Глава 1
Небо становится ближе.
Борис Гребенщиков
Сэр Реджинальд Ремингтон, эсквайр, вышел на балкон спальни, любезно предоставленной ему хозяином башни Питером Гриффином, и подстрелил ночную пташку, посмевшую тревожить его сон.
Реджи было скучно, ибо стрелки не приспособлены к оседлой жизни. Его организм физически не переносил бездействия, и Реджи срочно требовалось новое задание, но задания не было. Негоро и Питер все еще не могли определиться, какой именно предмет во множестве миров является очередным ключом от двери, за которой ждал своего часа Большой Бо.
Перезарядив револьвер, Реджи крутанул его на пальце и сунул в набедренную кобуру. После возвращения из Древней Греции Реджи торчал в башне Гриффина уже больше недели, и каждый новый день ожидания давался ему тяжелее предыдущего. Стрелок должен быть мобильным. Остановка для него смерти подобна.
Не успел Реджи вернуться в комнату, как могучий порыв ветра сорвал занавески. Со всех сторон раздавался дикий, невообразимый грохот, пол ходил ходуном, а с потолка сыпалась штукатурка, и создавалось такое впечатление, что башня волшебника трещит по швам.
Землетрясение, подумал Реджи. Самое плохое в стихии то, что ее нельзя пристрелить.
Не будучи уверенным в том, что архитектурное излишество способно выдержать его вес после перенесенного потрясения, Реджи высунул на балкон только голову. Снаружи оказалось гораздо светлее, чем несколькими минутами раньше, и в этом призрачном свете Реджи рассмотрел вывернутые с корнями вековые деревья, разметанные по земле палатки орков и прочие разрушения. Потом Реджи глянул вверх.
Мгновение спустя он уже мчался по лестнице на смотровую площадку башни.
Стрелки стараются постоянно поддерживать форму, и их физическое состояние варьируется от просто великолепного до идеального, тем не менее Реджи финишировал лишь третьим. Негоро и хозяину башни, чьи апартаменты находились выше спальни стрелка, пришлось преодолеть гораздо меньшее расстояние. Поскольку Негоро был дублем, на нем небольшое физическое упражнение никак не сказалось, а вот волшебник хватал ртом воздух, как спринтер в конце марафонского забега.
Однако слов для описания произошедшего не нашлось ни у одного из тройки.
— О, — сказал Питер. — О… Об…
— Обо что? — поинтересовался Реджи.
— Обалдеть, — сказан Питер.
— Мягко сказано, — возразил Негоро.
Поскольку не так давно он стал почти бессмертным, ему все было по фигу, и он первым протянул руку вверх, дотронувшись до неба, внезапно ставшего таким близким. Его рука уперлась в синеву.
— Забавно, — констатировал Реджи.
Негоро постучат по синеве костяшками пальцев. Звук получился такой, словно стучали по очень качественному хрусталю.
— Небесная твердь, — сказал Негоро.
— Любопытный астрономический феномен, — заметил Питер Гриффин, к которому вернулся дар связной речи. Встав на цыпочки, он дотронулся указательным пальцем до тусклой звездочки, охнул и тут же сунул обоженный палец в рот.
— А не фиг всюду свои грязные руки совать, — назидательно сказал Негоро.
— Чего-то я в этой жизни не понимаю, — сказал Питер.
— Все вниз! — крикнул Реджи, ныряя в люк.
Негоро и Питер Гриффин оказались достаточно умны, чтобы довериться интуиции стрелка, и сразу последовали за ним. Спустя несколько секунд оглушительный треск повторился, и небесная твердь просела еще на десять метров, разнеся в пыль смотровую площадку и два верхних этажа башни волшебника.
Один из самых старых и, возможно, самый могущественный маг современности Горлогориус Хруподианис сидел за столом и мрачно смотрел в свой хрустальный шар, пытаясь собрать разрозненные куски поступающей к нему информации в общую картину. За этим занятием его застукал другой старый и могущественный маг, в последнее время откликающийся только на имя Мэнни.
— Чего уставился? — дружелюбно осведомился он. Мэнни был одним из немногих людей, осмеливающихся разговаривать с Горлогориусом в подобном тоне.
— Я думаю, — сказал Горлогориус. — И думы мои тяжелы.
— Опять плохие новости? — спросил Мэнни.
— Не так чтобы уж очень плохие, — сказал Горлогориус. — Если не считать плохими новостями полное отсутствие всяческих новостей.
