20
Только присутствие возлюбленного дедушки Вольфрама не позволило Леопольду броситься мне на шею со слезами благодарности. А слез этих было много, целое ведро. Взбрыкни Леопольд от радости, оно непременно расплескалось бы во все стороны, породив безобразную сцену; чародеи, бьющиеся в истерике, — не лучшее зрелище, поэтому я только обрадовался такой сдержанности.
Леопольд не мог поверить в свое счастье. Бывший фокстерьер шел, волоча ноги, как человек, только что получивший помилование и сдернутый с эшафота, где сверкал в лучах солнца воткнутый в плаху топор.
— Получайте. И помните мои наставления, Невергор, — произнес старик.
Леопольд сверкал сметанной бледностью. Его можно было поселить в каком-нибудь замке и выдавать за старинное родовое привидение.
Преодолев еле-еле половину расстояния от своего мучителя до своего освободителя, он подарил нам по одному высококачественному подозрительному взгляду. Должно быть, почуял заговор. Ему стало интересно, что здесь происходит.
— Мы возвращаемся домой, — сказал я дружелюбно.
— Какой дом ты имеешь в виду? — спросил Леопольд.
— Для начала мой…
Я оттеснял чародея к двери, стремясь побыстрее покинуть обитель ужаса, пока Вольфрам не передумал. Вообще-то на такую удачу я не рассчитывал. Приготовившись к долгим переговорам касательно судьбы несчастного фокстерьера, я получил его так быстро, что несколько растерялся. Пятнадцати минут, чтобы свыкнуться с этой мыслью, оказалось мало.
— Твой? — спросил Леопольд.
Хм… мне кажется, пребывая в образе собаки и думая собачьими мозгами, мой приятель невольно понизил свой интеллектуальный уровень.
— Мы пойдем ко мне домой и там обо всем поговорим. Его сиятельству графу Лафету нужно сосредоточиться на собственных мыслях, — сказал я громко.
Замечали когда-нибудь: если вы обнаруживаете, что ваш собеседник ничегошеньки не соображает, в вас просыпается непреодолимое желание орать во всю глотку. Будто бы так он быстрее поймет изрекаемые вами перлы. То же самое происходит с иностранцем, плохо владеющим вашим языком, — вы говорите с ним, словно он глухой.
С Леопольдом я поступил точно так же. В следующий миг он отодвинул меня от себя и спросил, зачем же так надрываться.
— Потом объясню, — прошипел я, стараясь выкатить его из гостиной. Он выкатывался с большим трудом.
«Ну и неуклюж ты, братец, — подумал Браул Невергор. — Что скажет красавица Ирма?»
И тут нас окликнул страшный Вольфрамов голос:
— Стойте!
Я хотел схватить Леопольда, сунуть под мышку, как давеча юного герцога, и убежать, но старик всего лишь предложил нам более удобный способ перемещения в пространстве.
— Я могу открыть вам портал прямо к месту назначения. К вам домой, Невергор.
Старик улыбался совершенно по-злодейски. Ну и как я могу доверять ему после этого?
— Я надеюсь, — задрал нос Леопольд, — это не очередная твоя выходка, дедуля?
— На твоем месте я бы помолчал, — гаркнул в ответ Вольфрам. Его лицо стало красным, и существовала опасность, что это и есть признак начинающегося рецидива.
— Мир, мир! Будьте любезны, граф, отправьте нас побыстрее в мою скромную хижину, — сказал я, оттесняя Леопольда за спину.
Старик мрачно пробурчал несколько уничижительных замечаний в адрес современной молодежи и потер руки с тем же противным пергаментным звуком. Он сказал нам не шевелиться, а сам принялся делать дирижерские пассы. Его манера колдовать была старомодной и вела свою родословную, наверное, еще с тех времен, когда на месте Мигонии шумели зеленые дубравы и квакали болотные лягушки. Теперь так не чародействуют, а жаль — в этом антиквариате присутствовала некоторая прелесть.
Не успев толком ею насладиться, я почувствовал сильное кружение. Потом произошел сильный наскок, словно на всем ходу в меня врезался двухголовый Гамб. Леопольд мяукнул и мешком повалился на мой любимый ковер, устилающий гостиную. Ту самую, куда недавно бесцеремонно вторгся Вольфрам Лафет Первый.
Шмяк! Это я приземлился рядом. Треснувшись затылком, Браул Невергор некоторое время не мог понять, где пол, а где потолок, но на помощь мне пришел друг детства.
— Живой? Бра-аул?
Леопольд пощелкал пальцами перед моим лицом.
