Во время придворного празднества Набонидий, Красный Жрец, бывший подлинным правителем города, вежливо коснулся руки Мурило, молодого аристократа. Тот повернулся, встретил загадочный взгляд жреца и понял, что все обстоит очень скверно. Они не обменялись ни словом, но Набонидий с поклоном вручил Мурило небольшую золотую шкатулку. Молодой вельможа, зная, что Набонидий ничего не делает без причины, при первой же возможности откланялся и поспешно вернулся в свою комнату. Там он открыл шкатулку и обнаружил внутри человеческое ухо, которое узнал по характерному шраму на нем. Мурило покрылся холодным потом: он более не сомневался в том, что хотел ему сказать взглядом Красный Жрец.

Но Мурило, несмотря на свои надушенные черные кудри и щегольскую внешность, отнюдь не был слабаком, готовым безропотно подставить шею под нож мясника и сдаться без борьбы. Он не знал, то ли Набонидий играет с ним, то ли дает ему шанс отправиться в добровольное изгнание, но тот факт, что он до сих пор оставался жив и на свободе, означал, что ему предоставили по меньшей мере несколько часов на раздумья. Ему не нужно было ломать голову, чтобы принять решение; ему нужно было лишь орудие. И Судьба дала ему такое орудие, промышлявшее в дешевых забегаловках и борделях трущоб в то самое время, когда молодой вельможа трясся в ознобе и взвешивал свои шансы в той части города, что отдана дворцам аристократии из мрамора и слоновой кости с пурпурными башнями.

Там жил один из жрецов бога Ану, храм которого стоял на самой границе района трущоб и служил не просто местом поклонения. Жрец был толстым и откормленным; он одновременно скупал краденое и служил полицейским осведомителем. Его предприятие процветало, потому что район, по соседству с которым он обитал, назывался Болото. Там, в переплетении грязных немощеных улочек, скрывались омерзительные притоны, куда частенько наведывались самые отчаянные воры королевства. Но первыми среди равных у них считались гундерландец, дезертировавший из роты наемников, и киммерийский варвар. Не без посредства жреца Ану гундерландец был схвачен и повешен на рыночной площади. А вот киммерийцу удалось сбежать, и, узнав окольными путями о предательстве жреца, он ночью прокрался в храм Ану и отрезал жрецу голову. После этого в городе начались волнения и облавы, но поиски убийцы были напрасными до тех пор, пока какой-то юнец, только-только ступивший на неправедную стезю правонарушений, не выдал его властям при посредстве уличной девки, – он привел капитана гвардии и его солдат в ее тайное убежище, где варвар забылся пьяным сном.

Пробудившись от забытья, ошеломленный, но моментально впавший в буйство, киммериец прикончил капитана, расшвырял стражников и наверняка бы сбежал, если бы не спиртное, пары которого до сих пор дурманили ему голову. Не успев до конца стряхнуть с себя сонную одурь, он прыгнул к двери, но промахнулся и врезался головой в каменную стену, причем с такой силой, что потерял сознание. Придя в себя, он обнаружил, что сидит в самой надежной темнице города, прикованный к стене цепями, которые не могли разорвать даже его мышцы дикаря.

В эту-то камеру и пришел Мурило, надев маску и закутавшись в широкий черный плащ. Киммериец с интересом взглянул на него, решив, что к нему пожаловал палач, дабы казнить его. Мурило успокоил заключенного и, в свою очередь, принялся разглядывать его с не меньшим интересом. Даже в полумраке подземелья он безошибочно ощутил дикую силу варвара, пусть даже руки и ноги того были скованы кандалами. В его мощной фигуре и мускулистых конечностях чувствовалась силища медведя гризли и ловкость пантеры. Из-под спутанной черной гривы пленника синим пламенем неукротимой ярости пылали его глаза.

– Чего ты хочешь? – поинтересовался Мурило.

Варвар проворчал что-то неразборчивое, и в глазах его зажегся огонек любопытства.

– Если я устрою тебе побег, ты поможешь мне? – продолжал допытываться аристократ.

Киммериец промолчал, но пламя в его взгляде говорило само за себя.

– Я хочу, чтобы ты убил для меня одного человека.

– Кого?

Мурило понизил голос до шепота:

– Набонидия, жреца короля!

На лице киммерийца не отразилось ни малейших признаков волнения или возбуждения. Он не испытывал страха или почтения к властям, которые цивилизованные общества стараются привить своим гражданам. Король или нищий – ему было все равно. Не стал он и спрашивать, почему Мурило обратился именно к нему, когда найти подходящего головореза на свободе, а не в тюрьме, не составляло особого труда.

– Когда я должен буду сбежать отсюда? – пожелал узнать он.

– Через час. Сегодня ночью в этой части темницы дежурит всего один стражник. Его можно подкупить, так уже делали раньше. Смотри, вот ключи от твоих кандалов. Я отомкну их, а примерно через час после моего ухода Атикий, стражник, отопрет дверь твоей камеры. Ты свяжешь его полосками ткани, которые оторвешь от своей туники. Когда его найдут, власти решат, что тебе помогли сбежать посторонние, а его не заподозрят. Немедленно ступай к дому Красного Жреца и убей его. Потом отправляйся в «Крысиную нору», там тебя будет ждать человек, который передаст тебе кошель с золотом и коня. С ними ты сможешь уехать из города и из страны.

– Сними эти проклятые кандалы прямо сейчас, – потребовал киммериец. – И пусть стражник принесет мне поесть. Клянусь Кромом, за целый день мне дали только ломоть черствого хлеба и кружку воды, так что я умираю с голоду.

– Хорошо, но помни – ты должен сбежать отсюда не раньше, чем я доберусь до своего дома.

Освободившись от цепей, варвар встал и потянулся, разминая мышцы. Даже в полумраке темницы он выглядел настоящим гигантом. Мурило сказал себе, что если кто-нибудь в целом мире и способен выполнить поставленную им задачу, то только киммериец. Еще раз повторив свои указания, он покинул темницу, но сначала приказал Атикию отнести пленнику баранину и эль. Он знал, что может доверять тюремщику, не только потому, что заплатил ему деньги, но и потому, что располагал кое-какими порочащими сведениями на его счет.

Вернувшись в свои покои, Мурило уже полностью совладал со своими страхами. Набонидий нанесет удар через короля – в этом он был уверен. А поскольку королевские стражники пока что не ломились в двери, можно быть уверенным и в том, что жрец ничего не сказал королю. Во всяком случае, пока. Завтра он заговорит, вне всяких сомнений, – если только доживет до завтра.

Мурило верил, что киммериец не нарушит уговор. А вот сумеет ли он выполнить взятое на себя обещание – это был большой вопрос. На Красного Жреца уже неоднократно покушались, но все охотники погибли жуткой и непонятной смертью. Однако все они были горожанами до мозга костей и им явно недоставало волчьих инстинктов варвара. Когда Мурило, держа в руках шкатулку с отрезанным ухом, узнал по своим тайным каналам о пленении киммерийца, он нашел решение вставшей перед ним дилеммы.

