Книга: Охота на оборотня
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

Утро молодого привлекательного мужчины обычно начинается с традиционного чмока в щечку, нежного воркования на ушко или, не на самый худой конец, завтрака в постель. Капитана Винтерфелла целовать было некому, а домовой привык жить по принципу «Завтрак съешь сам, обед за хозяина, а ужин — за двоих!», поэтому способ побудки никак нельзя было назвать приятным. Кристалл с караулки просигналил убийство, и тильзитовый глазок на браслете Стража полыхнул алым. Дремлющий разум эльфа огонёк проигнорировал, и Вилль проснулся, когда руку уже немилосердно щипало от кончиков пальцев до локтя.
— Что, хозяин, опять ложшшная тревога? Посспать не дают! — недовольно пробурчал Симеон, скатываясь с хозяйского живота на одеяло.
Индикатор Преступлений появился десять лет назад, и заказал его новоизбранный градоправитель Берен Грайт. Письмо в столицу улетело вместе с почтовым голубем, а месяц спустя в ворота постучался посыльный из самой Равенны. Столичный маг честно предупредил, что Индикатор время от времени надо настраивать, но все благополучно об этом забыли. Поначалу кристалл выявлял почти полный список преступлений: оранжевым огоньком горели кражи, фиолетовым окрашивались вооружённые нападения и чёрным — противозаконная волшба. За время столичной службы Индикатор почти никогда не оставался без дела, но здесь наконец-то обрёл заслуженный покой. «Тихо, как в Северинге», — поговаривали люди, хоть раз посетившие город. Словно чья-то ласковая рука отводила глаза кочевым разбойникам, гнала прочь расплодившуюся после Алой Войны нежить и поддерживала мир между самими горожанами.
Проблемы начались позапрошлым златнем, когда кристалл вдруг налился ярко-оранжевым. Караульный Винтерфелл, тогда ещё простой стражник, опрометью кинулся к столу и прижал глазок к Индикатору, подавая сигнал остальным. Этой неприятностью дело не завершилось, и пять минут спустя огонёк потускнел до сизо-фиолетового… Через полчаса в караулку поднялся пунцовый от смеха Темар и, опрокинув стаканчик ядрёного, поведал о чудовищном преступлении. Сидоров козёл, снедаемый завистью к соседской капусте, залез в огород горшечника Игната и принялся своевольничать — не сколько ел, столько топтал. Жена гнома-кузнеца, увидав в окно козлиное безобразие, ухватила дрын и побежала воспитывать собственную скотину. Вот и вся кража с нападением!
Следующее «преступление» случилось в конце листопада. Камень внезапно вспыхнул красным, и эльф едва не опрокинул на себя чашку чая, а когда браслет потеплел возле дома птичницы Рениты, так и вовсе захолонуло — Радда, восьмилетняя дочь вдовы, была его любимицей. Эльф с разбега перемахнул забор… и остановился, как вкопанный. Птичница порешала курицу, а девочка тщетно пыталась догнать рыжего голенастого петуха. Бледный и несколько потрёпанный вид эльфа Радда расценила по-своему: «Ой, дядя Вилль, а вы меня первым поздравить хотели? Приходите вечером ужинать!» Тот едва не взвыл от досады — День Рождения малышки попросту вылетел у него из головы.
На этот раз стражники уже не смеялись, а призадумались. В Равенну улетел голубь Берена, а в ответ Император прислал в Северинг мага. Человек, представившийся Августусом Аквином, оказался типом серьёзным, даже хмурым, с цепким взглядом блестящих чёрных глаз. Он долго водил либром над взбунтовавшимся Индикатором, а затем спустил на стражников собачью свору. «Вы — идиоты! — кричал, брызгая слюной, столичный маг. — Вам объясняли, что его настраивать надо? Почему раньше в Равенну не отписались?» Оказалось, что магический кристалл был настроен на происшествия только с разумными расами, а со временем «растерялся» и стал отслеживать любые живодёрства.
