ГЛАВА 14
Полковник Трэвис
Десять лет.
Не очень похоже, что Троя столько продержится. Город едва не пал при первом же штурме. Гомер, правда, утверждал, что война затянется надолго, но можно ли верить Гомеру?
А если отбросить Гомера и размышлять только о том, что видел собственными глазами? Город не выстоит и трех недель.
Приам гонит троянцев в поле. Его гордость играет на руку Агамемнону.
Приам губит свой город так же верно, как Ахилл.
Ахилл, подумал я. Вот ключ к затягиванию войны. Он слишком безбашен и слишком неуязвим. Пока он в деле троянцам не выстоять.
Убить его нельзя. Значит, надо устранить с поля боя как-нибудь по-другому. По-умному.
Ахилл.
— Радуйся, богоравный Ахиллес, сын Пелея.
— Радуйся и ты, чужестранец, — мрачно ответствовал Пелид. — Проходи в мой шатер, налей себе вина.
— Спасибо, — сказал я, присаживаясь на сваленные в груду меха.
Шатер у Ахилла только называется шатром, по размеру же он больше похож на цирк-шапито. Внутри несколько помещений, Ахилл с Патроклом сидели в самом большом и, судя по несколько осоловевшим лицам, отдавали должное Дионису. Тем лучше. Сын Пелея и в трезвом виде не гений, а с подвыпившим я смогу сделать, что захочу.
— Что привело тебя ко мне, Алекс, сын Виктора?
— Обида, быстроногий Ахиллес.
— Чем же я обидел столь могучего воина, как ты?
— Я обижен не на тебя, Ахиллес. Я обижен за тебя.
— Вот как? — Пелид изумленно нахмурил брови. — И кто же, по-твоему, обижает меня?
— Ванакт ванактов, — сказал я.
— Атрид?
— Да. Эта война, затеянная из-за его гордости, война, в которой мы все участвуем. Она принесет ему новые земли, она принесет ему богатства, она принесет ему империю. Но войну ведь выиграет не он. Войну выиграешь ты, ибо никто из врагов не может устоять перед твоим разящим мечом. А с чем останешься в итоге ты, Пелид?
— Со славой.
— Со славой воина, который сражался за Агамемнона? Со славой одного из многих тысяч? Мне кажется, ты достоин большего, Ахиллес.
— Например?
— Чье имя кричат воины во время битвы? — спросил я. — Они повторяют имя человека, который привел их сюда, а сам отсиживается в лагере или за многочисленными рядами воинов? Или они кричат твое имя, Ахиллес?
— Мое!
— Они пойдут за тобой туда, куда только ты сможешь их отвести. — В Аид, подумал я. — А что касается славы и памяти потомков… Имена воинов знают немногие, но имена императоров известны всем.
— Ты предлагаешь мне империю?
— Я предлагаю тебе подумать о том, чего ты на самом деле заслуживаешь. Ты же знаешь, я — человек посторонний и моя страна находится далеко отсюда. Со стороны мне виднее.
— Воины пойдут за ним, — сказал Патрокл. — Но империя — это не только воины. Элладой правят Золотые Микены, и…
— И у Агамемнона как раз есть дочь на выданье, — сообщил я. Ее очень удачно не принесли в жертву в Авлиде. — Породнившись с Атридом, Ахиллес получит законные права на трон. Если с Агамемноном и прямым наследником что-нибудь… случится.
А ведь ему нравится, подумал я, видя, как идея овладевает Ахиллесом. Даже выражение лица поменялось, и плечи сами собой расправились. Уже видит себя императором.
Но Агамемнон ведь не дурак.
Столкнув силу с силой, гордость с гордостью, амбиции с амбициями, жажду с жаждой, смогу ли я сделать то, что не под силу всему войску Приамида? Смогу ли выключить Ахиллеса из расклада?
Воспой, о Муза, глупость Ахиллеса, Пелеева сына.