— Мы умерли? — спросил я, очень надеясь, что это обстоятельство избавит меня от необходимости переться в Волшебную Страну и добывать Тигриного Жаворонка.
— Нет.
— Со своей стороны, замечу…
Но в тот же миг Леопольд схватил меня за руку и поставил по стойке смирно. Стойка была далека от совершенства — ноги, видите ли, подгибались, — поэтому чародей просто привалил меня к стенке. Отбежав к запертой двери гостиной (это я ее запер снаружи), Леопольд обернулся — его внимание привлек звук моего падающего тела.
— Браул, я тебя не узнаю, — сказал Леопольд, делая еще одну попытку вернуть меня в мир прямоходящих. — Сколько помню себя и тебя, ты всегда излучал энергию и улыбался до ушей!
— Те времена прошло безвозвратно, — промычал я.
Удар затылком об пол был слишком сильным. Если со мной произойдет еще что-то подобное, меня можно будет без сожаления отнести старьевщику.
— Ты пессимист.
— Станешь пессимистом, когда тебя вот так роняют, словно ты саквояж, а не живой волшебник.
— Побывал бы ты в шкуре фокстерьера, — сказал Леопольд.
— Однажды я был котом.
— Ну и как?
— Ничего хорошего.
Леопольду пришлось применить некое взбадривающее волшебство, после которого я окончательно пришел в себя и смог приступить к текущим делам.
Однако вот странность: пространственная аномалия исчезла. Она точно была здесь после визита Вольфрама, оставалась на месте, когда я выходил из дома, но сейчас ее и след простыл. Гостиная выглядела, как гостиная — и ничего больше. Узелок, завязавшийся на теле нашего континуума, благополучно развязался.
Я озадаченно скреб затылок, не обращая внимания на попытки Леопольда штурмом взять закрытую дверь.
Бывает, что аномалии рассасываются непроизвольно, и мне бы только радоваться, что я избавлен от необходимости зашивать дыру собственными руками, но червячок сомнения все-таки точил мою душу.
Когда живешь в обществе таких, как Тристан Профитроль, и водишь дружбу с Вольфрамами, привыкаешь во всем искать подвох.
— Ты долго будешь стоять, как фонарный столб? — спросил Леопольд, мертвой хваткой вцепившись в дверную ручку. — Это я так… если ты очень занят, то…
Я объяснил ему про аномалию, на что он ответил, что и знать о них не желает во веки веков, а волнует его сейчас единственное: как быстрее прижать к груди свою возлюбленную. Речь, конечно, шла об Ирме Молейн. Вряд ли Леопольд настолько изменился, чтобы воспылать чувствами к Фероции.
Исходя из тех сведений, которыми я владел до ухода, Ирма должна была как раз находиться в моем доме и сморкаться в платки, услужливо подносимые Селиной. Чтобы Леопольд не обрадовался раньше времени, я не стал сообщать ему эту новость. Если бедняжка успела помереть от горя, мое известие будет некоторым образом не к месту.
Чародей отлепился от двери и утер пот со лба. У него еще оставались силы проклясть всех дверных дел мастеров в королевстве. Я успокоил беднягу сообщением, что на замке лежит заклинание и что сейчас я его сниму.
— Ну? — спросил Леопольд.
Дверь не открывалась.
— Теперь надо повернуть ключик с другой стороны, — ответил я.
Чародей вскипел и проклял всех ключевых дел мастеров и их родственников. Досталось и тем, кто в стародавние времена изобрел врезные замки.
— Выход один, — сказал я. — Придется орать и вопить во всю глотку, чтобы нас услышала Селина.
— Кто такая Селина?
— Новая служанка.
— А где старая? Та кошмарная карга?
— Она сменила среду обитания. Теперь живет в аквариуме.
— Твой дом подозрительно напоминает палату для бесноватых, Браул.
— Знаю.
Делать ничего не оставалось. В течение десяти минут мы орали, стучали в дверь и выли на разные голоса. Я пытался колдовать, чтобы подать находящимся в доме существам какой-нибудь сигнал, но удар затылком не позволил мне сосредоточиться должным образом. Леопольд, пребывая в состоянии нездорового возбуждения, вообще чуть не спалил сам себя. Я вовремя остановил чародея. Его одежда уже начала дымиться.
— Так, спокойно, — сказал я.
— Клянусь, еще немного — и мне придется применить геомантию!
— Знаю, знаю… Это мы всегда успеем.
— Я хочу к Ирме.
— И это знаю…
Тут с другой стороны раздались шаги, и Селина спросила, кто мы и что тут делаем.
Я объяснил, чему маленькая блондинка несказанно удивилась.