Благополучно возвратившись к себе, он поднял тост за человека по имени Конан и за его успех нынешней ночью. Но пока он расслаблялся, один из его шпионов принес ему известие о том, что Атикий арестован и брошен в темницу. Киммериец бежать не успел.

Мурило почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. В столь жестокой насмешке судьбы он вновь увидел руку Набонидия, и ему стало казаться, что Красный Жрец – больше чем человек. Он – колдун, читающий мысли своих жертв и дергающий за ниточки, на которых они танцуют, как марионетки. Уныние сменилось безрассудством. Нацепив перевязь с мечом и закутавшись в черный плащ, Мурило вышел из дома через потайной ход и поспешно зашагал по пустынным улицам. Ровно в полночь он подошел к жилищу Набонидия, мрачной тенью возвышавшемуся среди обнесенных стенами садов, которые отделяли его от соседних особняков.

Стена была высокой, но через нее вполне можно было перелезть. Набонидий не полагался исключительно на каменные преграды. Следовало бояться того, что поджидало его за стенами. Чего именно, Мурило не имел ни малейшего представления. Зато он знал, что должен опасаться огромной свирепой собаки, что бегала по садам ночью и однажды разорвала непрошеного гостя на куски, как кролика. И у него не было желания раздумывать над тем, что еще таилось за стенами. Те, кому довелось побывать дома у жреца с кратким деловым визитом, рассказывали, что внутреннее убранство особняка было богатым, но сам Набонидий жил чрезвычайно просто и обходился всего несколькими слугами. Собственно, гости видели лишь одного из них – высокого немногословного мужчину по имени Джока. Впрочем, из дальних комнат дома доносились звуки, свидетельствующие о наличии еще одного человека, скорее всего, раба, – вот только в глаза его не видел никто. Но самой большой загадкой таинственного дома оставался сам Набонидий, умение которого плести интриги и влиять на международную политику сделало его самым могущественным человеком в королевстве. Все прочие подданные, включая лорда-канцлера и короля, были лишь марионетками в его руках.

Мурило перелез через стену и спрыгнул в сад, очутившись в царстве теней, казавшихся непроницаемыми из-за густых кустов и листвы на деревьях. В окнах дома, который черной громадой угрюмо высился неподалеку, не было видно ни единого огонька. Молодой вельможа принялся быстро, но беззвучно пробираться сквозь кусты. Он с трепетом ожидал, что вот-вот раздастся лай огромного пса и гигантское тело прыгнет на него из теней. Он сомневался, что меч поможет ему отразить нападение, но не колебался. Лучше уж умереть от клыков свирепой твари, чем под топором палача.

Он споткнулся обо что-то рыхлое и большое. Наклонившись к самой земле, он в тусклом свете звезд увидел, что перед ним вытянулось огромное обмякшее тело. Это была та самая собака, что охраняла сады, и она была мертва. Горло у нее было разорвано, и на нем виднелись отметины гигантских клыков. Мурило не сомневался, что человек на такое не способен. Злобная тварь встретила монстра, превосходившего ее свирепостью. Мурило опасливо покосился на таинственные заросли деревьев и кустарников; потом, передернув плечами, он приблизился к погруженному в тишину особняку.

Первая же дверь, которую он попробовал открыть, оказалась не заперта. Мурило осторожно перешагнул порог, сжимая в руке меч, и оказался в длинном сумрачном коридоре, освещенном полоской света, пробивавшейся сквозь портьеру в дальнем конце. Мурило на цыпочках двинулся по коридору и замер перед портьерой. За ней виднелась освещенная комната, окна которой были задернуты тяжелыми бархатными занавесками, через которые наружу не проникал ни один лучик света. Комната была пуста – то есть в ней не было живых людей, зато имелся внушающий суеверный ужас обитатель. Посреди обломков мебели и сорванных со стен гобеленов, свидетельствовавших об отчаянной борьбе, валялось тело человека. Труп лежал на животе, но голова была вывернута под неестественным углом так, что подбородок упирался в плечо. Черты лица сложились в жуткую гримасу, и казалось, что мертвец улыбается ошарашенному вельможе.

Впервые за нынешнюю ночь решимость Мурило поколебалась. Он неуверенно оглянулся туда, откуда пришел. Но воспоминание о плахе и топоре палача заставило его встряхнуться, и он пересек комнату, старательно обходя по кругу скалящийся труп в центре. Хотя сам он прежде никогда не видел этого человека, но по описанию догадался, что это был Джока, угрюмый и замкнутый слуга Набонидия.

Подойдя к занавешенному дверному проему, он с опаской заглянул в просторную круглую комнату, вдоль стен которой, примерно посередине между полированным полом и высоченным потолком, тянулась галерея. Помещение было обставлено с поистине царской роскошью. В центре стоял резной стол красного дерева, на котором были расставлены кубки с вином и богатое угощение. Мурило затаил дыхание. В большом кресле спиной к нему сидел человек, чье платье показалось ему знакомым. Молодой вельможа увидел руку в красном рукаве, покоившуюся на подлокотнике кресла; голова с накинутым на нее знакомым ярко-алым капюшоном мантии свесилась на грудь, словно человек погрузился в тяжкие раздумья. Именно таким Мурило сотни раз видел Набонидия на заседаниях королевского совета.

Выругав себя за минутную слабость и слыша, как в груди гулко стучит сердце, молодой вельможа осторожно шагнул в комнату, держа меч в вытянутой руке и готовясь нанести сокрушительный удар в случае необходимости. Его добыча не шелохнулась и даже, похоже, не услышала его приближения. Неужели Красный Жрец спит, или в большом кресле обмяк его бездыханный труп? Всего один шаг отделял теперь Мурило от его заклятого врага, как вдруг человек в кресле поднялся и повернулся к нему лицом.

Сердце замерло у Мурило в груди. Меч выпал у него из онемевших пальцев, лязгнув по каменным плитам пола. С его посиневших губ сорвался страшный крик, за ним последовал глухой стук упавшего тела. И вновь мертвая тишина воцарилась в доме Красного Жреца.

Вскоре после того, как Мурило покинул темницу, в которую угодил Конан Киммериец, Атикий принес узнику поесть – здоровенный кусок баранины и большую кружку эля. Конан с жадностью набросился на еду, а Атикий в последний раз обошел камеры, чтобы посмотреть, все ли в порядке, а заодно и убедиться, что никто не станет случайным свидетелем предполагаемого побега. Пока он был занят, в темницу прибыл отряд стражников и арестовал его. Но Мурило ошибался, полагая, что заключение тюремщика под стражу означало крушение планов побега Конана. Дело было совсем в другом: Атикий потерял осторожность в своих сделках с преступным миром, и теперь ему пришлось расплачиваться за прежние грехи.

Другой тюремщик занял его место, флегматичное и тупое создание, отвратить которое от выполнения долга не могла никакая взятка. Он был начисто лишен воображения, зато преисполнен осознания мнимой важности своей новой должности.

