Они будут толстыми и неуклюжими

Неожиданно для себя Лева обнаружил, что водить мощный и дорогой автомобиль по бессмысленной сутолоке московских улиц его не прет. Одно дело прохватить по ночному проспекту или промчаться по пустынному подмосковному шоссе, давя газ до пола и слушая песнь двигателя и ветра, и совсем другое — переползать от одной пробки к другой с высохшей от постоянного выжима сцепления левой ногой. Поэтому он усадил за руль Марину, сам вольготно расположился рядом и расслабленно покуривал сигарету. Сзади было бы сидеть еще приятнее, думал он, но так будет сложно разговаривать. Слава богу, что Марине разговоры водить не мешали.

Визит к Александру обнадеживал. Тот произвел впечатление настоящего профессионала, и хотя было видно, что ему любопытно до чертиков, лишних вопросов он задавать не стал. После того, по крайней мере, как понял, что ему на них все равно не ответят. С другой стороны, он быстро включился в работу и уже успел подумать даже о таких мелочах, о которых Лева ранее не имел никакого представления. Вот бы и дальше все шло так гладко, подумал Лева, хотя и понимал, что долго везти ему не будет.

Машина вырвалась с вечно перегруженного Садового кольца и принялась набирать скорость.

Пиар-атака должна была вестись с нескольких направлений, но, поскольку Лева не собирался выдавать заранее все свои планы, другие направления он решил поручить другим агентствам. До вечера они успели посетить три таких конторы, и каждой он дал свое задание, не столь глобальное, как Александру и его «Имиджу».

С того дня, как он начал работать на гиптиан, прошло уже две недели. Все это время он посвятил разрабатыванию плана и согласованию отдельных его сомнительных частей с экипажем «Родного болота». Утром и днем они мчались в город на новеньком «ягуаре», купленном на неизвестного происхождения деньги, вечерами устраивали мозговые штурмы, а по ночам Лева изучал базу данных корабля, по крайней мере, ту ее часть, к которой ему предоставили допуск, стараясь узнать о будущих соседях по планете как можно больше. То, что он не понимал, он спрашивал у Юнги, кое-что пытался уточнить у Марины. Но в этом плане толку от нее было немного. Экспериментальный образец биоробота был собран и подключен уже на корабле и о планете имел только теоретические познания, такие же, которые можно было найти в корабельной библиотеке. Раса гиптиан хотя и не являлась гуманоидной, но все же имела с человечеством много общего, если только не принимать во внимание внешний вид. Гиптиане обрели разум лет на пятьсот позже человека, но отсутствие крупных войн на их планете стимулировало эволюцию, и они прошли этот путь быстрее. Конечно, в феодальный период они не миновали небольших локальных стычек и территориальных конфликтов, однако ужасов мировых войн, затрагивающих до половины населения планеты, им удалось избежать.

Сейчас у них было всепланетное выборное правительство, которое на время исхода было названо Комитетом Спасения расы. В этом было что-то от демократии, поскольку члены комитета выбирались путем всеобщего голосования, и что-то от диктатуры, потому что законодательной власти не было и решения Комитета безоговорочно приводились в жизнь.

Численность гиптиан была не столь велика и составлялась несколько миллионов, а не несколько миллиардов. И дело было не в том, что они не любили секс. Просто за всю жизнь самка гип-то могла родить не больше одного ребенка. Таким образом поддерживался естественный экологический баланс. Перенаселение планете не грозило еще очень долго.

Религия гиптиан была проста и понятна и была очень схожа с любой земной религией. Был Бог, создавший мир, был послан в этот мир Богобегемот, как называл его Лева, который ходил по гиптианским болотам и читал проповеди, учил людей, то есть бегемотов, любви и мудрости. Был и искуситель, чье имя нельзя было ни написать, ни произнести вслух, потому что иначе это грозило катастрофой. Кстати, гиптианские теологи объясняли катаклизм, происходящий с их звездой, именно тем фактом, что кто-то произнес запретное имя вслух. Но религиозными фанатиками гиптиане не были.