— Тебе надо найти ключ, он в моих штанах, которые остались в спальне. А потом ты вернешься и сунешь ключик в замок…
— Ваше сиятельство, уж с этим я как-нибудь справлюсь, — ответила Селина, удаляясь.
— Вот видишь, — сказал я, утирая трудовую испарину с алебастрового чела.
— Вижу. Живи я такой кошмарной жизнью, я бы давно…
— А я рассчитывал на малюсенькое слово благодарности.
— Малюсенькое слово благодарности! Устраивает? — пробурчал Леопольд.
— Мне надо тебе кое-что сообщить, мой старый друг…
Ничего сообщить я не успел. Селина материализовалась по другую сторону порога и заскрипела ключом в замке.
Мы встретились, словно брат и сестра — улыбаясь. Только сословные нормы не позволили мне заключить эту прелестницу в жаркие объятия.
— Как дела? — спросил я, хватая свободной рукой Леопольда за шиворот. Он хорошо взял с места, но моя хватка была железной. Потеряй я бдительность хоть на секунду, чародей уже был бы в двух кварталах от моего дома.
— Дела преотлично, граф… — сказала служанка.
Извивающийся и изрыгающий проклятия Леопольд ее ничуть не удивил. После общения с Тристаном и работы в герцогской цитадели эту девицу ничто не способно было поразить.
Чародей затих. Его внимание приковала Селина. Будь он до сих пор фокстерьером, я бы назвал этот взгляд взглядом, брошенным на большую сочную сардельку.
— Дела преотлично. Кроме одного. Тристан сбежал.
— Что???
— Как есть — сбежал. Дал деру вскоре после того, как вы ушли.
— И?
Блондинка пожала плечами.
— Откуда мне знать? Я вышла из дома и покричала. Он, конечно, не отозвался, и я прекратила кричать, думая, что глупо изображать из себя пастушку, которая сзывает…
— Селина, Селина, это катастрофа! Вы видели наводнение?
— О нем кричали люди, пробегающие по Радужной улице. Я думала, они шутят.
— Так вода сюда не добралась?
— Нет.
— Какое наводнение? — спросил Леопольд, отрывая взгляд от служанки.
— Я мертвец, я мертвец, я мертвец… — пробормотал я.
— Почему?
Народ хотел знать.
— Юный герцог сбежал, и если он попал в бурные воды, представьте, что могло случиться! И это я виноват! Вместо того чтобы посадить его на цепь в подвале, я позволил ему свободно разгуливать по дому!
— А кто такой Тристан? — спросил Леопольд.
Через секунду я с громким криком зачем-то взбегал на второй этаж. Потрясенный ужасными известиями, Браул так и не услышал предупреждения, исходящего от Селины. Он вообще потерял способность соображать, а потому, заскочив в комнату, где мы недавно ворковали с Фероцией, замер как вкопанный. Было чувство, что передо мной незримая стена.
Мои волосы стояли дыбом, глаза, наверное, выскочили из орбит и покачивались на ножках, словно у краба, а цвет лица вообще нельзя было определить.
Такой вот конфуз. На грани разрыва сердца.
В комнате были две прекрасные персоны. Одну я знал хорошо, но другую видел впервые. Она показалась мне сгустком огня, вдруг принявшим форму миниатюрной девушки. Крохотуля сидела в одном из моих кресел и прикладывала к лицу скомканный и пропитавшийся слезами платок.
Мое появление заставило незнакомку вздрогнуть. Точнее, подпрыгнуть. Безусловно, она уже знала о Брауле Невергоре, но, держу пари, ей и в голову не приходило, что все настолько скверно.
— Ничего, ничего, дорогая, — сказала Гермиона Скоппендэйл, обнимая ее за плечики. — Ничего страшного. Это всего лишь мой сумасшедший брат.
Новость ничуть не успокоила великолепную рыжульку, и, вместо того чтобы сказать: «А, теперь все ясно!» — она разразилась рыданиями. Интересно, в который уже раз?.. Слезы низвергались водопадами, и количество сухих платков в моем доме падало с катастрофической скоростью.
Гермиона посмотрела на меня сурово.
— Браул, ты это нарочно? Зачем пугаешь бедняжку? Она и так не в себе… И прекрати моргать, как баран, которого огрели коромыслом!
— Тебе легко говорить…
— Да, мне легко. Не скрываю, — ответила Гермиона, пока рыженькая высмаркивалась. Звук получался такой, словно открывали форточку, к которой не прикасались много лет.
У меня резало глаза — настолько ярко-алой была моя новая гостья (от роскошных волос до платья). А уж ее красота… Ну не знаю, с чем и сравнить. Мигонская аристократия не испытывает нехватки в сногсшибательных девушках, но эта являлась чем-то из ряда вон.