После того, как Атикия увели, чтобы передать его магистрату, новый тюремщик отправился в обход своих владений. Проходя мимо камеры Конана, он возмутился и вознегодовал оттого, что заключенный пребывает без кандалов, да еще и обгладывает последние кусочки мяса с огромной кости. Тюремщик расстроился настолько, что совершил ошибку, войдя в камеру в одиночку и не позвав на помощь других стражников. Первая же его ошибка на новом месте службы стала и последней. Конан оглушил его ударом бараньей кости по голове, забрал себе его кинжал и ключи и не спеша покинул негостеприимное заведение. Как и говорил Мурило, в темнице той ночью дежурил всего лишь один стражник. Киммериец невозбранно вышел наружу с помощью любезно одолженных ключей и вскоре оказался на свободе, как и предусматривал разработанный Мурило план.

Притаившись в тени тюремной стены, Конан принялся обдумывать свои дальнейшие действия. Ему пришло в голову, что, выйдя на волю благодаря собственным усилиям, он ничем не обязан Мурило, тем не менее именно молодой вельможа освободил его от цепей и распорядился принести ему еду, а без этого его побег был бы невозможен. Конан решил, что он в долгу перед Мурило, и, будучи человеком чести, который всегда держит слово, он вознамерился выполнить обещание, данное им молодому аристократу. Но сначала ему предстояло уладить небольшое личное дело.

Он скинул рваную тунику и остался голым, если не считать набедренной повязки. Растворившись в ночи, он ласково провел пальцами по захваченному кинжалу – широкому обоюдоострому клинку длиной в девятнадцать дюймов. Он бесшумно скользил по погруженным в тень улицам и площадям, пока не оказался в районе, который и был местом его назначения – на Болоте. В лабиринте его переулков он чувствовал себя как дома. А это был самый настоящий лабиринт темных аллей, тупиков и потайных проходов, лабиринт робких звуков и назойливых запахов. Улицы не были вымощены булыжником; грязь и отходы жизнедеятельности преграждали их непроходимыми завалами. О канализации здесь никто и слыхом не слыхивал; отбросы лежали вдоль стен благоухающими кучами. Неосторожный прохожий рисковал поскользнуться и провалиться по грудь в какую-нибудь канаву или яму, полную нечистот. Немудрено было и натолкнуться на труп с перерезанным горлом или разбитой головой. Честный люд всячески избегал Болота, и не напрасно.

Конан незамеченным добрался до цели своего путешествия как раз тогда, когда тот, с кем он жаждал встречи, уже собирался уходить. Киммериец скользнул во двор, а в это время девица, сдавшая его полиции, этажом выше прощалась со своим новым возлюбленным. Когда за ним захлопнулась дверь, молодой негодяй, держась в темноте руками за стены, принялся спускаться вниз по скрипучим ступенькам, погруженный в размышления, которые, как и у большинства обитателей Болота, были направлены на незаконное присвоение чужой собственности. На полпути он вдруг замер, и волосы у него на затылке встали дыбом. Из темноты выдвинулась гигантская тень, и на него уставились сверкающие глаза, которые могли бы принадлежать какому-нибудь ночному хищнику. И последним, что он услышал в своей жизни, стало звериное рычание, когда монстр прыгнул на него и острый клинок вспорол ему живот. Он вскрикнул и обмяк, повалившись на грязные ступеньки.

Варвар на мгновение склонился над ним, как огромный вурдалак, и глаза его сверкнули в темноте. Он знал, что крик умирающего был услышан, но обитатели Болота предпочитали не вмешиваться в чужие дела. В убийстве на лестнице не было ничего необычного. Попозже кто-нибудь непременно высунется посмотреть, что случилось, но далеко не сразу, а спустя долгое время.

Конан поднялся по лестнице и остановился перед дверью, хорошо ему знакомой по прежним временам. Она была заперта изнутри, но он просунул лезвие клинка между дверью и притолокой и приподнял крючок. Киммериец шагнул внутрь, закрывая за собой дверь, и оказался лицом к лицу с девицей, выдавшей его полиции.

Девушка в одной рубашке сидела, поджав ноги, на неприбранной кровати. Она побледнела, как если бы увидела перед собой привидение. Крик на лестнице она уже слышала, а теперь увидела и красное пятно на лезвии его кинжала. Но ей было слишком страшно за собственную жизнь, чтобы горевать о безвременной кончине своего непутевого возлюбленного. Она стала умолять пощадить ее, сходя с ума от ужаса. Конан не отвечал; он просто стоял и смотрел на нее горящим взором, пробуя заскорузлым большим пальцем остроту лезвия.

Наконец он пересек комнату, в то время как девушка в панике прижалась к стене, захлебываясь слезами. Грубо схватив ее за волосы, он стащил ее с кровати. Сунув кинжал в ножны, он подхватил пленницу левой рукой и шагнул к окну. Как и у большинства домов в этом районе, здесь вдоль каждого этажа тянулся карниз, образованный переходящими друг в друга подоконниками. Конан распахнул окно и вылез на узкий бортик. Если бы поблизости очутился какой-нибудь полуночник, то глазам его предстала бы сюрреалистическая картина: по карнизу осторожно ступал мужчина, держа под мышкой брыкающуюся полуобнаженную девушку. Вероятно, такой сторонний наблюдатель озадачился бы ничуть не меньше самой девицы.

Дойдя до нужного места, Конан остановился, упираясь в стену свободной рукой. Внутри здания возникла суматоха, свидетельствующая о том, что труп был наконец обнаружен. Его пленница захныкала и с новой силой возобновила попытки освободиться. Конан бросил взгляд вниз, на кучи мусора, на мгновение замер, прислушиваясь к воплям девушки и шуму внутри здания, а потом отпустил девицу, постаравшись, чтобы она угодила прямехонько в выгребную яму. Несколько мгновений он с довольным видом наблюдал за тем, как она отчаянно барахтается и отплевывается в зловонной жиже, и даже позволил себе рассмеяться низким рокочущим смехом. Затем киммериец поднял голову, прислушался к нарастающему гвалту на лестнице и решил, что пришло время убить Набонидия.

Гулкий металлический лязг вывел Мурило из забытья. Он застонал и с трудом сел. Вокруг него царили мертвая тишина и темнота, и на мгновение его едва не стошнило при мысли о том, что он ослеп. Затем молодой человек вспомнил все, что с ним случилось совсем недавно, и почувствовал, как по спине его пробежал холодок. Вытянув перед собой руки, он на ощупь установил, что лежит на полу, вымощенном плотно подогнанными друг к другу гладкими каменными плитами. В ходе дальнейших исследований он обнаружил стену, сложенную из того же материала. Он приподнялся и оперся об нее спиной, тщетно пытаясь сориентироваться. То, что он угодил в какую-то темницу, сомнений не вызывало, но о том, что это за тюрьма и как долго он в ней пребывает, Мурило мог только гадать. У него сохранились смутные воспоминания о металлическом лязге, и он спросил себя, что это было – звук захлопывающейся за ним двери или, наоборот, открывающейся перед палачом, который вошел в камеру.

