ГЛАВА 13
Очнулась я внезапно. Будто только закрыла глаза, и вот-вот уже начинают мелькать мутные, тревожные образы подкрадывающегося сновидения — как вдруг что-то выбрасывает тебя, словно чурбачок из воды, оставляя только еще большую усталость.
Я с трудом разлепила глаза. Взгляд упал на светлеющее небо. Уже утро?
Прислушиваясь к раздававшемуся рядом однотонному похрапыванию, я едва снова не задремала, но тут до меня донеслись приглушенные голоса.
И кому не спится в ночь глухую?
Прогнав остатки сна, я села на теплой «перине» и все поняла. Рядом, свернувшись калачиком, тихо похрапывал, причмокивая во сне, Борька, а вот возле него никого не оказалось. Змей и Никита сбежали!
Правда, недалеко. Откуда-то из туманного утра до меня доносились их голоса. Это что же такого секретного нужно обсуждать, чтобы даже уйти из теплой пещеры?
Желание узнать о Никите побольше заставило меня забыть все приличия, подняться и на цыпочках направиться к выходу, искать заговорщиков. Да только, как выяснилось, заговорщики не особо-то и скрывались. Видимо, чтобы не будить нас с Борькой, они вышли подышать свежим утренним воздухом и устроились на валунах, лесенкой подступавших к пещере.
— …И так получилось, что и правду сказать — не скажешь, и на попятную уже не пойдешь. — Заслышав приглушенный голос Ника, я тут же оставила праведные мысли о том, чтобы вернуться на лежанку, и затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово.
— Представляю… — сочувствующе пробубнил Змей. — Даже и посоветовать-то нечего. Может, поймет?
— И простит? — До меня донесся смешок Никиты. — Ты ее не знаешь! Нет, так рисковать я не буду. По крайней мере, не сейчас. Вот найдем колечко… Избавлю ее от власти Белоглазого, тогда и поговорим!
Стоп! Значит, речь обо мне? Ну-ка, ну-ка…
— Как бы поздно не стало… — Послышался тихий хруст, будто Змей почесал за ухом. — А ежели он ни тебя, ни ее не отпустит?
— А куда денется? Ему же колечко больше жизни нужно. Может, даже еще и наградит?
— Ага! Жди! — Хруст усилился. — Так же как меня. Наградил такой мордой за усердную службу…
— Так выходит, что ты сам, добровольно попросил у него вторую ипостась — змея?
— Выходит… — Послышался вздох. — А что получил?!
— А вдруг он просто не знал, как выглядят змеи? Их же раз-два и обчелся. К тому же в его Пекельном мире никаких змеев и в помине нет. Вот до чего додумался, то и дал тебе в качестве второй ипостаси!
— Ну спасибо — хорошо! — раздался возмущенный рев, тут же послышался короткий удар, и Змей убавил децибелы, возмущенно прошипев: — Лучше бы он так и сказал — нема, проси что-нибудь другое! А то… безобразие какое-то! Нет, брат. Хочешь — гони, хочешь — прибей, но я с вами. Хочу в глаза бельмастые этому уроду посмотреть!
— Гнать не буду. Иди, коль не боишься. Только прошу, Ваське о нашем разговоре — ни гугу! Девка с гонором. Сама к черту в пасть залезет, только чтобы кому-то что-то доказать!
— Могила! — стукнул себя кулаком в грудь Змей.
Собеседники замолчали и не сговариваясь уставились на крепнувший с каждым мгновением рассвет.
Сообразив, что больше «кина не будет», я развернулась и направилась к лежанке. Вот и что бы мне было не проснуться на полчасика пораньше? Уже бы все знала и жила себе спокойно. Так нет же! Вопросов появилось еще больше, а страшная тайна, нежно скрываемая от меня Ником, и вовсе стала моим воплощенным кошмаром. Еще немного, и она меня задавит, как большая болотная жаба!
Зато из всего услышанного мне стало ясно одно. Ник и Змей очень хорошо знают моего мужа. Знают и боятся! Но уповают, что колечко сделает его сговорчивым и добрым.
Ничего не понимаю!
Эх, кто бы объяснил…
— Ай! Кто это тут по моим ушам как по бульвару ходит? — Под ногами что-то дернулось, забрыкалось.
Почти сразу же вслед за Борькиным воплем послышались торопливые шаги, и в пещеру одновременно ввалились «заговорщики». Я к тому моменту была уже на полу, пытаясь выбраться из-под бурелома Борькиных копыт, а их у него то ли от страха, то ли из-за паники как будто выросло раза в три больше, чем должно быть.
— Что здесь происходит? — Никита наконец ухватил меня под мышки и, дернув, поставил на ноги.
— Ничего! — буркнула я и, перешагнув через враз успокоившегося жеребца, упала на мягкие бутафорские головы. Врать у меня никогда не получалось, а сейчас, после пережитого, да еще когда я ловлю на себе пристальные взгляды Ника, и вовсе не получится. Лучше промолчу. Пусть думает что хочет.