Видят боги, мне даже не пришлось его убеждать, и выстроенная мной стройная аргументация необходимости возглавить империю пропала втуне. Дурак богоравный так загорелся моей идеей, что буквально вылетел из шатра, не дав мне договорить.
Думаю, не стоит уточнять, куда он побежал?
Оставаться наедине с Патроклом, который смотрел на меня не слишком добрыми глазами, мне не хотелось, так что я вежливо откланялся и пошел прогуляться по берегу, одновременно активируя монитор и вызывая изображение шатра вождя вождей.
Ночь предстояла долгая.
Гермес подтвердил, что имперские амбиции Агамемнона благословлены самим Зевсом. То-то я замечаю, что Атрид пользуется именем Громовержца направо и налево. Зевс с нами, такова воля Зевса… Это ведь он не для красного словца.
Он знает.
Царь царей, вступивший в сговор с царем богов. Убийственный тандем.
Кто может ему противостоять? Младший сын, бог на побегушках, его правнук и человек, свалившийся к ним на голову из далекого будущего?
Это обнадеживает, не так ли?
Дэн
Проект надо остановить, подумал я, потому как неизвестно, чем дело может закончиться. Мы уже доигрались до потери Италии и христианства как одной из главных мировых религий, и фиг знает до чего еще мы можем доиграться.
Настоящее оказалось слишком зыбким.
Но я прекрасно понимал, что остановить проект сейчас просто невозможно. Самый кассовый проект в мировой истории телевидения, шоу, которое смотрит больше половины населения земного шара.
Мне не удастся убедить Билла, что это слишком опасно. «Троя» — это ведь не только деньги. Это власть. Власть над умами зрителей.
Да и какие у меня есть основания? Никто не помнит, что до проекта мир был другим. Никто, кроме меня самого. И как мне убедить всех остальных, а главное, как мне убедить самого себя, что мир действительно изменился, а я не сумасшедший?
Мне надо было подумать. Крепко подумать. И делать это лучше всего вне проекта.
Я взял отгул.
Мой непосредственный начальник, генеральный продюсер мистер Джон Мур, не слишком сопротивлялся. Все шло как по маслу. Рейтинги росли, доходы множились, а большего нельзя было и желать.
Впервые за последние месяцы я вышел из нашего корпоративного здания в город.
Мне было страшно. Я отвык от города, и я боялся увидеть в нем перемены, которых раньше не было.
Но все было нормально, по крайней мере на вид.
Люди как люди, дома как дома, машины как машины.
Я взял такси и отправился к себе на квартиру. Там царило запустение, и это было хорошо. Я сделал заказ в ближайшем продуктовом магазине, доверху забил холодильник припасами, сварил себе кофе, распечатал блок сигарет и устроился в своем любимом кресле, которого мне так не хватало все эти долгие месяцы внутри проекта.
Может быть, все не так уж и плохо?
Ну недосчитались одной страны и одной религии, но ведь глобальной катастрофы не произошло. Лишившись христианских заповедей, люди все равно соблюдают законы, в том числе и Конституцию Соединенных Штатов, преступность осталась на том же уровне, что и была, никто не растлевает малолетних на улицах… Может, человечество не так уж и нуждалось в христианстве?
Странно, я никогда не был особенно верующим, но вот теперь, когда религия моих предков приказала долго жить, я почувствовал, что мне чего-то не хватает. Чего-то такого, чего нельзя выразить словами, но без чего невозможно ощутить внутренний покой.
Странное все-таки существо — человек. Непонятное.
Вообще странная история. Что бы ни произошло во времена Троянской войны, все события по отношению к нам находятся в прошлом, и все изменения находятся в прошлом, так что они просто не могут быть изменениями для нас. Для нас они — история. По крайней мере, для всего человечества. Один я помню, что все могло быть по-другому. Или не один?
Хорошо, воспримем как факт, что изменения возможны. Гибель Энея спровоцировала изменения. Но почему они проявились именно сейчас? Ведь на том конце темпорального туннеля Анхисид все еще жив.
