Глава 5

Планетоид PSTB-4533-8572-9382-4920-abn, чаще именуемый просто Персефона, спокойно и несуетливо двигался по своей орбите вокруг Деметры. Точно так же, как он двигался уже многие миллионы, если не миллиарды лет. Правда, последние несколько тысяч отличались от предыдущих — на нем копошились какие-то букашки, вокруг него летали какие-то мошки, а из его стороны, обращенной к Деметре, выросли тоненькие прутики.

Стациопланетный лифт C-25, одна из шести артерий, соединяющих Деметру и ее спутник, по которым ежедневно двигались грузовые и пассажирские потоки, заканчивал работу. Персефона двигалась по своей орбите очень медленно — полный оборот вокруг Деметры занимал целый месяц. Но все-таки двигалась. Кроме того, она вращалась и вокруг своей оси, правда, еще медленнее: такой оборот занимал сорок два дня. И тем не менее, это изрядно затрудняло работу стациопланетных лифтов — сами попробуйте соединить две планеты таким вот «мостиком». Это все равно что пытаться связать канатом два самолета, летящие на разной высоте и с разными скоростями.

Вот и сейчас один из лифтов складывался, как коленка кузнечика — его переводили в новое гнездо. Там, внизу… в обоих внизу, ибо для тех, кто висит в космосе меж двух планет, не существует одного низа, сейчас готовились к приему «домашних» секций лифта. Все остальное перетащить было не так уж трудно — в конце концов, в невесомости эти колоссальные трубы ничего не весили. На то она и невесомость. Но вот подключение гнезд… это было самой сложной частью. И повторялось каждые две недели — реже не получалось, хотя лифтовые колонны и сделали настолько пластичными и гибкими, что они могли удлиняться чуть ли не втрое.

Ежов, не отрываясь, глазел на небо. В его время работа в космосе считалась геройством. Людей, побывавших на Луне, можно было пересчитать по пальцам. Еще дальше и вовсе не залетал ни один человек. Но сейчас в нескольких тысячах километрах над его головой работали десятки, даже сотни тысяч людей — самые обыкновенные механики, с обыкновенным рабочим днем и стандартной зарплатой. Никто из них не видел в своей профессии ничего особенного. Орбитальные лифты стали такой же обыденностью, как в наше время — газопровод.

Джина вела катер на четвертом уровне. Еще ниже машинам тяжелее двух тонн опускаться запрещалось. Всего уровней было восемнадцать — самый верхний находился уже в тропосфере. Воздух Персефоны буквально кишел летунами самых разных мастей. Конечно, далеко не везде — в воздухе тоже имелись свои дороги и свои правила движения.

К примеру, полеты над космодромами не разрешались — исключения делались только для тех, кто летит именно в космопорт. Впрочем, даже если бы такого запрета и не было, туда бы все равно никто не совался — даже самый крохотный звездолет больше самого гигантского катера. Летать над космодромом — это все равно что ездить по железнодорожному полотну, или плавать в порту рядом со швартующимися кораблями.

Здания Персефоны стояли не слишком часто. Точнее, очень редко — в среднем через два-три километра. Но все такие дома возвышались над поверхностью планеты километров этак на десять, и сами по себе были настоящими городами. В каждом небоскребе жило от ста пятидесяти до четырехсот тысяч жителей. Случалось, что человек всю жизнь проводил в одном-единственном здании, ни разу не выходя за его пределы. Между небоскребами были протянуты подвесные дороги и трубоканалы, и по ним со страшной скоростью сновали машины и цейки (своего рода поезда, только без колес).

Малый планетарный катер модели «Эриния», тип четвертый, был очень хорошим транспортом. Примерно как навороченный джип в наши времена. В нем успешно могли разместиться семь, а то и восемь человек. Правда, Остап занимал сразу три места, но это не имело большого значения. Еще это транспортное средство было снабжено оружием, защитными установками, информ-системой и кучей других прибамбасов.

Информ — так в семьдесят втором веке называют компьютеры. Точнее, приборы, объединяющие в себе компьютер, телевизор, телефон и еще много всякого. Прибор для приема и обработки информации — вот что такое информ.