Но тут мне на выручку, как ни странно, пришел Борька:
— Это я виноват! Взбрыкнул во сне, а Василиса напугалась, вскочила, ничего не разберет. После запнулась о мои ноги и упала. Ну я, понятное дело, тоже испугался и принялся громко изъясняться…
Я настороженно нахмурилась.
Нет, оправдание, конечно, не ахти, но всяко лучше моего молчания. Так сказать — свидетель… Вот только с чего ему так врать? Он-то не знал, что я подслушиваю… Ну сказал бы все как есть: спал, пришла, наступила на ухо, да еще и на морду попой села. Короче, разбудила и морально унизила… Зачем сочинять такой изощренный триллер с элементами детектива?
Впрочем, Борькино вранье удовлетворило всех. Змей понятливо мне кивнул:
— По нужде собралась?
Я вздохнула, поблагодарив его в душе за подсказку.
— Собралась. Только еще немного, и эта нужда будет уже неактуальной.
Подумав еще пару мгновений, я поднялась с лежанки и направилась к выходу. Лучше немного побыть в одиночестве, чем отвечать на вопросы Ника и смотреть ему в глаза.
— Вась, а может?.. — Он шагнул за мной, но ему преградил дорогу Змей:
— Ты ее до кустика провожать собрался? Пойми, эта гора охраняется людской глупостью и страхами лучше, чем городская стена. Пусть идет. Видишь, девчонка сама не своя от смущения, да и след от копыта на лбу так легко не забывается…
След от… копыта?!
Закрыв ладонью саднящий лоб, я со всех ног бросилась вон из пещеры. Ну Борька, ну мечта мясника!!!
Утро вступало в свои права, готовя мир к новому дню. Сколько бы миров ни задумали боги, казалось, во всех и всегда ночь должна сменяться утром.
Миновав несколько валунов, служивших ступенями, я замерла, не в силах отвести взгляда от колышущегося у моих ног серебристо-белого тумана. Такого же цвета небо, будто огромное зеркало, отразило туманный мир, где-то на горизонте сливаясь с ним в серую бесконечность.
Я сделала еще несколько шагов и полюбовалась на скрывшиеся в тумане ноги. Впрочем, для прогулок по нужде — самое то!
Миновав еще несколько «ступенек», я полностью скрылась в тумане. Ступив на поросшую скудной травой землю, сообразила, что достигла подножия горы. Как ни странно, здесь туман не ощущался плотной массой. Я даже разглядела впереди довольно густые кусты, идеально подходившие для моей цели, и заторопилась к ним.
Раздвинув кусты, оказавшиеся колючим малинником, я тоскливо поморщилась. Боже, до чего нервное выдалось путешествие! Ни тебе золоченых отхожих горшков, ни тебе бани три раза в неделю. Про пятиразовое питание и вовсе пришлось забыть.
Тихо ворча сквозь зубы, я уединилась в импровизированном сортире, где вскоре решила, что жизнь не такая уж и плохая! Просто надо знать, с какого боку к ней подойти!
Высунувшись из кустов, я огляделась. Надеюсь, мой телохранитель внял голосу разума, точнее Борьки, и не поплелся за мной? Не заметив ничего и никого подозрительного, я осторожно выбралась из норовившего ухватить меня за штаны малинника и прислушалась. Где-то слышалось журчание ручейка, и изредка откуда-то сверху доносились голоса и раскаты смеха. Я даже попыталась вычислить весельчака, но туман глушил все, до неузнаваемости меняя звуки.
Нет, обратно в пещеру я не пойду. Пусть подождут, поволнуются…
Не сдержав довольной улыбки, я развернулась и направилась на звук льющейся воды.
Родник я нашла очень быстро. Точнее, не родник, а крошечный водопад. Он брал начало откуда-то с вершины, терявшейся в тумане каменной гряды. Капли чистейшей горной воды стекали по проторенному годами пути и звонко шлепались в каменную чашу, а уж после, переливаясь через зубчатый край, ручейком убегали куда-то под гору.
Вода была чистая и холодная настолько, что после первого же глотка ужасно заныли зубы, но я набралась смелости и умылась. Итог: глаза открылись так широко, что я на мгновение даже испугалась, что они больше никогда уже не закроются. От сонного состояния не осталось даже лохмотьев, а в голову полезли инициативные идеи и идиотские инициативы.
Так! Первым делом надо узнать побольше о моем муже. Тема дня: Феникс — кто он? Должны быть хоть какие-то зацепки, намеки, мысли о том, что связывает его и Ника! Тогда сразу станет понятна мотивация Никиты.