— В нашей ситуации полное отсутствие новостей — это очень плохая новость, — сказал Мэнни. — Ибо времени ждать новостей у нас уже нет.
— Судя по твоему похоронному тону, стряслось еще что-то, о чем я не знаю, — сказал Горлогориус.
— Небо обрушилось, — сказал Мэнни.
Горлогориус оторвал взгляд от хрустального шара и выглянул в окно. Небо находилось, как ему и положено, довольно далеко сверху. Светило солнышко, щебетали пташки…
— Местами, — уточнил Мэнни. — В смысле, оно местами обрушилось.
— Жертвы были?
— Немерено, — сказал Мэнни. — Правда, в основном побило орков и несколько крестьянских хозяйств.
— Удачно, — заметил Горлогориус.
— Еще башню Гриффина придавило немножко, — продолжил Мэнни. — Ту самую, в которой Негоро с дружками засел.
— Потерян кто-то из основных персонажей?
— К сожалению, нет.
— Неизвестно еще, к сожалению это или к счастью, — сказал Горлогориус. — Чует моя селезенка, не так все просто, как нам казалось.
— А нового твоя селезенка ничего не чует? — поинтересовался Мэнни. — Потому что мне вся эта бодяга никогда простой не казалась.
— Ага, — рассеянно сказал Горлогориус. — Слушай, ты Мерлина когда последний раз видел?
— Я не понял, это сейчас что? Неудачная попытка сменить тему разговора? — поинтересовался Мэнни. — Дескать, как там наша старая гвардия и всякое такое, да?
— В гробу я вашу старую гвардию видел вместе со всяким таким. У меня к Мерлину серьезный разговор возник, а по шару я с ним уже вторые сутки связаться не могу, — сказал Горлогориус. — Так когда ты его видел?
— Давно, — сказал Мэнни. — Мрачный он тип, этот Мерлин. Мрачный и некомпанейский. Я от таких стараюсь держаться подальше.
— Это неправильно. Своих друзей надо держать близко, а врагов — еще ближе, — глубокомысленно заметил Горлогориус. Ему в области глубокомысленных замечаний вообще равных не было.
— С каких это пор Мерлин стал нашим врагом? — удивился Мэнни.
— Не знаю, — сказал Горлогориус. — Я его в свои враги еще не записал. Однако меня тревожат смутные сомнения.
— А когда они тебя не тревожили?
— В детстве, — вздохнул Горлогориус. — Говоришь, небесная твердь местами обрушилась?
— Нельзя сказать, что она окончательно обрушилась, — сказал Мэнни. — Она, я бы сказал, основательно просела. В некоторых областях до пяти-шести метров. У тамошних жителей начинается клаустрофобия.
— И в чем ты видишь причину этого… проседания?
— Причина может быть только одна, — твердо сказал Мэнни. — Защита, установленная творцом при создании мира, слабеет, и протуберанцы Большого Бо выбиваются наружу. Пока все это выглядит достаточно безобидно, но мы не знаем, каким по форме будет следующее проявление.
— Похмелье — штука тонкая, — заметил Горлогориус.
— Твои мудрецы-аналитики так и не выяснили природу остальных ключей?
— Они до сих пор даже не знают их конечного числа, — сказал Горлогориус. — Все орали: нет времени в бумажках копаться, купите нам компьютеры… купили, и что?
— Что? — переспросил Мэнни.
— Виснут они, вот что. — Горлогориус в сердцах сплюнул на пол, но вспомнил, что находится в собственном кабинете, и дематериализовал слюну еще в полете. — Не справляются с объемом информации. Попомни мои слова, Мэнни, адекватную замену человеческому мозгу придумают еще очень нескоро.
— Поживем — увидим, — сказал Мэнни. — А сейчас-то нам что делать? Положение отчаянное.
— Отчаянное положение требует крайних мер, — сказал Горлогориус, и Мэнни понял, что своими последними словами невольно спровоцировал продолжение спора, который они с Горлогориусом вели последние полтора дня.
— Нет, — не слишком уверенно сказал Мэнни.
— Да, — авторитетно сказал Горлогориус.
— Ты этого не сделаешь.
— Сделаю. И ты мне поможешь.
— Даже ты не настолько безумен, чтобы попытаться выкинуть этот фокус, — сказал Мэнни. — Ты хоть представляешь, что может случиться?
— Ну в одном из вариантов мы получим ответы на все интересующие нас вопросы.
— А в другом — наша вселенная накроется медным тазом даже без участия Большого Бо.
— Вот ему будет обидно, — хихикнул Горлогориус.
