Глава 4
Исчезающая девушка вторгается в жизнь
Макар проснулся раньше будильника, будто мягкая лапища судьбы дружески пихнула его в плечо. Полежал, прислушиваясь. Было еще очень рано – часов девять утра, самое большее. Глубокую лоджию (единственное достоинство занюханной квартирки на первом этаже) густо заплетал хмель. Каскад листьев не давал распоясаться летнему солнцу, скрывал Макарово жилище от любопытствующих бездельников, коих в пору отпусков полным-полно в любом дворе, и даже, казалось, смягчал звуки. Четверо неутомимых подростков уже продолжали нескончаемый футбольный поединок, прерванный накануне из-за полной темноты, но даже их пронзительные вопли, пройдя через живую преграду, облагораживались до вполне терпимого уровня. И вообще, юные футболисты были ни при чем, не они его разбудили. Макар приоткрыл было глаза и вновь зажмурился, решив поблаженствовать еще минутку-другую. Обычно это оканчивалось лишними двумя часами сна, но на сей раз умиротворяющая дрема не прилетела. Что-то новое в Макаре проснулось первым, а теперь будило и его, настойчиво требуя внимания. Нечто похожее он испытывал, продрыхнув все утро и часть дня, – неуспокоенность, душевную почесуху. Но сегодня внутреннее беспокойство не окрашивалось в унылые тона морального и физического разложения. Он чувствовал себя бодрым, энергия так и напирала изнутри – того и гляди, подхватит и помчит неведомо куда и зачем.
Он рывком сел в кровати. Увидел сперва собственные ступни, торчащие из-под мятой простыни, затем сброшенное с дивана на пол покрывало, а дальше комнату, равномерно заполненную всяческим барахлом, будто его кто граблями разровнял. Бардак волной подкатывался к стеклянной двери, выплескиваясь в лоджию уже на излете. Там начиналось другое царство – листьев, света, движения, голосов. Оно пробивалось в Макарово логово облаком золотой пудры, наколдованной солнечными лучами из самой обычной пыли. И казалось, это заглянула к нему по неведомой надобности некая высшая сущность, таинственный гость, лишенный формы и веса, но наполненный упругой волей – вошел без спросу и ждет, молча, с неисчерпаемым божественным терпением.
Макар потряс головой. Что за чушь в башку лезет! Вскочил ни свет ни заря. Философствует. Взыскует высшего предназначения. Тоже мне рыцарь в семейных трусах. Что, спрашивается, должно приключиться, чтобы, заснув беспечным двадцатипятилетним тихоней-редактором, проснуться эдаким избранником судьбы?
Ответ пришел незамедлительно. С Макаром приключилась девушка его мечты. А с самой девушкой приключилось чудо – или, может, беда. Исчезла девушка. Пропала. Нет, само по себе это обстоятельство Макара не удивляло. Сколько уже красавиц уверенной походкой пересекли его жизненный путь, растворившись в золотом мареве, где ему не было места. К такому повороту событий он давно привык. Поражало другое – способ, избранный дивной незнакомкой для того, чтобы выпасть из его судьбы. Все предыдущие исчезали фигурально, эта же – в самом буквальном смысле слова. Растаяла в воздухе прямо у него на глазах. За какую-то секунду! Макар не пил горькую, не курил сладкую, не баловался галлюциногенами. Даже успокоительных не принимал.
Выходит, сумасшествие? Загадочное наследственное безумие, мрачная фамильная тайна, может быть, даже проклятие, дотянувшееся через поколения до самого даровитого и многообещающего потомка. В таком свете все это выглядело вполне приемлемо, но не убеждало. Не было у Макара никакой «фамилии», то есть предки какие-никакие имелись, но до родового проклятия явно не дотягивали. И дарованиями он не блистал, и обещаний особых не давал, а те, что давал, обычно не сдерживал. Редактор-фрилансер, карьеры нет и уже не будет, зато иллюзорной свободы хоть отбавляй. В общем, как ни крути, выходило вовсе не романтичное, а самое что ни на есть обычное безумие. Скучное, утомительное и противное. Съехал он, Макар, с катушек от общей неустроенности жизни и мозгов. Фэнтези в юности перечитал.
Да, но девушка была настоящей! Она действительно шла сквозь толпу, продвигалась вперед, слишком ловкая и тоненькая, чтобы застревать среди людских тел, но все-таки и ее временами толкали, и она нет-нет да и задевала соседей. Спешила куда-то.
