Любители шли в обход Манежной площади. Она так и не была восстановлена со времен исторической битвы между гномами и Черкизовской Ордой. Хотя сама государственная власть заседала поблизости, ей не было дела до таких мелочей: ведь каждый день с утра до вечера там происходило небезызвестное шоу, на которое и купили билеты любители. В черном провале виднелись останки ржавой военной техники гномов, которую заманили и обрушили вниз коварные ордынцы под руководством хитрого и опытного военачальника. Как известно ордынцами тогда командовал самый настоящий Игрок – бывший спецназовец Дэн, дальнейшая судьба которого любителям была неизвестна.

Полюбовались видами Кремлевской стены, окружавшей большой, покрытый молодой зеленью холм на месте собственно Кремля. Сам Кремль, продолжал оставаться самой мрачной достопримечательностью Волшебной Москвы, только подземной: он по-прежнему «высился» в глубину, перевернутый таинственными силами вверх тормашками. Там, в жутком подземелье самоотверженная кремлевская охрана несла неусыпную вахту по охране Волшебной Москвы от зловещих и таинственных кремлевских обитателей. Никто не мог похвастаться тем, что видел их самих, да и, по правде сказать, не многие к тому и стремились.

Вскоре показалось удивительное на вид здание Государственной Думы – гигантский зеркальный шар, в котором как бы отражалось искаженное и несуществующее теперь ее прежнее строение.

Впрочем, было это сооружение немногим удивительнее прочей Волшебной Московской архитектуры.

Взять, к примеру, ту же, теряющуюся в ближнем космосе Останкинскую башню.

Или изящно изогнувшиеся и вытянувшиеся в несколько раз сталинские высотки.

Что уж там говорить про целые кварталы, движущиеся по принципу электронной игрушки «тетрис»: квадратные, угловые, более хитрой формы дома двигались в по дворам в сторону проспекта, стремясь своим объемом заполнить пробелы в фасаде. И, заполнив один слой – исчезали вместе с висящим на балконах бельем и жильцами…

Перед Госдумой царило оживление. Подойдя поближе, любители поняли: здесь проводится какая-то политическая акция. Всюду торчали коряво нарисованные плакаты и транспаранты, с крыш автомобилей что-то кричали в мегафоны митингующие.

– Что здесь происходит? – поинтересовался любознательный Богдан у какого-то зеваки.

Тот повернулся к Богдану, заставив его в испуге отпрянуть: личина этого гражданина была вполне себе жутковатой. Вместо лица имелся кожистый мешок, утыканный, словно виноградная гроздь, десятками глаз на тонких ножках.

Эрик, державший маленькую Свету за руку, закрыл ей ладонью глаза. Но девочка, похоже, и не думала пугаться всяких там монстров. Криста же держалась стойко.

– А, это те, кому Игра личины не дала, хотят устроить здесь натурал-парад, – непонятно чем сказало существо. – Большинству ведь достались всякие личины. Я вижу, как вы на меня смотрите. Так это еще что. Сейчас моя жена подойдет…

– Нам пора, – быстро сказа Криста и отвела взгляд от глазастого.

Богдан же пришел в себя после первого стресса и продолжил расспросы:

– А в чем смысл этого э-э… парада? Я не понимаю…

– Да и я не понимаю, – пожал плечами глазастый. – У нас свобода и демократия, никто не запрещает быть натуралами, пальцами в них не тычут, типа: «смотрите, обыкновенный пошел!» А они, видите ли, хотят подчеркнуть: «мы мол, нормальные, смотрите, какие мы!»

– А вы, что же – против? – поинтересовался Богдан.

– Мне в принципе, все равно, – пожал плечами глазастый. – Но ведь устроят они свой парад, а дети будут смотреть и спрашивать: пап, а кто это? Что я им отвечу? Вот то-то же. Развели аморалку… А вот, кстати, и жена моя подошла…

Любители посмотрели на жену, и быстро-быстро удалились. Поближе к натуралам, хоть это и было слегка предосудительно.