Однако на этот раз Индикатор не ошибся. В переулке было тихо и пусто, за исключением согнувшегося у стены стражника Геварна и бледного, как полотно, Акима. Могучий солдат, повидавший изуродованные тела нелюдей после ночи Алой Войны и не раз принимавший участие в ловле нежити, ничего не мог сказать и лишь бестолково размахивал руками. Вилль подошёл к телу и тут же мысленно возблагодарил домового, что тот поленился приготовить завтрак, иначе эльф тоже отправился бы к стенке.
— Она уже давно тут лежит! Почему сразу сигнал не подали? — хмуро спросил эльф, рассматривая скрюченные, покрытые инеем пальцы женщины. — В караулке Сатьян, да?
— Проспал, наверное, — Аким, отведя глаза, пригладил светлые волосы.
— Опять надрался! — припечатал капитан. — Когда нашли?
Агафью обнаружили наутро. Патрульные стражи увидели торчащую из сугроба ногу и решили, что кто-то по пьяни решил вздремнуть в такой своеобразной холодной кровати. Подошли ближе и дёрнули. Нога легко выскочила из снега, и тревожное недоумение загорчило привкусом страха. Конечность была одинока, тела к ней не прилагалось. Сама Агафья обнаружилась неподалёку, в другом сугробе, и выглядела она гораздо хуже, чем при жизни. Вокруг шеи кто-то кокетливо повязал её собственные внутренности, половина лица была разодрана до кости, а в единственном уцелевшем глазу застыл такой первобытный страх, что стражники невольно отпрянули. Темар, на бегу теряя сапоги, помчался в караулку будить Сатьяна и посылать сигнал остальным.
— Что делать будем, а, капитан? — отлепился от стены Геварн. — Никогда ж такого не было! Что за зверь у нас завёлся?
— У этого зверя странное чувство юмора, — поморщился Вилль. — Несите её в тюрьму, после осмотрим, а я… С ночи ворота заперты, и открывать их я не собираюсь. Видимо, мы теперь в осаде…
— А до обозников-то успеем ли поймать? Загрызут же… Свои загрызут! — мрачно буркнул Аким.
— Значит, должны поймать! Давайте, тащите простыню и заворачивайте… эээ… всё, что соберёте.
— Ну, теперь-то Демьян волюшку получит! — Геварн хмыкнул и почесал затылок.
Эльф искоса глянул на стражника. Всё верно, смерть Агафьи никого не опечалит, и на похоронах люди будут прижимать носовые платки к совершенно сухим глазам.
— Вот что, Аким, уносите Агафью и зовите Демьяна. Только не пугать! В полдень устроим на площади собрание, предупредите горожан! Ясно?! Вы-пол-нять! — он говорил всё торопливей, а на последних словах рванул с места и помчался вниз по улице. Стражники только рты пооткрывали. Суровый командирский тон из уст молоденького эльфа звучал донельзя забавно, и в другой момент ему бы ответили дружным хохотом. Но сейчас не до шуток. Убийство… Впервые за семнадцать лет жизни города.
Сердце Вилля забивалось в глотку и снова ухало в желудок, когда он, сломя голову, мчался в аптеку. Оборотни, находясь во власти звериной сущности, в первую очередь, убивают тех, кто находится рядом, а прошлой ночью на небе светила полная луна.
Если бы дверь была заперта, эльф попросту вынес её вместе с замком и петлями. Но зимняя ночь, уходя, пробудила спящую кошку, и теперь она неодобрительно разглядывала взъерошенного престижного капитана.
— Добрейший утречок, господин Винтерфелл! — лениво протянула девушка. — С кем ночь коротали, от кого с утра удирали?
Эльф непривычно хмуро уставился на неё. Алесса даже удивилась: обиделся, что ли?
— Где Марта?
— Почто грубим, господин…
— Где Марта?!
— Да в комнате, над духами ворожит! Зачем так орать, я не глухая!
Марта услышала их голоса и подошла к прилавку, попутно вытирая руки тряпочкой.
— Вилль… Да что ты смотришь на меня как на привидение!