Надо ее найти. И нечего больше думать! Принять душ, заглотнуть что-нибудь, одеться. Найти и распихать по карманам деньги, проездной, ключи. Все эти простые действия не нуждались в осмыслении, и Макар опомнился только в метро, выходя из поезда на той самой кольцевой станции. Разумеется, никакой девушки он не увидел. Ни на станции, ни в павильоне за турникетами, ни на пятачке-торжище. Нигде!
Он несколько раз прошел под мостом из конца в конец. Там по-прежнему царила кинематографическая фантазия на тему городского дна. Полутьма скрадывала убожество товаров, наваленных грудами на расстеленные одеяла. Скрытый темнотой свод незримо давил на людей и словно вытеснял из туннеля жизнь. Движения замедлялись, голоса звучали гулко и монотонно. Всякий раз, как Макар вырывался наружу, мир взрывался светом, красками, простором, суетой – самый обычный, грязноватый и неприбранный, мир ларьков, игровых автоматов, обменников, мир бестолково спешащих людских стад и автомобильных пробок. Такой привычный, такой простой! И, оглядываясь на туннель, откуда его только что выплюнуло, Макар остро чувствовал инаковость этого места, словно в живом теле города вдруг открылся свищ, прорывающийся в нечто совсем другое. Самое подходящее местечко, чтобы уйти на другую сторону. Как странно, что прежде он столько раз пролетал проход, ничего не чувствуя, не замечая!
Макар с точностью до метра определил, где исчезла девушка. Глубоко вздохнул, пошевелил пальцами, будто накачивая себя решимостью. Медленно проделал несколько шагов, вникая в свои ощущения. Никакого эффекта! Он огляделся, чуть подкорректировал направление и попробовал снова. Когда он вдумчиво прошествовал тем же маршрутом в десятый, наверное, раз, одна из торговок не выдержала:
– Ты чего тут шастаешь?
Макар очнулся. Несколько человек, сплоченных общей усталой ненавистью к праздношатающимся, глядели на него крайне неприязненно.
– Подругу жду, – с вызовом ответил Макар.
Продавцы разомкнули строй, недовольно ворча. А на Макара уже накатило ощущение постыдной нелепости собственных поступков. Казалось, обитатели этого странного мирка видят его насквозь, знают все и посмеиваются над ним. Ему что, десять лет? Чем он тут занимается-то? Глянул на часы – оказалось, битый час.
– Опаздывает, – зачем-то пояснил он, адресуясь к торговке.
Но та уже утратила к нему всякий интерес и погрузилась в привычный ступор. Потоптавшись, Макар плюнул и зашагал прочь. Настроение было хуже некуда. Дома работы на троих, в раковине гора немытой посуды вопиет к небесам, а он тут убивает утро, планомерно сводя себя с ума. Он шел, сам не зная куда, лишь бы подальше от места своего унижения. В ларьке зачем-то купил банку газировки. Миновал церковь, вместе с толпой рефлекторно перешел улицу. В переулке шарахнулся от троллейбуса, уронившего рог, форсировал трамвайный разворотный круг, бугрящийся рельсами.
Там он ее и увидел. Она стояла по другую сторону круга, их разделяло буквально несколько шагов. В чем-то светленьком, легком, он толком не разобрал. Детали растворялись в сиянии, которое – Макар мог поклясться! – окутывало ее, перешибая даже слепящий блеск дня. В этот миг все в мире смолкло и умерло. От машин и людей остались бесплотные тени, губы шевелились, не исторгая ни звука. В этом зачарованном мире ничего не стоило сделать хоть шаг, хоть десять, даже улыбнуться эдак, с раскованным обаянием, и небрежно бросить: «Привет! Я Макар». И Макар пошел, как сомнамбула, вглядываясь в сияние. Девушка очаровательно переминалась с ноги на ногу, и он заметил мягкие круглоносые туфельки, вроде кукольных. Потом определились руки, то стискивающие изо всех сил, то принимающиеся теребить концы длинного пояска. Ее волосы были кое-как собраны в пучок широкой лохматой резинкой. Несколько прядей, удравшие из пучка, тоже лохматились и все равно блестели как миленькие. Наконец Макар узрел лицо – брови сведены, губа прикушена. И вдруг понял, что на этом восхитительном, сказочном лице отчетливо читается тревога, если не страх.