Леву нисколько не удивил тот факт, что в данных, к которым он получил доступ, не было ни единого слова относительно гиптианской армии, военной доктрины, методов ведения войны и вообще каких бы то ни было упоминаний об оружии. Это было понятно и логично, ведь для них он был чужаком, пусть и завербованным, но все равно чужаком. Гораздо более удивительным был факт отсутствия хоть каких-нибудь сведений о флоре и фауне Гип-то, словно, кроме разумных существ, больше на планете никого не было. Либо у них произошла экологическая катастрофа, либо Леву не удосужились ввести в курс дел, либо попросту забыли. Наверстаю потом, подумал он. После того как сюда прилетит вся эта орда, у нас будет много времени, чтобы узнать друг о друге все.

В целом цивилизация гиптиан произвела на Леву приятное впечатление. Те не были зациклены только на самих себе, не обладали маниакальным желанием править всей Вселенной и вряд ли были бы склонны насаждать на Земле свой образ жизни. С другой стороны, они овладели космосом и могли поделиться с человечеством своими открытиями. Если у Левы и были ранее какие-то сомнения, после знакомства с корабельной библиотекой они испарились.

Визит к Александру, состоявшийся после тщательного подбора кандидатуры и нескольких репетиций, на которых Лева отрабатывал манеру поведения с пиарщиком, был первым шагом в мире рекламы и создания общественного мнения. После него Лева понял, что работающие в этом бизнесе люди за деньги готовы раскручивать любые бредни, и общаться со следующими рекламерами (или рекламистами) стало гораздо легче. Он строил из себя эксцентричного миллионера с небольшими, но простительными, если ты миллионер, слабостями, и делал предложения, выразительно глядя оппоненту в глаза. Когда дело доходило до заветного чемоданчика, вопросы отпадали сами собой, уступая место заверениям в том, что все будет тип-топ.

Этим вечером Лева собирался отужинать в «Метрополе». Во-первых, пользуясь случаем, он решил осуществить свою давнюю мечту, свободно припарковав у обочины роскошный автомобиль. Затем пройтись по тротуару под ручку с шикарной спутницей, ленивым движением дать швейцару на чай сотку баксов только за то, чтобы тот распахнул перед ним двери, позволить услужливому метрдотелю проводить их до столика и вольготно расположиться на резном деревянном стуле, покуривая сигару в ожидании заказа, стряхивая пепел в хрустальную пепельницу, стоящую на белоснежной хрустящей льняной скатерти. А во-вторых, за ужином он должен был встретиться со своим старым школьным приятелем, который теперь учился на факультете журналистики МГИМО и попутно подрабатывал кропанием статей в «желтой» прессе.

Мечта рушилась на глазах. Свободного места перед дверями ресторана не наблюдалось, и Леве с Мариной пришлось топать пешкодралом почти целый квартал. Швейцар принял сотку с такой презрительной миной и действовал нарочито услужливо, что Лева сразу понял, что переплатил и выглядит теперь, как богатенький лох из Усть-Вилюево или какого-то другого столь же отдаленного от столицы места. Метрдотель был не слишком вежлив, усаживал их за столик со снисходительной миной, и хотя скатерть была действительно белой, пепельница оказалась совсем не хрустальной, а обычной стекляшкой, а сигара, пусть и стоила как два блока приличных сигарет, страшно воняла и слегка отдавала «Беломором». Сигары гиптиан пахли гораздо приличней.

Лева заказал бифштекс с кровью, салат с непроизносимым названием и бутылку минеральной воды «Перье». Обретя цель в жизни, он предпочитал идти к ней трезвым. Марина выбрала дары моря и шампанское. Поскольку она управляла своим метаболизмом сама, алкоголь для нее проблемы не составлял.

Арнольд Шварц, в миру Гена Козлов, опоздал на пятнадцать минут. Судя по его внешнему виду, эти пятнадцать минут он потратил на то, чтобы уговорить швейцара пропустить его внутрь. По крайней мере, на Левин взгляд, в интерьер консервативного фешенебельного ресторана одетый в кожаные штаны, ковбойские ботинки с подбитыми железом носами и футболку с двусмысленной надписью «Жрите это сами» Шварц никак не вписывался.