Эльф вздохнул с облегчением и, смущённо потерев лоб, глянул на женщин:
— В общем… Дело такое… Ночью Агафью убили. Я за вас беспокоился…
— Кто?! — так и ахнули обе.
— Не знаю… Будем искать! Приходите к полудню на Ярмарочную Площадь, там всё и объясню.
— Нетушки! Давай сейчас говори! — Алесса звонко притопнула каблучком. — Врывается в чужой дом, как кот ошпаренный, грубит, убийствами стращает…
— В полдень! — твёрдо повторил Вилль и вышел за дверь, оставив знахарку пыхтеть перекипевшим чайником.
Ох, как нелегко далось Стражу решение запереть городские ворота. Через пару недель, а может, и раньше, потянутся первые телеги с товаром и упрутся в наглухо закрытые двери.
Новогодняя Ярмарка была основным источником дохода северингцев. Ремесленники всех мастей готовились загодя, зная, что самобытные провинциальные безделушки найдут своё место в шкафах столичных чудаков-коллекционеров. Сам городок находился неподалёку от пересечения двух крупных трактов: один связывал Орканские степи с Равенной, а другой проходил через Рудный мыс, и купцы облюбовали Северинг как место для привала и торговли по селянским ценам. Так и началась история с Ярмаркой да салютом.
Вилль здорово сомневался в правильности решения. Неизвестно, сколько времени займут поиски неведомого убийцы. Вдруг, кто из купцов решит приехать пораньше, в городке отдохнуть, дела какие наладить? Не пустить — больше не приедут, а хуже того — распустят в столице слухи о поразившей город эпидемии. Как говаривал господин Грайт, для Северинга главное — престиж! Открыть ворота, пока в городе бродит неведомый хищник, Вилль тоже не мог — а вдруг сожрёт кого из приезжих? Эти вести обязательно дойдут до столицы, и пиши пропало. В Северинг приедут маги-следователи из Равенны, и тогда с голов стражников полетят шапки, да и градоначальнику достанется.
Единственным выходом было срочно выловить зверя. После встречи Вилль запретил себе и думать о том, что убийцей может быть Алесса. Сомнения, как известно, рождают подозрения и убивают доверие, а Вилль не мог не доверять настоящей носительнице фамильного кольца.
* * *
Господин градоправитель был встревожен, рассержен и немного пьян, и бесился он как раз из-за того, что рассветное солнце как-то не одобряет злоупотребление крепеньким. Вместо пары рюмок мартиной сливовой настойки, ему пришлось осушить бутыль слабенького дриадского сидра, и теперь жидкость настойчиво пробивалась к выходу.
Ранним утром Берена Грайта разбудило вовсе не ясное солнышко и, уж конечно, не ласки любимой женщины. В двери Зала Совещаний исступленно колотил Темар, бледный и косноязычный. Его не привело в чувство даже созерцание исподней рубашки градоправителя и его ночного колпака, зато вполне справился выплеснутый в лицо стакан ледяной воды.
— Ты, Темар, совсем ополоумел? — рявкнул градоправитель. — Ещё к капитану с утречка за опохмелкой сбегай, Арвиэль добрый — нальёт!
— Загрызли!
— Кого?! Арвиэля?! — не своим голосом возопил мужчина. — Кто? Где? Когда?
— Агафья в подворотне… И потроха на шее аки бусики алые…
— Ты что несёшь, Темар? Какие бусики?!
Через пятнадцать минут Берен сумел-таки добиться более-менее вразумительного объяснения. Факты были неутешительны: в городе объявился зверь-убийца, а караульный проспал тревогу и, продолжайся снегопад чуть дольше, труп мог бы всплыть только к весне. Такие известия и простого горожанина не оставят равнодушным, а если ты отвечаешь за жизни полуторы тысяч людей и нелюдей?
Темар убежал в караулку, и сон господина Грайта вылетел следом за ним. На смену пришла раздражительность, и к визиту Вилля он был уже во всеоружии: брови нахмурены, усы встопорщены, язык наточен.
