Слезинки медленно катились по стеклу, тонкими ручейками прокладывая им одним ведомые дороги. Вторая оттепель своенравно нагрянула ночью вопреки всем законам природы. Что ж, Северинг и город необычный, и погода у него своя собственная. Алесса не удивилась бы даже ливню с грозой, ибо душа просила как раз хорошенькой бури. Симка нашептал ей правду ещё у ворот. Именно поэтому девушка спровадила Рениту с дочкой к Марте. Буркнула сквозь зубы, сжав кулаки, чтобы когти не вылезли ненароком. И чхать она хотела, что лицо женщины побелело пуще прежнего. Толпа страждущих и соболезнующих была ей совсем ни к чему, и Вилля отнесли домой. Вдобавок, из чужого дома проще сбежать, если капитан Винтерфелл встанет утром с левой ноги. А с правой он не встанет никоим образом.

Наполовину отмытый Вилль походил на гранитную статую с разводами синяков и укусов по всему торсу. К счастью, драгоценные уши торчали с прежним задором, и Алесса, чтобы в очередной раз удостовериться в их наличии, убрала за левое мокрую прядь, пахнущую настойкой шалфея и хвои. Знахарка озадачилась таким вопросом: что делать со штанами? Ей не впервой было обмывать и мужчин, и женщин — издержки профессии, но Вилль… Вилль есть Вилль, и спасибо он ей скажет исключительно на орочьем ругательном. К тому же, его правая нога представляла собой наглядное пособие перелома со смещением, и очнувшийся не вовремя аватар вряд ли получит удовольствие от необходимой процедуры.

Вздохнув и отведя взгляд, она неуверенно взялась за ремень.

— Ууу… укушу! — голос был слабым, но пожелтевшие глаза не врали — он может.

— Уже мяса захотел? — невесело усмехнулась девушка, но руки убрала.

— Я и ем… мясо. Это с вами, людишками, привык ботву жрать.

Берта пришла за родителями.

— Вилль…

— Ты дверь заперла?

— Да, мне Симеон сказал. Зачем?

— Не важно. Иди домой.

И половина Стаи.

— Вилль…

— Уходи, Алесса. Я сам.

Маленькая Радда — некромант-убийца.

— Вилль, послушай себя! Ты меня гонишь на улицу, а сам просишь закрыть дверь. И, если я уйду, кто тебя запрёт?

— Тогда иди спать ко мне, коли блох не боишься. Ну что смотришь?

Она просто хотела помочь.

— Вилль…

— Иди, сам склеюсь, — аватар криво улыбнулся и отвернулся к печи. Знакомая печурка вела себя необычно: наплывала, а сеть трещинок с пятнами складывалась в самодвижущиеся картинки. Вилль сморгнул. Из-под заслонки выполз мохнатый чёрный паук и резво побежал к потолку. Странно, факт!

— Дурак ты, Винтерфелл, — после недолгого молчания беззлобно вздохнула девушка.

— Алесса, прибей паука. Он может залезть спящему в ухо.

— Сейчас прибью, — покладисто отозвалась знахарка, чем-то подозрительно звякая. — Вот, выпей.

— Из твоих рук я и орешек не возьм… Ммм!!!

Озарение пришло к нему внезапно, но была уже слишком поздно. Дикой кошкой коварная девчонка взлетела верхом и коленями прижала его руки к бокам. На лицо опустилась характерно пахнущая тряпочка. Вилль гневно замычал и попытался из-под знахарки вывернуться, но не тут-то было! Противная девчонка держала его крепко.

— М-м-м! — брови аватара нахмурились.

— Расслабься и вдохни поглубже.

— М-м-м!!! — брови сошлись к переносице.

— Кстати, когда спишь, ты нравишься мне больше.

— М-м-м?! — правая бровь удивлённо взметнулась вверх, и чёрные ресницы, наконец, сомкнулись.

— И жить ей оставалось до рассвета… — пробормотала девушка, убирая тряпочку с его лица.

