Глава 3
Когда встречаются два человека, у которых имеется общее прошлое, им есть о чем поболтать. Этим мы и занялись, попивая джин. Сами собой всплыли в нашей памяти великие деяния бурной молодости, и я с удивлением обнаружил, что думать о них могу без особенного содрогания. Нашел в них даже какую-то прелесть, и сам себе напомнил старого кавалериста, повествующего о молниеносных атаках, ночных рейдах по тылам противника и женщинах, кои дарили ему, удалому лихачу, свою нежность в перерывах между сражениями.
«А помнишь, как…» — говорил кто-нибудь из нас, и мы взрывались хохотом, воскрешая из мглы минувшего образы знакомых, попадавших в переделки, и самих себя, стремящихся доказать товарищам, что не лыком шиты и что искупаться в фонтане на площади Королей мы можем, подняв большее количество брызг, чем кто бы то ни было.
Да, были и фонтаны, и крыши, и подвалы — куда только нелегкая нас не заносила. Была и магия, которой мы щеголяли друг перед другом, магия, грозящая перевернуть порядок вещей в этом мире, магия, в которой каждый из нас видел инструмент обрести более высокое общественное положение, заявить о себе во всеуслышание.
Мне повезло, я не обрел печальной известности и вовремя понял, что соревноваться с коллегами, кто более искусен в трансформации или чарах стихий, бессмысленно. Эртилан кишмя кишит чародеями всех мастей, и бороться с каждым за толику славы просто жизни не хватит. И вообще, это дурной тон. Уже то, что ты маг-аристократ, говорит о многом, чего же еще желать?
Рано или поздно даже самые горячие головы остывают. Я — один из примеров. Еще один сидел передо мной. Не скажу, что теперь он холоден, как лед в стакане с виски, но и прежнего Зубастика Изенгрим не напоминал. Добрав солидности, он сделался респектабельным чародеем и завидным женихом, которого пытаются захомутать все незамужние девицы из высших слоев мигонского общества. Своей знаменитой улыбкой он по-прежнему сражает их пачками, но и не думает надевать на шею бриллиантовый хомут супружества.
Мы беседовали минут двадцать, а дождь за окном все лил. Селина хлопотала на кухне, Квирсел не показывался. Он тоже отличался нелюбовью к приему гостей, особенно сейчас, когда его собачий облик диктует ему совершенно другие правила поведения. На людях чародей-эмигрант ничем не показывает, что умеет говорить, и все, за исключением Гермионы, посвященной в страшную тайну, принимают его за обыкновенную псину. И удивляются, с чего это я вдруг уподобился старой деве, ведь именно у них в ходу эти симпатичные толстячки. По традиции, если чародей-аристократ заводит собаку, то это, как правило, дог или, на худой конец, доберман, и с этой точки зрения я не вписывался в общую картину.
— Да, — сказал Изенгрим, потирая руки об колени, — ты все такой же, — Его взгляд пробежался по интерьеру гостиной. — В общем, неплохо. Хотел бы и я так, — добавил чародей.
— Как? — спросил я. Джин успел сделать мои мозги мягкими, и я блаженно улыбался. Понимаю, что на людях появляться с таким выражением на лице, даже самом аристократическом, нельзя, но мне было начхать. Я у себя дома. А Зубастик не такой сноб, чтобы придираться к гримасам старого приятеля. Сам он был тоже мастер по этой части, и одно время и дня не мог прожить, чтобы не огорошить окружение очередным шедевром мимического искусства.
— Моя мечта — тишина и покой, — сказал Изенгрим. В глазах его мерцали подозрительные угольки. Они явно указывали на то, что Зубастик вешает мне на угли лапшу.
— Не верю, — сказал я. — Тебе? С какой стати?
— Каждый из нас временами испытывает необходимость отгородиться от суеты повседневности, — напыщенно выдал Поттер. — Раньше я не понимал тебя. Ты взял и сбежал, выбрав жизнь мухомора, произрастающего в темной сырой низине. Думал, ты просто рехнулся или на тебя слишком надавила твоя мать, Элъфрида. Но сейчас я тебя понимаю!