— Проходи, дружок, проходи! — саблезубым медведем оскалился градоправитель, сжимая его плечо крепкими пальцами бывалого воина.
«Накрылся Виллька медным тазом!» — сообразил эльф и как можно доброжелательней сверкнул клычками. Ласковое обращение в устах мужчины сулило большие неприятности.
— Говорить с тобой будем сурьёзно, дружок! — не унимался Берен, затягивая его в дом с той же нарочитой неспешностью, с какой удав глотает законную добычу. — О женщинах, о, как!
— Так что ж о них впустую-то гуторить, на вкус бы смекнуть, али хоть пощупать! — заметно «окая», разулыбался Вилль.
— Ты мне в уши-то компот не лей! Девку свою успел ощупать, прежде чем в город потащил?
— К вам Темар заходил, да? — спросил эльф, напрочь проигнорировав «уши» и «свою девку». — Что сказал?
Берен пожевал губами, крякнул и, не стесняясь своего воспитанника, глотнул сидр прямо из бутылки.
— Говорит, спите вы, стражнички, пьёте, а по городу оборотниха твоя гуляет, людишками закусывает. А ты, значицца, попустительствуешь, так?
— Вы мне лапшу на уши не вешайте! Про Алессу я только вам и сказал… И с чего бы ей после года сытой жизни своих соседей рвать, а?
— Кто ж её знает? Может, норов взбрыкнул, может, с Агафьей чего не поделила… Ничего сказать не хочешь, а, дружок?
— Откуда ж мне знать про бабьи размолвки? — вполне естественно удивился Вилль. — Они из-за безделушки горячей, чем из-за мужика повздорить могут! А почему вы думаете, что это она, может, зверь забрёл? Лесович говорит, Зосий в лесу шатуна видел…
— Загрыз, разделал и кишки на шею повязал?! Бусики, ядрёна ворона…
Берен поднял со стола длиннополую, по колено, кожаную куртку с вышитым на правой стороне груди золотым грифоном — гербом Неверрийской Империи.
— Ну, дружок, пойдём, — со вздохом произнёс градоправитель, опоясываясь и стряхивая с чёрного рукава невидимые пылинки. — Знахарку твою заарестовывать и под замок сажать.
— Вы… Нет! — Вилль лаской метнулся к дверям, загораживая выход собственным телом, и решительно положил кисти на рукояти сабель. Берен внимательно посмотрел на плотно сжатые губы и сурово нахмуренные чёрные брови воспитанника, и внезапно усмехнулся. Сейчас капитан Винтерфелл напоминал того затравленного и скалящего зубы на весь мир волчонка, которого он повстречал тринадцать лет назад.
— Небось, вклепался?!
— Ч-что? — моргнул эльф.
— Дурак ты, Винтерфелл! — проворчал Берен и присел на краешек длинного стола. — Сам понимаешь, что не зверь лесной набезобразничал, а нечисть. У нас в городе, окромя знахарки, нечисти больше нет! Не было и не будет! Ты на себя посмотри, сам за неё кого хошь порвать можешь… Что с тобой такое, Арвиэль?
Вилль закусил губу и весь как-то сжался, чувствуя, что напряжение уходит вместе с силами. Вклепался… Да, вероятно, со стороны именно так это и выглядит, но на деле всё гораздо сложнее.
— Каждый имеет право на жизнь. Это ведь ваши слова, верно? Я поступаю так, как вы меня учили…
— Она — нечисть! — упрямо повторил Грайт. — Зверь с человеческим разумом! Лучше бы ты её за воротами оставил…
— Неужели? — с издёвкой процедил эльф. — Почему же сами так не поступили? Она — истинный оборотень, и себя контролирует!
— Успокойся, — насмешливо сказал Берен. — И сядь. Мне ещё твоей истерики не хватало. Что ты намерен делать?
— Не открывать ворот, — всё ещё мрачно отозвался эльф. — Если это действительно нечисть, то просто так она не уйдёт. Да и мы не можем её выпустить, вдруг это кто-то из своих? Будем искать!