И есть ли возможность все переиграть заново? Скажем, отправить полковнику Трэвису сообщение, дабы он хранил Итальянца, как Ахиллес свою пятку.
Интересно, а полковник Трэвис христианин? И если да, знает ли он, что христианства больше нет?
Полковник Трэвис
Прогулка по морскому берегу, теплый ветер, дующий с моря, прибой, с тихим рокотом набегающий на песок… Что еще нужно для счастья отставному полковнику? Разве что пара сигар.
И штаны. До смерти надоело ходить с голыми ногами.
Неуязвимый Пелид рысью пересекал ахейский лагерь на пути к ставке Агамемнона. Воины с удивлением смотрели на вечерний, едва ли не ночной, моцион героя. Пожимали плечами, переговаривались.
Бегать промеж костров? Перепрыгивать через спящих людей? Не отвечать на обращенные к тебе приветствия?
На то он и сын богини, чтобы быть непохожим на других. Хотя тут все предводители — потомки олимпийцев.
Агамемнон, против обыкновения, был в своем шатре один, без брата. Обдумывал план предстоящей битвы с закрытыми глазами, или попросту дрых. Разбудила его перепалка несущих караул у шатра стражников и сына Пелея.
Разобравшись, кто именно требует аудиенции, Атрид окончательно продрал глаза и велел впустить Пелида.
Думаю, скоро он об этом пожалеет.
Пелид с размаху бухнулся на скамью, отказался от предложенного ему вина и сразу взял быка за рога:
— Я пришел поговорить с тобой о размерах моей награды, Агамемнон, — заявил он и не мигая уставился в глаза вождю вождей.
— Проси все, что хочешь, богоравный Пелид, — сказал Агамемнон, не догадываясь, что за нефильтрованный базар, как выражаются русские братки, скоро придется платить. — Золото? Драгоценности? Вина? Рабыни? Ты получишь сверх жребия все, что захочешь, ибо твоя доблесть не имеет себе равных.
— Моя доблесть много значит для тебя?
— Конечно, богоравный.
Не столько доблесть, сколько пророчество, подумал я. Пророчество о том, что Троя не падет, если против нее не выступит Ахилл.
— Тогда я хочу за нее соответствующей платы, измеряемой не в мерах золота и не в числе рабынь. Ты строишь империю, Агамемнон, великую империю, простирающуюся от края до края нашего мира. Это ведь твоя истинная цель?
— Да.
— Ты войдешь в историю как великий завоеватель.
— Быть может.
— Я хочу быть рядом.
— Ты и так рядом, богоравный, — осторожно сказал Агамемнон. Хитрый лис еще не понимал, куда клонит Пелид, но опасность почувствовал за километр.
Ключ к империи — армия. Армия присягала на верность Золотым Микенам. Следовательно, нельзя стать императором, не правя Микенами.
— Я хочу быть твоим наследником, — безапелляционно заявил Ахиллес.
— Но это невозможно. Мы ведь с тобой не состоим в родстве.
— Это досадное упущение, которое легко исправить, — сказал Пелид. — Награда, которую я прошу у тебя, — твоя дочь Ифигения.
— Что?! — возопил Агамемнон.
Ахилл молчал. Ход был сделан.
— Щенок!
Реакция Агамемнона оказалась именно той, на которую я и рассчитывал.
— Да кто ты такой, чтобы жениться на дочери владыки Золотых Микен?! Предводитель жалкой кучки мирмидонцев, герой без роду и племени?
Насчет племени это он зря. Теперь завелся и Ахиллес.
— Неизвестно, чей род древнее! — завопил он в ответ. — Мой отец — Пелей, великий герой! Моя мать — Фетида, дочь морских глубин! И даже если бы я был безродным бродягой, ты все равно выдашь за меня свою дочь! Потому что без меня ты не возьмешь Трою, Атрид!