— Ты бы весьма меня обязал, если бы относился к обсуждаемым проблемам с большей серьезностью.
— Я серьезен, как стадо мертвых гиппопотамов, — сказал Горлогориус.
— Истории известны случаи, когда лекарство оказывалось страшнее болезни, и мне такие случаи тоже известны, — сказал Мэнни. — Ты собираешься заигрывать со слишком могущественными силами.
— Ничего подобного я делать не собираюсь, — сказал Горлогориус. — Не спорю, сила, к которой я собираюсь обратиться, когда-то была могущественной, но сейчас она не страшнее нас с тобой.
— Ты не представляешь, что я могу натворить, если выйду из себя, — сказал Мэнни.
— Представляю, — сказал Горлогориус. — Но если дело пойдет на наших условиях, то никаких неприятностей быть не должно.
— Не должно и не будет — это две разные вещи, — заметил Мэнни.
— Ты пытаешься задушить в зародыше все мои идеи, — пожаловался Горлогориус. — Ты сковываешь мою инициативу.
— Можешь расценивать мое высказывание как голос разума.
— Голос скептически настроенного разума, если быть абсолютно точным.
— История показывает, что в конечном итоге скептики оказываются гораздо разумнее оптимистов.
— Но результатов добиваются именно оптимисты, — сказал Горлогориус. — И замнем на этом. Руководство всей операцией поручено мне.
— А я осуществляю надзор.
— Вот и надзирай со стороны, — отрезал Горлогориус. — Нечего распылять мою креативную энергию.
— А что у тебя за проблема с Мерлином? — предпочел сменить тему Мэнни. — Может быть, нам стоит подключить к этому делу кого-нибудь из гильдии?
— Я еще не уверен в том, что у меня за проблема, — сказал Горлогориус. — Может быть, речь идет об обычной несогласованности действий, что не исключено ввиду повышенной секретности моей миссии. Но, может быть, мы имеем дело с заранее просчитанным саботажем. Хотелось бы верить, что это саботаж. Потому что, если мир вдруг ухнет в пропасть из-за нашей собственной безалаберности, мы все будем выглядеть очень глупо.
— К тому же с саботажем бороться легче, чем с безалаберностью, — согласился Мэнни. — Хочешь, я сам отправлюсь в Камелот и провентилирую этот вопрос с Мерлином? Конечно, удовольствия мне сие предприятие не доставит…
— Провентилируй, — милостиво согласился Горлогориус. — Великая вещь — распределение обязанностей.
И он коротко изложил Мэнни суть своей проблемы с Мерлином.
Волшебник Гарри Тринадцатый и стрелок Джек Смит-Вессон сидели на раскладных стульчиках в тени большого дерева, растущего неподалеку от строящейся башни Гарри, и пили холодное пиво. Как и их оппонентам в башне Гриффина, им тоже было нечего делать, ибо Горлогориус не спешил с очередным заданием. Правда, Джеку ожидание давалось куда проще, чем Реджи, — он все еще восстанавливался после полученной в Средиземье травмы.
Когда Гарри одной рукой схватил стрелка, а другой взялся за моргульский клинок, ради которого они и вписались в битву за Гондор на стороне Теодена, их моментально выбросило в родной мир Гарри, и молодой волшебник смог оказать раненому стрелку первую медицинскую помощь. Потом он связался с Горлогориусом, и тот оказал стрелку вторую, более качественную помощь, так что уже через три дня после тяжелого проникающего ранения в грудь, задевшего легкое, стрелок мог стоять на ногах. Еще через день он снова начал курить.
— Наколдовать тебе еще бутылочку? — спросил Гарри, заметив, что стрелок опустошил очередную посудину.
— Пиво охлаждается в ручье, — сказал стрелок. — До ручья — два шага. Я и сходить могу.
— Лучше предоставь это мне, — сказал Гарри. — Мне сейчас надо побольше колдовать. Я ведь к новой волшебной палочке привыкаю.
Старая волшебная палочка Гарри погибла в неравном бою за Гондор. Тогда Гарри придал главному инструменту всех чародеев вид бейсбольной биты и отмахивался ею от врагов. В ходе поставленного эксперимента он выяснил, что железо, которым орудовали его оппоненты, куда прочнее дерева, пусть даже и волшебного.
— Колдуй, — разрешил Джек. — Только сначала пустую бутылку подкинь. Мне тоже практиковаться надо.