— Хорошо. Сегодня шестое вьюжня… У тебя неделя, плюс-минус пара дней… Панику в городе прекратить, Агафью похоронить, за знахаркой проследить. Действуй!
* * *
— Бедная, бедная Агафья! — причитала Марта, вертясь перед большим настенным зеркалом в солидной вычерненного дерева оправе. — Как думаешь, мне платочек красный к тулупчику одеть, али беленький наряднее смотреться будет?
— Кошмар! — кивнула Алесса, ловя ртом подкинутый орешек. Она сидела на диване в гостиной как раз напротив груды вываленной из шкафа одежды.
— Что? Что кошмар? — подпрыгнула травница, взмахнув обоими платками сразу.
— Бедная старая Агафья! Несчастная! А ты тряпку половую повяжи, всё равно правитель на тебя глазеть будет.
Травница фыркнула и решительно обмотала вокруг шеи белый пуховой платок. Не жаль ей Агафью вовсе, чего тут греха таить! Да никому не жаль, уж больно скверной была ростовщица. Похоронят её, да и позабудут, как камешек речной из туфельки вытряхнут.
— А Вилль-то вон как за нас беспокоился. За обеих! — кокетливо стреляя глазом, протянула травница.
— Угу! Кто ж ещё его стражничков от похмелья лечить будет.
— Дура ты, Леська, ой, ду-ура! — привычно вздохнула женщина. А какой бы мог сложиться квартет!
Марта размечталась, и её воображение нарисовало Берена Грайта, каким он был на свадьбе Ксандры и Эртана. Слегка подвитые по случаю торжества чёрные волосы локонами спускаются на плечи, длинные усы тщательно напомажены, тёмно-синий камзол с вышитым золотым грифоном туго обтягивает… травница прищурилась и несколько уменьшила градоправителя в области талии… туго обтягивает статную, крепкую фигуру. Вот это мужчина! И вдовый… Горько, конечно, да так распорядилась Привратница, а с Богами, как известно, спорить бесполезно… Да и нечего мужчине в самом расцвете сил одному куковать — хозяйка нужна!
Женщина развернулась к зеркалу крутым бедром и гордо подбоченилась. Как говорится, сорок пять — баба ягодка опять! В русых волосах не серебрятся первые проблески старости, карие глаза смотрят с вызовом, а упругости высокой груди любая молодуха позавидует. И никакая девка не превзойдёт Марту на кухне, а всем известно, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Да и рукодельница неплохая…
В комнате травницы в резном дубовом сундуке ждал своего часа загадочный рулон, заботливо обёрнутый тряпками и бумагой. Много лет он пролежал нетронутым, как осеннее воспоминание о пролетевшей молодости, о так и не рождённых детях. Не для кого было стелить собственноручно вышитое постельное бельё, как и не с кем делить постель. Пятнадцатилетней девочкой начала она работу, твёрдо зная, кто в первую брачную ночь будет дивиться мастерски вышитым белым голубям, воркующим на цветущей яблоневой ветви; Солнцу-Златогривому Жеребцу и Луне Среоброокой, жёнушке его ненаглядной; тугим пшеничным колосьям да кружевному блюду с яблоками, плетёному из ивовой лозы. Русоволосый ладный Ивась, старший сын мельника, неоднократно пытался подсмотреть в окно, как продвигается работа у невесты, да безрезультатно — то водой из стакана глаза любопытные зальёт, то перец в нос с ладошки сдует… А не положено жениху любоваться на рукоделье до свадьбы! Начала Марта работать в первозвоне, да к златню не поспела, как ни торопил её Ивась.
— Поле нынче не вспахано! — говорила девушка. — Чего ж впустую сеять, коль ничего не вырастет!