— Чего проще? — спросил я. — Женись, уезжай в свое поместье и живи там. Лоно природы и все такое. Насколько я помню, места в Игривых Холмах прекрасные, да и родовое гнездо выше всяких похвал…
— Я бы рад, — вздохнул Изенгрим, приглаживая волосок, выбившийся из безупречной укладки. — Но светская жизнь держит крепко. У меня нет в запасе столько мужества. А вдруг меня забудут? Вот о чем в первую очередь спрашивает меня мое честолюбие. То-то и оно! — Поттер налил нам еще по порции джина, встал и принялся ходить по гостиной. — Ладно, мы все о прошлом, а ты не рассказал о себе.
Я поведал то немногое, что посчитал нужным предать гласности. И, конечно, умолчал о последних грозных событиях моей жизни. Противостояние со злым стариком Вольфрамом, путешествие в Волшебную Страну и Чудовищный Синдром, которым я болел, остались под спудом забвения, и я надеялся, что навсегда.
Изенгрим, конечно, не впечатлился. Я слепил самую скучную версию последних событий.
— Ну а ты?
Поттер смотрел в окно и на мою реплику отреагировал не сразу.
— Зубастик?..
Он развернулся, словно флюгер, продемонстрировав мне такую физиономию, что душа моя тут же проявила склонность уйти в пятки до лучших времен.
— Чем ты занимался? — спросил я. — Слышал, будто ты уезжал.
— Да. Уезжал. Я путешествовал, Браул. Последние полтора года.
— И даже не загорел?
— Ах, это… Не. люблю я загар, да он на меня и не ложится. А красноту я убрал волшебством. Ерунда.
Живут же люди, думал я и слегка зеленел от зависти. Хотя повесть сия тоже не изобиловала красочными подробностями, но была куда увлекательнее моей. Зубастик побывал в полутора десятках стран, от самых ближних, Керидона и Месфии, до самых дальних, даже, можно сказать, экзотических — Сталлока и Армтиды. Взору его то и дело открывались невообразимые красоты и достопримечательности тамошних земель. Скучать чародею явно не приходилось. Не скажу со стопроцентной уверенностью, что сам жажду отправиться в дальние края, но глянуть хотя бы одним глазом не отказался бы.
— Вот, собственно, и все. Я вернулся и снова в пучине светской жизни, — сказал Изенгрим Поттер.
Салонная тоска на мгновение застила его взор, и я крякнул. Уж кому-кому, а Зубастику горевать нужды нет никакой.
— Да, я и забыл совсем. Заболтался с тобой, притом что куча дел. — Взглянув на часы, Изенгрим всплеснул руками и пролил на ковер остатки джина из стакана. — Бегу, бегу!
— Куда? — поинтересовался я.
— Секрет!
О-хо-хо, какие мы важные стали!
Поттер рванул в сторону прихожей, и пока я вытаскивал себя, похожего на бесхребетного червя, из кресла, успел вернуться.
— Забыл! Я и забегал-то всего на минутку. Хочу пригласить тебя сегодня в «Алмазное заклинание»! Придешь?
— Зачем? — Мое удивление было на сто процентов неподдельным.
Столь же неподдельным было удивление Зубастика. Ему его предложение, невзирая на полную осведомленность насчет моего образа жизни, почему-то показалось естественным.
— Как давно ты не был в клубах? Я спрашивал, и все говорят, что даже забыли, как ты выглядишь!
Я задумчиво замычал. Поттер подошел и похлопал меня по плечу.
— Приходи сегодня в половине седьмого. Посидим поболтаем, посплетничаем. Отметим мое возвращение из путешествия. Ну? Договорились?
— Не знаю даже…
Я силился придумать какую-нибудь причину уклониться от исполнения дружеского долга, но она не придумывалась.
— Хорошо. Приду.
Честно говоря, я никак себе этого не представлял, но врожденное благородство требовало дать именно такой ответ. Зубастик врезал мне по спине рукой и захохотал.
