Прошло почти семь месяцев с тех пор, как Прю в прошлый раз ступила на порог здания южнолесского правительства — усадьбы Питтока с ее роскошными башнями-близнецами и увитым плющом фасадом. Теперь это был уже не тот безупречный, ухоженный особняк, который она помнила; все вокруг выглядело так, будто здесь кто-то как минимум неделю дебоширил, а убираться всем было лень. Она успела урвать лишь пару мгновений на то, чтобы оглядеться, прежде чем ликующая толпа на плечах внесла ее в двери, но заметила, что портреты в фойе висят вкривь и вкось. На одном из них, изображающем упитанного генерала в щегольском полевом мундире, были черным маркером намалеваны огромные усы — прямехонько под его вельможным носом. Красный бархат, который украшал перила центральной лестницы и балкон первого этажа, сорвали, заменив тканью в синюю, белую и зеленую полоску, которую, судя по виду, закреплял человек с неважной пространственной ориентацией.

В воздухе висел запах дыма и еще, кажется, испорченного сыра. Пока Прю пыталась навести порядок в голове, толпа с некоторым трудом умудрилась взобраться по витой центральной лестнице, двигаясь предположительно к кабинету временного губернатора-регента. Там, подумала Прю, она раскроет свой план. Кертис ведь предлагал «быть на виду». Она пойдет путем наименьшего сопротивления. Объявит, что Древо повелело ей воскресить Алексея, и плевать на скептиков. Нужно, чтобы весь народ проникся идеей и помог в поисках второго механика, Кароля Грода. Кто осмелится покуситься на ее жизнь, пока вокруг ярые приспешники? И все же воспоминание о гильотине, которую она узнала из показанной однажды другом книжки, глубоко ее тревожило. И неужели на лезвии вправду была кровь? Она смотрела лишь мгновение, но картинка застыла перед глазами.

— Что там за грохот? — крикнул с вершины лестницы мужской голос. Прю посмотрела в ту сторону и сразу узнала атташе, который представлял ее Ларсу Свику, когда она впервые ступила на паркетные полы усадьбы в поисках информации о своем исчезнувшем брате. — Больше никаких толп в усадьбе! Мне казалось, мы пришли к соглашению!

Толпа остановилась на ступеньках, и их двенадцатилетняя ноша зависла в воздухе, неловко балансируя.

— Опустите меня, — сказала Прю спокойно. Ее желание было исполнено. Она протиснулась наверх, в переднюю часть толпы. Атташе посмотрел на нее поверх очков.

— Я вас знаю, — сказал он.

— Думаю, в этот раз мне не нужно записываться на прием.

Атташе нервно улыбнулся, окинув взглядом толпу за спиной девочки:

— Если я правильно помню, вы и в прошлый раз этого не делали.

— Вообще-то, — продолжила Прю, осмелев, — пожалуй, я сделаю публичное заявление прямо здесь, — она указала на изгиб площадки второго этажа, образующий балкон, который выходил в фойе. — Если губернатор-регент хочет присутствовать, я ничуть не возражаю.

— Я осведомлюсь у и.о. временного губернатора-регента, — сказал атташе и убежал по коридору к двойным дверям.

— Что вы собираетесь сказать? — спросил молодой человек в велосипедных бриджах, стоящий рядом с ней. Его голос звучал сдавленно и взволнованно, что, казалось, соответствовало общему настроению толпы.

— Ну… — начала Прю.

— Она собирается сделать объявление? — спросил кто-то дальше по лестнице.

— Кажется, да! — крикнул другой.

— Извините, — сказал пожилой человек, протиснувшись в передние ряды толпы. — Вы не скажете несколько слов о налогах?

— Пф! — фыркнул еще один из собравшихся, кролик. — У Велосипедной Девы есть дела поважнее, чем думать о налогах. Она здесь, чтобы устроить новую революцию! — тут кролик посмотрел на Прю. — Разве не так?