А вторым делом? Откуда я смогу это узнать? Не у первого же встречного-поперечного? Впрочем, по крайней мере два кандидата на допрос у меня уже есть. Во-первых: нужно хорошенько, не вызывая подозрений, вызнать все у Змея. Пусть он расскажет о себе, а там, глядишь, что-то прояснится и о Нике. А во-вторых…
Я сунула руку за пазуху и бережно достала завернутое в тряпочку зеркало.
Почему «во-вторых»? В самых что ни на есть «во-первых»!
Скрипнув пальцем по холодному стеклу, я принялась ждать, но, не успев как следует настроиться на ожидание, услышала из зеркала бодрый тетушкин голос:
— Васьк, ты, что ль, скребешься? Соскучилась?
— Очень! — ни капельки не соврала я. Как бы то ни было, тетя — единственный родной человек, который при случае поймет и простит… ну конечно, после того как вломит по первое число за все хорошее! — Очень соскучилась! Домой хочу-у-у!
— А колечко? — В зеркале проявился, обрел четкость и прищурился тетин глаз. — Нашла?
— Не-э-эт! — Я решила напустить в голос страдания. — Даже в Кипеж-град за ним пришли, а толку — ноль!
— Ух куда вас занесло! — Глаз уменьшился, являя мне заспанное лицо родственницы. — А чего там? След нашли?
— Да не совсем! Нам посоветовали обратиться к бабке Кудыке, что на Кудыкиной горе живет. Вроде как знатная вещунья… теть? — Но перебить самозабвенно матерящуюся Мафаню не стоило даже пытаться.
— Твою ж… да за… и через… Да шоб вас подкинуло и разорвало… Да шоб вас драконом переползло туда и обратно восемь раз! Племяшка, так твою разэтак! Где твоя голова?!
Я осторожно коснулась виска, потрогала лоб, заправила выбившуюся кудряшку.
— Ту… тут… А что?
— Где тут? Я тебе что говорила, когда в путь отправляла? Как только появятся вопросы или неясности, сразу же выходишь со мной на связь! Говорила?
— Угу…
— Ну а если «угу», тогда скажи, какого… ни ты, ни твой ухажер разлюбезный ни разу не поинтересовались у меня, а нужно ли было вам туда тащиться?
От дурного предчувствия у меня похолодело в груди.
— А что? Не нужно? В этом Кипеже что-то опасное?
— Без понятия! — озадачила тетя и пояснила, принимаясь колупать в зубах тонкой спицей: — Жить в принципе вообще опасно. Нет, я не к тому! Я бы тебе и так расклад на колечко сделала. Авось бы и нашла, а не нашла бы, так есть к кому обратиться. Проверенный народ. Просто, притащившись в Кипеж, да еще шагая к вещунье, вы потеряли уйму времени.
— А при чем тут время? — Тетя умеет удивить. Я даже села возле ручейка на валун, уже позабыв, что меня где-то ждут. — Я вроде с Фениксом на определенные сроки не договаривалась. Принесу, и на том спасибо!
— Ты-то нет! Да только вчера батяня твой заходил. Говорит, соскучился по Васильку. Поеду погляжу, как дитятко устроилось. И меня с собой берет! Представляешь, что будет, если тебя в доме Феникса не окажется? Еремей же на него войной пойдет! С твоего папки станется… Даром что все войско жиром заросло…
— Тетя! Нет! — Я, уже не замечая ничего вокруг, вцепилась в зеркальце двумя руками. Представляю, что отцу наговорит Люстра Филаретовна! Да и сам Феникс… А может, он не станет меня сдавать? Но все равно радости мало… Не дай боже батя узнает, что все это время я таскаюсь по окрестным царствам-государствам в компании незнакомого наемника! Вот тогда точно война будет! — Задержи его! А я постараюсь поскорее найти кольцо!
— Да уж и без сопливых скользко! — Тетка перестала заниматься чисткой зубов, придирчиво оглядела спицу и воткнула наугад в ком спутанных на макушке волос, тотчас став похожей на потрепанную жизнью японо-маму. Кажется, так звали всех женщин в каком-то весьма отдаленном царстве, если вспоминать географию, граничившем с Гидайским шахством. — Задержу. Будь спок. Теперь рассказывай, чего узнать хотела?
— Ну… — Я задумалась. Феникс подождет. Теперь меня почему-то глодала мысль о бабке Кудыке… — Для начала: что ты знаешь о вещунье с Кудыкиной горы и стоит ли нам туда идти?
— Ща…
Тетя на миг пропала, затем появилась, держа одной рукой волшебный шар. Было видно, как она уселась за стол и, что-то бормоча, положила на белесую сферу руки. Даже прикрыла глаза. И тут…
— Ва-а-ась!
— Василиса Батьковна?!
Тетя! Ну же! Скорее!