Гарри повел волшебной палочкой, и пустая посудина левитировала метров на пятнадцать вверх, чтобы начать опускаться по пологой дуге. Но опуститься она не успела. Джек выхватил револьвер, и бутылка брызнула осколками в самой высокой точке своей траектории.
— Старею, — констатировал Джек.
— Еще подкинуть?
— Нет, сначала по пивку.
— Отлично. — Гарри наколдовал стрелку новую бутылку уже со свинченной пробкой.
— На пятом году обучения преподаватели устроили нам любопытный экзамен, — сказал Джек. — Они напоили нас до полусмерти, а потом заставили стрелять по движущимся мишеням. Вот по таким бутылкам, кстати. Только кидали их куда выше и куда резче. Тогда весь курс оскандалился.
— Почему?
— Трудно, знаешь ли, попасть в цель, когда все небо в бутылках и у револьвера восемь дул, — сказал Джек. — То есть, когда мы стреляли, нам казалось, что это легко. Но на поверку все бутылки разбивались не от наших пуль, а от ударов о землю. Потом с нами регулярно проводили такие занятия, и уже через год мы поражали любые цели независимо от того, какими пьяными мы в тот момент были.
Гарри попытался представить себе пьяного стрелка, но у него не получилось. За все время их знакомства Джек потребил не очень много алкоголя, и градусы на стрелке никак не отражались. Вот и сейчас, после десятка бутылок пива, Джек казался молодому волшебнику абсолютно трезвым.
— Стрелок должен поражать цели даже тогда, когда он не может стоять на ногах, — сказал Джек. — А разве вас не учили колдовать пьяными?
— Нет, — ужаснулся Гарри. — Сон разума порождает чудовищ. Иногда с обычного похмелья такое наколдуешь, весь курс потом справиться не может. Зато нас учили вытрезвительным заклинаниям.
— Успешно?
— Успешно. Только голова после них тяжелая и противный привкус во рту.
— Как думаешь, когда твой босс осчастливит нас очередным заданием? — поинтересовался стрелок. — Не люблю я без дела сидеть. Первое правило стрелка — надо двигаться.
— Поскольку на предыдущем задании нам чуть головы не поотрывали, я голосую за перерыв, — сказал Гарри. — По-моему, мы его заслужили.
— Мои учителя из ордена сказали бы, что я заслужил хорошую порку, — заметил Джек. — Меня чуть не гробанули во время обычной средневековой битвы без применения огнестрельного оружия. Стыд и позор, как сказал бы камрад Маузер, мой наставник по искусству ближнего боя.
— Против нас была куча народу, в том числе чародеи и заколдованные воины, которые считались чуть ли не бессмертными, — сказал Гарри. — Не вижу ничего позорного в твоем ранении.
— А я вижу, — сказал Джек. — Кстати, спасибо тебе за то, что меня вытащил.
— Ты меня уже благодарил. Неоднократно.
— Все равно. Ты ведь мог схватить моргульский клинок и бросить меня на поле боя.
— Я друзей в опасности не бросаю, — сказал Гарри, практически не покривив душой. В его жизни случай со стрелком был первым, когда он мог кого-то не бросить в опасности. Обычно в таких случаях не бросали самого Гарри. Или бросали, если посчитать неудачную попытку вызова суккуба и разборку с деканом на третьем курсе.
— Для меня это в диковинку, — признался Джек. — Стрелки не мыслят категориями дружбы. Первое правило стрелка — никаких привязанностей. В том числе эмоциональных. Но… Знаешь, что я по этому поводу думаю?
— Что?
— Иногда правила можно нарушать, — сказал Джек.
— Волшебники считают, правила только для того и созданы, чтобы их нарушали, — сказал Гарри. — Особенно старые волшебники.
— В вашей сфере деятельности нет такой жесткой организации, как у нас, — сказал Джек. — За любое нарушение правил можно и пулю схлопотать.
— Правда?
— Правда. Однако на этот случай существует третье правило стрелка.
— Не понял, — сказал Гарри. — Я всегда считал, что существует только первое правило. Ты сам говорил, что второго правила для стрелков не бывает.
— Второго не бывает, — подтвердил Джек. — А третье есть. Только мы о нем не особенно распространяемся.
— И что же говорит третье правило стрелка? Или оно такое же расплывчатое, как и первое?
— Нет, у третьего правила очень жесткая формулировка. В особо отчаянных ситуациях стрелок может сам устанавливать правила.
— А кто решает, насколько отчаянна та или иная ситуация?
— Сам стрелок.
— Удобно, — восхитился Гарри. — А четвертое правило у вас тоже есть?
