Пролог

Воровато озираясь по сторонам, Негоро пробирался по темному подземному проходу, освещая себе путь тускло светящим, но обильно коптящим факелом. Факел Негоро нес в левой руке. Правая его длань крепко сжимала Изначальный артефакт, с боями добытый сэром Реджинальдом Ремингтоном, эсквайром, в Триодиннадцатом царстве.

Сам Реджи в компании с новым ханом орков по имени Чингиз и тремя архаровцами из личной ханской охраны сидел на травке перед входом в пещеру, в которой скрылся Негоро, курил сигарету и светски беседовал с ханом орков на отвлеченные темы.

— За орками будущее, — говорил Чингиз-хан. — Эльфы, гномы, тролли, люди — это уже неактуально. Все это тупиковые пути развития. Когда-то эти расы были великими и все трепетали перед ними, но сейчас в их цивилизациях полный застой. Они перестали двигаться вперед, а тот, кто стоит на месте, скоро на этом самом месте и ляжет.

— Может быть, — дипломатично сказал Реджи.

— Не «может быть», а «так будет», — поправил его Чингиз-хан. — Скоро все жалкие обитатели нашего мира почувствуют на своих шеях крепкую ладонь орков.

Но раньше они почувствуют их зловонное дыхание, подумал Реджи. Он не был расистом и готов был иметь дело с кем угодно, но существа, считающие горячую воду и мыло признаком слабости расы, раздражали его обонятельные рецепторы.

— Значит, вы, парни, собираетесь захватить власть над миром? — уточнил Реджи.

— А ты имеешь что-нибудь против этого?

— Нет, — сказал Реджи. — Я бывал во многих мирах, и почти в каждом кто-то предпринимал попытку стать единоличным властителем судеб. Иногда это даже получалось.

— Ты видел много миров, которыми правят орки?

— Ни одного, — сказал Реджи. — Твоих соплеменников обычно подводит плохая организация.

— В моем ханстве все будет по-другому.

— Да я и не спорю, — сказал Реджи. — Попробуй, может, что и выйдет.

— Вижу, ты не веришь в мой грядущий успех.

— Ничего личного, — сказал Реджи. — Я — стрелок. Мы верим только в то, что видим собственными глазами. Когда ты усядешься на самый большой трон этого мира, я в это поверю. Но не раньше.

— Договорились, — сказал Чингиз-хан. — Если ты доживешь до моей коронации, то я готов предоставить тебе место в первых рядах.

— Главное, чтобы ты сам дожил до своей коронации, — сказал Реджи.

— Что ты имеешь в виду? — насторожился Чингиз.

— Ты собираешься заняться очень опасным бизнесом, в котором процветает страшная конкуренция, — сказал Реджи. — Насколько я понимаю, люди, эльфы, гномы и прочие существа все еще населяют ваш мир?

— Это временная трудность.

— Но ведь они не сдадут своих позиций без боя. Значит, будет война, а война — довольно рискованный и ненадежный бизнес. Сегодня ты на коне, а завтра твой конь подыхает, из его черепа выползает ядовитая змея и кусает тебя за пятку.

— Исключено. У нас нет кавалерии.

Конечно, какая лошадь подпустит к себе такой запах на расстояние, с которого можно хотя бы бросить лассо?

— Это еще один минус, — сказал Реджи. — В некоторых случаях кавалерия может оказаться очень полезной. Кавалерия — это скорость и мобильность.

— А пехота — это ударная мощь. Войны выигрывает пехота.

— В примитивных мирах вроде вашего такое иногда случается, — согласился Реджи. — Если противник не применит на поле оружие массового поражения.

— Например? — насторожился Чингиз.

— Полагаю, в вашем случае речь может идти только о двух типах оружия массового поражения, — сказал Реджи. — Во-первых, это драконы.

— Драконы?

— Драконы. Такие большие крылатые твари, которые умеют летать и дышать огнем.

— А во-вторых?

— Волшебники.

— Только не говори мне, что ты воспринимаешь волшебников всерьез.

— Почему бы и нет?

— Негориус был волшебником, и что с ним стало?

— Негориус играл по правилам, а такое поведение крайне нетипично для волшебника, — сказал Реджи. — Лично я так и не понял мотивы его поступков. Странный он был тип. Вот твой новый босс не вызывает у меня никакого удивления. Он как раз такой, каким и должен быть.