Упрощенные информы представляют собой простой экран, на манер телевизионного. Но гораздо более распространены трехмерники, с голокубом вместо экрана. Такой был и здесь. Ежов включил его и перед ним засветился прозрачный голокуб с диагональю в метр двадцать. Хотя его можно было увеличить или уменьшить до любых размеров.

— И что с этим делать? — почесал в затылке он.

Спрашивать совета не хотелось: Джина вряд ли соизволила бы помочь, а Остап облокотился на борт и увлеченно глазел по сторонам — катер пролетал по персефонской «Улице Красных Фонарей». Она представляла собой два узких и длиннющих здания, удерживаемые тысячами силовых нитей по краям самой оживленной аэромагистрали. И над ней, разумеется, в изобилии светилась реклама — голоизображения самых популярных «работниц». Голо, в смысле, голографические. Хотя в данном случае этот термин можно было толковать двояко…

Михаил и сам оторвался от информа — какой нормальный мужик пропустит подобное зрелище? Правда, налево он старался не смотреть — там преобладали лица мужского пола (СОП проповедовал политкорректность, порой доходящую до абсурда). Зато справа были выставлены на показ сотни девиц всех мастей — брюнетки, блондинки, рыжие… вообще-то, здесь встречались все существующие цвета. Но особенно его глаза выпучились, когда началась экзотика — инопланетянки. Разумеется, только человекоподобные — всякие извращения на всеобщее обозрение не выставлялись. Но и этих вполне хватало. Женщина, покрытая черно-рыжей короткой шерстью, напоминающая ягуара. Настоящий кентавр — снизу лошадь, сверху очаровательная дама. Безволосая девица с голубой светящейся кожей. Великанша — если только дизайнеры не увеличили ее изображение, в этой мадам было без малого четыре метра. И многие, многие другие…

— Тихише, гарна дивчина! — то и дело хватался за штурвал Остап — Джина все порывалась поддать газу. — Ни швыдкуй — дай хвилинку подывиться! А гирше — пойдым на пару годин, покохалымся, отдохнем от робления! Пидтрымаешь мэни компанию?

Джина только злобно шипела голосом кошки, которую заставляют купаться.

— Елы-палы, как у вас все открыто! — позавидовал Ежов. — У нас такое только в Амстердаме… ну, чтобы законно и в крупных масштабах.

— В СОП очень мягкие законы, — буркнула Джина, резко прибавляя скорости — вдоль улицы красных фонарей катер еле плелся. Вдоль нее все летели очень-очень медленно. — Проституция узаконена. Наркотики узаконены. Азартные игры узаконены. Абсолютная гласность и свобода слова. Президент — чисто декоративная фигура. Конгресс — сборище пустомель. Вся власть в руках гигантских корпораций. Деньги решают все.

— Кроу вирно каже, — закивал Остап. — Таку гарну кохалыну бильш ниде не углядаешь. Ну разви що на Афродите…

Про Афродиту Ежов уже успел услышать — Лас-Вегас будущего. Находится на территории шебедоо — разумной расы, похожей на ползучие растения. Один мегамиллиардер еще в прошлом тысячелетии купил у них крупный астероид, терраформировал его и устроил там своеобразную офшорную зону — никаких законов, никакого правительства, идеальное место для отмывания денег. Всем заправляет мафия. По части развлечений Афродита с легкостью переплевывала даже столицу СОП.

— Зупини тут, будь ласка! — взмолился Остап через пару минут.

На этот раз Джина все же неохотно послушалась. Катер притормозил возле здания в форме шара, висящего прямо в воздухе. Его вершину украшала огромная буква «М».

— Это что, «Макдональдс»? — поразился Ежов.

— Ни, це «Мьясни стравы»! — облизнулся Остап, заглядывая в окошечко. — Дивчина, дай мэни, будь ласка, два бифштэкса з свыныны, сосыскы, зразы и порибрыну свынячу!

Заказанными блюдами Остап ни с кем не поделился — сожрал все сам. Джина есть не хотела, а Михаил постеснялся тоже что-нибудь заказать. Денег у него не было, и он сомневался, что эти двое заплатят за него.