Ногу она пеленала в лубки с величайшей осторожностью: в ушах эхом стоял тихий всхлип, когда кость встала на место. Домовой твердил, что хозяин излечится сам, но пока сдвигов не наблюдалось. Трупный яд здорово попортил кровь аватара, и от него прямо-таки парило.

Грязные, пропахшие могилой вещи она не просто выбросила, а закопала в сугроб под домом с глаз долой, от носа ещё дальше. Подумаешь, выходить нельзя! Мало ли, что постучалось в бредовую голову Вилля… Аватар мирно сопел в обе дырочки, не подозревая, что участь штанов уже предрешена, и они отправятся коротать оставшиеся часы в компании с пледом, курткой и сапогами. На мгновение знахарку посетила мысль подбросить всё это добро на порог Рените.

Её спас тонкий звериный слух — добротно, по-мужски смазанные дверные петли скрипнули так тихо, что обычного человека ночная гостья застала бы врасплох. На пороге, вся какая-то сломанная и поникшая, с распущенными свалявшимися волосами, стояла Берта. Новое платье с воротником-стойкой скрыло изуродовавшие тело шрамы, а мёрзлая кладбищенская земля уберегла его от гниения и прожорливых трупоедов. Девушку можно было принять за живую, если бы не восковая бледность покойницы да мёртвые, залитые тьмой глаза — ни белков, ни зрачков, только беззвёздная ночь. Несчастная Берта и в смерти не нашла спасения от неразделённой любви, став упырицей по чьей-то злой воле. Теперь она пришла к тому единственному, к которому привела её неумирающая память.

— Моё… — просипела упырица, тыкая в Вилля ломким пальцем.

— Шшш! — оскалилась пантера.

Берта равнодушно мазнула взглядом девушку и снова жадно уставилась на эльфа. «Как шелудивый пёс на говяжью вырезку!» — мелькнуло в голове Алессы. Не имея под рукой ничего более увесистого, она запустила в упырицу ножом, а следом полетела окровавленная тряпка. Берта резко дёрнула головой и поймала комочек зубами прямо на лету. Ножа в животе она, похоже, не заметила. «Зря я это сделала», — ужаснулась знахарка. Нежить вытащила изо рта тряпку и принялась обнюхивать, как самка — кобелиные метки, жадно, с придыханием. Поневоле Алесса позавидовала бессознательному другу — её жутко мутило, а ведь надо ещё и свою, и его шкуру спасать.

— Моё. Отдай…

— Какое твоё! Пошла вон!

Берта склонила голову набок, то ли удивляясь наглости клыкастой коротышки, то ли соображая, просто её убить или всё же покусать. Бровь упырицы слегка приподнялась, губы тронула улыбка.

— Алесс… сса? Отдай! Моё.

— Во! — рявкнула знахарка, складывая пальцы в когтистую дулю. — Моё!

Такой ответ ревнивую Берту не устроил. Зарычав для порядка, упырица притворила дверь. Звякнул повернувшийся в замке ключ. Вот теперь — всё. Берта подпрыгнула и, ужом извернувшись в воздухе, приклеилась к потолку. Алесса цапнула ухват и, втянув когти, подняла рогами вверх.

Перебирая, как паучиха, руками и ногами, боком-боком Берта двинулась по периметру потолка, выбирая позицию для броска. Алесса тоже знала, к чему стремиться — под диваном её звали спрятанные от чужих глаз Тай-Кхаэ'лисс. Девушка сняла ремень Вилля сразу же, не давая оружие в чужие руки, а, когда расчехлила, обалдела. Клинки оказались зеркально чисты и сыто блестели. Саблям-убийцам было всё равно, чью кровь пить — живых ли, мёртвых. Сейчас она слышала зов и знала, что рукоять сама прыгнет в раскрытую ладонь, только бы удержать. Выдержать баланс между рубиновой Яростью и сапфировым Хладнокровием.

— Отдай! — губы нежити скривились, глаза вспыхнули углями, и голова зашаталась, ровно змеиная.

— Самой нужен! — огрызнулась Алесса, подсознанием сообразив — сейчас бросится.