— Нет, не так, — решительно ответила Прю, хотя, по правде говоря, она совершенно не представляла, что говорить, к тому же шум толпы мешал ей собраться с мыслями.

— Быть может, вы могли бы сказать пару слов о качестве воды, — произнес кто-то. Кто именно, Прю не сумела определить. — Или об общественном транспорте.

Толпа одобрительно забормотала.

— Автобусное сообщение немного сбилось с графика, — возвестил тонкий голос.

— А что насчет ремонта дорог? На моей улице выбоина есть размером с медвежье пузо, — добавил другой.

— Эй! — возмутился в толпе медведь.

— Пожарные с марта зарплаты не получают, Дева!

— Начальнику бригады в апреле башку снесли, так что чего уж тут удивляться.

— Ситуацию это не сильно поправило.

— Тарифы на ввоз макового пива просто возмутительные!

— Это еда в твоей таверне возмутительная, гражданин Лис, вот что.

— Ш-ш-ш! Она собирается говорить.

— Нет, не собирается.

— Она только что начала, слушайте внимательно.

— Что она сказала?

— Дева, нужно ли изучать в школах писание Синода?

— Она до этого дойдет, гражданин. А тебя я давно в часовне не видел.

— Мне казалось, революция освободила нас от всей этой чепухи.

— Смотри, как бы Спицы тебя от твоей собственной головы не освободили.

К этому моменту шум окончательно парализовал Прю, и она инстинктивно подняла руки к голове и прижала пальцы к вискам, как делала ее мама, когда Мак терзал что-нибудь из ее драгоценных рукоделий. Нерешительность тоже делала свое дело. Девочка чувствовала себя оказавшейся на пороге какого-то очень важного решения, последствия которого неспособна была полностью осознать.

— Дева? — послышалось у ее ног. Она посмотрела вниз. Ее осторожно тянула за штанину крошечная мышь. — Вы собираетесь говорить речь?

— Да, — шепнула Прю.

Тут она поняла, что нужно сделать: отойти от всех этих людей. Девочка пробралась сквозь тесную толпу, которая уже вылилась на вершину лестницы и теперь окружала ее. Добравшись до балкона, выходящего на переполненное фойе — в здание набилось еще множество заинтересовавшихся переполохом зевак, — она подняла руки, прося тишины.

— ТИХО! — крикнула Прю. — ПОЖАЛУЙСТА!

Собравшиеся, немного пошикав друг на друга, подчинились. Все взгляды в помещении обратились на нее.

— Спасибо, — сказала она, одернув подол куртки. Уголком глаза Прю заметила, как двойные двери кабинета губернатора-регента распахнулись; оттуда появилось несколько фигур, которые остановились на пороге, наблюдая за ее обращением к толпе.

— Южнолесский народ, — начала Прю. Ей показалось, что это не самое плохое начало, какое можно придумать. Вроде бы так всегда говорят герои, возвращаясь к толпе своих пламенных сторонников: «народ чего-нибудь!» Теперь, разобравшись с обращением, она попыталась придумать, что все-таки говорить дальше. Прю на время замолкла и окинула залу взором римского императора, оглядывающего своих подданных. Ее словно затопила какая-то волна уверенности, совсем как тогда, когда барсук-рикша пал перед ней ниц.

— Я… возвратилась, — сказала она глубоким голосом, неторопливо и звучно растягивая слово. «Пошловато?» — подумалось ей. — «Переборщила?»

Зал взорвалась приветственными криками. Она оглянулась направо, туда, где стоял атташе, а рядом с ним, судя по всему, временный губернатор-регент. К ее удивлению, это оказался опоссум с белоснежной мордой и длинным жилистым хвостом. Пиджак на нем сидел косо, а мех был весь растрепан. Воздух в фойе, на лестнице и на балконе искрился необузданной радостью; народ ждал продолжения речи.