С информом Михаил все-таки разобрался — управление там оказалось очень простое. Есть голосовой интерфейс, но можно и просто руками. В голокубе было великое множество разных иконок, касаясь которых, можно было сделать все, что угодно. По сути — все тот же «Windows», только вместо мыши собственные руки.

Имелся и глазной интерфейс — специальный монокль, надеваемый на глаз. После этого управлять информом можно было простым движением зрачка. Но это требовало хотя бы небольшой тренировки, и с первого раза у Ежова ничего не получилось.

Он некоторое время безуспешно искал клавиатуру, а потом нашел — внутри все того же голокуба. Коснувшись одной из иконок, он зажег голоклав. Почти та же самая клавиатура, только нематериальная. Однако ее можно было успешно передвигать и менять размеры. Хотя Михаилу она ничем не помогла — да, он неведомым образом выучил общечеловеческий, и даже мог читать на нем, но отдельные буквы так и остались незнакомыми. Кстати, их оказалось необычайно много — почти сорок.

Разумеется, информ катера был подключен к инфосфере — далекий потомок Интернета, пронизывающий значительную часть человеческих территорий. Впрочем, отнюдь не все — имперцы, к примеру, пользовались своей сетью, ничуть не похожей на то, что было у других. А бундесы хотя и употребляли инфосферу, но, так сказать, кастрированную — порядком ограниченную в возможностях. Все-таки Бундестаг был тоталитарным государством, полностью контролировавшим все аспекты жизни своих граждан.

Открыв доступ к инфосфере, Ежов моментально понял, почему имперцы отказываются пользоваться этой штукой. Голоэкран в первые же секунды подключения начал кишеть рекламой и прочими прелестями жизни. Автоматически включился антивирус, заработавший со страшной скоростью — вирусы и трояны сыпались, как из рога изобилия. Ежов с огромным трудом продрался сквозь эти кущи, но очень быстро сдался — инфосфера оказалась огромной навозной кучей, в которой кое-где попадались крохотные жемчужинки. Найти что-то полезное новичку, который, по сути, первый раз сел за информ (хорошо, что дома Михаил прекрасно разбирался в компьютерах, иначе он вообще вряд ли смог бы что-то сделать), было нереально. Он выключил инфосферу, предоставив антивирусу работать дальше — даже такое краткое подключение изрядно испоганило блок памяти информа.

Джина начала сбавлять скорость — катер подлетал к тринадцатому небоскребу сектора D — местонахождение магазина Оливии Риоскэ. И квартиры, конечно.

Как и любой дом, этот был увит спиралями пристенных тротуаров, и со стороны напоминал огромную схему ДНК. К спиралям примыкали штыри силовых держателей — стоянки для воздушного транспорта. Разумеется, возле каждой торчал кредитник — на СОП не было ничего бесплатного.

Джина и Остап отправились в город в том же виде, в каком расхаживали по кораблю — одна в черном обтягивающем латексе, а второй в шортиках на голое тело. И резиновых тапках. На Земле двадцать первого века такая парочка моментально привлекла бы уйму любопытных взглядов. На Персефоне семьдесят второго — обыденная часть пейзажа.

В полулегальном магазине «Пушки и пушкари» (даже на сверхдемократичном СОП оружие и боевые роботы открыто не рекламировались) Оливии не было. Более того, клерк сообщил, что хозяйки нет и не будет. И увидеть ее невозможно. Причем по самой уважительной причине из всех возможных — она уже шесть дней, как умерла.

— Сама… или помогли? — насторожился Михаил.

— А как вы думаете, сэр? — устало спросил клерк. — Когда человеку прожигают голову лучевиком, на что это похоже?

Джина и Остап в разговоре не участвовали — они глазели на витрины. Вот здесь они оказались максимально солидарны — бывшая десантница и бывший гладиатор самозабвенно любили оружие. Только Джина отдавала предпочтение легкому и быстрому, вроде небольших одноручных лазеров, а Остап предпочитал огромные тяжеловесные пушки. Ежов с легкостью представил его в звериной шкуре, с огромной дубиной, в одиночку заваливающим мамонтов.