Она и бросилась, а знахарке почему-то вспомнилась белка-летяга, только очень скалозубая. Алесса пригнулась, но Берта не размазалась по стене, а отскочила мячиком и приземлилась точнёхонько на живот аватара. Взвизгнула победно, принялась топтаться, ровно кошка на одеяле, а зря — потеряла драгоценные секунды. С чем её Алесса и поздравила ухватом по зубам.

После второго тычка упырица очухалась и, перехватив ухват между рогами, рывком потянула на себя. Алесса не уступала, изо всех сил тормозя ногами об пол, но чувствовала, что сапоги скользят. Берта резко дёрнула ухват и отпустила. Тупая рукоять с такой силой врезалась под дых, что знахарка отлетела на сажень и распласталась на полу, беспомощно хватая воздух ртом. Когда вдохнула и разогнулась, упырица уже вовсю булькала Виллькиной кровушкой.

— …! — Алесса заорала бы громче, но дыхание сбилось ещё на первом слоге.

Она подскочила и, запустив обе руки в густые волосы нежити, дёрнула. Толку-то! Та впиявилась намертво, да ещё и когти выпустила для надёжности. Вилль глухо застонал, и знахарке показалось, будто он синеет на глазах.

Чушь! Эльфов-упырей не бывает! Но тогда он погибнет. И пойдёт она по весне на могилку с букетом полевых ромашек… Ууу!!! Убить гадину! Чем?! Десяток мыслей роем просвистел в голове, и одна попала точно в цель. Огонь!

Не долго думая, знахарка сунула в печь руку, даже не поморщившись, зачерпнула полной горстью, и, оттянув воротник Берты, от щедрот душевных высыпала раскалённые угли ей на спину.

— …! — завизжала нежить, с чавком отлепившись от груди Вилля, выгибаясь и царапая спину когтями.

Хрусть! Ухват с размаху отходил упырицу по хребту и пальцам и переломился в рукояти. Кол! Осиновый кол! Алесса понятия не имела, что за дерево принесли в жертву, но размахнулась, и обломок вошёл под левую лопатку нежити, ровно нож в масло.

Нежить даже не взвизгнула. Какая-то неведомая сила оторвала Алессу от пола и размазала по печке. Брызнула побелка, осыпая её белой пудрой. Очухалась знахарка на месте упырицы — верхом на капитане Винтерфелле, и тут же затрясла головой, пытаясь установить нормально пляшущую в глазах комнату.

Берта выдернула кол и теперь извивалась червяком, оставляя на полу тлеющие обрывки одежды. Обезумев от боли, дымящаяся нежить бросилась было на потолок, да не сумела допрыгнуть и повисла на дверце шкафа… которая мигом отвалилась и накрыла её гробовой доской.

Знахарка рванулась к дивану, на полпути падая на бок, и по инерции заскользила, считая рёбра о каждую встреченную доску. Затормозила головой о ножку, и мысли вновь отправились вразброд. Рукой она судорожно шарила под диваном.

Нечто тяжёлое, пропахшее смесью крови и тления, обрушилось ей на бок, смрад заполнил лёгкие, выбивая слёзы и судорожный кашель. В левую руку чуть ниже локтя будто сосулька воткнулась. Укусила!

Кончики пальцев коснулись гладкого горячего навершия, и миг спустя рукоять трепетала в ладони. Пламя. Ярость.

Упырица, скорее, почуяла опасность и взвилась под потолок. Голову она спасла, но отрубленная правая кисть отлетела в сторону и рассыпалась горстью пепла. Тоненько завывая и прижав к груди обрубок, подраненная нежить неуклюже заковыляла по потолку. Заперев дверь, она загнала себя в ловушку, ибо Алесса выпускать её была не намерена.

«Бей! Руби! Коли!» — восторженно пело Пламя, и она колола, рубила и резала. Коса расплелась, и волосы липли к потному лицу, но Алессе было всё равно. Упырица превратилась из охотника в жертву, тщетно барахтавшуюся в капкане. Ей везло хотя бы в том, что маленькая противница не доставала её на высоком потолке, и на пол, истлевая в воздухе, летела одежда и волосы нежити. Саму себя Алесса видела со стороны то ли объевшимся грибов берберианцем, то ли бабой с мухобойкой.