— Возьму! Я возьму Трою без тебя, щенок, даже если мне придется завалить ее стены трупами своих солдат! А ты можешь убираться домой, плыть на Скирос или в сам Тартар, потому что Агамемнон Атрид не нуждается в твоей помощи!
— Она понадобится тебе быстрее, чем ты думаешь! — Казалось, Ахилла в любой момент может хватить удар, такой он был красный. — И ты еще будешь валяться у меня в ногах и ползать по песку вокруг моего шатра, умоляя меня выйти в поле! И ты не дочь, жену свою будешь готов мне отдать!
— Никогда!
Так они орали еще минут двадцать, а потом разгневанный Ахилл пулей вылетел из шатра царя царей, так же как раньше вылетел из собственного.
Знаменитая свара Ахилла с Агамемноном из-за женщины состоялась, хотя и женщина имела место быть не совсем та, о которой говорил Гомер.
Чудесно, подумал я. В ближайшее время Пелид не будет участвовать в войне. И, значит, у троянцев появляется лишний шанс.
Ахилл побежал к морю, а я продолжал наблюдать, как вождь вождей в ярости мечется по своему шатру и посылает стражника за Менелаем и Нестором.
Реалити-шоу «Троя»
Побережье Троады
Ахилл
Неуязвимый Пелид отбегает в сторону от лагеря, останавливается на безлюдном берегу, поворачивается лицом к морю и орет:
— Мама!
Глотка у героя луженая, крик разносится далеко над морской гладью.
— Мама!
Рокочут волны. Лунная дорожка молчит.
— Мама!
Пелид падает на песок на колени, рвет на груди хитон, а из груди его исторгается один и тот же вопль:
— Мама!
И мама услышала.
Волны расступаются перед героем, и из моря выходит неземной красоты женщина, одетая в прозрачные одежды цвета морской волны. Ее волосы водопадом ниспадают с головы, ее глаза полны синевы моря, ее движения плавны и изящны, словно она сама и есть вода, перетекающая, меняющаяся, не имеющая формы.
— Ты звал меня, сын, — говорит она. — Что случилось?
И Ахилл жалуется матери на плохого дядю Агамемнона, который хочет забрать себе всю славу и не желает делиться. Фетида Глубинная слушает. Слушает внимательно, временами сочувственно кивая.
— И что ты хочешь, сын? Чем я могу помочь твоей беде?
— Отправляйся на Олимп, мама. И упроси Зевса, чтобы на время он отвернул свой взор от ахейцев, и пусть троянцы возьмут верх. До тех пор пока Агамемнон не приползет ко мне, умоляя жениться на его дочери.
— Я сделаю все, как ты хочешь, сын, — говорит Фетида. — Зевс послушает меня. Он у меня в долгу.
Полковник Трэвис
— Требования Ахиллеса немыслимы, — сказал Агамемнон.
Менелай молчал, но всем своим видом давал понять, что полностью поддерживает брата. Как всегда.
— Не понимаю, почему ты не согласился, — говорит Нестор. Он выглядит недовольным, но, похоже, только из-за того, что его пригласили к начальству в неурочное время. — Ты ничем не рискуешь. Все знают, что Ахиллес не переживет эту войну, ведь он выбрал славный и короткий путь. Кроме того, ты — мужчина в полном расцвете сил, однако даже в случае твоей смерти твоим прямым наследником будет твой сын Орест. И лишь после него на трон может сесть Пелид. При условии, что к тому времени у Ореста не будет своих детей. И еще есть Менелай.
— Если я соглашусь отдать за него Ифигению, — сказал Агамемнон, — следующим, что он потребует, будет свадьба, сыгранная здесь же, на которую я должен буду пригласить всю свою семью. А здесь идет война, которая все спишет. И смерть Ореста, и нашу с Менелаем гибель в бою.
— Боги не допустят этого, — говорит Менелай. — Тебе ведь благоволит сам Зевс.