— Во-первых, — сказала она, — мне не нравится, когда с кем-то плохо обращаются, все равно, ради переворота или нет. Это стремно, — как оказалось, тон римского императора, отлично подходивший для величественного утихомиривания толпы, не так-то просто удерживать, когда начинаешь углубляться в детали. Он соскользнул с ее подросткового голоса, как защитный чехол с какого-нибудь жалкого, унылого Бьюика, вместо которого вы ожидали увидеть Порше.

В зале стало очень тихо; она не могла сказать, обдумывают ли они ее заявление или просто молчаливо осуждают.

— Серьезно, — продолжила Прю, — зачем там снаружи эта штука? Гильотина, в смысле.

Народ, казалось, был откровенно сбит с толку.

— Как же, — начала где-то внизу на лестнице землеройка с удивительно глубоким и громким голосом. — Чтобы отрубать головы, — толпа вокруг закивала, а говорившая добавила: — По крайней мере, тем, кто не патриот.

— Отрубать людям… — запнулась Прю, неверящим тоном пытаясь повторить сказанное. — Мы не для этого все затеяли! В смысле, освободили птиц из тюрьмы.

— Но ведь они же враги, свикисты?

Тут до нее дошло, что свикисты — это сторонники старого режима.

— Нет, — сказала девочка. — И да. В смысле, я не думала, что с ними обойдутся настолько плохо.

— А что же нам с ними делать? — крикнул кто-то.

— Откуда нам было знать, что они не вернутся и не будут опять нас всех угнетать? — добавил другой.

— Может, просто отрезать им руки? — предложил третий голос, и его соседи закивали, словно оценив мудрость такого предложения.

— А может, только пальцы на ногах? Мизинцы?

— НЕТ! — заорала Прю. — Ничего не надо отрезать! — она сделала глубокий вдох, призывая на помощь все свои душевные силы. — Я — Дева на велосипеде, и я вам приказываю…

— О, приказываешь, значит? — спросил тут один из зрителей. Это был человек, но на нем не было униформы Спиц, ни фуражки, ни велосипедных брюк. — Ты что, императрица, что ли?

— Следи за языком! — прикрикнул один из стоящих рядом Спиц. — Ты с Велосипедной Девой разговариваешь! — он жестом подозвал нескольких приятелей, которые были одеты в такую же амуницию, и те начали украдкой подбираться к возмутившемуся.

— Нет, я не королева, не императрица, ничего такого, — сказала девочка. — И я на самом деле не хочу вами командовать. Никто не должен вами командовать. Но я просто хотела сказать, что, ну, понимаете, это не в духе того времени, когда мы, ну, все это делали. Прошлой осенью. Мне просто не кажется, что… — Прю обнаружила, что внимание аудитории ускользает. На самом деле, она чувствовала, что и сама теряется.

Между тем, ближайшие соседи человека, который отпустил ехидный комментарий, отчаянно тыкали пальцем в виновного, а Спицы подбирались к нему все ближе.

— Это он, — сказал один из них. — Даже звездочку не носит.

— Свикист! — выкрикнул кто-то, и в следующее мгновение мужчину схватили и потащили в сторону двери.

— Пожалуйста! — заорала Прю, чувствуя, как голос срывается на хрип. — Послушайте хоть секунду. Мне надо сказать вам всем одну очень важную вещь.

Зал снова притих; Спицы перестали продвигаться к двери, хотя пленник по-прежнему извивался в их хватке.

Прю глубоко вздохнула:

— Я получила приказ. От Древа Совета. Мне нужно найти двоих мастеров, которые создали наследного принца Алексея. Древо хочет, чтобы Алексей вернулся к жизни.

Последовало долгое молчание: каждый в зале недоуменно оглядывался на соседей. Прю услышала, как кто-то кашлянул; это был опоссум, стоящий справа от нее. Она робко переступила с ноги на ногу и в полной тишине продолжила:

— Мне понадобится ваша помощь, чтобы разыскать одного из механиков. Его зовут Кароль Грод. Он — старый человек, и он слепой.

Кто-то из пожилых в толпе подал голос:

— Вы имеете в виду сына Александры и Григора, юного Свика? Которого губернаторша черной магией вернула из мертвых?