Вокруг толпы на бреющем полете кружили крылатые-полосатые гаишники, пристально высматривая нарушителей порядка. С несвязными воплями носились из стороны в сторону всклокоченные макаки с видеокамерами и микрофонами – телевидение Волшебной Москвы. Макаки были повсюду. Некоторые даже умудрялись залезть на плечи какому-нибудь зазевавшемуся растяпе и, пока тот в недоумении озирался в поисках непонятного раздражителя, катались на нем, осуществляя видеосъемку в самых удивительных ракурсах.

Тем временем один из ораторов во всю разорялся через хрипящий и вопящий мегафон:

– Доколе мы, немногие нормальные люди, будем чувствовать себя, словно в гетто среди захвативших все и вся мутантов?!

– Да-а! – ревела толпа.

– Доколе мы будем стыдиться своей нормальности, своей простой человеческой внешности, так раздражающей этих личиноносцев?!

– А-а-а!..

– Доколе над нами будут потешаться за то, что у нас нету всяких там щупальцев или что мы, скажем, не похожи на каких-нибудь гламурных кенгуру с Рублевки?

На последних словах оратор заговорил как-то гнусаво: на глазах у всех из центра его полного раскрасневшегося от крика лица полез и стал вытягиваться длинный извивающийся хобот.

Толпа наградила оратора свистом, и несчастного мигом спихнули с импровизированной трибуны.

– Игра берет свое, – философски заметил какой-то пожилой гражданин. – Нестойкий оказался натурал-то…

А с крыши машины уже кричал другой человек – что-то про твердость натуралистических убеждений самоочищение рядов от скверны…

– Так, – сказала Криста. – Где-то я уже видела подобное. Пошли-ка отсюда. А то билеты пропадут.

Любители с трудом пробрались сквозь толпу. Эрик взял маленькую Свету на руки, а Богдан пробивал ему дорогу. Наконец они достигли зеркальной поверхности Думы. Никакого оцепления вокруг не было: то ли обитатели святилища народной власти не боялись волнений избирателей, то ли попросту ничего не знали о происходящем за зеркальной стеной. Последнее было вероятнее всего.

Любители взяли в руки билеты и, вытянув руки, коснулись ими огромной сверкающей сферы. Раздался громкий чавкающий звук, и любителей со свистом всосало вовнутрь – прямо сквозь стену.

Внутри все было дорого, основательно и пафосно. Все внушало уверенность за будущее страны или, по крайней мере, Волшебной Москвы. За исключением указателя над головой, который содержал всего три строчки:

При взгляде на него разу же не оставалось ни малейших сомнений в том, что центральным местом в Государственной Думе по-прежнему оставался буфет. Но присмотревшись, любители заметили, что в сторонке стоит еще один указатель, на котором значилось:

– Наверное, и впрямь, веселое будет зрелище, – оптимистично предположил Богдан.

– Посмотрим, – с сомнением произнес Эрик.

– Хочу к бабушке, – грустно сказала Света, но послушно поплелась вслед за любителями.

Когда любители вошли в Большой зал, то решили поначалу, что оказались тут раньше времени: зал был совершенно пуст.

– Вот те на! – воскликнул Богдан. – Просто замечательное шоу! Называется «Все на переменке»…

– Вы, однако, шутник! – сказал прямо в ухо Богдану низкий вкрадчивый голос.

От неожиданности Богдан вскрикнул:

– А! Кто это?

– Это мы – Голоса! – раздалось с другой стороны.

Эрик огляделся и произнес:

– Да, точно! Помнится что-то такое я слышал: во время Старта Игры депутатов отправили куда-то, а их Голоса остались…

– Это невидимки, да? – с серьезным видом спросила Света.

– Да, маленькая, невидимки, – кивнула Криста и погладила Свету по голове.

Но тут вмешался третий Голос:

– Не морочьте голову подрастающему поколению! Какие мы еще невидимки? Мы – Голоса! А где вы видели, чтобы Голос видели?

– Каламбурить изволите! – язвительно сказал четвертый Голос. – Вот и законы такие пишите, что их читать невозможно, не то что исполнять!

