ГЛАВА 3
Полковник Трэвис
— Что вы имеете в виду? — спросил я. Заявление Билла показалось мне довольно странным.
— Мы ведем съемки в тринадцатом веке до нашей эры, — сказал Билл.
Стало еще страннее.
— А ваши лечащие врачи об этом знают?
Билл улыбнулся и затушил сигару.
— Как у вас с теоретической физикой?
— Примерно так же, как и с Гомером. В пределах школьной программы.
— Тогда нет смысла показывать вам чертежи, формулы и макеты. Попробовать объяснить вам на пальцах, как это работает? Или рассказать только суть, а остальное вы примете на веру?
— Давайте попробуем, — сказал я.
— Давайте, — сказал Билл. — Я всегда ратовал за передовые технологии и вкладывал деньги в наукоемкий сектор. Каждое научное открытие стоит денег, это касается расходов, которые ты несешь для совершения этого открытия, и доходов, которые может дать тебе результат. Я финансировал несколько проектов, и вот один из них принес плоды.
— Вы построили машину времени?
— Не совсем машину. Безумные ученые ничего не собирали в своем гараже из хлама, найденного на помойке. Это был очень масштабный и очень дорогостоящий проект, руководил которым академик Петр Северов из России. Этот проект до сих пор поглощает уйму средств, но нами получены первые результаты, которые вы могли бы видеть лично, если бы смотрели телевизор. Хотите поговорить с самим академиком?
— Пока не очень.
— И правильно делаете, что не хотите. Я сам не понимаю больше половины из того, что он говорит. Короче, наша установка, или, если хотите, машина времени, занимает площадь, равную площади небольшого государства, и пожирает столько энергии, что нам пришлось построить три дополнительные атомные электростанции. Но она работает.
— Что она делает?
— С ее помощью нам удалось пробить устойчивый туннель в прошлое и поддерживать этот туннель в стабильном состоянии, позволяющем перемешать объекты от одного его входа до другого. То есть из настоящего в прошлое и обратно.
— Почему в прошлое? Почему не в будущее?
— А что нам в будущем? По отношению к потомкам мы — лишь кучка дикарей, и вряд ли кто-то будет рад нашему явлению. Кроме того, есть и объективная причина. Время — как река. Бросьте щепку в реку, и она поплывет по течению. Вы можете привязать щепку и протащить ее некоторое время против течения, но энергии затратите в разы и разы больше. Если на поддержание туннеля в прошлое нам требуется постоянная работа трех энергостанций, то на открытие туннеля в будущее нам понадобится столько энергии, сколько не вырабатывает вся планета.
— Звучит логично.
— Это великое открытие, и оно, несомненно, должно быть использовано для блага всех людей, однако… Сначала мы должны покрыть свои расходы, не так ли?
— Поэтому — реалити-шоу «Троя»?
— Да.
— А почему именно так? Почему «Троя»?
— Признаюсь честно, нам повезло. Когда мы проводили эксперимент, мы не знали, в какое именно время откроется туннель, из-за невозможности провести калибровку. И угодили в события, примерно на три месяца предшествующие Троянской войне.
— Действительно повезло. Что бы вы делали, если бы угодили в какое-нибудь скучное время?
— О, я полагаю, мы бы что-нибудь придумали, — сказал Билл. — Кроме того, скучных времен просто не бывает. Но Троя стала для нас настоящим подарком.
— Согласитесь, это полный успех, — сказал Мур. — Каждая целевая аудитория найдет в нашем шоу то, что ей нужно. Мужчинам интересно насилие? К их вниманию величайшие герои самого известного мирового эпоса. Женщинам нужна любовь? И перед их глазами разворачивается одна из самых романтических историй мира. Подростки хотят смотреть на секс? Так в античные времена это было основным человеческим занятием. Интеллектуалы могут смотреть наше шоу и сравнивать его с творением Гомера. Для историков наши программы — чистый клад. Стопроцентное попадание.
— Звучит странно, — сказал я. — Но тоже вполне логично и в духе времени. А зачем вам я?
— Дело в том, что у нас возникли некоторые… — Мур замялся, подыскивая нужное слово.
— Сложности, — подсказал я.
— Моменты, которые мы не можем понять, — сказал Билл. — Неясности, которые нам хотелось бы прояснить. Позвольте, для начала я объясню вам технику съемок. В прошлом у нас нет ни единого живого человека. Все съемки ведутся миниатюрными камерами… Джон, покажите «муху».
— Не стоит. Я сталкивался с ними во времена моей службы.