— Да, — кивнула Прю.

Теперь уже все до единого уставились на нее, и воздух в фойе буквально загудел от напряжения, словно в растянутом до предела воздушном шаре. Крик, раздавшийся из дальней части зала, подействовал, словно иголка, проколовшая этот шар:

— ДА ОНА СВИКИСТКА!

В то же мгновение в фойе воцарился абсолютный хаос. Не сказать чтобы и до этого все было спокойно — толпа бурлила. Но просто теперь вся эта хаотическая энергия, до того момента имевшая очень конкретную цель, вдруг направилась на самое себя, поскольку горячие убеждения присутствующих в одно мгновение вывернулись наизнанку и показались им самим расплывчатыми, будто корабль, плывущий по морю в тумане. Все началось с легких волнений: по толпе пробежала тихая рябь растерянных возгласов, потом послышались опровержения этих самых возгласов, что привело к взаимным обвинениям, а те привели к тому, что кто-то получил в нос. Человек, которого Спицы грубо вели к двери, по-видимому, на казнь, был так же грубо брошен на пол, а его мучители начали сердито пререкаться друг с другом, споря о том, была ли Дева на велосипеде на самом деле той, за кого себя выдавала, учитывая то антипатриотичное, свикистское, контрреволюционное заявление, которое она только что себе позволила. И все вскоре переросло в открытую перепалку — не меньше двух сотен людей и животных сцепились в огромной общей драке.

— Ох, блин, — только и выдавила Прю.

— Госпожа Маккил, — вдруг прорвалось через шум: голос раздался прямо у ее правого уха. Оглянувшись, она увидела, что голос исходит от небольшого, пушистого опоссума, которого она уже видела раньше. На высоту человеческого роста он поднялся с помощью атташе. — Пожалуй, вам лучше немедленно пойти со мной.

Под балконом бушевала битва; сражающиеся на лестнице наступали вверх, словно прибой, сметая все на своем пути. Они взобрались на второй этаж; бунт, казалось, прокладывал себе путь в сторону Прю. Судя по ругательствам, доносившимся из толпы, защитников у нее было ничуть не меньше, чем недоброжелателей, но все же… Она что-то пробормотала опоссуму в ответ, а потом молча, пригнувшись и прикрыв голову руками, последовала за ним и атташе к двойным дверям.

Когда они оказались в безопасности кабинета временного губернатора-регента, атташе захлопнул за собой дверь, заглушая звуки идущей снаружи битвы.

— Что ж, все прошло как нельзя хуже, — подытожил опоссум.

— Я не думала, что они так это воспримут, — прошептала Прю, дрожа с головы до ног. Она ощущала себя так, словно превратилась в игрушечную лошадку на подставке — из тех, у которых в конечностях спрятаны резинки, а на дне подставки — кнопка; стоит нажать кнопку — и все тело игрушки обмякает.

— Значит, вы не знаете этот народ, — сказал атташе.

В следующую секунду, видно, какое-то божество нажало на кнопку в подставке Прю: ноги у нее подогнулись и она, скользнув по обшивке стены, бессильно осела на пол.

— Ну-ну, — утешительно сказал опоссум, подходя к ней. — Это пройдет. Они просто легковозбудимы. Пожалуй, скоро подостынут.

— Кто вы такой? — выдавила Прю полуобморочным тоном.

— Я Эмброуз Папкин, исполняющий обязанности губернатора-регента временного правительства, — ответил опоссум, слегка поклонившись. У него на жилете тоже была приколота медная звездочка. — Теперь вы видите, с чем мне приходится иметь дело.

— Что там случилось? Почему они так отреагировали? — спросила девочка.

— Я мог бы вас предупредить, — сказал Эмброуз. — Если бы вы дали мне хоть секунду.

— Мне казалось, я знала, что делать. Я думала, они мне поклоняются.

— Да, в какой-то степени, — кивнул опоссум. — Но вы не понимаете, через что мы прошли за многие месяцы с тех пор, как вы уехали отсюда.