И тетя, будто услышав мои мысли, распахнула глазищи, и последнее, что я услышала, прежде чем мне надели на голову мешок, было:
— Тикали бы вы оттуда, племяшка…
Быстро спрятав зеркальце за пазуху, я попыталась брыкаться, но тогда шутники натянули пахнущий травой узкий мешок мне почти до самых коленок, разом обездвижив, вскинули на плечо и пустились куда-то едва ли не бегом.
— Ник? Да я… да я тебя уволю! Выпусти меня немедленно! Поставь меня на землю!
Попытавшись представить себя червячком, я принялась изъявлять протест, очень выразительно извиваясь у похитителя на плече, но не дождалась никакого результата. Не сбавляя шаг, он попросту крепко шлепнул меня по спине, отбив всяческую охоту дергаться. Второй причиной, заставившей меня повиснуть на широком плече похитителя, были раздавшиеся совсем близко встревоженные голоса друзей:
— Вась?! Ты где?! Василиса! — Ник?
— Не молчи, радость моя златогривая! Хошь, одуванчик сорву? В косу заплетешь и будешь дура дурой! Ой! То есть красивая-раскрасивая! — И Борька!
Тогда кто же меня спер?
Заслышав погоню, похититель перешел на бег, явно куда-то поднимаясь.
Я завопила:
— Ни-и-ик! Спасите-помогите, я ту-у-у-ут! Меня… — Сильный тычок под ребра сбил мне дыхание, заставив захлебнуться криком.
Пока я пыталась отдышаться, чей-то хриплый и довольно знакомый голос вежливо попросил над ухом:
— Вась, заткнись, пожалуйста. И тогда я обещаю, что ни один из твоих попутчиков не сорвется в пропасть и ни на одного из них не упадет валун. Ну и вообще все уйдут отсюда в целости и сохранности.
— А ежели нет? — дерзко, но тихо выпалила я.
— На нет и суда нет, — был мне ответ, и тут же где-то в стороне и как будто внизу послышалось:
— А, твою ж, ты… через… да в качель!
— Ник?
— Кажется, я ногу подвернул!
На этих словах меня снова грубо ткнули в ребро:
— Поняла, красавица? Подвернул! А не сломал. Цени мою доброту!
На глаза навернулись слезы. От собственного бессилия, от страха за Никиту, от злости на этого негодяя.
— Поняла… — почти шепотом выдохнула я. — Что ты хочешь? Выкуп?
— Немного потерпи и все узнаешь! — Мешок тряхнули, перекладывая на другое плечо.
Похититель перешел на бег.
Сначала я пыталась запоминать повороты, потом махнула на это бесполезное занятие рукой. Солнце ярко протыкало мешковину теплыми лучами, не давая мне совсем заскучать. Видимо, туман рассеялся, а может, на вершине и не было никакого тумана? В том, что меня тащат на самую вершину, я уже не сомневалась. Подъем делался все круче, но похититель упрямо шагал, ни разу не сделав остановки и не выпустив мешка из рук.
Наконец марафон закончился. Разбойник, хрипло и часто дыша, остановился. Послышался скрип открываемой двери, и солнце, всю дорогу пытающееся сшить лучиками ветхую мешковину, поняло бесплодность попыток и исчезло, оставив меня в темноте и в тишине. Только надсадное дыхание похитителя и его неспешные шаги заставляли меня замирать от страха, гадая о своей участи. Откуда я его знаю? Слышала, видела, встречалась… ЗНАЮ!
Ответ на этот вопрос я получила довольно быстро.
Меня довольно невежливо стряхнули с молодецкого плеча, больно стукнув коленями о неструганые половицы пола, сдернули с головы мешок и, подняв за шкирку, толкнули на жалобно хрустнувший табурет. Не мигая, я уставилась на заросшую бородой улыбчивую одноглазую рожу.
— Лих?!
— Ну вот и снова свиделись, девонька. Принцесска ты моя расчудесная!
— Но как? Зачем? — Я привстала, но он был начеку и легонько толкнул меня, заставляя снова упасть на табурет. — Тебе деньги нужны? Так у Никиты есть. Ты только его позови! Он заплатит!
— О-хо-хо! Пять золотых? Или даже десять? — Лих добродушно поохал, будто не веря в мою непролазную тупость. — Э-хе-хе… Ну вот только зачем они мне, а, Василек?
— Тогда что тебе нужно? — Мои щеки вспыхнули огнем раньше, чем я сама ответила на свой вопрос: — Я?
Лих недоуменно нахмурился и тут же снова заохал:
— Ты? О-хо-хо… Ну до чего ж девки с самомнением пошли… Да на кой мне такая, как ты, неумеха сдалась? Ты хоть знаешь, как портки у мужиков сымаются?
Я честно помотала головой. Может, отстанет?
Лих смерил меня задумчивым взглядом и сделал круг по пустой комнате, усиленно что-то выискивая на полу в лежалом хламе.
— Говоришь, ты у короля Еремея единственная дочка?
