автомобиля.
— Вчера вечером на Ленинском проспекте произошла авария, — сухо начал Ангел. — Водитель черного «порше каррера» не справился с управлением. Собственно признаки опасности появились чуть раньше: «порше» нарушал правила на протяжении двух километров до места трагедии, спровоцировал два столкновения и повесил себе на хвост милицейский патруль.
— По-другому на «порше» не ездят, — согласно кивнул Свин.
— Подъезжая к «Макдональдсу», водитель увеличил скорость до ста семидесяти километров в час, — продолжал Ангел. — Вот только повернуть забыл. А тут еще, как на беду, подвернулся каток, укладывавший асфальт. «Порше» столкнулся с асфальтоукладчиком и взлетел в воздух: скорость-то у него была немаленькая. Полет закончился в витрине «Макдональдса». К счастью, кафе закрыли на реконструкцию двумя днями раньше. Поэтому никто не пострадал. Кроме водителя «порше», разумеется.
На мониторе появилась новая картинка. Одетые в костюмы из огнеупорной ткани, пожарные вытаскивали из обуглившегося остова машины почерневший труп. Еще один ракурс: крупный план сожженного тела со следами темно-бордовой запекшейся крови. Лицо превратилось в сморщенный комок с ужасающе белым оскалом распахнутого в последнем крике рта. Остатки одежды висели грязными, изорванными лохмотьями.
— Алина Стайгер, — прокомментировал Ангел. — Известная эстрадная певица двадцати девяти лет трех меся цен и семи дней от роду.
— Срань господня! — охнул Свин.
— Сколько можно просить не поминать имени Господа всуе! Хотя бы в моем присутствии! — сурово сверкнул очами Ангел.
— Я поминал не Господа, — угрюмо буркнул Свин. — Каковы причины ее смерти?
Вопрос был по существу, хотя большинство людей, услышав его, повертели бы пальцем у виска. Для них причиной смерти Алины Стайгер без сомнения, была автокатастрофа. Но мы со Свином прекрасно знали, что так называемых катастроф в природе не случается. Везде и всюду — одни убийства. Да, люди накладывают на себя руки. Или отправляются на свет иной в упавших самолетах, затонувших кораблях, взорванных многоэтажках, перевернувшихся автомобилях, сошедших с рельсов поездах и так далее по нескончаемому списку. Обычно причину их смерти объясняют мрачным настроением души или ошибкой диспетчеров в аэропорту. Но диспетчеры и хандра здесь ни при чем. Правда заключается в том, что в энергетическое поле жертвы вбрасывается очень мощный импульс зла — настолько мощный, что его сила преображает энергетические потоки и формирует вокруг человека обстоятельства смерти. Именно поэтому внешне, казалось бы, защищенному со всех сторон человеку на темечко падает десятикилограммовая сосулька, когда он идет по совершенно пустой улице.
— Официальной причиной смерти госпожи Стайгер признана автокатастрофа, — ответил на вопрос Свина Ангел. — Разумеется, следственные органы рассматривают разные версии случившегося. В частности, проводится диагностика остова автомобиля, особенно его тормозной системы. Из тела погибшей взяты анализы крови, в которых врачи обнаружили остатки смеси «Снежный взрыв». Знаете, что это такое?
Я утвердительно кивнул.
— Кокаин, героин и тетра.. как там его…
Ангел вынул из-под правого крыла бумажку и попытался прочитать длинное название.
— Тетра… тетрахлориами… Ладно, проехали… Поскольку от носовых перегородок Госпожи Стайгер осталась лишь кучка пепла, появится, если еще не появилась, версия о том, что наркотики ей впрыснули через ингалятор, а затем усадили за руль. Но нас не интересует внешняя сторона дела. Отдел располагает информацией о том, что Алину убили с помощью Блуждающего Сгустка.
Свин вскочил с места и завертелся вокруг себя волчком. От его усилий золотая шейная цепь лопнула; разъединившиеся звенья со стуком посыпались на плитку, устилавшую пол.
— Черт, черт, черт! Вы решили подкинуть нам напоследок Блуждающий Сгусток!
Я беспомощно улыбался. На самом деле, упомянутая формация являлась самой плохой вещью, которая только могла свалиться на наши головы. Сгустков существовало несколько в энергетической атмосфере Земли. Я не мог назвать причину их появления, потому что они возникли задолго до не только моего рождения, но и, быть может, рождения Земли. Мощные черные массы, Сгустки, имели одну функцию — убивать. Принцип работы Сгустка напоминал обычную энергетическую атаку, только совершаемую не напрямую, от человека к человеку, а через ретранслятор. Сам по себе Сгусток не желал кому-то зла, просто выполнял приказы. Негативный посыл, попадая в его тело, многократно усиливался и обрушивался на ауру жертвы, формируя вокруг нее обстоятельства, способствующие гибели. Противодействовать атаке могли только люди, обладающие развитой энергетикой. Всех остальных рано или поздно затягивал смертельный водоворот.
Надо сказать, что Сгусток не реагировал на негативные эмоции одного человека, и это было особенностью гибельного процесса. Он откликался только на групповой посыл. Значит, Алина Стайгер погибла из-за того, что некая группа людей, численностью не менее двадцати, желала ей гибели… К тому же люди эти должны были обладать очень твердой верой в правильность своих мыслей — иначе Сгусток просто не отреагировал бы на их посылы. Я постепенно начинал понимать сущность задания.
Ангел спокойно дождался, пока Свин прекратит свое теловращение.
— Итак, вы должны… то есть руководство Отдела просит вас оказать помощь в нейтрализации веры активаторов Блуждающего Сгустка. Это первое условие. Мы не знаем точно, сколько активаторов и кто они такие. Вам предстоит это выяснить. У нас есть информация о предполагаемой цели новой атаки — вы найдете ее в ноутбуке. От этого и советую плясать. Для начала попытайтесь понять причину, по которой активаторы желали гибели Алине Стайгер. Делать вам это, правда, придется в дороге — новая атака может произойти в любой момент.
— «В дороге»?! — снова возмутился Свин. — Но ведь активаторы совсем необязательно должны находиться рядом с жертвой.
— Это второе условие, — пояснил Ангел. — Объект атаки на сей раз должен остаться в живых. Нам все равно, как вы его спасете — с помощью твоих способностей или мышцами Гаврилы. Повторяю, объект, точнее, объекты, их несколько, должен остаться жив. Я понимаю, что это сложно. Но в случае успешного выполнения задания вам будут выданы увольнительные документы. Пока вы получаете только кресты — на случай, если столкнетесь с эсэсовцами и они станут интересоваться вашим статусом. Вот вроде и все. Вопросы есть?
Мы молча сидели, понуро опустив головы.
— Я знал, что вы согласитесь, — хмыкнул Ангел. — Да, в качестве бонуса за это задание на счет Гаврилы будет перечислена сумма, в три раза превышающая размер выходного пособия. И еще… Оставляю вам последний диск Алины Стайгер. Послушайте, может понравится….
— Зачем нам ее диск? — спросил я, но увидел, что Ангела уже нет с нами. Мгновение назад он стоял возле рояля, а теперь ветер обдувал только оставленный нам ноутбук, два черных бархатных футляра и сверкающую на солнце коробочку компакт-диска.
Я посмотрел на Свина. Наши глаза встретились.
— Срань господня! — сказал Свин и громко, от души выматерился.