Прю потерла глаза. Фигура зверя немного расплывалась перед ее взглядом.

— Мы раньше не встречались? — спросила она.

— Нет, — ответил Эмброуз. — Хотя я наблюдал за вами. Я был здесь, когда вы впервые оказались в усадьбе. В те дни я был простым уборщиком. И посмотрите, что революция мне дала. Я избран исполняющим обязанности губернатора-регента временного правительства.

— А почему не назваться просто «губернатор-регент»? — спросила Прю, убирая прядь волос со лба. — Зачем такая длинная должность?

— Временным и.о. оставаться спокойнее, — ответил он. — Прошлый постоянный губернатор-регент расстался с головой.

— А-а-а… — протянула Прю. Она подумала, что поняла смысл сказанного Эмброузом, но потом все же решила, что не совсем. — А-а-а! — снова сказала она, на этот раз с подлинным пониманием.

Опоссум продолжал:

— Слово «временный» не предполагает такой серьезной ответственности, если вы понимаете, что я имею в виду. Всегда можно перевести стрелки. Мол, я — не последняя инстанция, не сегодня, так завтра меня тут не будет, — и он помахал в воздухе двумя опущенными пальцами, изображая идущую фигуру.

— Ясно, почему эту должность дали уборщику, — заметила Прю.

Опоссум подмигнул ей.

— Вы на лету схватываете, — сказал он. — Так, теперь, что там с Алексеем? Мальчик пять лет как мертв. Давно в могиле. Более того, могилу разрисовали антисвикистскими лозунгами.

Прю покачала головой.

— Я не знаю, — призналась она. — Мне Древо приказало.

— Вот, понимаете? — сказал Эмброуз, щелкнув пальцами. — Вот тут вы и ошиблись. Вы с деревьями разговариваете, так? Северолесский мистицизм на юге не очень-то жалуют.

— Но ведь…

— Но ведь ничего. Вы бы лучше сказали, что вам видение было или сон приснился. Какая-нибудь пятнистая богиня, несущая кристальный посох, или прочая ерунда, и так далее, и тому подобное. Стоит упомянуть про Древо Совета перед толпой коренных южнолесцев — и все пропало.

— Ясно, — только и ответила Прю.

— И что еще более важно: за каким чертом вам понадобилось реанимировать механического принца?

— Древо сказало, что это принесет мир. Всему лесу.

Опоссум переглянулся с атташе:

— О, неужели? Прекратит междоусобицы? Вражду среди низших классов? Вернет пропавший урожай? Наполнит пустую казну усадьбы?

— Если честно, Древо не вдавалось в подробности, — признала Прю.

— Что ж, деревьям это свойственно, — с ехидством добавил атташе.

— Полное безумие, — подытожил Эмброуз. — Но у меня и так забот полон рот, мне некогда мешать какой-то Внешней выполнять бессмысленную миссию. Только один вопрос: когда вы решили объявить о своих намерениях этому кровожадному сброду, вы подумали о том, что это те самые люди, которые изначально и выслали губернаторшу из страны… именно за то, что вы пытаетесь повторить?

— Да, в смысле, подумала. Я просто не ожидала, что…

Опоссум покачал головой:

— Вот в чем беда с вами, Внешними. Слишком импульсивные. Ну и заварили вы кашу, а, Дева на велосипеде?

— Что же мне теперь делать?

— О, они успокоятся, — сказал атташе. — Беспорядки у нас бывают каждую неделю. Удивительно, что это началось в среду. Как правило, бунтуют только по четвергам — и иногда по понедельникам во второй половине дня. Что ж, пожалуй, в этот раз был особый повод, — он поднял со стола стопку бумаг и принялся в них копаться. — Свикисты, Спицы, халифы. Здесь теперь совершенно новый мир. Вот так выглядит революция.

— А вы не можете отправить туда стражу? — спросила Прю. — Чтобы, ну, взять ситуацию под контроль?