— Да! — гордо выпалила я и спохватилась: — А что?
— Да просто… интересуюсь… — Он вдруг присел, раскапывая руками ветошь.
Как он одним глазом все видит? Тут и с двумя-то сложно… Сумерки, царящие в доме, разбавляли только редкие лучики солнца, едва пробивающиеся из-за заколоченных широкими досками окон. Наконец Лих довольно хмыкнул, вытянул из ветоши измочаленную веревку и направился ко мне. У меня от страха задрожали колени, но я все же нашла в себе силы подняться и на ватных ногах броситься… нет, не броситься — заковылять к двери.
Я даже успела взяться за ручку и толкнуться в рассохшуюся дверь.
Я даже зажмурилась, на миг ослепнув от щедрого солнечного света.
Я даже захлебнулась воздухом, невероятно свежим, напоенным запахом свежескошенного сена и привкусом далекого моря. А потом на меня навалилась туша моего преследователя, и дом, словно беззубый монстр, снова всосал меня в полумрак.
Мгновение спустя я опять сидела на стареньком табурете, а Лих за спиной старательно спутывал мне веревками руки, заботливо приговаривая:
— Ты не боись, деваха. Ничего я с тобой не сделаю. Ты мне нужна в целости и сохранности.
— Зачем? — охнула я, чувствуя, как веревка впилась в кожу с безжалостностью пилы.
— Меньше знаешь — крепче спишь, хотя… — Сопение прекратилось. Лих вышел из-за моей спины и уселся передо мной на корточки, с какой-то странной жалостью разглядывая меня единственным глазом. Вроде бы и сочувствует, но все равно убьет, потому что так надо! — В твоем случае, Василек, это пожелание неактуально. Меньше ты будешь знать или больше — а крепко уснуть у тебя уже не получится.
— Ты меня убьешь? — Я украдкой пошевелила пальцами, но только лишний раз убедилась, что Лих связал меня намертво. Более того, большинство пальцев я попросту не почувствовала.
— Нет. — Лих добродушно улыбнулся и с нежностью завел мне за ухо выбившийся на глаза завиток. — Твое тело не умрет, это я тебе обещаю. А пока… не будем терять время даром. К тому моменту, как нас найдут твои друзья, все уже должно быть сделано.
Он поднялся и принялся расчищать пол от ветоши вокруг табурета.
— Что сделано? — От его угроз меня прошиб холодный пот. — Имей в виду, Ник меня все равно найдет и тебе за такое безобразие последний глаз одним пальцем выдавит!
Я хотела все это угрожающе прорычать, но у меня не получилось. Голос подвел в самый ответственный момент, выдав вместо сердитого рыка жалкий фальцет. Знать бы еще, что этот пакостник задумал!
— Найдет… и выдавит, — беззаботно согласился Лих. Оглядел относительно чистый круг и вдруг каверзно ухмыльнулся: — Если по дороге с ним не произойдет какой-нибудь несчастный случай.
Он стянул пиратскую засаленную повязку, и я оцепенела, разглядывая его совершенно здоровый, горевший ультрафиолетом глаз. Неожиданно будто тысячи иголочек впились в тело, пришпиливая меня к табурету, но табурет, видимо, решил, что на его век и так достаточно приключений, и с тихим хрустом развалился. Я хрястнулась об пол сначала попой, потом головой и тихо взвыла:
— Так нечестно! Проводить опыты над связанной беззащитной жертвой — по меньшей мере свинство!
Не сводя с меня взгляда, Лих зловеще улыбнулся и снова спрятал под повязкой свой жуткий глаз.
— Это не опыты. Это предупреждение и доказательство слухов. Если попробуешь раньше времени хоть как-то позвать на помощь Ника, обещаю, что он упадет не с табурета… и не на мягкий зад. Меня же недаром матушка с тетей Лихом назвали… — Негодяй порылся в карманах широченных, мышастого цвета штанов, выискал там кусочек мела и, не обращая больше на меня никакого внимания, принялся выводить жирную линию, пока не замкнул ее в большой неровный круг. — Ну вот… Теперь недолго ждать осталось.
С этими словами он выудил из другого бездонного кармана огарки свечей и принялся расставлять по меловой границе. Затем долго щелкал огнивом, усердно их поджигая. Наконец странные приготовления оказались закончены. Лих поднял меня, перенес в круг и посадил, только теперь на пол. Сам встал за пределами круга лицом к двери и старательно, время от времени запинаясь, проговорил:
— Приходи, п-покажись, на свой праздник явись, вкруг себя п-поворотись, в красну девицу обернись. Ждем тебя — п-припрись!
— Вернись, олух! Сколько можно учить тебя этому заклятию?! — вдруг раздался в избушке сварливый женский голос.