– Что?! – возмутился третий Голос. – Это кто там бормочет? Чей это тоненький продажный голосок?

– За базар отвечаешь, умник?!

– Я всегда за базар отвечаю, а вот кто-то, я смотрю, в понятиях попутал!!!

Любители переглянулись. Богдан хлопнул себя по коленям и демонстративно сел.

– По-моему, шоу уже началось, – пояснил он.

Эрик и Криста уселись следом. Свету посадили по центру и дали куклу, которую успел где-то раздобыть Богдан. Света оглядела игрушку и принялась ее методично расчленять.

Полемика среди Голосов, между тем, продолжалась. Любители расслабились, наслаждаясь стереоэффектом многоголосого общения, словно находились в своеобразном радиотеатре.

– Уважаемые Голоса, прошу внимания! Хочу довести до вашего сведения, что сегодня на повестке дня рассмотрение целого ряда вопросов.

– А вот у меня вопрос: будет ли кворум? Половина Голосов траванулась вчера подпорченной икрой…

– Что значит – «подпорченной»? Не хотите ли вы сказать, что ее кто-то подпортил?

– У меня подозрение, что это кто-то из фракции теноров. Они пытались сорвать законопроект фракции баритонов по поводу продления обеденного перерыва.

– Это поклеп! Это возмутительно! Зачем это нам, тенорам? Может группке фальцетов это и нужно, но мы всегда поддерживали этот законопроект! Это очень ценный законопроект! Мы тоже считаем, что обеденный перерыв следует продлить, включив в него послеобеденный сон! Наша голосовая группа считает, что отдых после основательного рабочего обеда совершенно необходим для поддержания голосовых связок в нормальной форме…

– Я протестую! У нас нет никаких голосовых связок – мы ведь просто Голоса!

– Мы не просто Голоса – мы Голоса наших избирателей! Прошу не забывать об этом!

– Уважаемый, вы опять путаетесь в понятиях: голоса избирателей – это те, которые они отдают за нас на выборах.

– Не надо передергивать! Вы прекрасно знаете, что я имел в виду! Я имел в виду, что мы – рупор народа!

– А, рупор! Тогда конечно. Кто ж будет спорить, что вы – рупор. Я бы даже сказал – труба. Более того – воронка…

– Вы опять пытаетесь меня оскорбить в завуалированной форме?

– Ну, ч то вы…

– А-а-а! Козлы! Подонки! Мерзавцы, однозначно!

– О, здравствуйте, здравствуйте, любезный! Мы вас уж и не ждали! Вы же, вроде, тоже вчера икорки переели?

– А-а-а!!! Чтоб им пусто было, предателям! Вредители проклятые! Такой продукт испортили! О, вы послушайте, послушайте, что у меня желудок вытворяет! О-о-о! Сколько пафоса в этом звуке! Прямо подноси к микрофону – и партийная речь готова…

– Я всегда подозревал, что за вас говорит ваш желудок…

– Да, да! За меня говорит голодный желудок моего бедного, но гордого народа! А за вас вещает толстая задница зажравшихся олигархов!

– Фу, как неаппетитно!

– Зато доступно!

– А мне нравится образность его речи. Кстати откуда вы к нам?

– Прямо из, извиняюсь, уборной. Враг коварен, но ему не удалось свалить меня окончательно! Мы никогда не станем на колени! Однозначно!

– То-то я чувствую, от кого-то воняет… Прямо глаза режет…

– Это правда, правда вам глаза режет! Чистоплюи недорезанные! Вы тут ерундой страдаете, а я и в застенках туалета, загнанный на вершину этой керамической Голгофы – и там работал в поте лица своего! Вот, выстрадал текст нового законопроекта, понимаешь!

– Откуда вы его, это, простите, выстрадали?

– А вот не надо ерничать! Не надо! Смотрите, целый рулон исписал мелким почерком!

– Почерк действительно мелкий. И какой-то неровный. На кардиограмму похоже…

– А вы чего хотели, когда подо мной такой новогодний фейерверк!..

– Поняли, поняли, не надо подробностей. Так о чем, собственно, законопроект?