Агамемнон не так уж и не прав. Если то, что говорил Гермес, соответствует истине (а я склонен ему верить), Зевсу с самой вершины Олимпа должно быть начхать, кто будет его земным наместником в грядущей империи. Агамемнон, Ахилл — какая ему разница? Лишь бы все подданные верили в него, Зевса.
А Агамемнон опытный интриган. Он способен просчитывать действия соперника на несколько ходов вперед.
— Без Ахиллеса мы не возьмем Трою, — сказал Нестор.
— Он должен быть на нашей стороне, — сказал Агамемнон. — Но это не значит, что он должен биться в первых рядах. Я знаю гаденыша. Я хорошо его изучил.
Интересно, когда? — подумал я.
— Он никуда не уплывет, — уверенно говорит Агамемнон. — Он останется в лагере и будет надеяться на чудо.
И не только надеяться, подумал я. Он приложит все усилия к тому, чтобы чудо свершилось.
Чудеса — вещь достаточно пакостная. Их не ждешь, а они свершаются.
Дэн
Передать весточку полковнику Трэвису технически достаточно просто. Надо только связаться с заброшенным в прошлое компьютером и оставить сообщение для Алекса. Когда он в очередной раз свяжется с терминалом, то получит эту весточку.
А ответ может просто надиктовать на камеру.
Передать ему весточку можно, только вот что ему сказать? Береги Энея?
Изменит ли это хоть что-нибудь?
Находясь на проекте, мне хотелось вырваться из него. Теперь же, когда я был дома, меня нестерпимо тянуло обратно. Я хотел быть в курсе событий, узнавать новости из первых рук.
Но я все же честно провел ночь в собственной постели, ни разу не включив телевизор.
Мне опять снились кошмары.
Утром я запер квартиру на ключ и вышел на улицу ловить такси. Когда таксист, бородатый негр, явно не столь давно приплывший с Ямайки, услышал названный мною адрес, он расплылся в широченной улыбке и принялся рассказывать мне, как он со своими друзьями пристально следит за развитием событий на нашем проекте.
Мне хотелось дать ему в глаз.
— Клянусь Зевсом, ребята, вы умеете делать свое дело, — сказал он, останавливаясь у кромки тротуара и беря просунутые мной в окошечко деньги. — Так интересно мне еще никогда не было.
Дожили, подумал я. Таксисты негритянского происхождения уже клянутся Зевсом. Хорошо хоть не Алексом, сыном Виктора.
— Какие новости? — поинтересовался я у Макса, заходя в режиссерский зал.
— Полковник Трэвис опять выпадал из эфира, — сказал Макс. Раньше его это удивляло, теперь же он говорил об этом как о чем-то привычном. — Сразу после этого он навестил Киборга и натравил его на Тирана. Они колоссально поцапались, в смысле Тиран с Киборгом, и последний теперь отказывается драться. Зато Ахилл побежал и нажаловался маме.
— Маме?
— Ага. Клевая такая тетка, явилась прямо из воды, — сказал Макс. — Выслушала и говорит: все будет, как ты хочешь. Типа Зевс у нее в долгу.
— Должно быть, очень удобно, когда у тебя в долгу верховное божество местного пантеона.
— И я о том же. Короче, она булькнула обратно в море, Киборг вернулся в лагерь и нажрался до потери пульса. Алкаша переплюнуть хочет, наверное.
Полковник Трэвис
И был бой.
Ахилла на поле не было, равно как и Патрокла. Зато там были все остальные. И Гектор вывел из-под надежной зашиты стен лучшие силы своего войска.
Рубка была жаркая. Я принимал в ней участие в рядах аргосской пехоты. По мнению Одиссея, так было для меня безопаснее.
Гетайры по приказу Диомеда прикрывали меня со всех сторон, так что я опять был лишь наблюдателем — с той разницей, что на этот раз наблюдал бой из самой его сердцевины.
В тот день я не убил ни одного троянца, что меня несказанно радовало. Не моя война.
Терпеть не могу неоправданного насилия.