— Прекрасно. «Муха» — это автономный аппарат, замаскированный под обычное насекомое, снабженный цифровой видеокамерой и передатчиком. Мы переправили по туннелю огромное количество таких аппаратов. А также современный компьютер, который программирует поведение наших насекомых, указывает, какие объекты они должны снимать. Они передают информацию этому компьютеру в режиме реального времени, а он посылает их нам с периодичностью каждый час. Здесь эти данные расшифровываются, обрабатываются, переводятся, редактируются и предоставляются публике.
— Пока я не вижу никаких неясностей.
На селекторе Билла замигала лампочка вызова, почему-то синего цвета, и он щелкнул клавишей.
— Мистер Картрайт, на второй линии президент, — сообщил бесстрастный женский голос. — Спрашивает вашего одобрения относительно начала кампании по борьбе с абортами.
— Откажите, — сказал Билл. — А если он хочет более развернутого ответа, пусть перезвонит завтра с утра. Но лучше пусть этого не делает.
Мур хмыкнул. Мужчина, которого мне не представили и который ни слова не проронил с самого начала беседы, и бровью не повел.
Билл выключил селектор.
— Позвольте полюбопытствовать, — сказал я, — это был президент чего?
— Это был наш президент, — ответил Билл. — Точнее мой. Потому что именно моя рекламная кампания, проведенная в моих СМИ, привела его в Овальный кабинет. И он это отлично знает. Поэтому и звонит советоваться по всяким пустякам. Так о чем мы говорили, полковник?
— О неясностях.
— Точно. Теоретически ни для нашего туннеля, ни для «мух», снабжающих нас видеоинформацией, нет закрытых зон, но на практике мы никак не можем проникнуть в некую область Древней Греции. Туннель отказывается нацеливаться в ту сторону, все аппараты, подлетающие к этой новой Сумеречной зоне, перестают функционировать.
— Дайте мне проявить смекалку, — сказал я. — Эта зона — Олимп.
— Я не верю в богов, — сказал Билл, — Как в целые пантеоны, так и в отдельных личностей. Но те парни, что живут три с половиной тысячи лет назад, верят. И не просто верят, они ведут себя так, будто точно знают, что боги думают по тому или иному поводу. Они — видят их. А мы не видим.
— Это и есть небольшая неясность?
— Да. Я хочу, чтобы вы отправились в прошлое и выяснили правду относительно богов Древней Греции. Нашли убедительную причину, по которой мы не можем вести съемки на Олимпе. Расставили все точки над «i».
— Это хорошо, — сказал я. — А то я думал, что вы попросите прирезать Ахилла, переспать с Еленой и плюнуть в левый глаз Зевсу.
— Так вы согласны?
— Прежде надо уточнить небольшие технические подробности. Что я буду с этого иметь?
— Миллион долларов.
— Один миллион? За перелет из Флориды в Нью-Йорк вы заплатили мне сто тысяч, а за путешествие по тоннелю в прошлое — всего один миллион?
— В месяц. Каждый месяц.
— Уже лучше. Теперь другой малозначительный факт. Вы уже перебрасывали по этому туннелю что-нибудь живое или ограничивались только механизмами?
— Перебрасывали.
— Мышей?
— Кроликов.
— Сколько штук?
— Пять.
— И как они?
— Сдохли.
— Да ну?
— Их сожрали лисы почти сразу же по прибытии. Лабораторные животные непригодны к выживанию в естественной среде.
— Хорошая шутка, — одобрил я. — А людей вы перебрасывали?
— Людей — нет.
— Почему?
— Не хотелось повторения истории с кроликами. Далеко не каждый человек способен выжить во враждебной среде, каковой является древнегреческое общество тех времен.
— И вы выбрали меня.
— Потому что вы идеально приспособлены. Вы умны, вы можете постоять за себя в рукопашной, вы не падаете в обморок при виде крови, и у вас есть опыт по внедрению в чужеродные вам организации. Мы могли бы найти ученого, специализирующегося в данной области, но он не проживет в реальном мире и дня. Мы могли бы найти мордоворота из службы мистера Хенриксона, — он кивнул в сторону молчаливого мужчины, — но тот не сможет ответить ни на один из поставленных вопросов. Поэтому мы искали кого-то вроде вас. Разведчика, диверсанта, саботажника, если хотите. Способного сойти за своего парня в любой компании, способного пораскинуть мозгами в одной ситуации и дать реальный отпор противнику в другой. Так вы согласны на мое предложение или мне продолжать сыпать комплиментами в ваш адрес?
— В целом согласен.
— Тогда мистер Хенриксон проводит вас к мистеру Громову. Мистер Громов — главный аналитик этого проекта, он введет вас в курс дела, объяснит все подробности и поставит реальные задачи.
— А где я могу получить мой первый чек на миллион?
— Он у мистера Хенриксона.