Вообще, то, что Джине запретили проносить в город оружие, выглядело ужасно глупо — при желании она могла купить здесь точно такое же. Не требовалось ни документов, ни каких-либо справок — плати и забирай. Хоть базуку, хоть гранатомет, хоть плазмометатель.

Квартира Оливии тоже ничем не помогла — ее успели полностью очистить от вещей предыдущей владелицы и продать. Дело об убийстве положили под сукно — полиция СОП славилась своей неумелостью и коррумпированностью. На лапу брали все без исключения.

— Это не может быть совпадением, — вслух рассуждал Михаил, пока они шли к катеру. — Уж слишком кстати ее убили. С чем эта Оливия была связана? Откуда Моручи ее знал?

— Тебе же сказали, дурачок — мы на нее раньше работали, — хмыкнула Джина. — Доставили ей ворованных роботов. Тайфун был частью гонорара. Все!

— Та що ты кажешь! — покачал головой Остап. — Ни усе, Кроу, зовсим ни усе. Та баба теж со Сварогу, як капитан. Оливия Федоровна Риоскэ кличуть. Оне з капитаном, мабуть, и ране друг дружа зновали.

— Понятно… — задумался Михаил. На самом деле, ему ничего не было понятно. — Еще информация есть?

— Та ни… — пожал плечами Остап. — Ну що, йихаты ще далеко, треба десь перекусити…

Он не успел договорить — из прямоугольного окна, расположенного аккурат над входом в сорок четвертый жилой отсек небоскреба, выстрелили. Короткая красная вспышка ударила точно в спину Ежова, чуть повыше поясницы. Детектив удивленно моргнул и начал падать. Джина и Остап тоже удивленно моргнули, замерев на какое-то мгновение, а потом резко перешли из положения покоя на максимальную скорость.

— Де ж вони… вин, вин!!! — гаркнул Остап, указывая рукой-окороком на то самое окно. — Хапай його скорише, бо втече!

Джина без лишних слов прыгнула ему на руки. Великан уже знал, что делать — он в один миг сложил даму покомпактнее и попросту швырнул ее в стрелявшего!

Гладиаторы Золотого Кольца — это, по сути, особая раса. Их называют алкморегами — по фамилии ученого, который разработал этот метод. Гладиаторские бои на этих астероидах пользуются огромной популярностью, и те, кто в них участвуют — тоже. Будущих бойцов готовят с колыбели — с самого рождения их вместо молока кормят специальной сывороткой, наполненной стероидами и анаболиками до такой степени, что прославленное зелье Астерикса рядом с ней покажется слабенькой кашкой. Гладиаторы в полтора раза выше среднего человека, в шесть-семь раз тяжелее, и обладают силой взрослого слона. Даже двух слонов. Но за такую мощь приходится дорого платить — у сыворотки множество побочных эффектов. Почти все гладиаторы — слабоумные, неконтролируемый рост мышц фактически разрушает их мозг. Однако бывают и исключения, такие, как Остап. Он еще в молодости сбежал с родины, ибо не желал тратить единственную жизнь на увеселение толпы. Но сила алкморега у него была. Вполне достаточно, чтобы поднять планетарный катер или… подкинуть женщину среднего веса вверх на двенадцать метров.

Джина в полете развернулась, хватаясь одной рукой за подоконник и влетела в комнату, сбивая с ног парня с лучевым ружьем. Тот попытался сопротивляться, но уже через две секунды его оружие перекочевало в руки десантницы, а лицо и пах превратились в кашу — Джина всегда первым делом била в эти места. Михаил — парень крепкий, и кое-как выдержал ее напор, а вот этот киллер…

В глубине квартиры прошипела дверь (именно прошипела — почти во всех квартирах Персефоны двери раздвижные).

— Дьявол, второй ушел! — сжала кулаки Джина, выскакивая следом и убеждаясь, что телепорт уже сработал.

Но второй не ушел. Второй… точнее, вторая, ибо это была женщина, не нашла ничего лучше, кроме как выбежать наружу через ближайший выход. И врезалась в громадную тушу, именуемую Остапом. Великан перекрыл собою двери, как пробка горлышко бутылки.