— Мы пытались так делать, — сказал атташе. — Но это их только сильнее бесит. Делаются все такие из себя угнетенные.

— Так как же вы наводите порядок?

— Мы ждем, когда они разгромят все, что им хочется, и вернутся к своим делам, — это сказал Эмброуз. Он отошел к окну кабинета и, осторожно приоткрыв занавеску, выглянул наружу. — Пока что Синод бывает настолько любезен, что занимается сдерживанием толпы, — он сделал паузу. — Видите? Уже начинают расходиться.

Прю осторожно приблизилась к окну, словно узник осажденной крепости, опасающийся коварной пули снайпера, и заглянула за подоконник. И действительно, народ разбредался по темно-зеленым газонам во все стороны от усадьбы. Их будто бы уводили за собой несколько фигур в длинных серых одеждах и капюшонах.

— Зачем платить стражникам, если местная религиозная секта сама все улаживает? — заметил Эмброуз. — Не поспоришь, это нам облегчает задачу.

— Так это они — Синод? Халифы? — спросила Прю, наблюдая, как силуэты в мантиях, казалось, бессловесно отзывают народ от особняка. На их лицах были маски, блестящие человеческие маски, сверкающие отраженным солнцем, когда они поворачивали к нему свои покрытые головы. Некоторые из них помахивали чем-то похожим на маятники с цепями, из которых при каждом взмахе валил дым.

— Если коротко, это южнолесские мистики — такие же, как северные, — объяснил Эмброуз. — Старый режим объявил их вне закона. Несколько десятилетий назад было преступлением иметь дома любые предметы иконографии халифата. Но после того как секту разогнали, людям в усадьбе стало лень следить за соблюдением закона. И как только грянул переворот и династия Свиков сгинула навсегда, у них появилась возможность возрождения. Сухого Возрождения, как они его назвали.

— В честь Сухого Древа, — объяснил атташе, — первого живого дерева в лесу.

— Я думала, что Древо Совета — первое в лесу, — сказала Прю.

— Вот именно с этого проблемы и начинаются, — сказал Эмброуз. — Северолесцы — просто кучка сектантов и деревенщин. По мнению южан.

Атташе уже вернулся к столу и принялся разбирать нагроможденную на нем огромную кучу бумаг.

— А теперь, мисс Маккил, не могли бы вы оставить кабинет? — попросил он. — У нас здесь много работы. Головы свикистских коллаборационистов сами себя не отрубят.

Прю побледнела.

— А это не опасно? — спросила она нерешительно. — В смысле, мне туда выходить?

— О, не сомневаюсь, что многие вас по-прежнему поддержат, — сказал Эмброуз. — В конце концов, вы — Дева на велосипеде. Идите к ним и покажите, из чего вы сделаны.

— Но меня назвали сави… свикисткой! — правильное произношение этого дурацкого слова далось ей с некоторым трудом. — А это неправда, — пояснила Прю на всякий случай.

— Конечно, неправда. И в любом случае очень маловероятно, что вас обезглавят. У вас достаточно защитников, чтобы спастись от такой судьбы, — Эмброуз, подойдя к атташе, принялся помогать ему разбираться с лежащей на столе стопой бумаг. Девочка помедлила у двери, думая.

— Пожалуйста, — произнесла она наконец. — Помогите. Мне просто нужно узнать, что случилось со вторым создателем.

Опоссум посмотрел на Прю:

— Я бы посоветовал вам бросить это дело. Осквернение могил, между прочим, является тяжким преступлением. Тут вам придется разбираться самой, Дева. У нас и так достаточно проблем. Сколько казней нужно организовать, сколько выговоров подписать. Успокоить агрессивную, разозленную толпу. Не втягивайте нас в свой маленький заговор.

— Ну, может, у вас есть хотя бы какие-нибудь записи? — спросила Прю отчаянно. — Ведь где-то же это должно быть указано. Что его изгнали.

Временный губернатор-регент занял свое место за столом, атташе подтолкнул к нему стопку бумаг, и Эмброуз начал подписывать документы, которые подкладывались ему под руку, со скоростью профессионального работника казино, раздающего карты.