Подземный ход, которым продвигался Негоро, закончился небольшим залом с довольно высокими для подземелья потолками. Негоро воткнул факел в щель между камнями и огляделся по сторонам. Через несколько минут усердных поисков ему удалось обнаружить в одной из стен нечто смутно похожее на дверь.

Тронная палата княжеского терема в Триодиннадцатом царстве была забита народом так, что не то что яблоку, желудю упасть было негде. Многие хотели поприсутствовать на справедливом суде, который князь Владимир Верный Путь вершил над зловредным старикашкой Кащеем.

Подсудимый, закованный в цепи, сидел на специально предназначенной для него дубовой скамье. По бокам от него стояли двое былинных богатырей — Алеша Попович и Добрыня Никитич, руки обоих лежали на рукоятях мечей. Старший богатырь, Илья Муромец, стоял поодаль, недвусмысленно поигрывая своей страшной боевой палицей, с которой он никогда не расставался.

Шел четвертый час допроса подсудимого.

— Насильничал ли ты красных девиц? — в который раз интересовался князь Владимир.

— Таки посмотрите на меня и скажите, кого вы видите перед собой, — отвечал Кащей, выбрав линию защиты, именуемую «полной несознанкой». — Вы видите перед собой старого и больного человека. Что такому человеку может быть нужно от красных девиц, кроме доброго слова и уважения к его сединам? Красные девицы сейчас не те, что раньше. Вы их видели? Чтоб такую снасильничать, дружина богатырей нужна, и то силенок может не хватить.

— Отпираешься, значит? Ладно, к допросу свидетелей мы можем приступить позже. А не замышлял ли ты козни супротив земли нашей вообще и правления моего в частности?

— Обижаете, гражданин начальник. Я, может быть, и нежить, но я своя, славянская нежить. Нельзя априори обвинять меня в отсутствии патриотизма. Сколько раз я мог продать вас хазарам, печенегам, кипчакам, половцам или татаро-монголам? Лучше не спрашивайте, сколько. Я бы уже олигархом был, даже если бы за каждый раз, когда я отклонял такие предложения, мне заплатили хотя бы по одной монете. И вообще, я рассматриваю этот суд как попытку опорочить мое честное имя, и в том случае, если меня не устроит вынесенный приговор, я оставляю за собой право обжаловать его в вышестоящей инстанции вплоть до суда по правам человека в Гааге.

— Где? — уточнил князь.

— В Гааге. Это в Европе.

— Европейские суды нам не указ, — отрезал князь. — В Триодиннадцатом царстве есть только одна высшая инстанция — я. Государство — это я. Закон — это я. И мои приговоры у меня обжалованию не подлежат.

— Произвол! — заявил Кащей. — Вижу, что в нашей стране до сих пор имеет место диктатура и культ личности. Очень неприятная тенденция, доложу я вам. Что же, как хотите. Душите свободу слова, сажайте политзаключенных вместе с уголовниками. Грядущие поколения нас рассудят.

Дверь была настолько древняя, что выглядела как часть стены, в которой находилась. Петель и дверных ручек в наличии не имелось, очевидно, дверь не предназначалась для частого использования.

Замка Негоро также, не нашел. Дверь явно отпиралась магическим способом.

«Допустим, яйцо — это ключ, — подумал Негоро. — Куда его тут вставлять и как поворачивать?»

Негоро в очередной раз подосадовал, что не унаследовал от родителя никакой магической силы. Скотина он был, этот родитель, Темный Владыка Негориус. Не зря его герой на зачарованный нож поставил.

Магия… Кто, кроме волшебника, сможет с ней разобраться?

Никаких указаний. Вот вам дверь, вот вам ключ, и делайте, что хотите.

Негоро смахнул с двери пыль и поднес факел поближе. На двери обнаружился рисунок, изображавший очень худого человека с огромным мечом. Человек отбивался от наседавших на него бородатых громил, один из которых размахивал чем-то вроде здоровенной дубины, закрывая своим телом…

Яйцо. Похоже, то самое яйцо, которое держал в руке Негоро.

«Что ж, — подумал Негоро. — Если человечество и придумало что-нибудь путное, вне всякого сомнения, этим чем-то является метод научного тыка».

Терять-то все равно нечего, решил Негоро и с размаху швырнул яйцо в дверь.

В далеком Триодиннадцатом царстве Кащей Бессмертный схватился руками за грудь и с предсмертным воплем рухнул на пол.