Джина отволокла свою жертву к катеру и швырнула его на заднее сиденье. Туда же отправилась и женщина, бьющаяся в ручищах Остапа, как крыса в зубах терьера. А вот Ежова они положили аккуратно, лицом вниз, стараясь не задеть горелое отверстие на спине. Михаил еще дышал, но еле-еле.

— Как думаешь, выживет? — равнодушно осведомилась Джина, запуская «Эринию». Добытое ружье она положила рядом с собой. Модель была самая дешевая.

— Може выживе, — задумался Остап. — Швыдко довеземо, Бархат його прооперуе. А ни — на тот свит, теж дило… На тому свите гарно… хотив бы думаты.

— Куда вы нас везете? — жалобно спросила женщина на заднем сиденье. Судя по внешности, ей было лет сорок, но вполне могло оказаться и семьдесят, и восемьдесят — к семьдесят второму веку жизнь удлинилась раза в два.

— Я разрешала открывать рот? — прорычала Джина.

— Зараз мы злетаем до хаты, до Фриды, — охотно объяснил Остап. — Вона скаже, що вы за людыны, да чому вы нашого товарища з гвынтивки потравмували. А дале будемо бачиты, що з вамы робыты. До речи — нихто ни окровавлен? А то глядайте у мэнэ, без фокусив — усех порешу, коли кров почую!

В кают-компании царил покой и уют. Дельта играл на небольшом вакуумном синтез-органе — он любил музыку. Его четыре руки с гибкими сталепластиковыми пальцами порхали над клавишами, как бабочки, порождая божественные звуки. Разумеется, мелодия была очень грустной — робот-меланхолик просто не мог сыграть хоть что-нибудь веселое.

Дитирон слегка притопывал в такт — он любил музыку не меньше Дельты. Косколито и Фрида тоже танцевали, причем вместе — несмотря на слепоту и изуродованные ноги, девушка двигалась очень изящно. Человекоящер старался не касаться своей партнерши — пальцы серранов оканчиваются когтями, а у человеков такая тонкая кожа… Правда, у Фриды отсутствовало чувство осязания, но тем не менее.

Соазссь вместе с VY-37 колдовал над информом, подсчитывая сегодняшнюю прибыль. Вид у него был ужасно недовольный — ему казалось, что они продешевили. Впрочем, ему это казалось всегда. Даже когда «Вурдалак» продал две тонны кадмия с восьмисотпроцентной накруткой, Соазссь все равно горевал о потерянных деньгах. Хотя тех денег хватило, чтобы модернизировать корабль на две трети класса!

Койфман разгадывал кроссворд. То есть, триворд — головоломка была голографическим трехмерником, и слова располагались не в двух, а в трех направлениях. Точнее, в четырех — была еще и спираль, проходящая сквозь основную ось.

Не хватало Тайфуна, Рудольфа и Бархата. Первый по-прежнему сторожил вход, второй в тысячный раз разбирал реактор (просто так, для развлечения), а третий обедал. Сиреневый Бархат нуждался в особых условиях, чтобы поесть — ему была необходима родная атмосфера. А поскольку родился он в густом кисельном воздухе, на семьдесят процентов состоящем из метана, трапезничать ему приходилось отдельно ото всех, в специальном помещении, наполненном привычной смесью газов. Там же он и спал.

И вся эта идиллия рассыпалась в прах, когда в кают-компанию ввалились Джина с Остапом. Гигант нес на плечах два неподвижных тела, а десантница волочила за волосы женщину, визжащую от боли.

— Фрида, займись этими двумя! — потребовала Джина. — А этого в лазарет, а то подохнет!

— Джиночка, деточка, что случилось? — приподнял брови Койфман, вставая с дивана. — Нашли что-то интересное?

— Ничого цикавого! — пробасил Остап. — Розыскувальника нашого кокнули, мабуть, биятся, що вин шо-то знайшов. Но в розвидку мы таки ни зря ходе. Знайшлы двух гумористичных людын с гвынтивкой. Жаль, що с розыскувальником так сталося, но ничого не поробиш — буде дотримуватися постильного режиму, дотримуватися диети…

— Что-то ты расболтался, человек, — неодобрительно покачал головой Косколито.