Решили подождать ещё год, а той же зимой Ивась провалился под неокрепший лёд. Незамужняя Марта надела чёрный вдовий платок, а рукоделье скомканной ненужной тряпкой отправилось на самое дно сундука. К двадцати шести годам молодая женщина худо-бедно научилась готовить простейшие травяные отвары и начала экспериментировать с ароматами. С северо-запада покатились первые волны гражданской войны, к счастью, Гусиные Прудочки миновавшие, а, полгода спустя, призвал принц Аристан весь народ неверрийский к себе в ополчение. Среди прочих вылавливать магов-отступников отправился сосед Марты Торн, поручив заботам травницы восьмилетнего сынишку Эртана. Прошло два года, Император Аристан I прочно утвердился на Неверрийском престоле, но Торн всё не возвращался. Орчонок на удивление спокойно пережил утрату, лишь сказал:
— Говоррят, в Великих Степях тррава шёлковая, и никогда коваррный камень не ляжет под конское копыто.
В двенадцать лет Эртан уже выглядел семнадцатилетним, а выносливостью и силой не уступал взрослому мужику-человеку, и как-то предложил он Марте съездить в родной Оркан. Не долго думая, продали оба дома вместе с хозяйством богатеям из города, загоревшимся подышать деревенским воздухом да конским навозом, купили лошадь с повозкой, и тронулись в путь. Вела дорожка на восток, да закружила-запутала нити Судьба, и приехали они в город Северинг. Все пролитые слёзы и ночные причитания остались в Прудочках вместе с чёрным платком, а белая недошитая ткань отправилась с Мартой в новую жизнь. Нынче работа почти завершена.
— А ты чего расселась, как квохча на насесте? Одевайся, едва к полудню до площади поспеем! — на правах старшей, Марта иногда покрикивала на Алессу. Любой другой на её месте непременно бы удостоился ушата помоев, но у травницы были особые привилегии спасительницы и подруги.
— Чего мне там делать? На капитанские уши любоваться? — фыркнула знахарка, щёлкая очередной орешек. — Ты сама сходи — на правителя полюбуешься, себя покажешь! А мне потом всё растолкуешь.
Марта, конечно, осталась недовольна. Жизнь города — она ведь общественная, а как же иначе? И самая тонкая нитка — часть сложнейшего кружева, без неё рисунок полным не будет. Однако спорить с Алессой всё равно, что пытаться повернуть реку вспять, и травница ушла одна, напоследок припомадив губы.
Едва за травницей захлопнулась дверь, девушка стрелой рванула вверх по лестнице. Нарочитое спокойствие и безразличие смыло ледяной волной страха.
— Крррек! — пропела пятая, говорящая ступенька.
— Прощай, милая! Целый год душа в душу с тобой жили! — на бегу выдохнула девушка и влетела на чердак.
Дорожный мешок был собран давно. Необходимые на первое время травы и зелья, нож, длинная леса с крючком, огниво, сменное бельё и тряпки на бинты — всё, что пригодится в случае побега. Сшитая на заказ тёплая охотничья одежда висит в шкафу, осталось запастись водой и провизией. Всё…
Ох, как не вовремя она с Агафьей поцапалась! Не зря капитан прибежал спозаранку именно к ним. Чувствует… Подозревает… Вынюхивает… Так и не прижилась пантера в городе Северинге, а всё остроухий виноват.
— Чтоб тебе шушель в щи нагадил! — знахарка швырнула мешок на кровать.
А ведь как всё хорошо начиналось! Впервые за пять лет бесцельных скитаний у неё наконец-то появился собственный дом и настоящая подруга, и Алесса чувствовала себя нужной. Теперь придётся уйти. Луна, наливаясь силой, неудержимо манила на волю — бродить по крышам, смотреть на звёзды. Вчера была первая ночь полнолуния, но Алесса гулять не пошла, решила отложить приятное на потом. Опоздала… Ещё одну ночь как-нибудь продержится, а потом… Пантера даже спрашивать её не станет — южная кошка весьма безрассудна, и тогда проклятый эльф её поймает. И — хрясь по шее.
Девушка одела тёплые, на гусином пуху, замшевые штаны и такую же куртку. Сапоги лёгкие, удобные, мягкое голенище перевязано кожаным шнурком, чтобы ни одна снежинка не ужалила. Спустилась в кухню, горстью зачерпнула ржаных сухарей из тканого мешка, наполнила флягу водой из того самого колодца, у которого её подобрала Марта. А большего и не надо — лес да река и зимой прокормят ловкого охотника.