— Вообще-то есть, — неохотно сказал Джек. — Но его стрелки довольно часто нарушают, так что это уже не правило. Так, просто пожелание.
— И?
— Последователи Святого Роланда не стреляют друг в друга, — сказал Джек. — Так нам говорили в Ордене. Однако в реальном мире оказалось, что они все-таки стреляют. Иногда весьма успешно.
— А тебе когда-нибудь доводилось? — спросил Гарри, вспомнив Лес Кошмаров и поединок стрелка с его порожденным воображением противником. Поединок, который стрелок все-таки выиграл, но не без усилий и не с первой попытки.
— Нет, — сказал Джек. — Надеюсь, что и не придется.
Осушив половину бутылки одним глотком, Джек погрузился в тягостные раздумья. Что-то ему подсказывало, что стрелять в своего брата по Ордену ему все-таки придется. Наверное, это была знаменитая интуиция стрелков. А может быть, он всецело доверял законам всемирного свинства, заставляющим людей делать то, что им больше всего в этой жизни делать не хочется.
Возникла неловкая пауза. Гарри не любил возникающих во время беседы неловких пауз, а потому сразу же постарался ее заполнить.
— Я все время думаю, как там дело кончилось, — сказал он.
— Где? — уточнил стрелок.
— В Средиземье.
— Дело в Средиземье кончилось запланированным хеппи-эндом, — сказал стрелок. — Хорошие парни зарубили нехороших парней и выбросили нехорошие артефакты куда следует. Не думаю, что наше присутствие могло сильно повлиять на общий сценарий.
— Только Ангмарца зарубил я, а не Эовин.
— И я до сих пор не понимаю, как тебе это удалось, — сказал Джек. — Вроде бы ни одному мужчине это было не под силу. По крайней мере так он сам говорил.
— Он говорил не «мужчине», а «смертному мужу», — поправил Гарри.
— Какая разница? Или ты теперь бессмертный? Или операцию по перемене пола сделал, а я ничего не заметил? Только не говори, что ты смог его одолеть, потому что ты холостяк. Кстати, в качестве боевого клича это тоже никуда не годится. Если ты будешь орать всем, что ты холостяк, люди перестанут принимать тебя всерьез.
— Надо же мне было хоть что-то сказать, — сказал Гарри, оправдываясь. — Он заладил «смертный муж» да «смертный муж», а мне больше в голову ничего не пришло. Конечно, сейчас я мог бы придумать ответ поостроумнее…
— Вряд ли тебе удалось бы сразить короля-призрака при помощи остроумия, — заявил Горлогориус, выходя из-за дерева, за которым он, по своему обыкновению, подслушивал. — Джек, если тебе на самом деле интересно, как он укоцал того парня, спроси лучше у меня. Потому что Гарри порой и сам не знает, как добивается результатов.
— Давно вы здесь? — поинтересовался Гарри.
— Не очень, — сказал Горлогориус. — Но достаточно, чтобы понять, чем вы тут занимаетесь. Пиво пьете, табак курите, по бутылкам стреляете, лясы точите и вообще морально разлагаетесь. Нельзя вас, молодежь, без дела оставлять.
— Вы оставите… — пробормотал Гарри.
— Разговорчики в строю! — рявкнул Горлогориус. — Ты, конечно, у нас герой и все такое прочее, но от уважения к старшим это тебя не освобождает. Понял?
— Понял.
— Так-то, — сказал Горлогориус. — В общем, ваша лафа кончилась, пацаны. Пора дела делать, тему разруливать и вопросы решать, ибо ситуация осложнилась и время не терпит. У нас целая куча проблем…
— Когда творец создал время, он создал его достаточно, — заметил Гарри.
— Эта поговорка хороша только для идеального мира, — сказал Горлогориус. — В нашем мире она почему-то не работает.
— А что за проблемы? — спросил Джек.
— Оперативная обстановка ухудшилась, и все такое. Вот вы тут пиво пьете, а небесная твердь, между прочим, упала на землю.
— Да ну? — сказал Гарри, уставившись в небо. На его дилетантский взгляд, с небесной твердью все было в порядке.
— Местами, — объяснил Горлогориус. — Короче, быстренько трезвейте и дуйте в башню. А то я вас сам протрезвлю и так дуну…
— Вы обещали объяснить, как Гарри удалось завалить короля-призрака, — напомнил Джек.
— Я объясню, — сказал Горлогориус и добавил тоном, не терпящим возражений: — Но позже.