Берта, наконец, осознала всю бессмысленность борьбы, а, может, решила рискнуть. Отлепившись от потолка, растопырив пальцы, она камнем упала на Алессу.

Вжик!

Голова, глухо постукивая о половицы, откатилась к шкафу. Темнеющая кожа лохмотьями слезла с лица, и на Алессу бессмысленно уставился пустыми глазницами оскаленный чёрный череп. Обезглавленный труп вспыхнул, осыпавшись пятном чёрной жирной сажи, по форме напоминающей человеческое тело.

— Моё… — прошипела знахарка. Сморгнула, унимая дрожь и желание биться, бить и убивать. Огляделась. Комнату заволокло сизой дымкой, предметы расплывались, обретая причудливые вогнутовыгнутые формы.

Пламя выпрыгнула из руки и откатилась под диван к своей паре. То ли комната перекособочилась, то ли она сама, но к эльфу пришлось добираться на четвереньках. Несколько раз пол вставал на дыбы и весьма не по-мужски здоровался с её лбом.

«Сколько у меня есть? Пятнадцать минут? Полчаса?» Зараза цепенящим холодом растекалась по телу, а она совершенно потеряла счёт времени. Натопленная комната сделалась морознее ледника, и безудержно манил единственный источник тепла, жарко-медовый, опутанный жгутиками капилляр и артерий. Его Алесса видела чётко. Ей вдруг захотелось поцеловать Вилля, лучше всего за ушком. Или в шейку. В запястье — не так романтично, да и бинты придётся грызть. Фу! Кончиками пальцев медленно провела по его груди, скользнула на живот и острым ноготком поскребла кубики. Все шесть на месте. Тёпленький со сна, мягонький.

«О, мама!» — восторженно заголосила пантера.

А ей хотелось тепла, пусть ненадолго, пока бьётся сердце. Чтоб чужие сильные руки обвили-оплели, прижали крепко до звона нервов, до хруста костей, до слияния двух в единое. Чтоб, опалив солью губы, сожгла тоску чужая терпкая кровь, не похожая на красное храмовое вино.

Лучше пусть никому не достанется, чем кому-то, кто будет прикасаться, перебирать пальцами шёлк волос и покусывать кончик острого уха.

Обладатель вышеозначенных ушей открыл глаза и мутным взором обласкал просиявшее девичье личико.

— Паука прибила?

— Мгм! — кивнула знахарка, прикрыв рукой клыки.

— Хвалю, новобранец! — и заснул, как ни в чём ни бывало.

Алесса стряхнула наваждение и посмотрела на Вилля привычным взглядом лекаря. Куда его кусать-то, и так живого места нет.

— Тьфу, козья вошь! — выругалась девушка и, уговаривая себя не оглядываться на останки Берты, закопошилась в мешке.

Противоядие, настоянное на серебряной воде, по ощущениям напомнило ей раскалённый песок. Такое же безвкусное и царапучее, оно нехотя протолкнулось в глотку, обжигая язык и гортань. Алесса кашляла, давилась, но пила, пока не ополовинила стакан с разведённым в воде густым сиропом. Ей и такого количества хватит, а вторая половина — Виллю. Так, на всякий случай.

Ему зелье понравилось. По ложке допил оставшееся, и на мгновение ей показалось, что Вилль сейчас откроет глаза и попросит добавки. К счастью, он спал крепко, и не ведала юная знахарка, что для последнего из аватар Алесса с ложечкой была не меньшим кошмаром, чем Алесса с тряпочкой. Был в этом ещё один плюс, правда, с каверзой: парень выглядел не только трогательно, но и покладисто. Пантера припомнила желание его поцеловать. Почему нет? А ну, как распахнётся дверь да влетит в дом целый сонм упырей. Не успеет ведь…

— Хозя-а-аин!!! — домовой возник перед останками и, дико взвизгнув, запрыгнул на шкаф.