– Как о чем? О самом насущном! Наша фракция всегда поднимает самые жизненные вопросы, а не толчет воду в ступе, как некоторые…

– Так суть-то в чем?

– В икре!

– В икре?!

– Конечно! Какой вопрос был для меня более жизненным там, в этом аду, выложенном белой плиткой? Конечно же – качество икры в нашем буфете! Вот, читайте! Я считаю, что контроль за качеством икры необходимо возложить на спикера!

– Революционно!

– Замечательно!

– Прямо в точку!

– Господин спикер, вы должны взяться за это! Это глас народа!

– Позвольте! У меня и так достаточно нагрузки! Я и без этого ведаю распределением путевок, и билеты в кино на всех тоже я покупаю…

– Правда, он ведь отслеживает новинки проката!

– Это серьезно. А вдруг из-за икры мы пропустим классное кино какое-нибудь?! Триллер какой-нибудь со стрельбой или комедию какую?

– Да! А вдруг новое продолжение «Пиратов» будет? Если я пропущу – так потом и икра в горло не полезет…

– Надо выбирать – или икра или кино!

– Опомнитесь! Да что же вы такое говорите?! Да вы послушайте себя со стороны! Господи, и это называется – народные избранники! Слышали бы вас избиратели! Стыдно! Да как это можно так ставить вопрос – икра или кино?! Разве этична сама подобная постановка вопроса?!

– Действительно…

– Да, он прав! И икра, и киношка – без этого никак нельзя. Икра необходима для работы, а кино – для единения с массами.

– Итак, сегодня на повестке для два вопроса: первый – икра, второй – принятие Правил Игры в окончательном чтении.

– Я! Я по икре сказать хочу! Я теперь все про нее знаю, можно сказать, сам ее уже метал …

– Прошу к трибуне!

– Я лучше с места – боюсь не устою долго…

Любители, ожидавшие обещанного веселого шоу, сидя в удобных, качественно обитых креслах, постепенно мрачнели. И было от чего.

Эти Голоса, которые не видели ничего дальше думского буфета и которых не волновало ничто, кроме собственных желудков, эти пустые и никак не связанные с жизнью Голоса собирались принять Правила, от которых будут зависеть судьбы миллионов жителей Волшебной Москвы.

Эти Голоса, которые ничего не понимали в реальной жизни, ни в чем не разбирались по-настоящему и не желали тому учиться, эти Голоса собирались замахнуться на возложенное самой Игрой исключительное право Магистра Правил.

Эти голоса чувствовали себя в абсолютном праве принимать любые решения – и не нести за них совершенно никакой ответственности. Просто у них была знаменитая Печать Власти – та самая, вырезанная из похищенного у гномов камня Власти. Все знают, что без Груза Ответственности, полагающегося в довесок, такой камень никогда не передается простым смертным.

Но многим Голосам увесистый и неудобный Груз Ответственности представляется слишком тяжелой ношей. Куда приятнее нести в собственном брюхе такое же количество высокосортной осетровой икры. Или белужьей, или севрюжьей, паюсной или зернистой, и уж в самом крайнем случае обычной лососевой – но это кому как нравится. Только вот Ответственность не нравится никому – ни с хлебом, ни с маслом, ни просто – большой серебряной ложкой…

– Ладно, ладно! Прекратили шум! – Спикер с трудом перекрывал возбужденные вопли других Голосов. – Вижу, что за одно заседание вопрос икры нам никак не решить. Потому перенесем дебаты назавтра. А сейчас еще один вопрос. Думаю, он не займет много времени. Тем более, что он уже обсуждался, и согласовывался. Напоминаю, о положительном решении нас настоятельно просили очень хорошие люди… Итак, на повестке принятие Правил Игры. Надеюсь, этим законодательным актом мы поставим, наконец, точку в том размытом и подвешенном состоянии, в котором пребывала бедная Волшебная Москва, лишенная так называемого Магистра. Внесите Печать Власти!

– Стойте! – воскликнула Криста.