— Полагаю, — произнес атташе в разгар этой сцены, — вам можно было бы наведаться в архив.

— В архив, — повторил Эмброуз, вырисовывая свои каракули на документах с такой быстротой, что рука расплывалась перед глазами размытым пятном. — Ах да, в архив.

— В архив? — повторила Прю.

— Полагаю, — продолжил атташе, — упоминание об этом могло сохраниться в архиве.

Прю некоторое время ждала новой информации, но оба чиновника замолчали, с головой уйдя в работу.

— И-и-и… — подсказала она.

— Что? — Эмброуз оторвался от бумаг.

— Где находится архив? — спросила Прю.

— А! — опомнился он. — В одной из башен. Но сначала вам нужен письменный запрос с датой и подписью, заверенный временным губернатором-регентом, — он говорил таким тоном, будто это было непреодолимо тяжелым препятствием.

— Это же вы, — сказала Прю.

— А! — Опоссум, казалось, удивился этому заявлению. — Правильно. Простите. Я еще не совсем освоился с этой должностью, — и он продолжил подписывать бумаги.

— Я бы хотела туда сходить, — сказала Прю. — Поискать информацию в архиве.

— Хорошо, — сказал Эмброуз. — Господин секретарь, вы не могли бы выдать девочке… как там называется этот чертов бланк?

— 651-С-5, если не ошибаюсь, сэр, — сказал атташе. — Тут поблизости есть один экземпляр, — он заглянул в стоящий сбоку шкаф, достал документ и, положив на единственный пятачок свободного пространства на столе, развернул к Прю. — Вам нужно подписать здесь, — указал он на ряд пустых строк на листке. — Здесь. И здесь. Инициалы здесь. И подпись здесь. А здесь вам нужно написать цель посещения, например, поиск записей о двух изгнанных игрушечниках.

— Только об одном, — поправила Прю. — Мне нужно найти только одного. Кароля Грода.

Эмброуз оторвался от подписания бумаг:

— Но вам же требуются оба создателя. Разве вы не так говорили?

— Нет. Только один. Одного я уже нашла. Теперь надо найти второго, — пробормотала девочка, вглядываясь в исписанную очень мелким шрифтом бумажку, на которой расставляла подписи и инициалы. Она была озадачена тем, как мудрено составлен документ. — Только вдвоем они могут сделать ту штуку, шестеренку, которая вернет его к жизни.

— А! — снова сказал Эмброуз. Девочка этого не видела, но он оторвался от своих занятий и переглянулся с атташе. — И где же он, этот другой создатель… тот, которого вы нашли?

От всех треволнений Прю только сейчас вспомнила о решении хранить убежище Эсбена в тайне, пока не найдется Кароль и они не воссоединятся.

— Он в безопасности, — сказала девочка. И не прибавила больше ни слова.

Временный губернатор-регент пожал плечами и продолжил исписывать бумаги, которые атташе подкладывал ему, словно бесшумный конвейер. Прю закончила оформлять бланк и вернула его атташе, а тот сразу же сунул листок под нос опоссуму.

— Для девочки, сэр, — подсказал он.

Эмброуз подписал бумагу и вернул Прю со словами:

— Успешных поисков, Дева на велосипеде. Да укажет вам путь Сухое Древо.

— Спасибо, — нерешительно поблагодарила Прю, взяла бланк и, развернувшись на ковре, двинулась к двойным дверям в противоположном конце кабинета. На полпути она остановилась. — Ладно. Пора обратно в бой. Пожелайте мне удачи.

Опоссум, оторвавшись от бумаг, заметил:

— Если вы победили КЛИНОК и штурмовали южнолесскую тюрьму, полагаю, кучка безобидных революционеров едва ли вас остановит.

— Точно, — сказала Прю и сделала глубокий вдох. — Понеслась.

А затем шагнула через порог кабинета — обратно в сердце усадьбы.