Несмотря на двукратное численное превосходство ахейцев, бой был ровный, на протяжении нескольких часов воины месили грязь на одном и том же месте, орошая поле своей и чужой кровью. Троянцы бились за свой дом и не желали уступать.
Трижды Менелай бросал спартанцев в прорыв, и трижды они откатывались назад, упираясь в стену копий и щитов отряда воеводы Циклопа. Неистовый Гектор схлестнулся в битве с царем Крита и вынудил раненого Идоменея отступить.
Ахейцы демонстрировали чудеса отваги, троянцы демонстрировали чудеса стойкости, и чаша весов не склонялась ни в одну сторону.
А над полем боя сгущались тучи.
Еще до того как первая молния ударила в ряды ахейцев, испепеляя людей и плавя доспехи, среди троянцев обнаружилось заметное оживление, и над полем боя разнесся их ликующий клич:
— Эниалий! Эниалий с нами!
Эниалий. Одно из прозвищ бога войны Ареса. Того самого Ареса, что поклялся свести со мной счеты за искалеченную челюсть брата.
Воин в сверкающих доспехах и шлеме, на котором колыхалась конская грива, был выше остальных на две головы Даже Аякс, до того момента самый крупный из встреченных мною… личностей, дышал бы новоявленному воину в подбородок. Если не в плечо.
Щит Ареса был высотой в человеческий рост, а копье больше напоминало гарпун китобоя. Он нанизывал ахейцев по несколько человек за каждый удар, словно шашлык на шампур.
Милые у местных ребят боги.
Симпатичные.
Дэн
— Мы уже видели Аполлона и Фетиду, — сказал Макс. — Теперь имеем счастье лицезреть самого Ареса, бога войны.
— Думаю, этот бой грекам не выиграть, — сказал я.
— Подожди, — сказал Макс. — Не загадывай наперед. Кто знает, может быть, полковник Трэвис свернет челюсть и ему.
Полковник Трэвис
Полковник Трэвис никогда не был трусом.
Но сейчас, глядя вот на ЭТО, мне хотелось только одного: бежать. А идея Гермеса спровоцировать бога войны выступить на стороне троянцев, приняв бой в числе воинов Агамемнона, не нравилась мне с самого начала.
Слишком она отдавала самоубийством.
Лишь глядя на немую мольбу в глазах Лаэртида, я согласился с предложением его прадеда. Похоже, что зря.
Бог войны.
Арес был идеальным солдатом, символом насильственной смерти, хаоса битвы и разрушения городов. Он дрался, точнее не дрался, а убивал ахейцев на фланге Диомеда, и он шел вперед с неотвратимостью танка. А противотанковых гранат у меня с собой не было.
Мыслимо ли идти с мечом на бога, символом которого является этот самый меч?
Я решил, что немыслимо, и принялся расталкивать гетайров локтями, пробираясь поближе к схватке. Полковник Трэвис никогда и никому не позволит усомниться в своей храбрости.
Даже самому себе.
Дурак он, этот полковник. На какой-то миг даже начал думать о себе в третьем лице.
Подобраться к богу вплотную мне не удалось.
Арес шел, прорубая ряды гетайров, элитной воинской силы Аргоса, с той же легкостью, с какой косарь прокладывает себе дорогу меж колосьев косой. Когда он увидел меня, на лице его загорелась яростная улыбка, он заспешил, и тут дорогу ему заступил впавший в боевое безумие Диомед.
Диомед в отличие от меня верил в богов, но сейчас ему было абсолютно наплевать, кто стоит перед ним. Он видел силу, перед которой не могли устоять его люди, и, как истинный герой, которым по большому счету не должен быть хороший полководец, решил закрыть амбразуру своим телом.
Одиссей говорил мне, что Диомеду нет равных в бою на копьях. Интересно, имел ли он в виду Ареса?