Дэн
Академик Петр Иванович Северов, гений теоретической физики, первооткрыватель темпорального туннеля и мой земляк, никогда не расставался с трубкой, но никогда и не курил. Сей довольно громоздкий старомодный агрегат постоянно маячил где-то в районе академического рта, но я никогда не видел, чтобы он выпускал дым.
Академик сидел на подоконнике и читал Гомера. Я кашлянул, дабы обратить на себя внимание. Профессор — чрезвычайно увлекающийся человек, когда он погружен в какое-то занятие, то замыкается в своем собственном мире, так что кашлять мне пришлось трижды.
— А, Данил, — сказал академик, аккуратно загибая страницу и откладывая книгу в сторону. — Верите, я никогда не читал Гомера. Я даже не слышал о Троянской войне до того, как прорубил туннель за три месяца до ее начала. Всегда интересовался исключительно своим предметом.
— А я всегда хватал понемногу отовсюду, — сказал я. — Покурим?
— Вы курите, — сказал он. — Я сейчас не хочу.
— Как вам Гомер?
— Он… подавляет своей дотошностью. Вы заметили, что в «Илиаде» нет ни одного безымянного героя? Все они поименованы, даже если появляются в тексте всего один раз, чтобы пасть от руки какого-нибудь великого воина. А его список кораблей? Здесь он больше похож на бюрократа, нежели на поэта.
— Некоторые считают его историком.
Академик пожал плечами.
— Вы так не думаете? — спросил я.
— Мне сложно судить. Историки не всегда оперируют фактами, часто они излагают исключительно свои домыслы. Если так, то Гомер — историк. Видите ли, Данил, история — это не точная наука, она в чем-то сродни литературе. Я — представитель точных наук. По крайней мере, так мне казалось.
— И вы сами делаете историю.
— Не надо громких фраз.
— Тогда расскажите мне, как работает ваше изобретение.
— Я передавал вам все мои файлы.
— И я ни черта в них не понял, — признался я. — Мои познания в теоретической физике не столь глубоки… По факту они не глубже чайной ложки. Я ничего не могу разобрать, кроме вашей фамилии, вынесенной в заголовок. Вы не могли бы объяснить мне человеческими словами?
— А вы уверены, что вам это надо?
— Я — аналитик, — сказал я. — И я не могу делать свою работу, то есть анализировать, если я чего-то не понимаю.
— Я тоже не все понимаю.
— Как это может быть?
— Знаете, с какой попытки мне удалось прорубить туннель?
— С четвертой?
— Ха! — сказал академик. — Первые восемь раз я пробовал, когда на горизонте еще не было нашего магната с его деньгами. Все восемь попыток провалились, но каждая давала мне новые поводы для размышления. Я понял, что мне нужна колоссальная энергия, без которой я не смогу поддерживать туннель в открытом состоянии, и я начал искать спонсора. Им оказался мистер Картрайт. Он предоставил мне почти неограниченные финансовые возможности, он построил энергостанции, которые работают только на мой проект, и я продолжил попытки. После очередной неудачи я вносил в прибор некоторые изменения, но я не мог понять, почему он не работает, Либо построенная мною теоретическая модель была неверна в принципе, и тогда все эти улучшения не имели никакого смысла, либо… он должен был работать и без изменений. Но этого не происходило. Время — наименее изученная материя в нашей Вселенной, и у меня не было предшественников, на опыт которых я мог бы опереться. Иногда мне казалось, что я занят поисками того, чего попросту нет. Что я ищу черную кошку во вселенной, лишенной света.
— Первооткрывателям всегда трудно, — заметил я.
— А потом был прорыв, — сказал академик. — Прорыв, причины которого я не понял и по сей день. Потому что действующий образец моего прибора не имеет больших принципиальных отличий от своего предыдущего собрата, который отказывался работать. Все, чем я занят до сих пор, — это попытки понять, что и почему произошло. Поэтому я не могу публиковать свои теории, даже если бы не было моего договора с мистером Картрайтом, согласно которому туннель на первые три года является исключительно его собственностью, а уже потом становится достоянием человечества. Вы говорите, что не понимаете сути моего изобретения, и я вижу, что вас это беспокоит. Так представьте, как это беспокоит меня, ибо я сам не понимаю сути того, что изобрел.
— «Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — процитировал я.
— Гомер?
— Шекспир.
— Настоящий ученый никогда бы не согласился с подобной постановкой вопроса. Принимать мир таким, каков он есть, — это ненаучно. Все непознанное должно быть познано.
— А непознаваемое?
— Я отрицаю наличие того, что вы называете непознаваемым. Есть лишь то, что мы не в состоянии познать в данный момент времени, однако мы не должны склонять перед ним свои головы.