При мысли об этом он содрогнулся всем телом и принялся продвигаться вдоль стены. Он ждал, что вот-вот наткнется еще на одну стену, ограничивающую пространство его камеры, но вскоре пришел к выводу, что ползет по длинному коридору. Он держался стены, боясь угодить в яму или ловушку, и вскоре понял, что рядом с ним, в темноте, есть кто-то еще. Он ничего не видел, но или уши его уловили какой-то тихий звук, или шестое чувство предупредило его об этом. Он замер, и волосы дыбом встали у него на затылке; молодой человек был совершенно уверен, что в темноте впереди притаилось какое-то живое существо.

Он думал, что сердце разорвется у него в груди, когда голос с варварским акцентом прошипел:

– Мурило! Это ты?

– Конан! – Всхлипнув от облегчения, молодой вельможа слепо зашарил в темноте перед собой, и вскоре руки его наткнулись на широкие обнаженные плечи варвара.

Тот проворчал что-то в знак согласия. Мурило поведал ему о том, что с ним случилось, выслушал ответный рассказ, и компаньоны на ощупь двинулись по коридору. Но тут в голову Мурило пришла одна мысль.

– А как ты узнал меня в полной темноте? – требовательно спросил он.

– Я учуял запах духов, которыми ты сбрызнул волосы, когда приходил ко мне в камеру, – ответил Конан. – Некоторое время назад я снова уловил его, когда притаился у стены, готовясь вспороть тебе брюхо.

Мурило поднес прядь своих черных волос к носу, но даже на таком расстоянии запах показался ему едва уловимым, и он понял, насколько органы чувств варвара острее его собственных.

Пока они медленно продвигались вперед, он машинально опустил руку на пояс, к ножнам, и выругался, обнаружив, что они пусты. В это мгновение впереди замерцал слабый свет, и вскоре они подошли к повороту в коридоре, из-за которого и сочилось тусклое сияние. Они одновременно выглянули из-за угла, и Мурило, касаясь боком напарника, почувствовал, как тот напрягся и оцепенел. Молодой вельможа тоже увидел его – полуобнаженное и обмякшее тело человека, лежащего у стены сразу за поворотом, слабо освещенное сиянием, исходившим от широкого серебряного диска на противоположной стене. Фигура, лежащая лицом вниз, показалась Мурило знакомой, и в голове у него зародились жуткие и невероятные подозрения. Сделав Конану знак следовать за собой, он осторожно шагнул вперед и наклонился над телом. Преодолевая отвращение, он перевернул его на спину. С губ его слетело грубое ругательство; киммериец охнул.

– Набонидий! Красный Жрец! – пролепетал Мурило, в голове которого все перепуталось. – Тогда кто… что…

Жрец застонал и пошевелился. С кошачьей ловкостью Конан подскочил к нему и занес кинжал, целясь прямо в сердце. Мурило схватил его за запястье.

– Постой! Не убивай его! Пока…

– Почему нет? – требовательно спросил киммериец. – Сейчас он сбросил личину оборотня и спит. Или ты хочешь разбудить его, чтобы он разорвал нас на куски?

– Нет, погоди! – сказал Мурило, пытаясь собрать разбегающиеся мысли. – Смотри! Он не спит – видишь вот этот синяк у него на виске? Его ударили, и он потерял сознание. Может, он лежит здесь несколько часов.

– А мне показалось, ты клялся, что видел его в зверином обличье несколько часов назад, – возразил Конан.

– Так и есть! Или кого-то еще. Смотри, он приходит в себя! Убери кинжал, Конан; здесь скрыта какая-то мрачная тайна. Я должен поговорить со жрецом, прежде чем мы убьем его.

Набонидий неуверенно поднес руку к виску, пробормотал что-то и открыл глаза. Несколько мгновений они ничего не выражали; в них не было ни следа разума. Но вот они вспыхнули, и он резко выпрямился, глядя на сообщников. Какое бы ужасное потрясение ни туманило его разум, сейчас к нему вернулась прежняя острота. Он быстро огляделся по сторонам, а потом вновь уставился в лицо Мурило.

– Вы оказываете честь моему бедному дому, юный господин. – Он холодно рассмеялся, глядя на гигантскую фигуру, маячившую за плечом вельможи. – Вижу, вы привели с собой наемного убийцу. Или ваш меч недостаточно остер, чтобы мое бренное тело распрощалось с жизнью?

– Довольно болтать ерунду, – нетерпеливо прервал его Мурило. – Сколько времени вы здесь лежите?

– Странный вопрос вы задаете человеку, который только начал приходить в себя, – отозвался жрец. – Я не знаю, который час. Но до полуночи оставался еще час или около того, когда на меня напали.

– Тогда кто же принимает участие в маскараде в вашем доме наверху, да еще и в вашей мантии? – требовательно спросил Мурило.

– Должно быть, это Тхак, – скорбно ответил Набонидий, осторожно прикасаясь к синяку на виске. – Да, это, несомненно, Тхак. В моей мантии? Собака!

Конан, плохо понимавший, о чем идет речь, нетерпеливо пошевелился и пробормотал что-то на родном языке. Набонидий с любопытством посмотрел на него.

– Нож вашего убийцы жаждет вонзиться в мое сердце, Мурило, – заметил он. – А я-то полагал, что вы окажетесь достаточно умны, чтобы внять моему предупреждению и покинуть город.

– Но откуда я мог знать, позволят ли мне уехать? – парировал Мурило. – В любом случае, мои интересы требуют моего присутствия здесь.

– Вы с этим головорезом составили хорошую компанию, – пробормотал Набонидий. – Я подозревал вас уже некоторое время. Вот почему мне пришлось сделать так, чтобы этот чахоточный придворный секретарь исчез. Но перед этим он рассказал мне много интересного и среди прочего назвал имя молодого вельможи, подкупившего его, дабы выведать секреты государственной важности, которые этот благородный господин впоследствии продал сопредельным державам. Вам не стыдно, Мурило? Тоже мне, вор с чистыми руками!

– У меня не больше причин стыдиться, чем у вас, грабитель с сердцем стервятника, – огрызнулся Мурило. – Ради удовлетворения собственных прихотей вы эксплуатируете целое королевство и, делая вид, будто бескорыстно и честно управляете государством, вертите королем, клянчите подачки у богачей, притесняете бедняков и жертвуете будущим всего народа ради собственного безжалостного честолюбия. Вы – жирная свинья, дорвавшаяся до сытной кормушки. Вы – еще в большей степени вор, чем я. Этот вот киммериец – самый честный из нас троих, потому что крадет и убивает открыто.

– Что ж, выходит, здесь собрались сплошь негодяи, – невозмутимо заметил Набонидий. – И что теперь? Вы заберете мою жизнь?

– Увидев ухо исчезнувшего секретаря, я понял, что обречен, – неожиданно сказал Мурило, – и решил, что вы сошлетесь на авторитет короля. Я был прав?

– Да, – ответил жрец. – Придворного секретаря убрать очень легко, но вы пользуетесь некоторой известностью. Я намеревался рассказать королю эту шутку о вас завтра утром.

– Эта шутка стоила бы мне головы, – пробормотал Мурило. – Значит, король не знает о моих закордонных деловых предприятиях?