Копье бога было в полтора раза длиннее копья аргосца, и удар его был быстр, как бросок змеи. Диомед закрылся щитом, который был продырявлен, как бумажный, тут же выпустил его из рук, спрыгнул с колесницы и ударил бога.
Копье отскочило от доспеха Ареса. Арес захохотал.
В Диомеде он не видел равного себе, а потому не ждал никакой опасности. И позволил себе замешкаться со следующим выпадом.
Удивление его было поистине безмерно, когда знаменитое копье ванакта Аргоса продырявило его доспехи и вонзилось в божеский бок.
Аполлон был удивлен примерно так же, подумал я.
Арес взревел, как стадо одновременно раненных буйволов, запрокинул голову к небесам, взревел еще раз и исчез.
И в тот же миг ударил гром.
Реалити-шоу «Троя»
Долина Скамандра
Гектор и Эней
Гектор и Эней стоят на вершине небольшого холма и наблюдают за беспорядочно отступающей армией ахейцев. Гектор в бою потерял шлем, его щит буквально изрублен на части, а доспех полностью залит кровью. Эней выглядит не лучше, при этом он еще и ранен в плечо, а потому морщится при каждом движении правой руки.
Ахейцы уже не отступают, они бегут к своим кораблям, а с затянутого тучами неба бьют молнии. И бьют они прямо по ахейцам.
Люди горят заживо, доспехи плавятся, вспыхивают и сгорают луки и древки копий. На поле битвы царит паника.
Троянцы держат ряды, стреляют вдогонку из луков, но не делают и шага по направлению к ахейскому лагерю. Ярость Зевса изумила их самих не меньше, чем их врагов.
— Почему мы не развиваем успех, Гектор? — спрашивает Эней. — Бросим людей в прорыв, сожжем их корабли!
— Это не наш успех, — говорит Гектор.
— Боги благоволят нам.
— Боги слишком переменчивы в своих желаниях, — говорит Гектор. — Утром они благоволят нам, а вечером поворачиваются к нам спиной. Ахейцы чем-то прогневали Зевса, но не думаю, что это надолго.
— Тем более нам надо преследовать их. Пользоваться моментом.
— Нет, — говорит Гектор. — Они бегут сейчас, потому что им еще есть куда бежать. А если мы пойдем за ними, зажмем их между нами и морем, они перестанут бежать и будут драться. А их по-прежнему больше, чем нас.
— Пусть плывут домой.
— Они не успеют погрузиться на корабли. Мы возвращаемся в город.
— Праздновать победу?
— Это не наша победа, — говорит Гектор. — И я не уверен, победа ли это вообще.
Дэн
В общем, сегодня ничего противоречащего Гомеру не случилось. Абсолютно ничего, что могло бы поставить под сомнение сказание гениального слепца. Правда, случившееся противоречило общепринятым взглядам на мир, но к этому все уже привыкли.
Диомед ранил Ареса, правда, у Гомера он заодно загарпунил и Афродиту, но тут слепой мог и приврать, Зевс, вняв мольбам Фетиды, отвернулся от армии Агамемнона и обратился против нее. Все это было и в «Илиаде». Единственное, чего в «Илиаде» не было и быть не могло, так это полковника Трэвиса, участвующего в бою. И мне почему-то казалось, что Арес шел прямо на него, когда на пути бога встал Диомед.
После сегодняшнего язык не поворачивался именовать его Алкашом.
Я выключил компьютер и закурил.
Боги существуют, подумал я. По крайней мере, существовали раньше. Не всемогущие, не всезнающие, не вездесущие и уж никак не добрые и милосердные. Боги греков были очень похожи на людей, правда, с небольшой поправкой. Этакие сверхлюди, обладающие нечеловеческими способностями, но, судя по всему, весьма человеческим нравом. Боги, с которыми можно договориться, с которыми можно сойтись в бою, которых можно ранить и заставить отступить.
Когда-то боги были. Теперь их нет, по крайней мере, мы их не видим, мы в них не верим, а они не вмешиваются в наши дела.
Почему?