Я сидела ни жива ни мертва, глядя, как пылающие ярким огнем свечи одна за другой принялись гаснуть, покрываясь изморозью. Мне в лицо будто дохнуло могильным холодом, и все тот же голос уже более ласково произнес:
— Что подумает наша гостья? Как ты посмел ее связать? Да еще и уронить?! Запомни, крысеныш, если на ней будет хоть синяк…
— Простите! Это были вынужденные меры! — Лих, похоже, действительно струхнул и, не придумав более действенного оправдания, все свалил на меня: — Она хотела сбежать! И вообще, эта принцесска очень строптива, если не сказать, опасна!
— Принцесса? — Из пыли и ветоши, покрывавшей пол, вдруг начала вырастать фигура.
Я сжалась в комок, разглядывая странную гостью. Что это за магия такая? Между тем фигура обрела довольно угадываемые женские формы. Длинный подол платья соткался из крепкой, облепленной пылью паутины, волосы — из проросшей внутрь избушки травы, а лицо собралось из капелек и потеков застывшего воска. — И зачем ты меня искала, принцесса?
— Я? Искала? Кучу мусора?! — В другом случае я бы даже рассмеялась, если бы не была так сильно напугана. Но лучшее средство защиты — это нападение. — Не льсти себе!
Фигура возмущенно фыркнула.
— А я предупреждал о ее характере, тетя! — тут же влез Лих, за что и поплатился.
— Заткнись, убогий! Какое мне дело до ее характера? А тебе урок на будущее! — На Лиха уставился палец, слепленный из обветшалых клочков ткани. — Хочешь жить в роскоши, выбирай роскошь! Надеюсь, ты меня понял!
— Все тех крестьянок мне вспоминаете? — Лих нахмурился, поправил повязку и на всякий случай сделал пару шагов назад. — Так надо было сразу все точки над «ё» расставлять!
Тетя? А не та ли это пророчица, которую мы так усиленно ищем? И ее вид… Наверное, об этом говорила мать Лиха? И не жива и не мертва? Потому как живой ее точно не назовешь, разве что ожившим мусором. А что касается мертвой… Была бы мертвой, так резво не маскировалась бы под «мусорную» бабу.
Я даже хихикнула. А чего? Снежная есть, так отчего мусорной не быть?
— Что, уже не страшно? — тут же отреагировала хозяйка.
— Страшно. — Я стерла улыбку и внимательно посмотрела туда, где у нормальных людей находятся глаза. — Зачем я вам нужна? Зачем этот одноглазый бандит меня спер?
— Спер?! — возмущенно рявкнул Лих. — Да если бы ты сама так усиленно не желала попасть к тетушке, наши пути даже бы и не пересеклись!
— Тихо! — прикрикнула ожившая ветошь на возмущенно сопевшего похитителя. — Молчать! Ты свое дело сделал, дай теперь мне с девушкой пообщаться. Без свидетелей! А сам вон иди лучше дверь посторожи. Не ровен час, освободители нагрянут!
Обиженно бурча под нос, Лих направился к двери. Ведьма дождалась, когда она за ним захлопнется, и снова уставилась на меня невидимым, но весьма ощутимым взглядом.
Я молчала, старательно придумывая план спасения. Ведь, судя по ситуации, не на пряники же меня сюда зазвали. Надо бы ее разговорить, тем самым потянуть время, а там, глядишь, меня найдут Борька с Ником, и мусорная тетка не успеет…
Я сосредоточенно нахмурилась. А что она должна успеть? Зачем я ей?
Наконец призраку надоело меня разглядывать, она шагнула ближе и остановилась, едва не наступив на меловую границу.
— Ты действительно хочешь у меня что-то узнать?
Я пожала плечами. Коню понятно — хочу, если я искала провидицу!
— Так спрашивай! У нас мало времени.
Ага. Нашла дуру. Спрошу — она ответит и… посадит меня в печь? Ну… или для чего я еще ей нужна?
— Что, с перепугу язык отсох? Или не доверяешь? — Не дождавшись расспросов, пророчица начала злиться. Совсем незаметно, но по коже промаршировали мурашки, заставив меня еще сильнее затеребить путы. Вдруг получится и я их развяжу? Лих не мешает, так, может, мне удастся справиться с этой кучей мусора?
Кому рассказать…
Ладно, рискну…
— А чего спрашивать? Ты же пророчица, вот и расскажи как на духу, зачем я к тебе пришла. Ответь на мой самый главный вопрос.
Ведьма какое-то время стояла, разглядывая меня. Я чувствовала этот пробирающий до костей взгляд и едва ли не вслух упрашивала себя оставаться спокойной. Только богам известно, что мне стоило не закатить истерику перед этим кошмаром всех дворников, с мольбой о пощаде и просьбой отпустить.