– Пока нет, – вздохнул Набонидий. – А теперь, когда я вижу нож у вашего сообщника, боюсь, шутка так и останется недосказанной.

– Вы должны знать, как выбраться из этой крысиной норы, – сказал Мурило. – Предположим, я соглашусь сохранить вам жизнь. Вы готовы дать слово, что поможете нам бежать и будете хранить молчание о моем воровстве?

– Когда это жрец держал данное им слово? – вмешался Конан, чувствуя, к чему идет дело. – Дай мне перерезать ему глотку, мне хочется посмотреть, какого цвета у него кровь. На Болоте говорят, что у него черное сердце, значит, и кровь его тоже должна быть черной…

– Помолчи, – прошептал Мурило. – Если он не покажет нам, как выбраться из этих подземелий, мы сгнием здесь. Итак, Набонидий, что скажете?

– Что может сказать волк, когда его лапа угодила в капкан? – рассмеялся жрец. – Я – в вашей власти, и если мы собираемся выбраться отсюда, то должны помогать друг другу. Клянусь, если мы останемся живы после этого приключения, я забуду о ваших темных делишках. Клянусь душой Митры!

– Я удовлетворен, – пробормотал Мурило. – Даже Красный Жрец не рискнет нарушить такую клятву. А теперь давайте убираться отсюда. Мой друг проник сюда через туннель, но позади него упала решетка и перекрыла выход. Вы можете сделать так, чтобы она поднялась?

– Только не отсюда, – ответил жрец. – Подъемный рычаг расположен в зале над туннелем. Отсюда есть только один запасной выход, который я вам покажу. Но сначала скажите мне, как вы сами попали сюда?

Мурило в нескольких словах описал ему свои злоключения, и Набонидий кивнул, а потом с трудом поднялся на ноги. Прихрамывая, он двинулся по коридору, который расширился, образуя нечто вроде большой комнаты, и подошел к серебряному диску на стене. По мере приближения исходящий от него свет стал ярче, хотя, откровенно говоря, по-прежнему оставался достаточно тусклым. Рядом с диском обнаружилась идущая наверх узкая лестница.

– Вот он, запасной выход, – сказал Набонидий. – И я сильно сомневаюсь в том, что дверь на верхней площадке заперта. Но при этом подозреваю, что тому, кто рискнет выйти через нее, лучше самому перерезать себе горло. Взгляните на этот диск.

То, что поначалу показалось им серебряным диском, на деле оказалось большим зеркалом, встроенным в стену. Из стены над ним торчала мешанина медных трубок, изгибающихся вниз под разными углами. Заглянув в них, Мурило увидел внутри сложную систему зеркал поменьше. Он перенес свое внимание на большое зеркало на стене и изумленно вскрикнул. Взглянув через его плечо, Конан недовольно фыркнул.

Казалось, они смотрят в большое окно хорошо освещенной комнаты. На стенах висели огромные зеркала, между которыми колыхались тяжелые бархатные занавески; здесь стояли атласные диваны и стулья из эбенового дерева и слоновой кости; из комнаты вели несколько занавешенных дверей. А перед одним дверным проемом без портьеры сидел коренастый черный субъект, выглядевший нелепо и не к месту в столь роскошной обстановке.

Мурило почувствовал, как кровь стынет у него в жилах, когда он вновь взглянул в лицо ужасному созданию, которое глядело, казалось, прямо ему в глаза. Он непроизвольно отпрянул от зеркала, а Конан, напротив, свирепо приблизил лицо вплотную к диску, так что челюсть его почти уперлась в матовую поверхность, и пробормотал ругательство на своем непонятном языке.

– Во имя Митры, Набонидий, – ахнул Мурило, – что это такое?

– Это Тхак, – отозвался жрец, поглаживая висок. – Кое-кто, вероятно, назвал бы его человекообразной обезьяной, но на деле он настолько же отличается от настоящей обезьяны, как и обезьяна от человека. Его народ обитает далеко на востоке, в горах, что тянутся вдоль восточных границ Заморы. Они немногочисленны, но если их не истребить, со временем, полагаю, лет эдак через сотню тысяч, они превратятся в людей. Сейчас у них идет стадия формирования, и они уже не человекообразные обезьяны, кем были их отдаленные предки, но еще и не люди, кем могут стать их далекие потомки. Они живут на склонах неприступных гор и ничего не знают о том, как разводить огонь, строить укрытия, изготавливать одежду или пользоваться оружием. Тем не менее у них есть нечто вроде языка, состоящего главным образом из восклицаний и прищелкиваний. Я взял Тхака к себе, когда он был еще детенышем, и он усвоил все, чему я учил его, намного быстрее и лучше любого животного. Он был мне одновременно телохранителем и слугой. Но я упустил из виду, что, будучи отчасти человеком, он не сможет стать моей тенью, подобно настоящему животному. Очевидно, его недоразвитый разум сохранил своего рода воспоминания о ненависти, обиде и других животных чувствах, которые были ему свойственны. Как бы то ни было, он нанес удар тогда, когда я меньше всего ожидал этого. Вчера вечером он как будто сошел с ума. В его действиях присутствовали все признаки помешательства, но мне почему-то показалось, что он действует по давно вынашиваемому и тщательно разработанному плану. Я услышал звуки борьбы, доносящиеся из сада, и отправился посмотреть, что там происходит, – потому что думал, что это пожаловали вы и вас треплет моя собачка, – но увидел, как из зарослей выходит окровавленный Тхак. Прежде чем я успел сообразить, что у него на уме, он с ужасным воплем прыгнул ко мне и нанес удар, от которого я лишился чувств. Больше я ничего не помню, но полагаю, что, следуя прихотям своего получеловеческого разума, он сорвал с меня мантию, а меня, еще живого, оттащил в подземелье – для чего, о том знают только боги. Должно быть, он убил собаку перед тем, как выйти из сада, а после того, как оглушил меня, наверное, убил и Джоку, поскольку вы видели в доме мертвого мужчину. Джока мог прийти мне на помощь, рискнув выступить против Тхака, которого он всегда ненавидел.

Мурило смотрел в зеркало на создание, которое с чудовищным терпением сидело перед закрытой дверью. Он содрогнулся при виде огромных черных рук, густо поросших волосами, очень похожими на шерсть. Тело его было мощным, широким и сутулым. Обтягивающая неестественно широкие плечи ярко-алая мантия треснула по швам, и Мурило заметил, как в дыры выбиваются те же самые густые черные волосы. Морда, выглядывающая из-под капюшона, была звериной, но Мурило понял, что Набонидий говорил правду, когда сказал, что Тхак – уже не совсем животное. Было нечто такое в его красных мутных глазках, в неуклюжей стати существа, во всем его внешнем облике, что незримо, но явственно отличало его от настоящего зверя. В этом теле монстра ютились душа и разум, в которых уже пробивались ростки человеческой натуры. Мурило ужаснулся, заметив несомненное сходство между собой и этим квадратным чудовищем, и ему стало плохо при мысли о том, из каких неведомых глубин звериной сущности вышло человечество, пройдя сквозь боль и мучения.

– Он наверняка видит нас, – пробормотал Конан. – Почему он не нападает? Он же с легкостью может разбить окно.