Шварц уселся на стул напротив Левы, буркнул «Привет», довольно долго оценивал Левину спутницу взглядом, а потом отвесил какой-то банальный и затасканный комплимент. Еды он заказал столько, словно ждал в гости еще человек пять. Запивать пиршество он пожелал французским коньяком «Отард» по пятьсот рублей за рюмочку. Перечисляя яства, он не сводил взгляда с Левы, наблюдая за его реакцией. Поскольку Лева не повел и бровью, Шварц разочарованно вздохнул и отпустил официанта.

— А ты, я смотрю, приподнялся, — сказал Шварц.

— Слегка, — сказал Лева.

— Странно, — сказал Шварц. — Я всегда помнил тебя как человека, абсолютно лишенного всяческих здоровых амбиций, и последнее место, где я мог тебя представить, это здесь. Тем более в деловом костюме. Тем более… — он покосился на Марину.

— Кисмет, как говорят персы, — сказал Лева. — Я по делу.

— Я слушаю тебя очень и очень внимательно.

— Ходил базар, что ты пишешь статьи на заказ?

— Ага, — с готовностью подтвердил Шварц. — Я только на заказ и пишу. Сейчас все на заказ пишут, потому как за заказы принято платить. Без заказа может себе позволить писать только Трумэн Капоте, но, к сожалению, хотя я и обладаю столь же легким и профессиональным пером, этого пока никто не разглядел. Поэтому я пишу на заказ. Что ты хочешь заказать?

— И, если я правильно понимаю, ты представляешь бульварную прессу?

— Именно, — сказал Шварц. — Именно бульварную.

— А почему, позволь полюбопытствовать?

— А ты на тиражи посмотри, — рекомендовал Шварц, — Людям надоели «Известия», «Новые известия» и «Самые новые известия», потому как в них пишут одно и то же. Демократия — хорошо, коммунисты — плохо, Путин — хорошо, чеченские боевики — плохо, Чубайс — рыжий, Абрамович — богатый, Березовский — умный и всех имеет, как хочет. «Желтая», или, как ты ее называешь, бульварная, пресса предоставляет другую информацию. Не всегда достоверную, иногда просто выдуманную, но интересную, позволяющую хоть ненадолго забыть о квартплате, кризисе неплатежей и плановых отключениях энергии.

— И читают?

— Еще как читают. По разным причинам, но читают. Некоторым нравится, некоторым любопытно, некоторые специально выискивают откровенную чушь и потом клеймят нас позором и трубят рупором на всех углах, о том, какие мы вруны. Но читают.

— Это хорошо, — сказал Лева. — Так вот, я хочу заказать…

Явился официант с тем, что он уже заказал, и Лева умолк на время, требующееся для того, чтобы расставить тарелки, откупорить бутылки с шампанским и минеральной, и налить рюмочку коньяка из графина.

— Хочу заказать статью, — сказал Лева. — Даже не одну, а целую серию статей.

— Угхм, — пробормотал Шварц с набитым ртом. — Ты продолжай, продолжай, я слушаю.

— Они будут посвящены пришельцам.

— Отлично.

— С другой планеты.

— Замечательно.

— Общая концепция такова: ты встречаешься с разными там уфологами, энэлошниками и так далее и рисуешь картину ближайшего будущего. Ты утверждаешь, что через несколько лет человечество вступит в контакт с другой разумной расой.

— Чудненько.

— А потом идут прогнозы о том, что это будет за раса, какие они будут и чего им будет надо.

— И чего надо?

— Да в общем-то ничего. — Про Африку Лева решил пока не упоминать. Тема была довольно щекотливой, и если ее преподнести немного не под тем углом… Словом, волны паники и истерии хотелось бы избежать. — Может быть, немного помощи.

— Нелогично, — сказал Шварц.

— Почему?

— Если они к нам прилетели, значит, они куда разумнее, чем мы, — сказал Шварц. — Они освоили космос, так? А мы все еще барахтаемся в своей Солнечной системе. Тогда чего им, высокоразвитым, нужно от нас, Дикарей? Что у нас есть такого, чего нет у них?