Соазссь с Дитироном уволокли Ежова в лазарет — ему предстояло долгое лежание в регенерационной ванне. И, конечно, над ним должен был как следует поработать Бархат…

Михаил очнулся от необычного чувства — он висел в воздухе, ничем не закрепленный. Под ним располагался ярко-желтый металлический диск. Он едва заметно вибрировал, и в такт ему вибрировал пациент. С потолка время от времени светили голубоватые лучи, как бы поглаживающие кожу человека. А еще рядом висел Сиреневый Бархат. Его поверхность поминутно меняла цвет, образовывая все более причудливые узоры, а псевдоподии еле заметно шевелились, и с них срывались тончайшие полупрозрачные блики, оседающие на Ежове. С каждым таким бликом рана в спине еле заметно уменьшалась. Боли не было, только щекотка.

— Привет, человек, — оскалился Косколито, стоящий рядом. Еще там была Джина — она только коротко кивнула. — Шивой?

— Вроде бы… — не слишком уверенно ответил Михаил. — А что случилось?

— Тебя подстрелили, — сухо сообщила Джина. — Но мы взяли тех, кто это сделал. Оба живы…

— Мушчина с трудом, — неодобрительно посмотрел на нее бледно-лиловыми глазами Косколито. Вообще-то, у большинства серранов глаза желтые, зеленые или красные, но иногда встречаются и лиловоглазые. А вот других цветов не бывает. — Ты не могла калечить его не так сильно? Ты ше самка — самки долшны вести себя тихо, воспитывать детей и не лесть в бой. Вы, человеки — нисшая раса, вы неправильные.

— Сейчас ты у меня будешь воспитывать детей, чешуйчатый, — фыркнула Джина. — Фрида просмотрела им мозги — они ничего не знают. Мужчине указали место, сказали, что ты скоро там появишься и велели убить. Ему дали твою голографию — он говорит, очень странную голографию.

— В чем именно ее странность? — спросил Ежов, по-прежнему лежа в регенерационном поле.

— Не сумел объяснить. И Фрида не смогла…

— Она ше слепорошденная! — вмешался Косколито. — Как она объяснит, как эта голография выглядела?

— Это он убил Оливию Риоскэ? — спросил Михаил.

— Угадал, человек, — улыбнулся зубами-иглами серран. — Неделю назад его наняли убить двоих — ту самку и тебя.

— Кто нанял?

— Он не снает его имени и не видел его лица. Сакас пришел по инфопочте, анонимно. Он всегда так получает сакасы.

— А женщина… вы говорили, что с ним была женщина?

— Она вообще ни при чем, — хмыкнула Джина. — Хозяйка квартиры. Он заплатил ей, чтобы она разрешила воспользоваться квартирой. Вот дурища-то, а?

— Елы-палы… — слабо усмехнулся Ежов. — Впервые слышу, чтобы киллера пустили в дом, чтобы он подождал жертву у окна… А Фрида ничего не упустила? Они точно ничего больше не знают?

— [Мигающие белые огоньки, желтые параллельные дуги] .

— Да поняли мы, поняли, сейчас уйдем! — раздраженно отмахнулась Джина. — Фрида ничего не упустила. Но, если хочешь, можешь поговорить с ними сам. Привести?

— Мушчину придется нести — Остап ему ногу сломал, когда грусил, — облизнул глаз Косколито. Серраны, как ящерицы, время от времени облизывают глаза, ибо слезных желез у них нет.

— Ладно, не нужно. Что вы с ними сделаете?

— Эту дуру напугаем и отпустим. Мужика сдадим сатрапам… полиции, — пояснила Джина, заметив недоумение Ежова. — Койфман говорит, что этот парень полный идиот — вот если бы он хотел тебя убить, то взял бы снайперку, и сидел бы не у ближайшего окна, а в другом небоскребе. Пока бы мы дотуда добрались, он бы тысячу раз сбежал.