Хмыкнув — не то разочарованно, не то с уважительной ноткой, бабка Кудыка отступила на шаг от меловой границы круга и заговорила:
— Хорошо, свет-Василисушка, короля Еремея дочь. Расскажу твою жизнь как на духу. Жила не тужила, пока твой батя ни с того ни с сего не выдал тебя замуж за чудо-юдо, что горит, да сгореть не может из-за грехов своих. И задумала ты от него откупиться заветной данью. Сбежала ты из мужниных чертогов на поиски колечка странного да повстречала на пути-дорожке молодца-удальца. А теперь отвечаю на твои вопросы: да, любит. Да, найдете. И не где-нибудь, а у одной из шамаханских принцесс твое колечко завалялось. А вот потом… мне неведомо…
— Как неведомо?! — Я даже думать забыла о веревках, сдавливающих руки. Ник меня любит! А что еще нужно? Кольцо найдем, Феникс отпустит меня на все четыре стороны… — Ты же предсказательница! Ты же в мире духов живешь! Тебе все ведомо!
— О чужих бедах и тревогах — да. — Мусорный силуэт вдруг сделал шаг вперед, и нога, состоявшая из ветоши и каких-то прогнивших кусков ткани, наступила на меловую границу. — А вот собственное желание и будущее мне неведомо. Понимаешь? — Еще один шаг, и вторая нога, стирая, наступила на черту. — Не знаю я, приглянется ли мне твой ухажер! Можа, и приглянется, а мож, пошлю ко всем чертям. Еще чего, мне — королевской дочке — да голытьбу всякую в дом тащить?!
— Что? — На мгновение мне показалось, что призрак сошел с ума и стал заговариваться, а потом я вдруг все поняла. — Нет… Ты… ты хочешь забрать мою жизнь?
— В точку! — Бабка Кудыка сделала еще один шаг и уставилась на меня пушистыми клочками пыли, заменявшими ей глаза. — Только я хочу не забрать твою жизнь, а обменяться с тобой жизнями. Ты останешься тут безымянным призраком, которого даже мутант-дракон не боится, а я пойду с твоими товарищами дальше. Найду колечко и договорюсь с Фениксом о твоей свободе. Папенька будет ра-ад. А Ник… ну что Ник? Понравится — осчастливлю, а нет, так на нет и суда нет! Так что… я о твоих родных позабочусь как надо. И любить они меня станут — пуще прежнего. А то, что я вдруг привечу сиротинушку Лиха и его старуху-мать, так это же хорошо! Это же… как ее… а! Благотворительность! А благотворительность нынче у принцесс в чести!
— Ник поймет, что ты — это не я! — Надо сопротивляться из последних сил. Не дать ей меня запугать! Потянуть время, а там, глядишь, и Ник подоспеет… На нервной почве мне даже показалось, что я услышала на улице чьи-то крики, но въедливый голос «мусоровоза» заглушил все:
— Не поймет. Твоя плоть знает о твоих привычках очень много, твои губы и горло помнят, как ты говоришь, твое лицо не забудет, когда и как наморщить лобик, улыбнуться или скорчить обиженную мину. В твоей голове хранятся ответы на все, что ты знаешь. Он не поймет. Ни отец, ни твоя тетка-знахарка. Никто! Скоро тебя придут спасать друзья, и… как ты думаешь, что они увидят, открыв дверь?
Она снова сделала ко мне шаг. Я поползла назад. Страх болотной мутью сковал разум и тело, а вот мой язык в который раз доказал, что обладает отдельным от моего разума интеллектом:
— Наверное, они увидят новое представление, в главной роли которого выступает мусорная баба. Ты сама-то себя со стороны видела? Да у тебя вместо носа обгрызенный крысами початок кукурузы, а лицо из свечных потеков. Кстати, какой тушью пользуешься? Ресницы будто в густой пыли! А платье! Скажи, вон тот круглый ремешок, что свисает у тебя на грудь из-за плеча, это не крысиный хвост? А волосы-то, волосы! Впервые в жизни назову их соломой без злого умысла обидеть. Просто констатация факта!
— Ах ты дрянь! — Ведьма остановилась в шаге от меня и что-то прошептала. Я вдруг почувствовала, как неведомая сила, будто дернув за подмышки, тащит меня вверх, поднимая на ноги. — Скоро ты поймешь, что такое не иметь никакого тела.
Она снова что-то забормотала, но я ее уже не слушала. Сердце забилось радостно и громко, заглушая все. И все-таки голоса мне не почудились! И даже лязг меча! Только бы Лих не напал внезапно! Только бы он не применил свой глаз как боеголовку дальнего радиуса действия! (О как я завернула! Не знаю, что это значит, но батя любит так называть тетю Мафу.)
Я открыла рот, чтобы закричать, но поняла, что больше не могу контролировать свое тело. А ведьма бормотала и бормотала заклинание, с каждым словом подчиняя меня себе. Мои руки и ноги принялись двигаться сами по себе, словно нанизанные на ниточки в руках кукловода, из горла вырвались звуки — от рычания до невнятного стона.