— Тьфу! — с выражением цыкнула знахарка, резко выпрямив спину. От истошного вопля у неё чуть сердце в пятке не спряталось.

Затарабанили так, что хоть святых выноси, песочные часы подпрыгнули, норовя опрокинутся на некрашеный тёмный пол, но Алесса успела их подхватить.

— Открой, Алесса! Вилль! Леська!!! Ломай! Поднажми! — и дверь опасно затрещала.

— Не надо! — рявкнула взбеленившаяся девушка, нехотя убирая руку со лба Вилля. Помощь подоспела, как всегда, вовремя. То есть, позже, чем надо, но раньше, чем хотелось бы.

Открыв дверь, она отпрыгнула в сторону, да напрасно. Каждый спаситель пытался вбежать первым, и в результате они застряли в проёме, ровно помидоры в банке — крупные, красные, а уж ароматные! Алесса очумело наблюдала, как шестеро пыхтящих мужчин соревнуются между собой. Победил, конечно, главный помидор — господин Берен Грайт. Он первым подошёл к останкам, и вокруг столпились остальные: Темар, Сатьян, Соррен, Риерт и Аким.

— Это Берта. А там, — Алесса кивнула на череп, — её голова.

Кот глянул вниз, заорал пуще прежнего и метнулся под диван, забыв, что может пройти сквозь него. В итоге передняя половина пролезла, а задняя, вместе со скребущими пол лапами и дрожащим хвостом осталась снаружи.

Алессе вдруг стало смешно. Отчего-то стражники показались ей глупыми, забавными. Таращатся так, будто золы не видели. Зачем вообще припёрлись? Грайт ни с того, ни с сего, подошёл и прижал её к себе. Крепко-крепко. И даже по растрёпанным волосам погладил. Ласково, как сумел.

— Да не буду я реветь, — огрызнулась знахарка, выкрутившись из объятий. Она и не подозревала, что голос ненавистного Грайта может быть таким тёплым. — Кого ранили?

Ранили Акима, впрочем, тот назвал располосованное до кости плечо пустяковой царапиной.

— Обезболивающее бы, — заметила девушка.

— А как же без него? Есть у меня! — ухмыльнулся Аким и с ловкостью ярмарочного фокусника выудил откуда-то из-за пазухи здоровенную мутно-зелёную бутыль. Остальные стражники завистливо причмокнули и тоже полезли под куртки.

— Это ч-что, он?

— Он, родимый! И от телесных мук избавление и душе утеха! — заявил мужчина и жадно приник к заветному горлышку.

Выхлебав в три глотка половину бутыли, Аким невозмутимо уставился на девушку — давай, мол, штопай, чего смотреть? А посмотреть, как раз, было, на что. Ещё совсем недавно Алесса искренне восхищалась крепким телосложением аватара, но в шкуру стражника с лёгкостью поместились бы два Вилля с половиной.

Они сидели на диване, а остальные расположились, где придётся, лишь бы подальше от останков Берты — ни смотреть на них, ни, тем паче, убирать, не хотелось никому. Грайт со вздохом уселся прямо на пол рядом с воспитанником, и к ним же пристроился домовой. Алесса не успела обработать укусы Вилля и свой, но его рана хотя бы выглядела сносно, а вот у неё от запястья до плеча разбежалась под кожей тёмная паутина, жутко колючая и щекотная одновременно. Обожжённую кисть она замотала бинтом, чтобы стражники не пялились с жалостью. Больно — не смертельно.

— Сспаси-ибо, госспожа, — возникший на спинке дивана кот церемонно прижал к груди лапу и поклонился.

— Вояка! Настоящий оррк! — Риерт гулко хлопнул по груди, и молчаливое напряжение лопнуло. Девушка рассказывала непривычно сухо, удивляясь самой себе, но стражники одобрили, а суровый господин Грайт улыбнулся вновь. Как баш на баш, ей поведали о жадных вампирах, бравой Лушке и чёрном козле.