Она вскочила со своего места и бросилась в сторону трибуны. Голоса разразились криками – видимо по пути Криста задела, толкнула, а может, и наступила на что-то невидимое, что и представляло собой собственно Голоса. Но ей было все равно: она спешила высказаться, пока не стало слишком поздно. Взбежав на трибуну и услышав болезненное Спикерское «Ай!», она закричала в испуганно пискнувший микрофон:

– Да вы что же вы, с ума здесь посходили?! Как вы можете принять Правила, когда Игрой это предназначено сделать Магистру, и только ему! Какое же право имеете на это вы?!

– Право депутатских Голосов и обладателей Печати Власти, – успокоившись, мягко сказал Спикер. – А вот никакого Магистра в нашей Конституции не прописано. Так-то! Освободите трибуну, пожалуйста…

– И не подумаю! – заявила Криста. – У меня тоже есть Голос. И это – Голос избирателя!

– Что ж, говорите, – согласился Спикер. – Только не долго. Скоро перерыв на файф-о-клок. Голоса очень пунктуальны в этом вопросе…

– Никуда не денется ваш чай с грильяжем! – возмущенно воскликнула Криста. – Магистр есть, он в городе, и вы не можете принять Правила без него! Это может закончиться катастрофой! Арбитр уж точно не простит вам этого самоуправства!

– У обладателей Печати Власти перед Арбитром иммунитет, – довольным голосом сказал Спикер. – Мы консультировались.

– Уж не с Доминатором ли?!

– Так, ваше время истекло!

– Стойте! – крикнул Богдан. – У нас здесь Игрок. Вы не можете отказать Игроку в праве высказаться!

Голоса зашумели. Спикер удивленно кашлянул и неуверенно произнес:

– Игрок? Ну, да, конечно. Игрок имеет полное право… Пусть скажет, что хочет…

Богдан что-то быстро объяснял маленькой Свете, неся ее на руках к трибуне. Света не слушала. Она лишь хлопала ресницами и с интересом оглядывалась вокруг. В руке она сжимала куклу с торчащей в сторону единственной оставшейся конечностью.

Наконец, Богдан взобрался на трибуну, встав рядом с Кристой. Та непонимающе смотрела то на Богдана, то на девочку. Голоса, помолчав некоторое время, захохотали, отпуская язвительные замечания в адрес малолетнего Игрока.

– Так что же нам хочет сказать Игрок? – повеселевшим тоном поинтересовался Спикер.

Света обвела пустые кресла ясным взглядом больших глаз и сказала спокойным голоском:

– Вы дураки. Злые жадные дураки…

Голоса заржали. Богдан с позором покинул трибуну, прижимая к себе маленького красноречивого Игрока.

– Повеселились, и хватит, – сказал Спикер. – Скоро чай подадут. Итак, кто за то, чтобы принять Правила Игры в окончательном чтении? Прошу голосовать.

Над трибуной на конусе голубого света взвилась в воздух массивная печать с толстой ухватистой ручкой.

На большой электронной панели сбоку замелькали цифры.

– Приняты единогласно! – торжественно провозгласил Спикер, и Печать Власти грохнулась на трибуну, распространяя рокочущее раскатистое эхо… – Окончательный текст Правил будет передан Самому на подпись. Есть добровольцы идти в Кремль?

Голоса зароптали.

– Понятно, – сказал Спикер, – Что ж, будем, как обычно, тянуть жребий…

Любители в подавленном настроении покидали Большой зал. Говорить ни о чем не хотелось. Но Эрик, все же спросил Богдана:

– Скажи, неужели ты просил девочку сказать с трибуны именно это?

– Что, ты! – фыркнул Богдан. – Я просил сказать, что эти их Правила обернутся против них же самих, что Магистр все равно стряхнет их, как пыль – но до этого может случиться много-много бед… Но ты знаешь…

– Что? – спросил Эрик.

– Все, о чем я просил сказать – это еще вилами по воде писано, – пожал плечами Богдан. – А вот Светка сказала как самый настоящий Игрок: коротко и так как оно и есть на самом деле.

Святую и неоспоримую правду.