Девушка глянула напоследок в зеркало, подтянула верёвочные лямки мешка на плечах и, тяжело вздохнув, вышла на улицу. Горожане, не оповещённые о причине внезапного собрания, ручейками сбегались из переулков в одну большую полноводную реку. Гомонили, пересмеивались, придумывали версии одна потешнее другой.
— Небось, на шатуна облаву устроим! — говорил деду Венька, старший из близнецов Лесовят.
— Хе! Где зосиев капкан не сдюжил, кулак капитанский впору придётся! — отшучивался пасечник Лесович.
Знахарка ловко протискивалась между стоящими почти вплотную заборами, перебиралась через сугробы и, пропетляв таким образом половину города, вышла к стене. Никого, все на площади эльфийские речи выслушивают. Алесса бегом припустила вдоль стены. Главное — выбраться из города, а в лесу она перекинется и, подхватив зубами узелок с провизией и одеждой, удерёт так далеко, пока не почувствует себя в безопасности. Девушка походя огибала склонившиеся почти до земли тяжёлые заснеженные ветки, и страх подгонял её, ровно бездушный хлыст усталую лошадь.
«Спасаем хвост! Спасаем хвост! — вопила пантера. — Спаса… Барсук вас пометил!»
Она опоздала, выезд уже охраняли двое стражников. Одного, зеленоватого, с явной примесью орочей крови, звали Риерт, а второго, одноглазого… Кажется, Сатьян? Всё верно, несчастный пьяница понёс от капитана суровое, но вполне заслуженное наказание в виде почётного караула у ворот. Алесса выпрямила спину и, сделав лицо гномьим кирпичом, прогулочным шагом двинулась дальше.
— Добрый день, господа защитники! — сверкая белоснежными зубками, пропела южная кошка. — Караулим кого, али от капитана хоронимся?
Сатьян крякнул и запихал подальше в рукав предательски высветившееся бутылочное горло.
— Тебя карраулим, кррасавица! — пророкотал Риерт, поигрывая кустистыми бровями. Он искренне считал себя профессиональным дегустатором по части девичьей невинности.
— Вот, значит, как? И ворота тоже от меня охраняете? — пуще прежнего заулыбалась знахарка, соображая, что от страха потихоньку начинает дуреть.
— А ворота капитан с ночи не открывал, — пожал плечами Сатьян. — Шли б вы, госпожа ведунья, на площадь — там вам всё и рассусолят, да-а. Страшно в городе нонче стало, зверина к нам приблудилась…
— Сатьян! — шикнул-рыкнул полукровка. — Не велено ж рразговаривать!
— Зверина? — мгновенно подобралась знахарка. — Так Агафью загрызли?.. Эээ… К нам капитан с утра заходил.
— Задрали! — вздохнул, поморщившись, Сатьян. — Не ходили б вы сейчас в одиночку, как-никак, ведуний-то у нас только две… Жалко, да-а!
— Мне в лес надо! — заканючила знахарка. — Отварчик-то ваш от похмелья закончился! Вот, иголочек сосновых набрать хочу… Мучиться ведь будете, болезные!
— Нельзя в лес! Дождись капитана, кррасавица, он прроводит! — хохотнул Риерт.
Как Алесса ни уговаривала, стражники остались непоколебимы и тверды. Точнее, Риерту пришлось приструнить свою природную кобелимость и желание угодить женщине, а Сатьяну — подморозить душевную мягкость. Дело в том, что двумя часами ранее в караулке бушевал ураган «Берен Грайт», и даже заступник-капитан в этот раз перешёл на его сторону.
Через пятнадцать минут укоров и упрашиваний выяснилось, что ключа у стражников нет.