— Дорогая, я ненадолго покину тебя, — промурлыкала Гермиона рыженькой на ушко.
Та кивнула, пряча лицо. Оно было прекрасным даже во время безутешных рыданий. Но каким же оно станет, когда слезы скорби осушатся и на эти румяные щечки вернется радостная улыбка?
— Нас не представили, — промычал я, пытаясь соблюсти остатки приличий.
— Ах… такие странные обстоятельства… Ирма, это Браул. Браул… это Ирма Молейн…
Я сказал:
— Очень приятно… для меня такая честь… я польщен… судьба была благосклонна к этому дому, когда…
После слова «когда» Гермиона бросилась вперед, словно собака по команде «фас», и закрыла мне рот рукой.
Мои перлы окончательно вывели рыжульку из равновесия, и потолочные своды огласились истерическим визгом.
— Хватит! — шикнула Гермиона, пытаясь вытолкнуть меня за дверь.
— А что? — фыркнул я. — Я…
— Ты явно не тот, кто поможет осушить слезы с ее щек!
— Но ты сама сказала мне в записке…
Вцепившись в косяк, я дал Гермионе понять, что хозяин тут я, но моя сестрица навалилась на меня плечом, после чего я вылетел в коридор.
— Все повернулось не так… Ты отправился к Вольфраму и бросил Ирму, которая пришла вскоре после твоего бегства с поля боя…
— Но ты сказала… И потом, я поступил наоборот — вышел лицом к лицу со злодеем!
— Правильно, я и забыла… — Сунувшись в комнату, Гермиона сообщила сюсюкающим голосом: — Дорогая, я скоро… пожалуйста, успокойся…
И, послушав, как сердечная подруга сморкается, закрыла дверь, чтобы в коридоре мы остались наедине.
— Она не станет рвать на себе волосы? — спросил я.
— Такую возможность не исключаю, — ответила юная чародейка. — С каждым часом положение все хуже…
— Но этой красавице-то я смогу помочь, — сказал я.
— Как? Она уже израсходовала все твои носовые платки. Боюсь, придется бежать в лавку за новой партией.
Я сверкнул улыбкой и поиграл бровью.
— У меня есть кое-что получше!
Гермиона посмотрела на меня с сомнением.
— Что у тебя может быть получше? Ты выглядишь очень странно, Браул. Словно неделю валялся на помойке, поливаемый дождями и осыпаемый градом.
— Почти так оно и было, милая сестрица. Но я расскажу. А сейчас… Подожди минутку здесь. — Я чмокнул Гермиону в шелковую щечку и помчался в том направлении, где несколько минут назад оставил Леопольда.
Он все еще был там. Когда я, подобно вихрю, преодолел оставшееся расстояние, стало ясно, что Леопольд время зря не терял. Я застал чародея за тем, что он совершенно не умеет делать: за построением глазок. Объектом этих обезьяньих гримас была Селина. Заливаясь ярко-красным, служанка теребила край передника и опускала очи долу, как делает всякая девица, не избалованная вниманием хлыщей из высшего света.
Не знаю, чем это должно было кончиться, но я появился вовремя. Бег сбил мое дыхание с нужного ритма, и я не мог излить на Леопольда гневные тирады, родившиеся в моем мозгу в тот момент, поэтому я поступил проще. Я сграбастал чародея обеими руками и поволок в сторону его возлюбленной.
— Ты что делаешь? — прокричал Леопольд, когда я тащил его, словно кошка мышку, на второй этаж. — Пусти!
— Нет. Твой дедуля поручил мне контролировать тебя, иначе может случиться беда! — пропыхтел я, задыхаясь.
— Ты рехнулся! Ты заодно с этим старым хрычом!
— Ты ничего не знаешь! А когда узнаешь, волосы твои поднимутся на дыбы, как дикие мустанги!
Леопольд спросил, почему это я так уверен, но мы уже прибыли на конечную станцию. Гермиона смотрела на наше силовое вальсирование изумленными глазами. Она отправляла меня на переговоры с Вольфрамом, но, конечно, не ожидала таких результатов. Вместо того чтобы слететь с крыльца и получить палкой по хребту, я выиграл первый приз.
Волшебнице пришлось посторониться, дабы не быть сбитой с ног.
— Да отпустишь ты меня или нет? — рявкнул чародей.
— За этой дверью тебя ждет твое счастье! — ответил я и дал ему пинка, благодаря которому он влетел в комнату с пронзительным воплем, словно запущенный из катапульты в небеса винторогий козел.