Наконец ведьма замолчала. Ее пыльные губы растянулись в жуткой улыбке.
— Ну вот и все, принцесса. Сейчас я произнесу последнее слово, и твое идеальное тело станет моим. И вот что я хотела сказать тебе напоследок: не пытайся вернуть его себе. Я не говорю, что это невозможно. Возможно. Но — обещаю. Я не отдам его тебе так просто. Пострадают те, кого ты любишь. Подумай, захочешь ли ты обрести плоть и потерять отца, тетю и… Ника? Смирись. Это теперь твоя судьба. Самое лучшее, что ты можешь сделать, найти заклинание смерти и перейти в загробный мир. А теперь прощай! Аббарраааааа!
Под ее вой я почувствовала, как неведомая сила вытаскивает меня из привычной жизни, из родного тела. Унося все выше. Под самый потолок. И то, что я увидела мгновением позже, уже паря над собой и жуткой хозяйкой этого дома, мне показалось бредом. Игрой воображения. Иначе откуда между нами вдруг возникла стена пламени? Более того, пламя превратилось в высокую и вполне узнаваемую фигуру, закутанную в темный плащ. Капюшон упал на плечи, обнажая лысую голову с мерцавшими проплешинами пламени. Феникс!
— Ведьма! — Муженек вскинул руку, словно отгораживаясь от Кудыки.
— Пепельный! — Кажется, эти двое знакомы, и довольно тесно! — Что тебе нужно?
— Забрать девчонку! — Пронзительно тихий голос мужа любого заставил бы свернуть все планы и ретироваться, но ведьма попыталась с ним поспорить:
— Ну уж нет! Она моя! Я так долго ждала именно ее! Принцесса! Мне наконец-то повезло, а ты хочешь, чтобы я отдала ее тебе? Зачем? Возьми себе любую другую!
— Мне нужна она.
Коротко и ясно. Паря где-то под потолком (судя по ощущениям), я отстраненно наблюдала за их спором. За возмущенными выкриками ведьмы и равнодушно-безликими ответами Феникса.
— Я отдала тебе столько душ, неужели ты не сделаешь мне подарок? Оставь ее мне! — Видя бесплодность гневных убеждений, Кудыка перешла к заискивающим уговорам. — Прошу тебя!
— Мне она нужна, — также бесцветно повторил Феникс и забормотал какую-то ахинею: — Абаараа самм ситаар аккарам…
Я почувствовала, будто чьи-то руки мягко, но решительно потащили меня обратно, в стоявшее столбом тело. Раздался возмущенный визг. Видя, что добыча ускользает, ведьма будто обезумела. Созданная из мусора фигура бросилась на Феникса, но тот лишь шевельнул пальцами, и вся ветошь и пыль осела у его ног, только запорошив край длинного плаща.
Он неспешно договорил заклинание, и мне показалось, будто я попала на городскую карусель. Вокруг все завертелось, а в следующее мгновение я уже поняла, что смотрю в белесые глаза мужа. Наверное, надо что-то сказать?
— Не надо. — Он словно прочел мои мысли и накинул капюшон, скрывая покрытый огненными язвами лысый череп. — Мне нужно мое кольцо. Это и будет твоей благодарностью.
Я пожала плечами, с опаской покосилась на лежавшую на полу кучу безжизненного (как это ни безумно звучит) мусора и снова посмотрела в изуродованное лицо мужа.
— А ведьма действительно умерла?
Феникс позволил себе едва заметный перекос губ, надо полагать, заменявший улыбку.
— Она и так была мертва. Как думаешь, для чего в таком нелицеприятном облике она искала молоденьких дурочек?
— Да, но… — На языке вертелся какой-то важный вопрос, но мысли устроили чехарду. Надо сосредоточиться… — А где…
Вот только Феникс не счел нужным меня выслушать и нетерпеливо перебил:
— Ее кости не в этом мире, и если…
Договорить ему не дали. Дверь распахнулась. В дом ввалились мои спасители и замерли, во все глаза разглядывая нас. С улицы донесся возмущенный визг Борьки, не иначе как подыскавшего себе очередного кандидата на роль беговой дорожки:
— Куда?! От меня? Уползать? Вот тебе! Вот тебе! Вот тебе!
Феникс медленно обернулся, встретился взглядом с Ником, и его лицо, обезображенное обгоревшими рубцами, озарила самая настоящая, искренняя улыбка. В следующее мгновение его охватило яркое пламя, опалившее меня невероятным жаром. Спасаясь, я отшатнулась, закрывая лицо руками, а когда рискнула отвести ладони, Феникса нигде не было. Только теплый ветерок, ворвавшись в распахнутую дверь избушки, старательно собрал в крохотный смерч перемешанный с пылью и ветошью странный черный пепел, запорошивший все у моих ног, и одним порывом выдул его в щелястые стены избушки.