Алесса, плюясь и ругаясь, семенила вдоль стены обратно. Идиоты! Сразу не могли сказать, что ключа нет, или последний разум ворона поклевала? Она унижалась, выпрашивала, как паршивая мявка рыбий хвост клянчит, а всё бестолку?! По дороге ей никто не попался: взрослое население слушало на площади капитанские речи, а детишки хоронились по домам, сокрытые прочными стенами от острых зубов да заснеженными деревцами в палисадниках от любопытных глаз. Алессе последний факт был только на руку — улица из окон почти не просматривается, и знахарка решила рискнуть.
Городская стена высока — более четырёх саженей, да не маховых, а цельных мерных. Прыгнешь пантерой и повиснешь на кольях, как муха на иголке. А снимать кто будет? Капитан противный… Стащит вниз и — хррясь по шее! Вверх по ледяной коросте тоже особо не поползаешь, когти обдерёшь да сверзишься… Можно попробовать перекинуться частично. Наполовину изменённые когти далеко не так хороши, как настоящие кошачьи, но зато больше шансов перебраться через колья невредимой. Не лестницу же с караулки воровать?
Самым удачным местом для побега девушка признала задворки эртановой пивоварни. Длинное, высокое здание заслоняло часть стены от улиц, и никто не заметит отважную лазутчицу. Настораживало только одно — дверь пивоварни была слегка приоткрыта, и знахарка осторожно заглянула в помещение. Вдоль стен выстроились здоровенные бочонки с пивом, на высоких столешницах чередуются кувшины с суслом и жбаны с мёдом, под ними — пузатые ячменные мешки, в тёмном углу бесформенной тушей валяется бурый лохматый тулуп. И ни одной живой души.
— Эртан… Эртан! — тихий зов так и остался без отклика.
«Наверное, дверь забыл закрыть!» — решила Алесса и окинула ненавидящим взглядом сверкающие на солнце ледяные пики. Тонкие девичьи ноготки удлинились, заострились и окрепли. Знахарка с размаху вонзила в дерево изогнутые когти правой руки, и чуть пониже — левой. Напрягла мышцы, подтянулась…
— Ты куда это собралась, а? — раздался звонкий насмешливый голос.
К счастью, Алесса не успела забраться высоко, иначе её пятой точке пришлось бы куда хуже, но заливистый дружный смех здорово ударил по кошачьему самолюбию. Знахарка обернулась и злобно сверкнула глазами на хохотушек. Ну, конечно, Берта да Лушка — две подруги-неразлучницы!
— Алесса, ты чего на стену кидаешься, белены, что ль, объелась? — пробасила луноликая Лукьяна.
— Да вот, Лушка, за снегом в лес пошла, да Бертин полюбовничек ворота запер, — посетовала знахарка.
Берта покраснела и уткнула нос в серенькую пуховую шаль, но Лукьяна, подбодрив подругу тычком под рёбра, весело поинтересовалась:
— Так ты, ведунья, зимой снега сыскать не можешь, ась?
— Могу! Да ведь я тебе водичку от прыщей на лесном настаиваю! Другой с таким выводком не справляется… Весна-то наступит, пойдёшь себе жениха приглядывать, да сызнова с прыщом на носу и останешься!
— Чаго?! Я тебя щас так распишу, что за кикимору примут! — трубно заревела Лукьяна и, подкатывая рукава к локтям, пошла на знахарку.
— Давай-давай! — вошла в раж Алесса. — Косу на воротник общиплю, зубы на ожерелье повыбью!
Она потихоньку пятилась к пивоварне, намереваясь хорошенько припечатать противницу носом о косяк. Страх уступил место боевому азарту, и даже осторожная пантера потирала мохнатые лапки. Дверь за алессиной спиной тихонько скрипнула, но девушка не обратила на это внимания.
— Ой, девоньки, может не на… — начала было Берта, и осеклась.
— Мама! — пискнула Лушка, округлив глаза и тыкая пальцем куда-то повыше знахаркиной головы.
— Думаешь, поверю?! — задорно выкрикнула Алесса. — Давай-давай, подходи, я легонько!
— Р-р-р?..
Алесса обернулась. Задирать голову пришлось очень долго… Затуманенные кровью глаза смотрели на неё сердито и как-то недоумённо.
— Мама… Тулупчик ожил…
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5