Причина страха открылась, когда между ним и девушкой остались только две полоски рельсов. В кокон нежного сияния вторглась чужая лапища, грубо ухватила девушку за запястье. Лишь теперь до Макара дошло, что она стоит не одна, а в компании типа – беспримерно гнусного – и что компания эта ей явно не по душе.
– Ты поняла, да? Деньги гони, да?
– Я отдам, – пробормотала девушка, глядя мимо обидчика и пытаясь высвободить руку. Тот напирал:
– Не дергайся, платить надо, да?
Богатырем он не казался, да и ростом, прямо скажем, не задался. Однако расслабленно-быстрые движения выдавали в этом крысеныше силу и безжалостность. Прибавьте полное отсутствие мозгов, и можно не сомневаться: вздумай кто вмешаться – прихлопнет одной рукой, даже не вспотеет. Макар и не вздумывал. Нечем ему было думать, голова отключилась начисто. Сейчас им владел могучий инстинкт – назовем его зовом сердца, хотя находятся циники, локализующие его источник несколько ниже.
– Отпусти девушку, – потребовал он, перешагивая через первый рельс. И, недовольный эффектом, добавил максимально грозно: – Отпусти, я сказал!
Оба воззрились на него с изумлением. На первом – и единственном в мире! – лице оно тут же сменилось жалостью, на образине – злобным предвкушением.
– Крутой, да? – обрадовалась образина. – Ну ща я тебе...
В этот самый момент Макаров ноготь наконец-то подлез под упрямую пластиночку на торце скользкой от конденсата банки. Производитель шипучки не пожалел углекислоты, да и Макар постарался, растряс банку по дороге. В жестянке раскрылась щель, и тугая струя яростно вырвалась на волю, распространяя аромат дешевого шампуня.
Незадачливый выбиватель денег, именем которого не стоит засорять ни одно повествование, часто получал в глаз. Но никогда – концентрированным раствором пищевых красителей и ароматической композиции «лесные ягоды». Впечатление было кошмарное, как будто глаза больше нет, а пахучая мерзость выжгла дыру в башке и принялась за мозг. Макар в растерянности кинулся к пострадавшему, бормоча извинения. Про второй рельс он начисто забыл. И не сразу сообразил, почему летит головой вперед и что там такое хрустнуло.
Как известно, у человека в организме великое множество костей. Они неодинаковы: одни весьма хрупки, другие готовы к самым серьезным испытаниям. Одной из прочнейших является лобная – отличная защита для драгоценной начинки человеческой головы. Этой самой костью Макар и впечатался в нос вымогателя – нежный, уязвимый хрящевой орган, обильно снабженный кровеносными сосудами. «Превосходный результат», – с удовлетворением констатировал некто внутри Макара, пока сам он отстраненно созерцал, как остатки шипучки из банки щедро поливают чужие джинсы аккурат под «молнией».
Дальше пошла чехарда. Макар почти ничего не понял, да и запомнил не все. То ли потому, что в голове малость шумело, а может, из-за девушки, ее благодарного взгляда, просветлевшего лица, мелькнувшего и вновь исчезнувшего. Рассудок сбоил. Вот избитый и облитый придурок. Стоит, трагически запрокинувшись, и стекает на землю, будто тающее мороженое. А вот уже незнакомый переулок, где в узкой щели между домами оглушительно грохочет стройка. Или это в ушах гремит то ли собственный пульс, то ли победный марш в честь героя? В общем, несколько минут после битвы ноги Макара вели себя умнее головы – исправно несли хозяина подальше от места схватки. Он и не ведал, где находится, когда, придя в себя, отликовавшись, успокоившись, сообразил: девушка вновь исчезла. Он ее не винил. Такой уж расклад: пока рыцарь потеет на поле битвы, принцесса устремляется к свободе и безопасности. Это он, он сам упустил свой шанс. Теперь уже, конечно, навсегда.
Он брел неведомо куда, постепенно погружаясь в болото уныния и самоедства. Бедный старый ослик Иа-Иа делал то, что удавалось ему лучше всего, – страдал. Да так самозабвенно, что едва не сбил зазевавшуюся «Оку». Или это «Ока» его чуть не сбила? Он не вникал. Взбешенный водитель высунулся из открытого по жаркому времени оконца и заорал. Макар вдумчиво посмотрел ему в переносицу. С этого малосимпатичного объекта взгляд перескочил на проезжую часть. Пестрая движущаяся полоса. Посреди потока высится некто величавый с полосатой палкой. На другом берегу...