— Молодец. Ты не пожалеешь, клянусь! В конце концов, еще никому не мешало тряхнуть стариной…
— Да?
Изенгрим воссиял с прежней силой, на что я ответил кислой улыбкой, изо всех сил рядящуюся под сладкую.
От моего оптимизма не осталось и следа, а внутренний голос, такой суровый, что кровь стыла в жилах, кое о чем мне напомнил: «Полторы недели тебя никто не беспокоил, даже Гермиона». Я ответил (мысленно): «И что?» Он сказал: «Самое время чему-нибудь стрястись! Немедленно возьми свои слова обратно!»
Не успел я уточнить, какие именно слова, как Поттер очередной тирадой просто сбил меня с ног. Я ощутил, что почвы больше нет подо мной, но вот, странность, продолжал стоять.
Тут же чья-то рука сжала мое плечо. Изенгрим всегда отличался недюжинной силой, о чем он мне и напомнил.
— Браул?!
Чародей произнес это уже в третий раз. Я моргнул, наводя фокус, и его физиономия, эти усики, эти впалые щеки и глаза-иголочки, приобрели необходимую четкость.
— Слушай, по-моему, ты перепил! — сказал Поттер. — Ты похож на дохлую крысу. Ту, которую я однажды засунул за шиворот Гузо Морфейну.
Я пробурчал, что помню тот эпизод (вопящий от ужаса толстяк предстал перед моим мысленным взором, словно это было вчера), и попросил Изенгрима повторить, что он сказал несколько ранее.
— Талула передает тебе горячий привет, Браул!
Оказывается, я не ослышался.
— Тебе надо прилечь, — сказал чародей. — На вечеринке ты мне нужен в хорошей форме.
Я вновь почувствовал, что пол уходит у меня из-под ног, и в поисках опоры протянул руку в сторону вешалки для одежды. Полагаться на нее, как тут же выяснилось, не стоило. Сплясав танец в попытке восстановить утраченное равновесие, я выпрямился, выпятил грудь и убрал с воротника пылинку. На все про все у меня ушло секунды полторы.
Зубастик внимательно посмотрел на меня, потом перевел взгляд на вешалку, растянувшуюся на полу. Свой макинтош и шляпу чародей успел взять незадолго до катастрофы. Его губы сложились в нечто скептическое.
— Талула? — пропищал я. — Она так сказала? Именно привет? Горячий?
Изенгрим слегка рассвирепел.
— Прекрати извиваться! — рыкнул он. Видя, что сам я прекратить не могу, Зубастик решил сделать это лично и схватил меня за плечи. — Ты что, свихнулся?
— Нет. Впрочем, не вполне уверен…
— Оно и видно. — Взгляд Изенгрима был, что называется, изучающим. Наверное, сейчас он думал, не поступил ли опрометчиво, пригласив меня на вечеринку. — Может быть, это и есть оборотная сторона твоего существования? — спросил он.
— А?
Изо всех сил я старался сосредоточиться, но мысли о Талуле спутали мне все карты. Логика момента ускользала.
— В уединенной обстановке твой разум, похоже, дал трещину, — заключил Изенгрим.
И почему все вокруг говорят одно и то же? Даже Квирсел не устоял перед соблазном и выдвинул такую же гипотезу. Значит ли это, что настала пора пересмотреть некоторые аспекты моих жизненных устоев?
Чтобы закончить этот разговор, мне понадобилось употребить все силы. Стараясь сохранить прежний статус-кво, я заверил Изенгрима, что сегодня ровно в половине седьмого буду в «Алмазном заклинании», после чего услужливо открыл перед ним входную дверь.
Изенгрим Поттер подарил мне на прощание еще один взгляд и упал в объятия дождя.
Я двинулся в глубь дома и двигался так до тех пор, пока не оказался в спальне на втором этаже. Там рухнул на постель и лежал, словно подстреленный вальдшнеп.
В таком виде и нашел меня Квирсел.