— Мало ли, — сказал Лева, хотя на языке уже вертелся ответ: «Собственная планета». — Это не столь важно. И, в конце концов, на кой бульварной прессе далась логика?

— Не скажи, — пробормотал Шварц, отпивая коньяк. — В мире абсурда тоже должна быть четкая и верная логика. Если представить себе абсурд без логики, то это будет…

— Абсурд, — сказал Лева.

— Но мы, бульварные журналисты, пишем о разумном и последовательном абсурде, — сказал Шварц. — Если ты готовишь материал о мумиях, не следует упоминать о том, что они размножаются, покупая бинты в аптеках. Этому никто не поверит.

— Я и так не верю в мумии.

— Это зря. Знаешь, есть такая страна, Египет, там, типа, курорт. Так вот, стоят там такие хреновины, называются пирамиды, и в каждой по мумии лежит.

— Я не это имел в виду.

— Понимаю, — сказал Шварц. — Но все же логика должна быть.

— Придумай ее, — сказал Лева. — Ты же профессионал.

— Пять штук, — сказал Шварц. — И логика в моих статьях будет бить через край.

— Пять штук баксов? — уточнил Лева.

— За статью, — еще более конкретизировал Шварц. — Или это в напряг?

— Вообще без вопросов, — сказал Лева. После гонораров пиарщиков запрошенная Шварцем сумма, еще пару недель назад казавшаяся Леве неподъемной, была смехотворно мала.

— Ага, — сказал Шварц, удивленно задирая брови на лоб, почти под линию волос— И давно у тебя нет таких вопросов?

— Не очень, — сказал Лева.

— Любопытство — врожденная черта журналиста, — сообщил Шварц. — Даже если девяносто пять процентов своих материалов я выдумываю сам. И ты его разбудил.

— Дай ему денег, и пусть оно заснет.

— Просто так оно не заснет, — сказал Шварц. — Откуда вдруг у тебя такой интерес к НЛО, уфологам и прочей дряни?

Этого вопроса Лева ожидал и понимал, что, если не даст журналисту приемлемого ответа, тот просто так не успокоится. Все вопросы незнакомых рекламистов можно было гасить деньгами, но Шварц знал Леву достаточно давно, чтобы поинтересоваться и происхождением денег.

— Ну, — сказал Лева. — Помнишь, я тебе о дяде своем рассказывал?

— Не помню, — сказал Шварц.

— А я помню, как рассказывал, — сказал Лева.

— Все равно, напомни.

— Он в семидесятых в турпоездке был, — сказал Лева. — И остался за «железным занавесом». А потом в Америку свалил. Женился там удачно, сделал бабок на фондовой бирже.

— Ну?

— Короче, старый он сейчас. Крыша малость того, поехала. Знаешь, как это со стариками бывает? В детство впадают.

— И?

— А у него сдвиг по поводу инопланетян произошел. Типа общался он там с кем-то или еще что. Короче, решил он двигать эту идею в массы. А чтоб лучше двигалась, решил, что он это будет делать там, а я, как его любимый и единственный племянник, — здесь. Почему бы и не подыграть старичку, увлечение само по себе достаточно безобидное, а деньги тратить он готов.

— Угу, — сказал Шварц. — Знаешь, если верить всем вот таким историям, Америка должна быть забита престарелыми выходцами из СССР, свалившими туда еще До перестройки, выгодно женившимися и сколотившими капиталы на фондовой бирже. Вопрос только в том, было ли у нас в те времена столько турпоездок?

— Это ты сейчас на что намекаешь? — спросил Лева.

— Да ни на что, — сказал Шварц. Непонятно было, поверил он Левиной истории или нет. — Родственники — это святое, особенно престарелые, кого хочешь спроси. Хоть Пушкина. Итак, цикл статей. Как его озаглавить? Они будут смуглыми и золотоглазыми?

— Есть недостоверная и непроверенная информация, — сказал Лева. — Что такими они не будут.

— А нет недостоверной и непроверенной информации о том, какими они будут?

— Толстыми и неуклюжими, — сказал Лева.