Царапинами Акима наградила Бриенна. Женщина привела в город труп, успешно миновав усыплённых стражников, и спустя какое-то время Берта превратилась из окоченевшего разупокоенного в вампира или попросту упыря. Она покусала родителей, а затем пошла к любимому, где и обрела покой. Ставшие нежитью Бриенна и Лемех для начала перекусали всё стадо во главе с чёрным козлом, но этого им показалось мало. Чета вампиров отправилась в один из соседних домов — к Мирону. Вероятнее всего, ползли по крышам, как и Берта.

О ту пору Лесович переживал у мельника вторую смерть жены. И был он при внучатах, а Мирон — при дочерях. Семейную идиллию нарушил тихий стук в окно, а затем к стеклу прильнуло бледное лицо, одновременно знакомое и чужое. Впрочем, Бриенна давно перестала походить сама на себя, и дверь чуть было не отперли.

Их спасла Лушка, ярая охотница до народных баек и суеверий. Девушку насторожил жадный взгляд, и показалось ей, будто из-под бледной верхней губы женщины торчат клыки. Если за воротами бушуют лопари, то причиной их нашествия вполне мог стать поднявшийся из могилы упырь. Всем шестерым пришла на ум Берта. Лукьяна слышала, будто упырь в первую очередь идёт к тому, с кем его связывают общие дела, любовные либо житейские. Видимо, чета вампиров-овцеводов пришла требовать зажатую монетку за дармовую скотинку. Желательно, с кровью.

Стали думать да гадать, как от вампиров избавиться, и вот тут дура Лушка показала себя во всей красе и грации. Она выскочила через заднюю дверь с шишом наперевес и воплем: «На-куси выкуси!» Вампиры бросились за резво тикающей обратно девицей, да и попались, как мальки в сачок! Сенька, таившийся за углом, повесил амбарный замок на внешнюю дверь, а Венька, едва девушка, миновав сени, забежала в дом, закрыл внутреннюю. И остались запертые вампиры куковать да «кусить» друг друга.

— Нас Ташка-постррелёнок с полдорроги перрехватила, — пробасил Риерт, ворочаясь в узковатом для него тёмно-зелёном кресле. — А потом мы вампирров перребили, а мельничонки к пасечатам на рруки попадали. Обморрок!

— К дочери Брина ушла, как и хотела, — негромко сказал Берен. — А вот Лемех…

— А Лемех — к жинке. Всегда теперь вместе будут, — Темар говорил, завершая обряд созидания козьей ножки, забиваемой прямо на капитанской светлой столешнице.

— Любовь-то она разная бывает, с емоциями, да-а! — развёл руками Сатьян.

— По мужику и баня, — Темар выпустил первое колечко, в аромате которого знахарка мигом уловила оттенок дурман-травы, и, блеснув девушке лукавым глазом, многозначительно крякнул.

— С ума сойти! — девушка, перекусывая нитку, звонко клацнула зубами. Кот согласно вздохнул.

— Да-а, полоумие у них в хлеву натуральное, — отозвался Соррен. — С десяток овец уцелело да козёл, так все ж вупыри!

— Козёл-вампир?!

— Ага, токмо чумной какой-то. На нас и не зыркнул, а Веньку в овечьем тулупчике завалил и ну лобызать! Да с емоциями! — Сатьян ткнул корявым пальцем в потолок, демонстрируя, насколько высоки и чисты были помыслы вампирячьи. — Теофан велел их в тюрьму свести, говорит, на опыты…

— Будешь? — спросил Аким, протягивая бутыль знахарке.

Алесса отрицательно замотала головой, пытаясь одновременно переварить известия и собраться, чтобы руки не дрожали. Она прикончила влюблённую упырицу именной эльфийской саблей, город атаковали лопари во главе с покойным капитаном стражи, сумасшедшая нежить пришла за денежкой к мельнику, а в тюрьме вместо святого жреца сидит теперь стадо вампирюг. И сам Берен Грайт назвал её дочкой. Бардак!

— Как хочешь, — вздохнул стражник и вылил остатки на заштопанную рану. И даже не поморщился! — Дезинхеция!