Мурило сообразил, что Конан считает зеркало обычным окном, в которое они смотрят.

– Он нас не видит, – откликнулся жрец. – Мы смотрим в комнату, которая находится над нами. Дверь, которую охраняет Тхак, – та самая, что расположена на верхней площадке лестницы. Это всего лишь система зеркал. Видите вон те зеркала на стене? Они передают изображение комнаты в те трубки, вниз по которым его несут уже другие зеркала, так что в конце концов оно в увеличенном виде попадает вот на это большое зеркало.

Мурило понял, что жрец на несколько столетий опередил свое время, доведя до ума столь выдающееся изобретение, но Конан отнес все уловки на счет колдовства и более не забивал себе голову подобными сложностями.

– Я приказал построить эти подземелья в качестве временного убежища. Ну и еще темницы, разумеется, – продолжал жрец. – Мне случалось прятаться здесь, и с помощью зеркал я видел, как судьба настигает тех, кто злоумышлял против меня.

– Но почему Тхак стережет дверь? – пожелал узнать Мурило.

– Должно быть, он услышал, как упала решетка в туннеле. Ее механизм соединяется с колокольчиками в покоях наверху. Он знает, что в подземелье кто-то есть, и теперь ждет, чтобы этот «кто-то» поднялся по лестнице. О, он хорошо усвоил уроки, что я преподал ему. Он видел, что случалось с теми людьми, которые выходили в эту дверь, когда я дергал за веревку, висящую вон на той стене, и намерен повторить мои действия.

– И что же мы будем делать, пока он ждет? – требовательно спросил Мурило.

– Мы ничего не можем сделать, разве что наблюдать за ним. Пока он сидит в комнате, мы не можем рисковать и подняться по лестнице. Он обладает силищей настоящей гориллы и запросто может разорвать нас на куски. Но ему совсем необязательно напрягаться; если мы отворим дверь, все, что от него требуется, – потянуть за веревку и отправить нас в тартарары.

– Каким же образом?

– Я обещал помочь вам бежать, – резонно заметил жрец, – а не выдать свои секреты.

Мурило уже открыл было рот, чтобы возразить, но вдруг оцепенел. Чья-то рука осторожно раздвинула портьеры в одном из дверных проемов. В щелке появилось темное лицо, и сверкающие глаза со злобой уставились на приземистую фигуру в ярко-алой мантии.

– Это же Петреус! – прошипел Набонидий. – Митра, что за сборище стервятников!

Лицо в щели между портьерами не шевелилось. За плечом незваного гостя возникли другие лица – темные и худые, на которых читалось злобное нетерпение.

– Что они здесь делают? – пробормотал Мурило, непроизвольно понижая голос, хотя и понимал, что они не могут его услышать.

– Что может делать Петреус и его банда молодых националистов в доме Красного Жреца? – рассмеялся Набонидий. – Смотрите, как яростно они прожигают взглядами фигуру, которую полагают своим заклятым врагом. Они повторяют вашу ошибку; будет забавно взглянуть на выражения их лиц, когда они поймут, в чем дело.

Мурило не ответил. Происходящее отдавало настоящим сюрреализмом. У него возникло такое чувство, будто он смотрит представление в театре кукол или что он превратился в бестелесного призрака, отстраненно наблюдающего за действиями живых, одушевленных людей, в то время как они не замечают его присутствия.

Он увидел, как Петреус предостерегающе поднес палец к губам и кивнул своим сообщникам. Молодой вельможа не знал, заметил ли Тхак их присутствие. Обезьяна оставалась в прежней позе, по-прежнему сидя спиной к двери, за которой толпились заговорщики.

– Им пришла в головы та же мысль, что и вам, – прошептал ему на ухо Набонидий. – Разве что они руководствуются патриотическими, а не эгоистичными мотивами. Теперь, когда собака мертва, попасть в мой дом не составляет труда. О, какая возможность раз и навсегда избавиться от них! Если бы я сидел на месте Тхака, даже мне хватило бы секунды, чтобы шагнуть к стене и потянуть за веревку…

Петреус неслышно вошел в комнату, его сообщники последовали за ним, сжимая в руках тускло поблескивающие кинжалы. Внезапно Тхак выпрямился и повернулся к ним. Перед заговорщиками предстала его жуткая морда, когда они ожидали увидеть ненавистное, но знакомое лицо Набонидия, и нервы у них не выдержали, как давеча у Мурило. Петреус отшатнулся с пронзительным криком, увлекая за собой сообщников. Они попятились, спотыкаясь и наталкиваясь друг на друга, и в это мгновение Тхак, одним мощным прыжком покрыв отделявшее его от стены расстояние, сильно дернул за бархатную веревку, висевшую возле двери.

Портьеры моментально разъехались в стороны, открывая дверной проем, в котором что-то заблистало холодным серебряным блеском.

– Он запомнил! – Набонидий пришел в восторг. – Эта тварь – наполовину человек! Он видел, как это делал я, видел, что было потом, и запомнил все! Смотрите, вот сейчас! Смотрите! Смотрите!

Мурило понял, что дверной проем перегородило толстое стекло. Через него ему были хорошо видны мертвенно-бледные лица заговорщиков. Петреус, выставив перед собой руки, словно собираясь отразить нападение Тхака, принялся ощупывать прозрачную преграду, после чего, судя по движению губ, что-то сказал своим сообщникам. Теперь, когда портьеры разъехались в стороны, мужчины из подземелья могли видеть все, что происходит в комнате, в которой оказались заперты националисты. А те в панике бросились к двери, через которую, очевидно, и вошли, но вдруг замерли на месте, словно натолкнувшись на невидимую стену.

– Рывок веревки изолировал комнату, – рассмеялся Набонидий. – Все очень просто: стеклянные панели опускаются по канавкам, выдолбленным в дверных рамах. Веревка освобождает удерживающую их пружину. Они скользят вниз и запечатывают комнату, а поднять их можно только снаружи. Разбить стекло невозможно, это не удалось бы даже с помощью кувалды. Ага!

Запертые в комнате люди впали в истерику; они беспорядочно метались от одной двери к другой, тщетно колотя по стеклянным перегородкам и грозя воздетыми кулаками черной фигуре, сидящей на корточках по другую сторону. А потом один из них поднял голову, взглянул наверх и дико закричал, судя по движениям его губ, тыча пальцем в потолок.

– Падение перегородок выпустило облака смерти, – разразившись злобным хохотом, пояснил Красный Жрец. – Это – пыльца серого лотоса из Мертвых Болот, что раскинулись за обитаемыми землями Кхитая.

В центре потолка повисла гроздь золотистых бутонов; они раскрылись, как лепестки большой чайной розы, и из них вниз заструилось серое облако, быстро заполнившее собой всю комнату. Истерика у людей мгновенно сменилась безумием и ужасом. Попавшие в ловушку заговорщики зашатались и принялись бегать по кругу, натыкаясь на стены, как пьяные. На губах у них выступила пена, и они зашлись надрывным жутким смехом. Мужчины в ярости набросились друг на друга, пустив в ход кинжалы и зубы; комната превратилась в сумасшедший дом, объятый приступом кровавого безумия. Мурило едва не стошнило, пока он, не отрываясь, смотрел на то, что происходит наверху, и он был рад хотя бы тому, что до них не долетают крики и вопли обреченных, от которых наверняка содрогались стены проклятой комнаты. Все происходило совершенно беззвучно, как в картинках, которые показывают на белой простыне.