— Уф! — сказал я, закрывая дверь и наваливаясь на нее спиной.
— Браул, ты свихнулся, — заметила Гермиона.
— Мне все об этом говорят. Но безумие в моем положении — самый лучший выход.
Волшебница приклеилась к двери, чтобы послушать, что за ней творится. Творилось там такое, что трудно описать словами. Шум, производимый влюбленными, намного превышал то, что могли бы устроить взбунтовавшиеся в зоопарке животные, если бы все разом принялись голосить на разные лады.
— Гермиона, ты должна мне объяснить эту несуразность. Почему ты не у загородной подруги, а у меня дома?
— А ты объясни мне, где ты взял Леопольда?
— Как это? В доме у старика!
— Похитил? С ума сойти!
— Я шел вести переговоры — по твоему наущению. Впрочем, бежим в какой-нибудь уголок и все обсудим! Время поджимает!
Я схватил Гермиону за руку и потащил, сам не знаю куда. Вскоре выяснилось, что в библиотеку. Красота! Селина и Тристан здесь поработали на славу. Комната приняла такой вид, словно в ней никогда не бесчинствовали пикси, а собирались обсудить философские проблемы исключительно важные, степенные господа.
Я захлопнул двери, набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Сестрица смотрела на меня, как принято говорить, с некоторой опаской. Наверное, сейчас со стороны Браул менее всего производил впечатление человека, с которым можно оставаться наедине, но Гермиону сложно напугать. Она трудностей не боится и всегда смотрит опасности в лицо. Даже в такое дикое, как мое в данный момент.
— Итак, — взвизгнул я, чувствуя, что у меня открывается второе дыхание, — давай сначала ты!..
Гермиона заняла стратегическую позицию возле окна.
— Браул, разве я могла усидеть за городом? Разве могла спокойно поглощать плюшки с чаем и кататься на лодке по маленькому милому озеру?
— Конечно, нет!
— Я убежала, рассыпав перед подругой десять тысяч извинений.
— Ты всегда была лучшей девушкой Мигонии.
— Браул, успокойся и перестань бегать по комнате, словно за тобой гоняется рой пчел!
— Не могу. Ты же понимаешь — Тристан исчез. Последствия могут быть ужасными…
— Да. Но нам надо подумать, иначе что толку?
— Так, мы топчемся в прологе. У тебя есть мысли, где искать Тристана? — спросил я.
— Уж точно не дома…
Я подстегивал мысли как мог, но все равно они больше напоминали жирных, раскормленных свиноматок, чем резвых барашков. Разлеглись — ни пройти ни проехать.
— Хотя бы удачно то, что я пригласила сюда Ирму. Бедняжка чуть с ума не съехала, сидя дома. А уж когда я рассказала ей про то, что Леопольд стал собакой, то и… И с Селиной повезло. Оказывается, они знакомы…
— Да-да-да! — Я носился по библиотеке и потирал руки, не подозревая, что скопировал этот жест у Вольфрама. — Да-да-да!
— Браул, этим «да-да-да» ты меня беспокоишь, — сказала Гермиона.
— Значит, проблему с Ирмой мы решили. Влюбленные воссоединились…
— Хм… — выразила сомнение юная волшебница.
— Теперь…
— Браул! — Сестрица взяла меня за плечи — как стремительно она бросилась ко мне! — и заставила сесть на пуфик. — Дыши ровнее! Никакие проблемы не решены! Над Фероцией по-прежнему висит дамоклов меч. Она рассказала о том, что знает? О книге Исирода!
— О! Еще как! Это было… словно лопатой по затылку!
— Я слушаю…
Я покосился на Гермиону и понял, что соперничать с этим сгустком энергии — пустая затея. Вымотанный бессонницами, проделками Профитроля-младшего и разговором со стариком, я не чувствовал себя на этом свете. Легкость в моем туловище была двусмысленной. Словно я воздушный шарик, наполненный теплым воздухом. Еще немного — и взлечу.
Гермиона приложила свои прохладные ладошки к моим вискам и прошептала заклинание Утренней Свежести.
Хотя сейчас было не утро, эффект не заставил себя долго ждать. Мой череп словно опустили на мгновение в прохладный живительный эликсир, сваренный исключительно на волшебных травах. И перед взором моим запрыгали веселые искорки.
— Теперь ты можешь говорить связно? Начни с того момента, когда сюда явилась Фероция.
Вот она, моя возлюбленная сестра. Холодный разум, четкая речь и непреклонный взгляд.
Браул Невергор восстал из пепла, в который успел обратиться несколько минут назад, и приступил к своей повести.