Елки-палки! На другом берегу пестрой реки стояла темная большая машина подозрительного вида. Стекла бандитски затонированы, дверь со стороны тротуара распахнута. А рядом очередной отталкивающий тип хватает ее за руку. Схватил, стиснул. Дергает! Лицо у девушки исказилось. Беспомощно озираясь, она неумело пыталась высвободиться. Все происходило слишком быстро. Уличный шум заглушал перепалку, машины толкались в пробке на проезжей части, пешеходы – на тротуаре, регулировщик вальяжно пошевеливал жезлом. Никого, похоже, не заботило, что упирающуюся девушку тащат к нехорошей машине. Макар ринулся к месту драмы. Он пер поперек движения, как буйвол, переходящий вброд желтую тропическую речушку, и все вокруг расступалось. Многоголосая ругань, яростные гудки, скрип тормозов... И, перекрывая гам, вслед Макару понесся властный свист. Его же ничто не заботило, он целеустремленно двигался спасать возлюбленную.
До цели добрались одновременно: он – до бандитской тачки, тяжелая рука закона – до его плеча.
– Ты че, мужик...
– Нарушаем?
– А ну пусти ее!
Потом было скучное, бессмысленное разбирательство. Макар пытался растолковать представителю власти, что поступить иначе он ну никак не мог, но полицай попался тупой, талдычил про правила, грозил и обзывался. Поганая машина, разумеется, исчезла, взвизгнув покрышками. Принцесса, как водится, испарилась.
К исходу вторых суток Макар был убежден в трех вещах. Во-первых, у любимой неприятности. В самом деле, то денег требуют, то в машину тащат, то догоняют... Ну неспроста это! Во-вторых, найти ее плевое дело. Собственно, и искать не надо. Просто идешь куда глаза глядят, в любую сторону, – и вот оно, чудесное явление. Как обычно, в какой-то передряге. Впору подумать, что это не он, а она его специально разыскивает. Испытывает, что ли? Дает шанс проявить героизм и познакомиться со спасенной. И вот это уже было «в-третьих». В-третьих, познакомиться с ней Макару не светит. Ее же сначала поймать надо! На лету.
Да и с героизмом дела обстояли так себе. Помогать-то он, конечно, помогал. Но все как-то нелепо, не по-геройски. То споткнется, то правила нарушит, то уронит что. Как-то раз даже сам упал. Эх и шанс он тогда упустил! Шел мимо чего-то такого пафосного, с зеркальной витриной (то ли салон, то ли скупка). Солидная, с золотыми загогулинами дверь несолидно распахнулась, и прямо под носом у Макара выскочила на улицу она. Как водится, встрепанная, с дикими глазами. Пронеслась мимо. Руку протяни! Макар рванулся следом. Очень уж надоело наблюдать, как она исчезает, а тут такая оказия – ни одной темной личности поблизости. А перед дверью этой самой решетка такая оказалась. Коварная. Тут бы всякий упал. Макар и рухнул в полный рост, как стоял. Что-то впилось ему в бок, сверху обрушился поток брани, а следом – тяжесть, от которой потемнело в глазах. Когда свет вернулся, Макар осторожно приподнял голову. Прямо перед ним, нос к носу, возлежал на асфальте господин с благообразным некогда лицом. За разбитыми стеклами дорогих очков светились ненавистью глаза – умные глаза обломавшегося московского интеллигента. Судя по всему, интеллигент выскочил из дверей следом за девушкой, зацепился за упавшего Макара и сверзился тоже.
– Простите, – пискнул Макар.
– Бл... ушла, бл...
– Вы не ушиблись?
– Стой, сучка, мать твою!
Сбросив с себя интеллигента, Макар поднялся и огляделся. Вывеска над входом вкрадчиво сообщала: «Антиквариат, предметы старины, произведения искусства». В прохладной полутьме за порогом хищно мерцали глаза парочки мордоворотов. Какое отношение они имели к искусству и старине, выяснять как-то не хотелось. Пока враг не опомнился (а в том, что перед ним враг, сомневаться не приходилось), Макар почел за благо унести ноги.
Ну, как вам такой эпизод? Где тут повод для гордости? «Здравствуйте, это я. Помните, я еще упал на пороге комиссионки, когда за вами кто-то гнался? Давайте с вами дружить!» Тьфу...