А за стеклянной перегородкой, вскидывая огромные волосатые лапы, приплясывал и подпрыгивал в приступе злобной радости Тхак. За плечом Мурило заливался злорадным издевательским хохотом Набонидий.

– Ха, вот это удар, а, Петреус? Смотрите, кишки наружу! А теперь твоя очередь, мой патриотичный друг! Они все уже попадали и лежа рвут плоть мертвецов зубами!

Мурило содрогнулся. Стоящий рядом с ним киммериец негромко выругался на своем непонятном языке. В комнате, подернутой серым туманом, пировала смерть; израненные и изуродованные заговорщики лежали неопрятной кровавой кучей, их раскрытые рты и незрячие глаза на окровавленных лицах запрокинулись кверху, откуда медленно оседала серая пелена.

Тхак, сгорбившись и став похожим на гигантского гнома, подошел к стене, на которой висела веревка, и потянул ее вбок.

– Он открывает дальнюю дверь, – сказал Набонидий. – Клянусь Митрой, да в нем больше от человека, чем я полагал! Видите, туман начинает рассеиваться. А он ждет, не желая подвергаться опасности. Так, сейчас он поднимает вторую перегородку. Он очень осторожен – он знает, что серый лотос несет помешательство и смерть. Клянусь Митрой!

Мурило едва не подпрыгнул на месте. Выкрик Набонидия подействовал на него, как удар молнии.

– Это наш единственный шанс! – вскричал жрец. – Если он хотя бы на несколько минут выйдет из комнаты, мы можем рискнуть и подняться по лестнице.

В напряженном молчании они смотрели, как монстр вперевалку подошел к дверному проему и исчез из виду. Когда стеклянная перегородка скользнула вверх, портьеры вернулись на место, закрыв собой комнату смерти.

– Вот он, наш шанс! – выдохнул Набонидий, и Мурило заметил, что на лбу у Красного Жреца выступили крупные капли пота. – Быть может, он решит избавиться от тел – он ведь видел, как это делаю я. Быстрее! Следуйте за мной!

И он помчался вверх по ступенькам с быстротой, изумившей Мурило. Молодой вельможа и варвар следовали за ним по пятам и расслышали его шумный вздох облегчения, когда он настежь распахнул дверь на верхней площадке лестницы. Они ворвались в просторную комнату, зеркальное отображение которой наблюдали внизу. Тхака нигде не было видно.

– Он там, в комнате с трупами! – воскликнул Мурило. – Почему бы не запереть его там, как он запер их?

– Нет, нет! – поспешно заявил Набонидий, лицо которого заливала смертельная бледность. – Мы не знаем наверняка, что он именно там. Кроме того, он может войти сюда до того, как кто-нибудь из нас успеет потянуть за веревку! Идите за мной в коридор; мне необходимо попасть в свою спальню, где я храню оружие, которым его можно убить. Выход в коридор – единственный, который не оборудован ловушкой.

Они выбежали вслед за ним в занавешенный дверной проем, располагавшийся как раз напротив входа в комнату смерти, и оказались в коридоре, в который выходили несколько дверей. Дрожащими руками Набонидий принялся поворачивать ручки каждой из них поочередно, проверяя, не откроются ли они. Но все они были заперты, как и дверь в самом конце коридора.

– Мой бог! – Красный Жрец привалился к стене, и лицо его посерело. – Двери заперты, а Тхак забрал у меня ключи. Мы все-таки угодили в западню.

Мурило с ужасом смотрел на человека, которого полагал бесстрашным, и под его взглядом Набонидий взял себя в руки, хотя это усилие обошлось ему недешево.

– Эта тварь едва не повергла меня в панику, – сказал он. – Если бы вы, как довелось мне, видели, как он разрывает людей на куски… Словом, да хранит нас Митра, но мы должны будем сразиться с ним тем, что дали нам боги. Идемте!

Он привел их обратно к занавешенному дверному проему и заглянул в большую комнату как раз в тот момент, когда из противоположной двери вышел Тхак. Очевидно, полузверь-получеловек что-то заподозрил. Его маленькие, плотно прижатые к голове уши подергивались; он обвел помещение злым взглядом и, подойдя к ближайшему дверному проему, сорвал портьеры, чтобы посмотреть, не прячется ли кто за ними.

Набонидий отпрянул, дрожа, как осиновый лист. Он схватил Конана за плечо.

– Парень, ты согласен противопоставить свой кинжал его клыкам?

Вместо ответа киммериец одарил его яростным взглядом.

– Быстрее! – прошептал Красный Жрец и увлек его за портьеру, заставляя прижаться к стене. – Поскольку он все равно скоро найдет нас, мы отвлечем его на себя. Когда он пробежит мимо тебя, выскакивай из укрытия и постарайся вонзить кинжал ему в спину, если сумеешь. Вы, Мурило, покажитесь ему, а потом убегайте по коридору. Митра свидетель, в рукопашном бою мы не выстоим против него и полминуты. Но мы и так обречены, если он найдет нас.

Мурило почувствовал, как кровь стынет у него в жилах, но заставил себя собраться с духом и вышел из-за портьеры. Тхак, стоявший в противоположном конце комнаты, мгновенно развернулся, увидел врага и с ревом кинулся на него. Капюшон ярко-алой мантии упал ему на плечи, обнажая черную косматую башку неправильной формы; его черные волосатые руки и красная мантия были забрызганы алыми каплями. Он походил на кроваво-черный ночной кошмар, мчащийся из другого угла комнаты с оскаленными клыками; его кривые ноги несли огромное тело с ужасающей скоростью.

Мурило повернулся и выскочил в коридор, но, несмотря на всю его быстроту, ходячий ужас не отставал от него ни на шаг. Когда монстр промчался мимо портьер, из дверного проема, словно выброшенная пружиной, вылетела гигантская фигура и прыгнула на плечи обезьяне, одновременно вонзая кинжал в спину твари. Тхак взвыл дурным голосом; сила удара оказалась такова, что он не устоял на ногах, и соперники покатились по каменным плитам пола. В следующее мгновение они вцепились друг в друга, и посреди комнаты закружился смертельный вихрь, в котором мелькали руки и ноги, сталь и оскаленные клыки.