— Значит, повезло, что в меня стрелял не Аарон Лазаревич, — пожал плечами Ежов. По Бархату поплыли возмущенные полосы — пациент своими движениями мешал работать. — А вы точно уверены, что его наняли неделю назад? Неделю назад я был дома, в Твери…

— То-то и оно, — кивнул Косколито. — Это все явно не случайно — все свенья одной цепи.

— Давай, детектив, шевели мозгами, решай загадку! — начала злиться Джина. — Для чего мы тебя тут держим?!

— Дайте мне время! — огрызнулся Ежов. — Слишком мало данных! Что-нибудь еще полезное узнали?

— Ничего. Так тебе не нушны эти двое, человек? Тогда мы их выкидываем и взлетаем.

— Соазссь уже дерьмом исходит, что мы так долго здесь торчим, — невозмутимо сообщила Джина. — Конечно, пришлось ведь платить за дополнительные часы стоянки! Целых пятнадцать кредитов! Он жадный, как… как…

— Как хуассин, — высунул раздвоенный язык Косколито.

Джина и Косколито покинули лазарет, а Ежов начал обдумывать новую информацию. Теперь можно было считать доказанным, что за всеми этими событиями стоит чья-то злая воля. Оливия Риоскэ, о которой Моручи писал, что она может что-то знать, убита. Его тоже пытались убить. Но кто и зачем? Нет, кто — известно, но обвинять в убийстве наемного киллера — все равно, что обвинять пистолет, из которого он стрелял. Конечно, его все равно следует посадить, но это не главная цель. Искать надо заказчика. Того, кто дал его, Ежова, фотографию. Назовем его, скажем… Некто.

Вопрос — откуда у Некто могла взяться его фотография? Еще вчера он был дома, в Твери… или уже не вчера? Михаил понятия не имел, сколько он пробыл без сознания. Можно было спросить у Сиреневого Бархата… только вот вряд ли он сумел бы понять ответ. Хотя это не имеет значения.

Другой вопрос — зачем понадобилось убивать его? Кому он так помешал? Предположение, что Некто боится, как бы он не напал на след, просто глупо. И по все той же причине — когда был сделан заказ, еще никто во Вселенной не знал, что он возьмется за это дело. Да и самого дела тогда еще не существовало.

На эти два вопроса следует один ответ — он отнюдь не был случайной мишенью. Некто было важно поменять их с Моручи местами. А потом убить его, Михаила. Выходит, преступление направлено против него, а не против капитана? Нет, Моручи тоже был выбран не случайно — ведь убили еще и Оливию Риоскэ, а ее Ежов даже никогда не видел. Значит, Некто заинтересован в них обоих… и где бы сейчас ни находился Моручи, вполне может оказаться, что его уже убили.

Но что у них двоих может быть общего? Что Некто выгадает от смерти Ежова? И какой был смысл менять их местами — неужели только для того, чтобы убить? Не слишком ли сложно? Из профессионального опыта Ежов знал — у таких нелепостей всегда есть второе дно. Некто зачем-то было важно отправить Ежова в будущее, а Моручи в прошлое…

И снова все осложняет тот факт, что в прошлое попасть невозможно! Насколько он понял, к машине времени в семьдесят втором веке относятся примерно так, как в двадцать первом относились к утверждению, что Земля плоская. Ничего, кроме смеха, не вызывает. Впрочем, оно и к лучшему — Ежов представил, как осложнилась бы детективная работа, будь перемещения во времени возможны, и содрогнулся.

Стоп, минуточку. А что у них с Моручи есть общего? На первый взгляд — ничего. И, опять-таки на первый взгляд, многое! Он же сам заметил общность, как только увидел этого капитана! Телосложение, вот что. Они одинакового роста, одинаковой фигуры… но лица все-таки отличаются, хотя и не очень. А Михаил уже начал было подумывать, что кто-то хочет использовать его в качестве двойника Моручи. Нет, глупость — двойников не убивают. Или… или, может, это Моручи хотят использовать в качестве двойника Ежова? Да нет, еще больший бред — он же не президент России, чтобы его подменять… Да и лица, как ни крути, все-таки разные…