Мурило увидел, как варвар обхватил ногами торс чудовища, пытаясь удержаться у него на спине, и безостановочно орудует кинжалом. Тхак, в свою очередь, стремился во что бы то ни стало сбросить врага на пол и развернуть его так, чтобы вонзить в него огромные клыки. Обмениваясь страшными ударами и разбрызгивая вокруг алые капли, они выкатились в коридор, так быстро меняясь местами, что Мурило не осмеливался пустить в ход стул, на который налетел во время бегства, чтобы не зацепить киммерийца. Он видел, что, несмотря на успех первой внезапной атаки Конана и на то, что алая мантия обвилась вокруг обезьяны, сковывая ее движения, колоссальная сила Тхака позволила ему сломить сопротивление варвара. Медленно, но уверенно он стаскивал Конана со спины, поближе к жуткой морде и страшным клыкам, хотя монстру досталось так, что с десяток мужчин на его месте непременно бы погибли. Кинжал Конана вновь и вновь погружался в его грудь, плечи и мощную бычью шею. Тело обезьяны заливала кровь, текущая из многочисленных ран, но было ясно – если только клинок Конана в самое ближайшее время не угодит в уязвимое и жизненно важное место, нечеловеческая сила Тхака позволит ему прикончить киммерийца, а после него – и компаньонов Конана.

Варвар и сам дрался, как дикий зверь, в полном молчании, которое нарушало лишь его хриплое дыхание. Черные когти твари и его железные пальцы беспощадно рвали и терзали тело киммерийца, а оскаленные клыки норовили вцепиться ему в горло. Но тут Мурило, улучив удобный момент, вмешался в драку и нанес такой удар стулом, который запросто бы вышиб мозги человеческому существу. Стул скользнул по покатому черному черепу Тхака, но оглушенный монстр на мгновение ослабил хватку, и в ту же секунду Конан, задыхающийся и истекающий кровью, рванулся вперед и по рукоять погрузил свой клинок в сердце твари.

С жутким ревом, содрогаясь всем телом, человекообразная обезьяна вскочила на ноги, но тут же обмякла и повалилась на пол. Гигантские руки и ноги вздрогнули в последний раз и замерли.

Пошатываясь, Конан выпрямился во весь рост, дрожащей рукой утирая кровь и пот с глаз. Кровь капала у него с пальцев и лезвия кинжала, текла яркими струйками по его бедрам, рукам и груди. Мурило подхватил варвара, чтобы не дать ему упасть, но киммериец нетерпеливо оттолкнул его.

– Когда я не смогу стоять самостоятельно, значит, пришло время умирать, – прохрипел он разбитыми губами. – Но я бы не отказался от кувшина вина.

Набонидий оцепенело смотрел на неподвижное тело, простертое на полу, словно не мог поверить своим глазам. Черный, волосатый и внушающий отвращение, в обрывках ярко-алой мантии, монстр являл собой жуткое и абсурдное зрелище, но при этом выглядел больше человеком, чем зверем, и даже вызывал некоторую жалость.

Это уловил и киммериец, потому что прохрипел, задыхаясь:

– Только что я убил человека, а не зверя. Я буду числить его среди вождей, души которых я отправил во тьму, и мои женщины станут оплакивать его.

Набонидий наклонился и поднял связку ключей на золотой цепочке. Они вывалились из кошеля на поясе обезьяны во время схватки. Знáком предложив компаньонам следовать за ним, он привел их в комнату, отпер дверь и первым вошел внутрь. Она была освещена так же, как и остальные. Красный Жрец взял со стола кувшин с вином и наполнил высокие хрустальные бокалы. Пока его спутники жадно пили, он задумчиво пробормотал:

– Ну и ночка выдалась! Хотя уже почти утро. Что вы теперь намерены делать, друзья мои?

– Я перевяжу раны Конана, если вы принесете мне бинты и остальное, – сказал Мурило, и Набонидий согласно кивнул, направляясь к двери, ведущей в коридор.

Но что-то в его склоненной голове привлекло внимание молодого вельможи, и он бросил на жреца острый взгляд. У дверей Красный Жрец резко обернулся. С его лицом произошла удивительная трансформация. Глаза его пылали прежним огнем, а тонкие губы беззвучно смеялись.

– Негодяи снова вместе! – Голос его прозвенел привычной насмешкой. – А глупцы – порознь. Ты ведь глупец, Мурило!

– Что ты имеешь в виду? – Молодой вельможа шагнул вперед.

– Назад! – Голос Набонидия прозвучал резко, как удар хлыста. – Еще один шаг, и я уничтожу тебя!

Мурило похолодел, увидев, что Красный Жрец ухватился за толстую бархатную веревку, которая висела рядом с портьерой сразу же за дверью.

– Предатель! Что ты задумал? – вскричал молодой вельможа. – Ты же обещал…

– Я обещал, что не стану рассказывать королю забавную шутку о тебе! Но я не обещал не брать правосудие в свои руки, если мне представится такая возможность. Или ты думаешь, что я намерен упустить свой шанс? При обычных обстоятельствах я бы не рискнул убить тебя сам, потому что навлек бы на себя гнев короля, но теперь о твоей смерти никто не узнает. Ты отправишься в чан с кислотой следом за Тхаком и этими идиотами-националистами, и все будет шито-крыто. Что это была за ночь для меня! Я лишился ценных слуг, но при этом избавился и от самых опасных врагов. Назад! Я уже переступил порог, и ты не сумеешь добраться до меня раньше, чем я потяну вот за эту веревку, и тогда ты отправишься в ад. Это будет не серый лотос, но кое-что столь же эффективное. Почти все комнаты в моем доме превращены в ловушки. Итак, Мурило, какой же ты глупец…

Стремительным движением, за которым не поспевал глаз, Конан подхватил маленькую табуретку и метнул ее в жреца. Набонидий вскрикнул и инстинктивно закрылся руками, но было уже слишком поздно. Табуретка угодила ему прямо в голову, Красный Жрец покачнулся и упал лицом вниз в лужу медленно расползающейся ярко-алой жидкости.

– Все-таки кровь у него оказалась красной, – проворчал Конан.

Мурило провел по слипшимся от пота волосам дрожащей рукой, привалился боком к столу – ноги не держали его – и всхлипнул от облегчения.

– Светает, – сказал он. – Давай убираться отсюда, пока на нас не обрушились еще какие-нибудь смертельные неприятности. Если мы сумеем перебраться через наружную стену незамеченными, нас никто не сможет связать с событиями сегодняшней ночи. Пусть полиция сама придумывает объяснения.

Он бросил взгляд на тело Красного Жреца, лежащее в луже крови, и пожал плечами.

– Глупцом-то, в конечном счете, оказался именно он; не остановись он на пороге, чтобы позлорадствовать, то запросто поймал бы нас в ловушку.

– Что ж, – невозмутимо заявил Конан, – он пошел по пути, которым в конце концов идут все негодяи. Я бы предпочел ограбить дом, но, полагаю, нам следует поторопиться.

Выйдя в предрассветный полумрак сада, Мурило сказал:

– Красный Жрец ушел во тьму, так что мой путь в городе отныне свободен и мне больше нечего бояться. А как насчет тебя? Дело о жреце на Болоте еще не закрыто, да и…

– Этот город мне уже надоел, – ухмыльнулся киммериец. – Ты говорил о том, что в «Крысиной норе» меня ждет лошадь. Мне любопытно, как скоро она сможет донести меня до соседнего королевства. Мне хочется пройти еще по многим дорогам, прежде чем ступить на путь, которым сегодня ночью ушел Набонидий.